Пять наследников, несущих в себе печать древней силы и огромной ответственности
 Скачать 486.68 Kb.
|
Глава 17. Ментальная чистотаКоллингвуды ненавидели Барлоу. Истоки давней вражды мне были неизвестны, но хозяева смотрели на молодого мужчину с такой ненавистью и презрением, что мне становилось не по себе. А он шел по богатым залам и коридорам Замка с высоко поднятой головой, отвечая на уничижающие взгляды сдержанной вежливостью и легкой иронией. На глазах своих родителей принцесса была с ним холодна как лед. Тогда-то я и поняла... нет, ощутила впервые, всю сложность ее положения. Родители ненавидели ее избранника, а родной брат вопреки всем людским и божьим законам желал видеть ее в свой постели. Принцессе только и оставалось, что стоять у окна и прятать слезы за маской надменности и равнодушия. Негромко кашлянув, я подошла к ней. — За что Коллингвуды так не любят Барлоу? — я постаралась, чтобы вопрос звучал как можно естественнее. Принцесса вздрогнула всем телом и обернулась. Ее пристальный взгляд исследовал мое лицо, она словно пыталась понять, догадалась ли я, что именно мне известно, ведь я видела ее возлюбленного лишь издали. Они были очень осторожны. Теперь я понимала почему. — Поколение за поколением Коллингвуды возглавляли Круг. Но в этот раз... — Барлоу стал главным, и твоя семья восприняла это как личное оскорбление? — понятливо уточнила я. Невозмутимо рассуждать о чудесах начинало входить у меня в привычку. Принцесса кивнула. — Я уступила ему первенство в Круге, не оправдала надежд своей семьи, оскорбила величие предков. — Ты... — я едва сдержала удивление. Кто бы мог подумать, что величественная и сдержанная дочь хозяев Замка, одна из пяти защитников Радужного моста. Впрочем, предки-язычники, куда проще относились к подобным вещам и девы-воительницы в те времена никого не изумляли. Игнорируя мое замешательство, принцесса продолжила: — Чтобы такое больше не повторилось, я должна была стать невестой Альва и вернуть Коллингвудам их превосходство, когда Круг будет замкнут в следующий раз. — Но почему он просто не заберет тебя отсюда? — я все же задала вопрос, беспокоивший меня в последнее время. — Ты ведь уже догадалась, верно? — принцесса невольно оглянулась, словно бархатная штора или тяжелый дубовый буфет могли нас подслушать. — Союзы между Старшими семьями, и уж тем более внутри Круга, строжайше запрещены. Такого никто не допустит. Я смотрела на принцессу, невольно поражаясь ее выдержке. Она больше не казалась мне избалованной гордячкой, ее нелюбезность и холодность были вполне объяснимы. Свет падал из окна и, казалось, что ее белое с золотом платье и белые же волосы с золотыми шпильками едва уловимо сияют в солнечном свете. — Я ни разу не видела, твой... — я запнулась, подбирая уместное слово, — твой дар. Ты тоже можешь устроить половодье посреди лета? Или... Принцесса отрицательно покачала головой. — Мой талант довольно редок и незаметен взгляду. — Она протянула руку, обхватывая мое запястье. — Я покажу тебе. На шее ее висел объемный хрустальный кулон. Вода скользнула из него тонкой, искрящейся на солнце змейкой. Она пробежала по пальцам принцессы на мою руку и свернулась клубком на царапине. После юркнула под платье, подбираясь к медленно сходящим синякам, каждый вечер перед зеркалом напоминавших мне о той ночи на берегу озера. Я взглянула на запястье, уже догадываясь, что я там увижу. Ничего. Царапина исчезла. — Мне очень жаль, что я не умею исцелять душевные раны так же легко, как повреждения тела, — тихо и с искренней горечью произнесла принцесса. — Но я рада, что теперь могу помочь тебе хотя бы так. — Теперь? — я мысленно ухватилась за насторожившее меня слово. — Существует запрет, по которому мы не имеем права использовать магию против обычных людей, во вред или во благо. Чтобы не провоцировать конфликт между старыми и новыми Богами, простые смертные не должны догадываться о нашем существовании, — принцесса взглянула в окно. — В этом Замке столько людей, а я никому не могу помочь... Семья не поймет, если я лишусь дара, спасая кого-то из них. Я и так приношу им одни разочарования. — Но я тоже человек. — Ты Невеста Альва, мать полукровки, с самого начала в тебе не было ничего обычного... Я чуть крепче сжала ее тонкие пальцы. Теперь, когда я лучше понимала события, происходящие в Замке, становилось очевидной необходимость обезопасить себя — о новой жизни, что уже существует внутри меня, я пока старалась не думать — и как спасти принцессу, запертую в башне из долга и вины перед собственной семьей. Он приоткрыл дверь в спальню, пользуясь тем, что прошел в дом совершенно незамеченным. Она сидела на кровати, как-то нелепо, по-детски обнимая подушку. Голые ступни, спутанные волосы, взгляд без проблеска узнавания. — Привет, Ванесса. Давно не виделись. Все вспоминаю нашу прошлую встречу двадцать пять лет назад... может, повторим? Она шарахнулась от него с испуганным криком, пришлось нелюбезно запечатать рот ладонью. Она билась в его руках, и в глазах ее застыл невыразимый ужас. — Да успокойся ты, я пошутил, — он демонстративно отнял ладонь и отошел. Она отпрянула от него, вжимаясь спиной в спинку кровати. Длинное платье, похожее на ночную рубашку, нелепо задралось, обнажая босые ноги. Ванесса и сейчас была стройна и красива, а уж двадцать пять лет назад… Тому, кого она призвала тогда, очевидно, повезло. — Кто ты? — Я — гнев Идриса. Ты ведь знаешь эту историю? Ванесса молча смотрела на него. Грудь ее подымалась и опускалась в такт прерывистому дыханию. — Миранда Коллингвуд так удачно убедила всех в том, что ты не в себе, что, по итогу, ты и сама в это поверила... Как жаль. Такой талант... Ты была лучшей! И во что ты превратилась в попытке, искупить долг двухсотлетней давности? Ванесса Гатри-Эванс продолжала молчать. — Барлоу не должен был взваливать на тебя эту ношу. Но раз уж так вышло... Молчи. Не говори никому то, что знаешь. Иначе твоей упрямой дочурке несдобровать. Он отвернулся, чтобы уйти, но почувствовал, как холодные пальцы обхватили его руку останавливая. — Амир. Что будет с моим сыном? — Увидим, — он бесцеремонно вырвал руку и ушел, не оборачиваясь. *** На этот раз Аттина готовила сама. Чайник уже закипал, вполне пристойного вида тосты с маслом красовались на столе в компании, омлета, который в это хмурое утро радовал взгляд своим жизнерадостным желтым цветом. Не удержавшись, Атина взяла вилку и нарисовала на нем рожицу. Гвен Коллингвуд сидела у окна, обхватив колени руками, и пребывала в состоянии, которое точнее всего могло охарактеризовать слово «ступор». — Так говоришь, твоя семья хотела, чтобы ты стала «невестой Альва» и поэтому ты пошла в клуб, в той части города, куда вообще лучше не соваться, и там же, совершенно случайно, наткнулась на Юлиана Барлоу, который оказался поклонником этого почтенного заведения? На вопросы Гвен реагировала через раз, так что у Аттины создавалось впечатление, что она разговаривает сама с собой. — Но почему ты мне не рассказала?! — Месяц назад ты и про Круг толком ничего не знала, — Гвен Коллингвуд крепче обхватила колени, — и как бы это звучало? В прогрессивный век феминизма моя мать всерьез вознамерилась подложить меня не пойми под кого! Еще и против моего желания! Ты бы в таком призналась? Вместо ответа Аттина поставила на стол две чашки с кофе. — А ты еще никогда не... — не удержалась она и смущенно продолжила, — Я думала, ты уже... ну, с парнем. У твоих ног пол-универа лежало... Аттина внезапно поняла, что они никогда не обсуждали с подругой эту тему. Ей вспомнилось, как Гвен впервые заговорила с ней вне официальных мероприятий Старших семей. Они поступили в один и тот же университет, и часть предметов у них совпадала. Аттина отчетливо помнила тот день, когда Гвен решительно опустилась на скамью рядом с ней, обдав энергией и дорогими духами. «Буду сидеть здесь». Ни приветствия, ни просьбы, ни заверений, короткий ультиматум — очень в духе Гвен Коллингвуд. Со стороны казалось, у Гвен было все, о чем только можно мечтать: деньги, внешность, популярность, характер, но почему-то, несмотря на все это, Аттина чувствовала, что ее подруга — самый несчастный человек из тех, что ей доводилось встречать в жизни. — Нет, — неохотно отозвалась Гвен, — Юлиан сказал, я могу решить сама. И я почему-то ему верю, — чуть тише добавила она. Аттина не сдержала улыбки. — Вот ты мне не сказала, и я тебе теперь тоже не скажу, — весело произнесла он, обеими руками берясь за тост. — Что? — лучшая подруга смотрела настороженно. — Что-то такое, что порадовало бы твое девичье сердце, — выразительно двигая бровями, призналась Аттина. — Говори. — Не буду. Сначала съешь что-нибудь. Гвен взяла вилку — и четыре полосы безжалостно перечеркнули рожицу. — Юлиан Барлоу пошел за тобой. Он услышал ваш разговор с Илаем, вернулся, побродил из угла в угол и ушел, выдав какую-то совсем невразумительную причину, — Аттина выглядела очень довольной. — Я сразу подумала, что он за тобой помчался. Вид у тебя, и впрямь, был такой, словно ты собираешься сделать какую-то глупость. — За день до этого он сказал мне держаться подальше. У него раздвоение личности? — язвительно поинтересовалась Гвен, перехватывая вилку поудобнее. Омлет на ее тарелке начал испаряться с магической скоростью. — Знаешь, — Аттина подсела к ней и, положив локти на стол, подперла обеими руками щеки, — Амир говорит, что уже давно не обращает внимания на разговоры с Барлоу. На словах Юлиан может быть грубым, а временами даже жестоким, но достаточно взглянуть на его поступки, как все сразу становится на свои места. Он хотел бы нас ненавидеть, но мы упрямо не даем ему повод для этого. И он возится с нами, как со слепыми котятами, вместо того, чтобы просто... — Утопить? — цинично хмыкнула Гвен. — Предлагаешь вообще с ним не разговаривать? — Предлагаю начать слушать его сердцем, а не ушами, — обезоруживающе улыбнулась Аттина. *** — Раньше здесь было так тихо и безлюдно, — ностальгически вздохнул Юлиан Барлоу, обнаружив Амира на своем любимом месте у стены. — А теперь просто проходной двор. Окинув цепким взглядом несвежую рубашку и запылившиеся белые кроссовки Гатри-Эванса, Юлиан выразительно хмыкнул и присел рядом, привычно свесив ноги в про́пасть. — Ты сколько дней уже дома не ночуешь? — Два... нет, три — легко признался Амир. — Здесь мне как-то... спокойнее. Юлиан Бврлоу подумал о том, что стоит один раз дать слабину, как тебе моментально сядут на шею. — Можешь пожить у меня, — неохотно произнес он. — Сдам тебе комнату. Ты хоть знаешь, как нормальные люди живут? Ну там, что унитаз сам себя не моет, постель надо застилать? Вот это вот все? Амир улыбнулся, ничуть не задетый колкостью Юлиана. — Сделай все нормально. Сходи домой, собери вещи, скажи, что поживешь у друга, только не говори у какого, а то среди Старших семей моя компания мало у кого вызывает восторг. И не вздумай выдать что-нибудь слезливое, в духе «ты как старший брат, которого мне так не хватало». Я мигом тебя выставлю, — предупредил Барлоу. — Ты заноза в заднице, — предельно честно ответил Амир. Черные глаза лучились смехом, — но с тобой лучше, чем без тебя, Старший. *** — Нам необходимо поговорить с Ванессой. — Разговаривайте со мной, — непреклонно произнес Валентин Фицджеральд Гатри-Эванс. — Ей нездоровится. Стелла Вейсмонт и Рейнольд Дэвис раздосадовано переглянулись. — Ты не в Совете, и даже не один из нас, — презрительно напомнила Стелла, — о чем нам с тобой разговаривать? — Вот именно. Никто не о чем разговаривать не будет, — охотно согласился Валентин, загораживая собой лестницу. — Я просто уберу тебя в сторону, как мусор, который валяется на дороге, — презрительно процедила Стелла. Ее, очевидно, разозлил тон, которым с ней осмелился разговаривать никчемный супруг Гатри-Эванс. — Не смейте! Никто, из стоя́щих в холле особняка, не заметил, как Ванесса спустилась по лестнице. В длинном бесформенном платье со спутанными волосами она как никогда напоминала привидение. Лицо ее было бледным, глаза сверкали безумной решимостью. Она выставила перед собой руки со скрюченными, чуть подрагивающими пальцами. — Да брось, ты лишилась всех своих сил, нарушив Договор, — с легким беспокойством поглядывая на нее, напомнил Рейнольд Дэвис. — Хочешь проверить? — Ванесса сделала еще один шаг, загораживая собой супруга. — Убирайтесь отсюда. Нам не о чем разговаривать! — Тебе придется со мной поговорить, — угрожающе произнесла Стелла Вейсмонт, поднимая руки. — Я так не думаю, — возразил Амир, появляясь из бокового коридора, как главный герой в плохо срежиссированной пьесе. Обеспокоенный дворецкий только что впустил его через дверь для прислуги, — вам лучше уйти. Амир невольно подумал, что вернулся домой как нельзя вовремя. У него даже есть повод проверить на практике, сумел ли он чему-то научиться у Юлиана Барлоу. |