Бурдье - Поле науки. П.Бурдье.Поле науки. Бурдьё П. Поле науки

• Название: Бурдьё П. Поле науки
• Анкор: Бурдье - Поле науки
• Дата: 27.09.2020
• Размер: 115.85 Kb.
• Имя файла: П.Бурдье.Поле науки.docx
• Тип: Закон; #139855
• страница: 4 из 4

» (речь идет о кампании по обогащению фтором питьевой воды – прим. перев.), т. е. между держателями официальной власти (health officials), которые считают себя единственно «компетентными» в области здравоохранения, и противниками, в рядах которых насчитывается много ученых, но которые, по мнению официальных лиц, выходят «за рамки своей компетенции», позволяет со всей ясностью увидеть социальную истину компетенции, как полномочного и авторитетного мнения, которое является ставкой в борьбе между группами (см.: Sapolsky H.M. Science, Voters and the Fluoridation Controversy // Science. – vol. 162. – 25 October. – 1968. – p. 427-433). Проблема компетенции нигде не проявляется с такой остротой и с такой очевидностью, как во взаимоотношениях с «профанами» (Cм.: Barnes B. S. On the Reception of Scientific Beliefs // Sociology of Science /ed. Barnes S.B. – London: Penguin, 1972. – p. 269-291; Boltanski L., Maldidier p. Carrière scientifique, morale scientifique et vulgarisation // Information sur les sciences sociales. – (9). – 3. – 1970. – p. 99-118.

[3] Reif F. The Competitive World of the Pure Scientist // Science. – 15 December. – 1961. – 134 . – p. 1957-1962.

[4] Именно в этой логике следует понимать переносы капитала из одного определенного поля в другое – социально более низкое, в котором менее интенсивное соперничество дает держателю определенного капитала шанс на получение более высокой выгоды.

[5] Merton R.K. The Sociology of Science. — Chicago and London: The University of Chicago Press, 1973. — p. 55.

[6] Среди бесчисленных выражений этого нейтралистского кредо особенно типичным представляется следующее: «Будучи профессионалами – университетскими преподавателями или практикующими учеными – социологи в основном считают себя способными отделить, осознавая свою социальную ответственность, личную идеологию от той профессиональной роли, которую они играют во взаимоотношениях с их клиентами, публикой, коллегами. Ясно, что это является наиболее полным результатом приложения концепта профессионализации к социологии, особенно в период студенческой активности, который начинается в 1965 году (Ben-David, 1972). С самого начала становления социологии как дисциплины многие социологи обладали очень активной личной идеологией, в соответствии с которой они стремились отдавать свои знания делу социальных преобразований, тогда как в качестве университетских профессоров они сталкивались с проблемой подчинения нормам, предписываемым преподавателю и исследователю» (Janowitz M. The American Journal of Sociology. – 78 (1). – July. – 1972. – p. 105-135).

[7] Hagstrom W.D. The Scientific Community. – New York: Basic Books, 1965. – p. 100.

[8] Фред Риф писал, что те, кто, стремясь как можно скорее опубликовать свои работы, обращаются к ежедневной прессе (так, сообщения о важных открытиях в физике могли быть опубликованы в Нью-Йорк Таймс) вызывают осуждение коллег-конкурентов, настаивающих на разнице между публикацией и популярностью, определяющей также отношение к некоторым формам популяризации, которые всегда подозреваются в том, что они являются завуалированными формами само - популяризации автора. Достаточно процитировать издателя официального журнала американских физиков: «Проявляя уважение к своим коллегам, авторы, как правило, избегают разглашения содержания своих статей, прежде чем они будут опубликованы в научном журнале. Научные открытия – это не сенсация для газет, и все средства массовых коммуникаций должны иметь единовременный доступ к информации. Отныне мы не будем принимать статьи, содержание которых было уже опубликовано в газетной прессе» (F. Reif, loc. cit.).

[9] В каждый момент времени существует социальная иерархия научных полей – дисциплин – которая в значительной степени ориентирует практики и, особенно, «выбор» по «призванию», а внутри каждой из дисциплин – социальная иерархия объектов и методов анализа (Об этом см.: Bourdieu p. Méthode scientifique et hiérarchie sociale des objets // Actes de la recherche en sciences sociales. – 1. – 1975. – Р. 4-6.). (Столь многочисленные в данном тексте ссылки на самого себя имеют единственной целью избежать повторов уже сказанного).

[10] Наподобие того, как социальная философия дюркгеймовского толка описывает социальный конфликт в терминах маргинализма, отклонения или аномалии, эта философия науки стремится свести отношения соперничества между доминирующими и доминируемыми к отношениям между «центром» и «периферией», пользуясь расхожей метафорой, столь дорогой Хальбваксу, о расстоянии до «средоточия» центральных ценностей (См., например: Ben-David J. The Scientist’s Role in Society. – N.Y.: Englewood Cliffs-Prentice Hall Inc., 1971; Shils E. Center and Periphery // The Logic of Personal Knowledge. Essays Presented to Michael Polanyi on His Seventieth Birthday. – London: Routledge and Kegan Paul Ltd, 1961. – P.117-130).

[11] Kuhn T. The Structure of Scientific Revolutions. – Chicago: The University of Chicago Press, 1962. – p. 168.

[12] Вследствие того, что американские социологи полагают на американский манер, что «либеральная демократия» является условием «научной демократии», за проблемой экспертной оценки относительной ценности университетских систем неизбежно кроется вопрос об оптимальных условиях развития науки и – тем самым – о лучшей политической системе. (См., например, работу: Merton R.K. Science and Technology. – vol. 1. – 1942, повторно опубликованную в книге: Merton R.K. Social Theory and Social Structure. – Free Press, 1976. – p. 550-551, под заголовком «Science and Democratic Social Structure»; Barber B. Science and the Social Order. – Glencoe: The Free Press, 1952. – p. 73, 83.

[13] Именно так можно объяснить очень разные стратегии ученых, когда они обращаются к таким формам публикации как препринт или репринт. Легко можно показать, что все наблюдаемые различия, связанные с научной дисциплиной и возрастом исследователей или с институцией, к которой они принадлежат, могут быть поняты на основании очень разных функций, которые выполняют эти две формы научной коммуникации. Препринт обеспечивает очень быстрое распространение продукции, сокращая сроки, соблюдаемые при научной публикации (что является очень важным преимуществом в секторах с высокой конкурентностью) среди ограниченного числа читателей, которые также являются самыми компетентными конкурентами. Препринт в отличие от официальной публикации не обеспечивает полной защиты продукции от мошеннического присвоения, но благодаря тому, что продукция запущена в оборот, степень ее защищенности все же повышается. Репринт обеспечивает более широкое распространение среди коллег или заказчиков продуктов, обеспеченных и социально закрепленных за определенным именем собственным. (См.: Hagstrom W. Factors Related to the Use of Different Modes of Publishing Research in Four Scientific Fields // Communication Among Scientists and Engineers /eds. Nelson C.E.; Pollock D.K. – Lexington (Mass.): Health Lemington Books-D.C. Heath and Co., 1970).

[14] Отсюда трудности изучения интеллектуалов, ученых или артистов, которые возникают как в ходе самого исследования, так и при публикации его результатов: предлагать соблюдение принципа анонимности людям, которые в первую очередь озабочены «деланием» своего имени, означает исключить главную мотивацию их участия в исследовании (в отличие от свободных письменных ответов или интервью); в то же время не предложить анонимность означает лишить себя возможности задавать «нескромные» вопросы, т. е. вопросы объективирующие и редукционистские. Публикация результатов ставит аналогичные проблемы, поскольку анонимность позволяет сделать дискурс вразумительным и прозрачным в зависимости от степени информированности читателя (тем более, что в этом случае целый ряд позиций сводится к одному элементу – имени собственному).

[15] Zuckerman H.A. Patterns of Name Ordering among Autors of Scientific Papers: A Study of Social Symbolism and its Ambiguity // American Journal of Sociology. – 74 (3). – November. – 1968. – p. 276-291.

[16] Предлагаемая здесь модель в полной мере учитывает - не обращаясь ни к каким моральным обоснованиям – тот факт, что лауреаты уступают первое место чаще всего после получения премии и что их вклад в отмеченное премией исследование обеспечен более очевидным образом, чем то участие, которое они принимали в других коллективных исследованиях.

[17] См., например: Hargens L.L., Hagstrom W.O. Sponsored and Contest Mobility of American Academic Scientists // Sociology of Education. – 40 (1). – Winter. – 1967. – p. 24-38.

[18] См., например: Bourdieu P., Boltanski L., Maldidier p. La défense du corps // Information sur les sciences sociales. – 10 (1). – p. 45-86.

[19] Статистический анализ показывает, например, что для всей совокупности прошлых поколений в целом, возраст максимальной научной производительности составлял от 26 до 30 лет – у химиков, от 30 до 34 лет – у физиков и математиков, от 35 до 39 – у бактеорологов, геологов и физиологов (Lehman H.C. Age and Achievment. – Princeton: Princeton University Press, 1953).

[20] См.: Reif F., Strauss A. The Impact of Rapid Discovery upon the Scientist’s Career // Social Problems. – Winter. – 1965. – p. 297-311. Всестороннее сопоставление этой статьи, ради которой физик сотрудничал с социологом, со статьей, которую писал физик несколькими годами раньше, могло бы дать исключительную информацию о том, как функционирует американская социологическая мысль. Достаточно сказать, что за «концептуализацию» (т. е. перевод концепций сообщества на жаргон дисциплины) она расплачивается тем, что полностью исключается соотнесенность с полем в его совокупности, и в частности, с системой траекторий (или карьер), сообщающей каждой отдельной карьере ее самые важные свойства.

[21] См.: Glaser B.G. Variations in the Importance of Recognition in Scientist’s Careers // Social Problems. – 10 (3). – Winter. – 1963. – p. 268-276.

[22] Чтобы избежать необходимости восстанавливать весь ход доказательств, ограничусь сноской на П. Бурдьё: Bourdieu p. Les catégories de l’entendement professoral //Actes de la recherche en sciences sociales. – 3. – 1975. – p. 68-93.

[23] О том, как «фильтруют» редакционные комитеты научных журналов (по социальным наукам) см.: Crane D. The Gate-Keepers of Science: Some Factors Affecting the Selection of Articles for Scientific Journals // American Sociologist. – II. – 1967. – p. 195-201. Можно предположить, что в отношении научной продукции, так же как и литературной, авторы выбирают – вольно или невольно – печатный орган в зависимости от того, как они себе представляют его «нормы». Все заставляет думать, что само-исключение, хотя и, безусловно, менее заметное, во всяком случае столь же существенно, что и внешнее исключение (не говоря уже о воздействии, которое оказывает навязывание норм для публикуемого материала).

[24] В дальнейшем будет показана та оригинальная форма, которую принимает эта упорядоченная трансмиссия научного капитала в полях, где, как в современной физике, сохранение и разрыв практически не различимы.

[25] Feuer L.S. The Social Roots of Einstein’s Theory of Relativity // Annales of Science. – vol. 27. – 3. – September . – 1971. – p. 278-298; 4. – December. – 1971. – p. 313-314.

[26] См.: Saint-Martin de, M. Les fonctions sociales de l’enseignement scientifique // coll. Cahiers du Centre de sociologie européenne. – Paris: La Haye-Mouton. – 8. – 1971; Bourdieu P., Saint-Martin de, M. Le système des grandes écoles et la reproduction de la classe dominante.

[27] Таким механизмом, который обеспечивает контроль над отношениями с внешним универсумом, с мирянами, является «научная популяризация» как само-популяризация ученого. (См.: Boltanski L., Maldidier P., loc. cit.).

[28] Нет сомнений в том, что философия истории науки, которую предлагает Кун, и согласно которой монополистическая концентрация (парадигма) чередуется с революцией, многим обязана частному случаю «коперниковской революции» в том виде, в каком он ее рассматривает и которую он ее считает «типичной для любого другого главного переворота в науке» (Kuhn T. La révolution kopernicienne. – Paris: Fayard. – 1973. – p. 153, 162.): поскольку относительная автономия науки от власти и, в частности, от власти Церкви еще очень невелика, научная революция (в математической астрономии) проходит через политическую революцию и предполагает революцию всех научных дисциплин, которая может иметь политический эффект.

[29] Так же как уже цитировавшиеся Башляр и Риф, Д. Блур заметил, что трансформации в социальной организации науки определили трансформацию природы научных революций. (См.: Bloor D. Essay Review: Two Paradigms for Scientific Knowledge? // Science Studies. – 1971. – 1. – p. 101-115).

[30] Bachelard G. Le Matérialisme rationnel. – Paris: PUF, 1953. – p. 41.

[31] Основная цензура формируется на основе этой пошлины на вход, т. е. на основе условий доступа в научное поле и в систему образования, которая обеспечивает этот доступ. Следовало бы задаться вопросом о свойствах, которыми науки о природе (не говоря уже о науках о человеке, где по причине слабости методов самая большая свобода предоставляется габитусам) обязаны их социальному рекрутированию, т. е. грубо говоря, условиям доступа к высшему образованию (См.: Saint Martin de, M., op. cit.).

[32] Известно, что сами инаугурационные революции, которые дают жизнь новому полю, формируя с помощью разрыва, новую область объективности, почти всегда возлагаются на держателей большого научного капитала, которые в силу переменных второго порядка (таких как принадлежность к социальному классу или этносу, маловероятных для данного универсума) оказываются в положении неустойчивости, благоприятствующему революционным наклонностям: таков, например, случай входящих, которые привносят в поле капитал, накопленный в научном поле, более высоком в социальном отношении (См.: Ben-David J. Roles and Innovation in Medicine // American Journal of Sociology. – 65. – 1960. – p. 557-568; Ben-Devid J., Collins R. Social factors in the Origins of a New Science: the Case of Psychology // American Sociological Review. – 31. – 1966. – p. 451-465).

[33] Выше уже приводилось данное Ф. Рифом описание формы, которую чаще всего принимает накопление капитала при таком состоянии поля.

[34] Действительно, все сходятся на том, что научная борьба становится все более интенсивной (несмотря на эффект специализации, который постоянно сокращает универсум конкурентов путем деления на все более узко специализированные суб – поля) по мере того, как наука продвигается вперед, т. е. точнее, по мере того, как растут накопленные научные ресурсы, а капитал, необходимый для осуществления открытия, все более широко и равномерно распределяется между конкурентами по причине повышения пошлины на вход в поле.

[35] Совокупность процессов, которые сопровождают автономизацию научного поля, диалектически взаимосвязаны: так, постоянное повышение пошлины на вход, предполагающее накопление специфических ресурсов, способствует в свою очередь автономизации научного поля, устанавливая социальный разрыв с невежественным миром непосвященных, который носит тем более радикальный характер, что к нему, как таковому, и не стремятся.

[36] Габитус, произведенный начальным воспитанием, и дополнительный габитус, внушенный школьным образованием, при разномих соотношении в случае социальных наук и наук о природе, вносят свой вклад в дорефлексивное приобщение к молчаливым допущениям, действующим в поле (о роли социализации см.: Hagstrom W.D. – P.9; Kuhn T.S. The Fonction of Dogma in Scientific Research // Scientific Change /ed. Crombie A.C. – London: Heineman. – 1963. – p. 367-369.

[37] Можно представить, чем могла бы стать этнометодология (и оставалась бы она этнометодогогией?), если бы она знала, что то, что она признает в качестве объекта – taken for granted de Schutz — есть дорефлексивное присоединение к установленному порядку.

[38] В случае поля идеологического производства (частью которого являются также различные поля производства ученого или просвещенного дискурса) основание консенсуса в диссенсусе, который определяет доксу, заключается, как мы увидим, в подцензурном отношении поля производства в его совокупности к полю власти (т. е. в скрытой функции поля борьбы классов).

[39] Bachelard G., p. 216-217.

[40] Именно поэтому социальные системы классифицирования (таксономии), которые являются главной целью идеологической борьбы между классами (см.: Bourdieu P., Boltanski L. Le titre et le poste: rapports entre le système de production et le système de reproduction // Actes de la recherche en sciences sociales. – 1975. – p. 95-107), составляют также посредством выработки позиции о наличии или отсутствии социальных классов один из главных принципов деления социологического поля (Bourdieu p. Classes et classement. – Minuit. – 5. – 1973. – p. 22-24; Coxon A.P.A., Jones C.L. Occupational Categorization and Images of Society // Working Paper. – 4. - Project on Occupational Cognition. – Edinburgh: Edinburgh University Press, 1974.).

[41] Отсюда вытекает, что социология науки (и в частности, отношение, которое социальная наука поддерживает с доминирующим классом) представляет собой не одну из ряда других специальностей, а составную часть условий научной социологии.

[42]Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective. - Cambridge: Harvard University Press, 1962. – P.7.

[43] Философия истории, которая неотвязно преследует эту социальную историю социальной науки, находит свое парадигматическое выражение в работе Тьерри Кларка, социологическую характеристику которой Поль Вол выразил двумя прилагательными: «Terry N. Clark’s long-awaited, much circulated in manuscript Prophets and Patrons» (см.: Clark T. Prophets and Patrons, The French University and the Emergence of the Social Science. – Cambridge: Harvard University Press, 1973; Chamboredon J.C. Sociologie de la sociologie et intérêts sociaux des sociologues // Actes de la recherche en sciences sociales. – 2. - 1975. - p. 2-17).

[44] Заслуга Джозефа Бен-Давида заключается в том, что он смог выразить этот тезис в самой простой форме: высокий уровень соревновательности, характерный для американского университета, объясняет его более высокую производительность и высокую степень гибкость (Ben-David J. Scientific Productivity and Academic Organization in Nineteenth Century Medicine // American Sociological Review. - 25. - 1960. - p. 828-843; Fundamental Research and the Universities. - Paris: OCDE, 1968; Ben-David J., Zloczower A. Universities and Academic Systems in Modern Societies // European Journal of Sociology. -3. - 1962. - p. 45-84).

[45 Еще более, чем в этой книге, основные тезисы которой не содержат ничего принципиально нового, во всяком случае, для читателей Башляра, ставшего объектом – приблизительно в то же самое время, но в другой традиции – схожего перехвата, нормативная интенция просматривается в двух статьях, где Т. Кун описывает функции, положительные для научного развития «конвергентного» мышления, и утверждает, что догматическое приобщение к традиции благоприятствует исследованию (Kuhn T. The Function of Dogma in Scientific Research // Scientific Change /ed. A.C. Crombie. - p. 347-369; The Essential Tension: Tradition and Innovation in Scientific Research // The Ecology of Human Intelligence /ed. L. Hudson A. C. - London: Penguin, 1970. - p. 342-359).

[46]См., например: Gouldner A.W. The Coming Crisis of Western Sociology. New York-London: Basic Books, 1970; Friedrichs R.W. A Sociology of Sociology. - New York: Free Press, 1970.

[47]Gellner E. Myth, Ideology and Revolution // Protest and Discontent /eds. Crick B., Robson W.A. – London: Penguin, 1970. - p. 204-220.

[48] Такой журнал как Theory and Society обязан своей сугубо социальной значимостью, позволяющей ему существовать и выживать, не имея иного положительного содержания, кроме некоего размытого антипозитивистского гуманизма, в котором признаются «критические социологи» (другая концепция сообщества) – тому факту, что он объединяет в исключительно негативном ключе все течения, которые находятся или мыслятся вне американского истеблишмента: от этнометодологии, наследницы феноменологии, через psychohistory, до нео-марксизма (См. сводную таблицу, достаточно верно отражающую это идеологическое построение в: Bandyapadhyav p. One Sociology or Many: Some Issues in Radical Sociology // Sociological Review. – vol. 19. – February. – 1971. – p. 5-30) 

[49] См.: Bourdieu p. Les doxosophes. – Paris: Minuit. – 1. – 1973. – p. 26-45 (в частности, анализ эффекта Липсета).

[50] Официальная социология науки предоставляет оправдание любой своей черты. Так, например, уклонение от фундаментальных теоретических проблем оправдывается идеей, что в науках о природе исследователи не озабочены философией науки. (См .: Hagstrom W.O., p. 277-279). Без труда можно увидеть, какую цену платит такая социология науки за необходимость легитимировать фактическое состояние и превращать испытываемые ограничения в избирательные исключения.

[51] О производстве верования или фетишизма в поле высокой моды см.: Bourdieu P., DelsautY. Le couturier et sa griffe: contribution à une théorie de la magie // Actes de la recherche en sciences sociales. – 1. – Janvier. – 1975. – P.7-36.

[52] Такие эпистемологические пары, которые одновременно являются и социологическими парами, функционируют в любом поле (см., например, Positivismusstreit, противопоставляющий Хабермаса и Поппера в Германии – как механизм перенесения, который, будучи апробирован в Европе, был запущен в США с переездом туда Франкфуртской школы).

[53] Следовало бы изучить все стратегические применения, которые доминируемые в поле могут получить из идеологического изменения их объективной позиции: например, парад исключения, который позволяет исключенным извлекать пользу из институции (которую они в достаточной мере признают для того, чтобы упрекать ее в том, что она их не признает), превращая исключение в гарантию научности; либо контестация «компетенции» доминирующих, которая стоит в центре всякого еретического движения (см.: контестация монополии на посвящение) и которая тем меньше может быть вооружена научными аргументами, чем меньше объем накопленного научного капитала, и т. п.

[54] О необходимости конструирования интеллектуального поля таким образом, чтобы сделать возможной социологию интеллектуалов, которая была бы не только обменом обвинениями и проклятиями между «правыми» и «левыми интеллектуалами», см.: Bourdieu p. Les fractions de la classe dominante et les modes d’appropriation de l’oeuvre d’art // Information sur les sciences sociales. -13 (3). -1974.- P 7-32