баффер книга лит рпг. Оля Да, я. Доставил последний заказ по списку, замечаний никаких, сейчас перекушу и к пяти подъеду сдавать деньги, хорошо Я выслушал утвердительный ответ и отключил мобильник
 Скачать 0.5 Mb.
|
|
Глава 42 Восстановления врат я ожидать не собирался. Может, предложение Сергеева и было простой вежливостью, но чем дожидаться, лучше уж воспользуюсь возможностью поскорее оказаться дома. Мракоборец кивнул, прощаясь, и предоставил меня еще одному магу, совсем молодому парнишке с несуразно большой кобурой на поясе. Пока провожатый метался, пытаясь организовать мой отлет, я бродил по стихийно возникшему на месте боя лагерю, предаваясь самоуничижению. Налажал везде, где мог. Вместо того, чтобы прятаться, можно было бы ударить «пылевой бурей» по сектантам, когда ритуал еще не был закончен. Или вызвать всех хранов и натравить на главных. Чем прятаться за девушкой, можно было бы самому ее прикрыть, защиты должно было хватить. Хотя, скорее всего, если бы я поступил как-то иначе, то просто умер бы еще в самом начале. Сплошное сослагательное наклонение. Подаренные браслеты тоже никого не спасли, разве что Таня со мной спрыгнула, храбрая девочка, а вот Норда пошинковало. Может, он на мой амулет надеялся, значит и тут я подвел. И голос этот, внутри, сейчас молчал. Почему? Когда неслись сюда, так орал во всю мочь, себя не услышать было, а теперь молчит? Разве это не интуиция была? Тогда что? Очень, вообще-то, на какую-то разновидность «опознания» похоже, может, именно так ГМы и видели мир игры? Там читерят, там багом пользуются, здесь квестовый триггер корявый торчит, а чтобы исправить, сделать надо то-то и то-то… Вот я и делал. До дрожи хотелось еще раз осознать себя среди звезд, пришлось напрячь пацана-сопровождающего, чтобы побыстрее меня отсюда увез. Уже в машине, выехав за пределы бывшего купола, решился проверить и с двойственным чувством облегченного разочарования осознал улицу, и только ее. Чудеса кончились, оставшись там, на территории разоренного, полусожженного парка. Остался Сергеев, подозрительно точно знающий, что должно было произойти и как этому помешать, остались бойцы, так обыденно окружавшие своей заранее собранной машинерией демонические останки, остался Шаман, который знал, что ему потребуется для победы еще до начала драки. Остался Златоглаз, осталась Лина, маги непокорные и в своих землях полновластные. Хотя, наверное, это я просто злюсь, это все просто совпадения и хорошая подготовка к бою. Может, этот демон и вовсе не опасен был? Ну простой сильный прорыв, чего так волноваться? Хотя в Англии… а кто его, этот английский туман, видел? Могли наврать? Могли. Трудно было, трудно, скорее всего, не врал мракоборец. Мне вон и спасибо сказал, и транспорт выделил. Монах сделал свое дело, Монах может со всеми полагающимися почестями удалиться. Удалиться подыхать. В очереди восстановления два заклинания по часу каждое, групповые «сила» и «невидимость», чтобы подобраться к врагу, лишь потом «восстановление» начнет отлипать. Посмертное проклятие бесславно сдохшего Шефа увеличивает время запоминания заклинаний в десять раз, итого двадцать три часа до возможности прижать болезнь, дремлющую в этом проклятом, больном теле. Надо же, я так напряженно думал, как бы не потратить слишком много, а оказалось, что можно было колдовать без оглядки, все равно бы… Двадцать три часа, а до приступа – восемь, если сидеть и не волноваться. На десятый час я уже просто не смогу ничего наколдовать, скрученный в узел судорогами. Значит – все. Значит – пора. Меланхолическое настроение не оставило меня ни в небольшом транспортнике, ни при быстрой пересадке на вертолет где-то на военном аэродроме. Даже подлетая к дому, я был спокоен. Если бы не дети, то остался бы я на той поляне и смотрел бы в Звезды до конца. А потом прыгнул бы. Готов поспорить, что «прыжком» меня бы унесло туда, в космос. Хоть тушкой, хоть чучелом… Вертолетчик посадил машину рядом с мостиком через овраг. Знаковое место получилось, и стрелки тут, и аэродром. Кажется, кто-то махал руками от края деревни, но рассматривать не было желания. Будет что важное – по рации сообщат или скажут, когда за детьми приду. Пригибаясь, помахал на прощание улетающему вертолету, повернулся к хутору. Может, пока посидеть одному? Или вообще оставить невидимую записку и уйти? Дети прочтут, а другим не найти. «Где я». Вот же ж! Илья сидел на крыльце, Дара возилась с корытом, в которое стекала дождевая вода с крыши. Вряд ли она его чинит, скорее опять решила все разбрызгать или запустила туда лягушонка пойманного. Знает ведь, что это вода не для развлечения, а все равно… Все равно. Пусть. Мальчишка возился с пистолетом. Один из невидимых, спрятанных на всякий случай. Я, конечно, пацану как мог объяснил правила обращения с оружием и раза три водил в лес пострелять, но не ожидал, что он будет без меня его доставать. Вроде такой серьезный, ответственный парень, да и зачем ему оружие, магу-то? Хотя оно успокаивает. Волновался, значит? Илья вскинул голову, но ничего не сказал, только кивнул, продолжая возить тряпочкой по вороненому металлу. Кивнув в ответ, сбросил рюкзак у крыльца, напился в кухне воды из кастрюли, всегда стоявшей на шестке. Экология экологией, а пить некипяченую я детям строго запретил. Только кишечных инфекций не хватало, в нашей-то глуши. Подтащив скамейку на солнце, рядом с дровником, присел, собираясь погреться. Подумать только, всего десять утра! Как в том анекдоте, тяжело денек начинается. Наконец, не выдержав, Илья встал, не дождавшись моего вопроса, почему он не в деревне, и подошел. – Михалыч? Я открыл глаза, повернул голову к нему. – Как все прошло? – Нормально. Была сильная тварь, но удалось справиться. Он постарался скрыть не подобающий для солидного возраста вздох облегчения и сел рядом. Мы немного посидели, наблюдая за Дарой, пытающейся сделать лодочку из камней и травинок. Я все никак не мог понять, с чего начинать разговор. Эффекты? На месте, падлюка. Пальцы? Норма. Пока норма. Надо будет таблеток наглотаться… или уже не стоит? Остается ровно один неопробованный способ выкрутиться, только что-то я сомневаюсь. Мне бы годик еще. Откашлявшись, я повернулся к Илье, и тот, сразу почувствовав неладное, внимательно уставился на меня. – О том, что я болею, не забыл? Он отрицательно покачал головой, но промолчал. – Хорошо. Таблетки уже зимой не действовали, я жил на заклинании, которое меня подбадривало. – От усталости которое? Вы его каждый день несколько раз говорите. – Слышал? – Я не удивился. Хоть и старался не слишком явно применять, но все ж в одном доме живем. Черт, всего-то три месяца! А я его как… ладно. – У меня их несколько было, спасался, как мог, но все, кончилось кино. Дальше вы сами должны жить, без меня. Выбор простой, три места. Или тут остаться, или к морю уйти, врата у меня через час обновятся, или в Америку. Там, может, и не все тихо, но ты сам видел… Он перебил: – А вы с нами не пойдете разве? Поморщившись, я объяснил: – Все, не будет меня. Помираю. Часа три-четыре осталось. Ждать не хочу, с моей болячкой кончаются скверно, чем так подыхать, лучше пулю в лоб пустить. Вас провожу и, наверное, пойду куда-нибудь. Так что выбирай, куда вам с Дарой лучше будет. Можно еще в город, к мракоборцам. Полковник, помнишь его? Он, без сомнения, сволочь, но о вас будет заботиться, так что… – Вы… умираете? В его голосе было недоумение, почти обида. Мне стало неловко, как-то я не тот тон взял. – Ну да. Без заклинания мне крышка. – А врачи? Лекарства? – Вскочив, он уставился на меня с негодованием. – Вас надо в больницу! Ставьте портал в город, в Москву! – Нет, Илюш, там не помогут. Я сегодня слажал, призвал существо, по силе равное той страшилке, которую они все вместе не могли побороть, не помогут они такому магу. Я бы точно не стал помогать. К тому же они и в самом деле могут не уметь такое лечить. Он опустил глаза, глядя в землю, ища какие-то слова. – Я вам соберу там денег, золото есть в слитках. Карту оставлю тебе, там пара схронов. Второй, правда, почти в Китае, но в нем десять кило одного только серебра. Он перебил: – Вылечить вас никак нельзя? – Магией, думаю, нет. Она лечит повреждения, или вот как мои заклинания – восстанавливает что-то, а у меня болезнь наследственная, генетическая. Такое вот естественное свойство организма, умирать, если не съесть вовремя таблетку. – Но вы же раньше всегда успевали? – Он говорил громко, требовательно, словно я был виноват. – Демон. Это все он. В драке пришлось выложиться, а после одна сволочь на меня проклятье наложила. – Какое? – Увеличивает восстановление всех заклинаний в десять раз. Кому другому просто магией сложнее пользоваться, а мне кранты. До того срока, как мои лечилки снова станут доступны, я не дотяну. Илья напряженно думал. – Когда врата восстанавливаются? На них проклятье действует? – Нет, с ними все в порядке, оно только восстановление магии замедляет. Через час поставлю, успею. – Все равно надо в Москву идти, к мракоборцам. Они умеют бороться с плохой магией, они помогут! – Не умеют, Илья. Проклятье прошлось по всем, и никакого лечения они не применили и не предложили. – Тогда… тогда… – Я поставлю врата на море. Вы с Дарой пойдете туда, там все-таки спокойнее. – А вы? – Провожу вас, а потом прыгну наудачу. Ничего, не огорчайся, там народ сам знаешь, тихий, от больших дел далеко, море рядом. Дара будет вещички всякие делать, а ты ее защищать, проживете. Разговорник не забудь взять и деньги все тоже. – А вы?!! Он смотрел на меня, сжав кулаки, почти с ненавистью, тяжело дыша. Ну да, вот так, парень, что поделать. Ничего, за три месяца я тебя чуть-чуть в понимании жизни поднатаскал, золотишка хватит лет пять прожить… а там вы повзрослеете, сами уже как-то будете справляться. – Вы хотите нас бросить! Как папа! Вы предатель! – Последние слова он орал почти мне в лицо, по лицу его текли слезы. Я сгреб плачущего мальчишку и притянул к себе, не выпуская, пока он не перестал меня отталкивать. Эх, забыл, что у него отец вот так однажды исчез, надо было иначе как-то объяснить. – Илья, ну не сделать больше ничего. Все подумал, почти все попробовал, ну не лечится моя болезнь! Илюш, я искал так, как не искал никто. Я прыгал с одной только мыслью – попасть туда, где есть лекарь, способный меня исцелить, но ни разу не повезло. Я раздавал гильдиям за бесценок шмот, оказывал всяческие услуги, чтобы стать им нужным, стать своим, получить доступ к внутренним секретикам, но нету, нигде нету лекарей-магов! А таблетки на меня уже не действуют. Ну вот… вот так вот. Прости. Вцепившись мне в рубашку, он неслышно стонал. Дара, сидя у корытца, смотрела на нас с каким-то странным выражением лица. Уже боялся, что и ее придется утешать, но девочка вдруг встала, как-то стеснительно глянула на нас и ушла в дом. Словно не хотела мешать серьезному мужскому разговору. Черт, как же мне парня успокоить? Гладя его по спине, я постарался сделать голос как можно более спокойным. – Понимаешь, Илья, мы все смертны. Все мы когда-нибудь умрем. Для меня время подошло сейчас. Не хочется, конечно, но я с этим сделать ничего не могу. Вот как бы мне ни хотелось, но не могу. Ну так что же убиваться зря? Я лучше вас с Дарой подготовлю. Он промолчал, дернув меня за рубашку и не отрываясь от моего плеча. – Неужели вам не страшно – совсем перестать быть? – Ты меня чем слушал? Я же тебе говорил, для меня это всегда был запасной выход. Раз – и все. И тебя нет, и боли нет, ничего нет. Это как лечь спать, только уже не проснешься. Ну, ты же каждый день идешь спать? Где твое сознание в этот момент? Так что смерть – это как пойти уснуть. – Михалыч, вы в самом деле – совсем не боитесь? – Мальчишка требовательно смотрел мне в глаза, будто ища обман. – Бояться смерти? Глупое занятие. – Почему? – Я не верю в то, что после умирания организма есть какая-то форма существования сознания. Понял формулировку? – А… ага. Но если все-таки есть? – Тогда тем более нечего бояться. Если жизнь и дальше будет, то чего бояться? Как-нибудь наладится. – А если в ад попасть? В настоящий ад? Не так, как вы вчера говорили? – В ад? Илья, любая форма существования – это жизнь. Если она полна мучений, то это не беда, это просто такая вот хреновая жизнь. К тому же любые пытки рано или поздно заканчиваются. Или я от мук сойду с ума и перестану быть собой, тогда мучиться продолжит кто-то другой, а он может и не знать, что его жизнь – ад. – Тогда получается, что вы хотите умереть? Что это хорошо? В его голосе была какая-то знакомая задумчивость. Очень уж знакомая… Так. Придется действовать по-другому. – Подойди. Я притянул его поближе, поставил перед собой, а потом, не давая времени понять, вытащил из кармана пистолет и приставил к его голове. Щелчок предохранителя оказался неожиданно громким в этой утренней летней тишине. – Что это такое, знаешь? – З… наю. – От неожиданности мальчишка оцепенел. – Хорошо. К чему он приставлен? – Ко мне. Михалыч, вы… Я нажал оружием так, чтобы он вынужденно отвел голову. – Молчи. К тебе он приставлен, к твоей бестолковой голове. Что будет, если я выстрелю? – Умру? Он косил глазами на мою руку с оружием, но пока не пытался вырваться. – Умрешь. Вот одно движение пальца, – Я быстро отвел ствол от его головы и выстрелил в воздух. Мальчишка ойкнул и присел, когда горячий ствол снова был вдавлен ему в висок. – И все, твои мозги разлетятся по двору. Чем ты тогда будешь мыслить? Кем ты тогда станешь? Как называется человек, которому вышибли мозги?! Илья смотрел на меня с ужасом. Я почти кричал, то и дело дергая его за рубашку, иногда водя воняющим гарью стволом перед его носом. – Мертвец это называется. Ты хочешь умереть? – Я… Михалыч! – Ты хочешь умереть?! Говори, или я сочту, что хочешь, и пальну! Говори!! – Я с силой вдавил ствол ему в щеку, и он вдруг заорал: – Не хочу! Я не хочу! Его правая ладонь вдруг оказалась прижата к моей груди, прямо напротив сердца. – Не хочешь?! Даже готов сопротивляться? Готов?! – Готов! Отпустите! – Хрен тебе! Я отшвырнул пистолет в сторону и, схватив его за запястье, прижав его ладонь к себе, начал убеждать: – Илья, никто не хочет умирать, никто! Все хотят жить. Иногда человек устает и думает, что смерть будет лучше, но она всегда хуже. Никто не возвращается оттуда, никогда! Любящие родители, друзья, дети – никто не вернулся! Мы умираем навсегда! Слышишь? Он пытался выдернуть руку, но я был сильнее. – Илья! Посмотри на меня! Мальчишка с залитым слезами бледным лицом стоял на подгибающихся, трясущихся ногах, но все-таки стоял и слушал. – Я бы черту душу продал или тому демону, которого утром завалил, но души, наверное, тоже нет. Мне осталось четыре часа, потом меня не станет. Совсем, навсегда. Я хочу, чтобы остались вы. Ты, Дара. Чтобы вы жили, чтобы выросли и стали хорошими людьми. Или плохими, черт с ним, с добром, но чтобы вы жили. Ты понял? Ты понял?! Он часто закивал. Притянув к себе, я обнял его и зашептал уже в ухо: – Жить – хорошо. Жить – правильно. Но смерти бояться не надо. Я вот не боюсь, знаешь, почему? – Он замотал головой, шмыгая носом. – Потому что смерти – нет. Есть умирание, это может быть больно, страшно, но самой смерти – нет. Я хочу жить, но никто не живет вечно. – Помолчав, слушая его всхлипы и гладя по спине, я продолжил совсем спокойно. – Илья, иногда жить просто не получается. Это не плохо, это не хорошо, это есть. Прости, я бы с вами остался, но не получается. Ты обиделся? Пацан помотал головой, потом кивнул, потом опять помотал. Значит – слушает. Хоть это хорошо. – Давай, умойся. – Я кивнул на дверь в дом. – И Дару успокой. Напугал я ее криками, наверное. Мальчишка, с опаской отстранившись, прерывисто вздохнул, посмотрел на мое спокойное лицо, утер рукавом слезы, и, всего раз оглянувшись, ушел в дом, где сразу споткнулся обо что-то. Да, воспитатель из меня тот еще. У отца тогда лучше получилось, но у меня ни балкона, ни крепких отцовских рук. Пистолет у лба вроде не хуже сработал, сразу в глазах разум появился, а дурные мысли ушли. А может, их и не было, может, мне просто показалось, от всей этой фигни? Ничего, все равно… все равно уже. Посмотрев на пистолет, с сожалением вздохнул, поставил на предохранитель и убрал. Все, это был последний урок, больше я его научить ничему не успею. Три месяца со мной, что он будет помнить через десять лет? Да похрен, пусть хоть забудет. Лишь бы жил, а прошлое оно всегда умирает, ну его, это прошлое. Боюсь ли я умирать? Эх, мальчик, да я готов зубами выгрызать себе спасение, только где оно?! Там – покой, там тишина, там избавление от всех бед и болей. Но я не хочу! Хотя кто меня спрашивает? Кто спрашивает всех тех, кому сегодня придется умереть? Закрыв глаза, я поднял лицо к солнцу. Так вот, значит, как выглядит смирение? Отрицание было в школе, гнева тоже полно тогда, когда первые анализы казались дурацкой шуткой, как это – я умру? Потом торг пополам с депрессией и годы тихой жизни по придуманным правилам. А сейчас простое печальное понимание, что я сделал все, что мог. Так ведь? Три, может, четыре часа. Хотя какое там четыре, со всей этой нервотрепкой! Ну и пусть, сколько ни есть – все мое. Я ждал, что Илья не захочет выходить ко мне, боялся, что слишком напугал парня, но минут через десять, о чем-то пошушукавшись за дверью с Дарой, наверное, успокаивая ее, мальчишка все-таки вышел. Постоял на крыльце, смотря в мою сторону, потом спустился, подошел. – Ты как? Он ждал чего-то другого и растерялся. – Нормально. Все в порядке, нормально. А вы? – Спасибо, все так же. Не ожидая его следующей реплики, похлопал по скамейке рядом, приглашая. |