Торвальд Юрген. 100 лет криминалистики. 100 лет криминалистики
 Скачать 3.81 Mb.
|
10. 1888 год. Новое поколение криминалистовВ Германии ко времени открытия Уленгута в судебной медицине царило затишье. Правда, организация учреждений судебной медицины в различных землях Германии была лучше, чем во многих других странах. Специально уполномоченные районные или областные врачи всегда были в распоряжении прокуроров и следователей, участвуя в раскрытии преступлений. Но уровень их знаний зависел от развития науки и институтов, где они получали свою подготовку по судебной медицине. Здесь Германия безнадежно отставала от Франции и Австро-Венгрии. Правительства отдельных земель, полиция и медицинские факультеты университетов все еще не признавали за судебной медициной права считаться самостоятельной наукой, без которой в недалеком будущем не сможет осуществляться никакая полицейско-криминалистическая и юридическая работа. Все это было причиной длительного затишья в развитии судебной медицины в Германии. В 1888 году, когда профессор Унгар на собрании естествоиспытателей в Кёльне выступил с речью "О значении судебной медицины и ее месте в высших учебных заведениях Германии", все убедились в неприглядности существующего положения. Сам Унгар не был судебным медиком, он работал педиатром в Бонне. Ему часто приходилось делать экспертизы при сомнительных случаях смерти детей, что заставило его понять значение и необходимость судебной медицины и сделаться ее страстным защитником. По собственной инициативе он стал читать лекции на судебно-медицинские темы. У него не было ни института, ни лаборатории, и свои эксперименты он был вынужден проводить в институте, где у него были друзья, предоставившие в его распоряжение свои лаборатории. Уже в 1883 году он обратил на себя внимание, доказав, что проба с погружением легкого в воду, которая еще с давних пор служила определением того, рожден ли ребенок живым или мертвым, и опорой судебных медиков в их экспертизах, не гарантирует полной надежности. Прежде всего, газы разложения приводили к ошибкам: заполняя легкие рожденного мертвым ребенка, они придавали им плавучесть. Этим Унгар вызвал интерес к широкому научному изучению вопроса, который в ближайшие десять лет займет свое место в судебной медицине и сделает эту пробу надежной. Выступление Унгара в 1888 году было выступлением человека, авторитет и имя которого были известны далеко за пределами государства. Он сообщил, что только в двух немецких университетах медицина, а в восьми остальных лекции читали от случая к случаю судебные медики параллельно со своей основной работой. Нигде по судебной медицине не было экзаменов, и, таким образом, как и студентам-медикам, так и студентам-юристам предмет казался малозначительным, ненужным приложением. Научно-исследовательских институтов фактически не было. Когда преподавание вели судебные медики, то временами имелась возможность проведения практических занятий на трупах, попадавших им в руки в результате убийств, самоубийств, нераскрытых причин смерти и т. д. Но и по сей день приходилось за каждый труп сражаться с патологами. Условия, в которых пришлось работать племяннику Каспера и его последователю профессору Лиману, он сам описал в 80-х годах: "В грязном, темном, непроветриваемом подвальном помещении были выставлены опознанные и неопознанные трупы, одежда последних была развешана тут же на веревках... Отсюда начинались погребальные процессии, и очень часто приходилось наблюдать, что священник обращался к собравшимся на похоронах в том же подвале, где стоял жуткий запах и где проводили свои обследования судьи, врачи и студенты". Только в 1886 году в Берлине был построен новый морг, в восточном флигеле которого находились помещения для вскрытия трупов, где могли работать все семь берлинских судебных медиков. В этом же флигеле профессор Лиман получил несколько комнат для занятий по судебной медицине. Лишь в последнее десятилетие XIX столетия постепенно исчезло пренебрежение к судебной медицине. Молодые патологи во многих странах поняли, что здесь имелась целина, предоставлявшая много возможностей для научной деятельности. В Берлине старого профессора Лимана сменил тридцатитрехлетний Фриц Штрассманн, бывший терапевт и патолог. Он был готов добиться для судебной медицины в Германии ведущей роли во всех судебно-криминалистических расследованиях. Еще больше это было характерно для Рихарда Кокеля, который стал в Лейпциге первым "внеплановым преподавателем судебной медицины". Так как он не был судебным медиком, ему пришлось добиваться разрешения саксонского министерства юстиции "присутствовать" на вскрытиях, довольно часто по-дилетантски производимых судебными медиками. Расходы на эти "присутствия", происходившие вне Лейпцига, он вынужден был оплачивать сам. Адольф Лессер, который начал свою деятельность патологом берлинской школы Рудольфа Вирхова, переехал в 1886 году в Бреслау и год спустя уже начал читать судебную медицину в Бреслауском университете. В Кенигсберге бурную деятельность развил молодой приват-доцент Георг Пуппе, ученик Штрассманна. Он способствовал основанию германского общества судебной медицины и объединению с ней социальной медицины, нового спецпредмета. Социальная медицина изучала те врачебные проблемы, которые ставила промышленная эпоха: оценка производственных несчастных случаев, трудоспособности, вопросы социального обеспечения и пенсий. В Галле впервые услышали голос Эрнста Цимке, которому суждено было стать одним из изобретательнейших судебных медиков. В качестве районного врача-ассистента и портового врача в Данциге свой первый опыт в области диагностики смерти утопленника собрал тридцатилетний Карл Берг. Все они — от Кокеля до Берга, от Штрассманна до Цимке — явились теми людьми, кто создал немецкую судебную медицину 20—30-х годов нового столетия. Но в 1901 году они вели еще утомительную борьбу за признание судебной медицины. Не случайно в том же году еще один пионер судебной медицины, Эрнст Гизе, начал свою деятельность в качестве приват-доцента в Иене со вступительной лекции на тему "Умение определять кровь на современном этапе". Открытие Уленгута дало развитию судебной медицины в Германии необходимый толчок. А за пределами Германии, особенно во Франции, возможность отличить кровь человека от крови животного способствовала росту доверия к теперь уже не ограниченным возможностям судебной медицины. Может быть, не случайно именно в Париже спустя несколько лет судебная медицина пережила один из самых скандальных кризисов. Лакассань сказал по этому поводу: "История напоминает нам об ограниченности наших знаний и умений всякий раз, как только мы забываем об этом". |