Моцарт. Реферат студентки 2го курса Давар. М. И. группа мфз 201. Детство и первое путешествие
 Скачать 205.5 Kb.
|
СЛУЖБА В ЗАЛЬЦБУРГЕ.После смерти матери осиротелый Моцарт почувствовал себя еще более одиноким в Париже, да отец его и не желал, чтобы он оставался там без материнского надзора. Леопольд Моцарт теперь ясно видел, что Париж не оправдал возложенных на него надежд, и потому, как только в Зальцбурге освободилось место придворного органиста, он выхлопотал это место своему сыну и написал ему, чтобы тот немедленно выезжал. В октябре 1778 года Моцарт оставил Париж без сожаления, но с отвращением думая о ненавистном ему Зальцбурге. Он писал отцу, что принимает эту должность единственно из любви к нему и радуется только тому, что будет жить вместе с дорогими ему отцом и сестрой. Ничто другое не влекло его туда: жизнь в Зальцбурге после свободной, независимой, хотя и тяжелой жизни в Париже казалась ему настоящим рабством; поэтому он нисколько не торопился к месту своего назначения. Оставшись на несколько дней в Страсбурге, Моцарт по просьбе друзей дал там два концерта, причем оба раза играл в пустой и вследствие того холодной зале; первый концерт дал прибыли 3 луидора, второй — всего один. Но Моцарт менее всего думал о деньгах; его радовало то, что на его концерт собрался весь цвет Страсбурге кого музыкального мира, и раздавались такие восторженные и громкие аплодисменты, как будто зала была битком набита. Моцарт увлекся и сверх программы играл так много, что хватило бы на целый концерт. Из Страсбурга он поехал в дорогой его сердцу Мангейм, сгорая нетерпением увидеть любимую девушку и осуществить так долго и тайно лелеемую мечту — сделать ее своей женой. Но Алоизия, тогда уже придворная певица, переселилась вместе с остальными музыкантами. Верный поклонник последовал за ней и повез ей новую дань своей любви — чудную арию. Но тут ко всем ранам его души присоединилось разочарование в первой любви: Алоизия ему изменила! Первоклассная певица, блестящая красавица, окруженная толпой поклонников, девушка довольно неглубокая и пустая, она забыла своего скромного, далекого друга, и только впоследствии поняла, какого великого гения она в нем потеряла. Теперь же, когда в комнату вошел в странном костюме — в красном кафтане с черными пуговицами в знак траура — бледный и изнуренный юноша, которого горе, конечно, не могло украсить, то Алоиза его не узнала. Моцарт сразу понял, что он забыт; в нем проснулась гордость, и чтобы не показать ей, как ему больно, он прямо подошел к фортепиано и пропел: «Я с удовольствием оставляю девушку, которая меня не хочет». Так кончилась его первая любовь. После того он долго еще оставался в Мюнхене, в надежде, что его друзья найдут ему какое-нибудь занятие или место при капелле, что даст ему возможность избежать службы в Зальцбурге. Леопольда между тем страшно беспокоило промедление Моцарта, и он писал ему письмо за письмом, требуя его скорейшего приезда. Непривычно суровый тон этих писем так огорчал сына, что он по целым часам плакал. Наконец, когда никакой надежды на получение места не осталось, Моцарт уступил требованиям старика и вернулся в Зальцбург, где его встретили с распростертыми объятиями: кухарка наготовила ему любимых кушаний, отец убрал его комнату, поставил новый шкаф, новое фортепиано, знакомые наперебой предлагали ему своих лошадей и экипажи. Но Моцарт оставался грустным: его музыкальные мечты не осуществились, он потерял мать и обманулся в любимой девушке. Из этого унылого состояния духа его вывел наконец курфюрст Карл-Теодор, заказавший ему оперу «Идоменео, царь Критский». Моцарт воспрянул духом, работа закипела, и он, по обычаю того времени, поехал кончать оперу на место ее первого представления, в Мюнхен. Музыка оперы приводила всех в восторг; и артисты, и оркестр прилагали все свое старание, чтобы угодить знаменитому автору. Моцарт ликовал и с восторгом писал отцу о своих успехах. Слава о его новом произведении дошла и до Зальцбурга; многие из его друзей приехали в Мюнхен на первое представление. Не вытерпел и старик отец: не рассчитывая на позволение архиепископа, он дождался его отъезда в Вену и, забравши Наннерль, приехал к сыну, чтобы присутствовать при его триумфе. Этот день старик мог считать счастливейшим в своей жизни, достойной наградой за долгие годы самоотвержения и труда, с которыми он старался исполнить трудную задачу образования и развития гения своего сына: представление доказало ему, что цель его достигнута. После отъезда отца Моцарт еще долго оставался в Мюнхене: проработав без устали над оперой, он отдыхал в кругу друзей, запасаясь бодростью и весельем, прежде чем вернуться в кабалу зальцбургской службы. Но архиепископ, гостивший в то время в Вене, внезапно вызвал Моцарта к себе. Желая блеснуть при венском дворе пышностью своей обстановки и своей капеллой, архиепископ выписал туда своих лучших музыкантов. Моцарт обрадовался случаю познакомить Вену со своим, теперь уже созревшим, талантом. «Я прибыл сюда шестнадцатого, слава Богу, совершенно один, в почтовой карете, в 9 часов утра,— писал Моцарт отцу.—Первым делом я отправился к архиепископу. У меня прекрасная комната в одном месте с ним. В 12 часов, к сожалению, для меня несколько рано, мы идем обедать. За стол садятся два камер-лакея, контролер, кондитер, два повара, Чекарелли, Брунетти и моя милость. Тут мне кажется, что я в Зальцбурге. За столом развлекаются грубыми шутками; ко мне никто не обращается, потому что я все время молчу, а если говорю, то всегда с величайшей серьезностью, и тотчас после обеда ухожу к себе». Из этого письма видно, что архиепископ ставил своих музыкантов на одну ступень с лакеями. Он смотрел на них как на своих рабов и, пользуясь их временем и искусством для своей личной выгоды, не только ничем не вознаграждал их, но даже лишал возможности концертом или игрою в частных домах пополнить несколько свои доходы. Бедные музыканты проживали свои последние гроши во славу своего повелителя. Моцарт справедливо называет архиепископа зонтиком, заслоняющим его от мира. Он не смел выступить публично иначе, как в доме архиепископа или с его разрешения, которого никогда не получал. Ему пришлось отказаться от своего концерта, которого желала вся венская публика, а также от блестящего вечера у графини Тун, где присутствовал сам император. Моцарт с негодованием пишет отцу об отношении к нему архиепископа. Великий музыкант, чествуемый и признаваемый всеми, кроме того, кому он служил, не мог примириться с положением раба. Во время музыкальных собраний музыкантам предназначался самый отдаленный угол комнаты, где они сидели отдельно от остального общества. Подобное обращение оскорбляло его достоинство как человека и как музыканта, тем более, что он представлял своей игрой и личностью главный интерес этих вечеров. Раздражение обеих сторон росло с каждым днем, и наконец, следующее обстоятельство подало повод к окончательному разрыву. Архиепископ спешил отправить своих людей обратно в Зальцбург; это распоряжение расстраивало все планы Моцарта, собиравшегося пожить в Вене подольше, заручиться симпатиями публики и подготовить себе почву, при первой возможности навсегда избавиться от власти архиепископа: он искал себе учеников, намеревался дать концерт вопреки запрещению и, обеспеченный сбором, хотел остаться в Вене. Между тем архиепископ настаивал на скорейшем отъезде, при каждой встрече говорил Моцарту в лицо грубости и дерзости, на которые тот по просьбе отца отвечал молчанием. Но вот однажды к нему входит посланный и передает приказание немедленно выехать. Моцарт, не успевший еще окончить всех своих расчетов, не мог исполнить такого нелепого требования, но собрал свои пожитки и переехал к знакомым, отложив отъезд до приведения в порядок своих дел. Когда же он явился к архиепископу, тот, дав полную свободу своей ярости, обрушился на Моцарта с самыми площадными ругательствами и выгнал его вон. Моцарт не отвечал, считая унизительным для достоинства человека возражать на подобные речи; он ушел, весь трепещущий от сдерживаемого негодования. Вечером он пошел развлечься в оперу, но вынужден был уйти после первого акта и лечь в постель: «Я весь горел, дрожал всем телом и шатался на улице, как пьяный». Весь следующий день он оставался дома и до обеда пролежал в постели. Жизнь в Зальцбурге наполняла его унынием, а отношение к архиепископу поддерживало в нем постоянное раздражение, что было противно его светлой душе. Всякое действие, подобное поступку архиепископа носит в самом себе зародыши того наказания, которым история карает своих преступников — вечного позора. Великие люди, великие деятели являются представителями народного духа, выразителями эпохи; они — сама история. Им дана страшная сила двигать мир вперед, им дана бессознательная власть возвеличивать и унижать людей, так как уже одно соприкосновение с гением делает историческим самое незначительное имя. Друзья, понимавшие и лелеявшие гений, заслуживают глубокой признательности потомства; его враги — вечного проклятия. Архиепископ сам произнес свой приговор и занял то позорное место в истории, которое ему подобает по заслугам! |