Степанов. Век психологии -имена и судьбы. Сергей Сергеевич Степанов Век психологии имена и судьбы
 Скачать 0.83 Mb.
|
Б.М. Теплов(1896–1965)Отечественная психология на протяжении всего советского этапа ее развития существовала в жестких рамках, установленных официальной идеологией. Многим психологическим явлениям и понятиям в этих рамках просто не находилось места. Например, само упоминание о таких вещах, как ум, способности, индивидуальные различия считалось почти неприличным, ибо противоречило официальной декларации всеобщего равенства. Было бы, однако, необъективно упрекать советскую науку в ограниченности или даже ущербности. Любая психологическая школа так или иначе ограничена определенными рамками, которые либо поставлены общественными условиями, либо возведены ею самой. Но, в отличие, скажем, от бихевиористов или гештальтистов, которые произвольно определяли рамки своих изысканий и были вольны их пересматривать (как это и произошло, например, с введением расплывчатых «промежуточных переменных» в бихевиористскую схему S – R), советские психологи были принуждены существовать в искусственно установленных границах, выход за которые был равносилен преступлению (и порою соответственно карался). И именно советские психологи, будь они знакомы с трудами Рейнгольда Нибура, могли бы наиболее прочувствованно произнести его молитву: «Господи, дай мне душевный покой, дабы переносить то, что я не могу изменить; дай мне силы – изменять то, что я могу, и дай мудрость, чтобы отличать одно от другого». Среди советских психологов было немало таких уравновешенных, сильных и мудрых людей, которые умели, считаясь с объективными условиями, реализовать свой талант в доступной им сфере. В ряду этих блестящих ученых заслуженное место принадлежит Б.М. Теплову. В эпоху пренебрежения умом и отрицания способностей он не только сам выступал ярким носителем этих качеств, но и сумел превратить их в предмет психологического исследования. Борис Михайлович Теплов родился в Туле. В советских анкетах, придирчивых к социальному происхождению, неизменно писал: «в семье инженера». И это была правда, но не вся. Происходил он из дворянского рода. Дворянство получил еще его дед, хотя среди более дальних предков были и крепостные крестьяне. А отец – Михаил Владимирович Теплов – был не только видным инженером, но совладельцем крупной скобяной фабрики, почетным гражданином г. Тулы. В семейном архиве сохранилось письмо И.Л. Толстого – сына Л.Н. Толстого, адресованное «Его высокородию Михаилу Владимировичу Теплову». Через год после смерти отца И.Л. Толстой предлагал видному тульскому инженеру возглавить работы по реконструкции усадьбы в Ясной Поляне. Мать Б.М. Теплова – Мария Александровна – происходила из дворянской семьи обрусевших немцев, поселившихся в России, вероятно, в петровские времена. Детство Б.М. Теплова можно назвать благополучным, но отнюдь не безоблачным. Он рано потерял мать. А когда ему было 4 года, пришла мачеха, у которой позже появились и свои дети. Настоящей материнской любви мальчик был лишен. Да и отец отличался повышенной требовательностью и строгостью. Каждый вечер сыну надлежало отчитаться перед отцом за «содеянное» за день. Эта процедура всегда повергала мальчика в трепет. Как человек высокообразованный и культурный отец никогда не допускал телесных наказаний, однако малейший проступок сына встречал его суровое осуждение. Позднее, делясь воспоминаниями с близкими людьми, Б.М. Теплов избегал упоминаний о детских годах. Наверное потому, что теплых воспоминаний о той поре почти не сохранилось. Тягостное впечатление оставила у него больница, куда он попал, заболев скарлатиной. В инфекционное отделение посетителей не пускали, и ужас «брошенного» ребенка навсегда затаился в глубине его души. (Понятия «госпитализм» в те годы еще не знали, лишь много лет спустя его опишет Рене Спитц.) До конца жизни Теплов сторонился больниц, отказываясь лечь даже на обследование. И умер от инфаркта, как считают многие, вследствие несвоевременно оказанной помощи. С ранних лет Бориса Михайловича учили, как это было тогда принято, французскому языку, которым он овладел в совершенстве, а в гимназии отлично освоил и немецкий. Наряду с гимназическим он получил и основательное музыкальное образование. В 1914 году Б.М. Теплов, окончив гимназию с золотой медалью, с легким сердцем покинул не очень приветливый отчий дом и отправился в Москву, где поступил на философское отделение историко-филологического факультета Московского университета. На втором курсе, в возрасте 19 лет, впервые переступил порог Психологического института при Московском университете – начал посещать психологический практикум, которым руководил Г.И. Челпанов. Пройдут годы, и работа в этом институте станет основным содержанием его жизни. В университете Теплову удалось проучиться недолго. Шла I мировая война, студентов мобилизовали в армию. С третьего курса Теплов попал в школу прапорщиков и в 1916 г. оказался в действующей армии, принимал участие в боевых действиях. В октябре 1917 г. русская армия, в которую он был призван, фактически прекратила существование. Теплов вернулся в Москву, но в 1919 г. снова оказался на военной службе – на сей раз в Красной Армии. Как бывший офицер («военспец») он получил высокое звание комбрига и был направлен в Высшую школу военной маскировки. В те годы маскировке придавали большое значение, и работа в школе была хорошо организована. В 1921 г. Теплов окончил Школу, получив звание военного инженера. Параллельно он продолжал учиться в Московском университете, который также закончил в 1921 г. В дальнейшем на протяжении многих лет работал в военных ведомствах. В годы службы Теплову пришлось побывать в заключении. В начале двадцатых по подозрению в соучастии в антисоветском заговоре он был арестован и препровожден в подвалы Лубянки, где провел несколько суток в тридцатиметровой камере в обществе еще около сотни подозреваемых. Времена тотальных репрессий еще не настали, и ввиду явного отсутствия состава преступления Теплов был вскоре отпущен, сохранив, однако, на долгие годы тягостное ощущение беззащитности перед карающей наотмашь рукой Лубянки. Чтобы связать свою работу в научно-исследовательских учреждениях Красной Армии с психологической наукой, Теплов установил тесное сотрудничество с Психологическим институтом. Здесь он с 1929 г. руководил исследованиями по заданиям Высшего технического управления РККА. В 1933 г. он был уволен в запас. Теперь главным местом работы – до конца его дней – стал Психологический институт. Как военным специалистам Теплову и двум его товарищам – братьям Преображенским – была выделена большая квартира на первом этаже многоэтажного дома в Спасопесковском переулке. Пока все молодые люди не обзавелись семьями, они располагались в квартире весьма вольготно. Женившись, все трое, но уже с семьями, так и остались в этой квартире, которая со временем стала очень многолюдной со всеми вытекающими неудобствами. Комната семьи Тепловых представляла собой сложный лабиринт из шкафов, где для каждого члена семьи был выделен маленький уголок. Так они и прожили до 1950 г. в отсутствие даже приблизительно нормальных условий для творческой работы. (Сегодня, когда мы сетуем на бытовые неудобства, нелишне иной раз вспомнить, в каких условиях создавались труды, ныне по праву считающиеся классикой отечественной психологии.) Первые психологические исследования Теплова относились к области зрительных ощущений и восприятий: вопросы взаимодействия одновременных световых ощущений, соотношение пространственного и временного смешений цветов и др., имевшие не только практическое, применительно к задачам военной маскировки, но и существенное теоретическое значение. Эти исследования были образцом методической четкости. К ним примыкают и проводившиеся позднее работы в области слуховых восприятий. Теплов как психолог начинал с изучения простейших психических функций, применяя измерительные методики и добиваясь строгих количественных оценок. Но его интересы и устремления в психологии отнюдь не сводились к этому. Сразу же после ухода из военного ведомства он начинает заниматься психологическими аспектами музыкальности. Переходом от прежних работ к новым стало для него углубленное изучение слуховых ощущений и восприятий, столь близких ему как музыканту. Сначала Теплов подверг анализу музыкальный слух, а затем и музыкальные переживания. Такое направление исследований явилось выражением никогда не покидавшего его увлечения музыкой. Музыка занимала большое место в его жизни. Он часто бывал на концертах в Консерватории, слушал оперы в Большом театре. Еще во второй половине 20-х годов он занялся изучением творческих особенностей семи московских певиц – исполнительниц партии Татьяны в «Евгении Онегине»; он посещал оперные представления и фиксировал во время действия своеобразие каждой из семи «Татьян». В течение ряда лет Теплов читал курс лекций по психологии специально для преподавателей музыки. При этом он заинтересованно общался с аудиторией, вникал в практический опыт своих слушателей. Именно при чтении этого курса и зародилась у него идея психологически исследовать проблему музыкальных способностей. Имеется достаточно свидетельств того, что его влекли к себе в психологии не столько элементарные психические свойства и их предпосылки (хотя в силу разных обстоятельств ему пришлось заниматься именно этим), сколько высшие потенции человека. Это подтверждают и две его ставшие классическими работы: «Психология музыкальных способностей», написанная во второй половине 30-х гг. и защищенная в качестве докторской диссертации в 1940 г., и «Ум полководца», написанная в 1942 г. Эти труды подводили итог исследованиям, направленным на раскрытие собственно человеческого, личностного в людях. Главное в замысле обеих работ – изучение индивидуальных различий. Этому направлению он остался верен до конца. Прижизненное собрание своих трудов он назвал «Проблемы индивидуальных различий» (М., 1961). Тогда, во второй половине 30-х гг., Теплов не собирался вступать в идеологические или философские споры относительно неодинаковости людей или значения индивидуальных различий. Он задумал и стал осуществлять чисто эмпирические, опирающиеся на факты изыскания. Первая статья Теплова по проблеме способностей и одаренности была опубликована в 1940 г. в журнале «Советская педагогика» (до этого в течение нескольких лет после постановления ЦК ВКП(б) о педологии никто из советских психологов не решался даже упомянуть об этих понятиях). Статья представляла собой извлечение из вводной части его докторской диссертации и по тому времени была в высшей степени новаторской. Способности рассматривались Тепловым в плане индивидуально-психологических различий. Дифференциальный момент он ввел в само определение понятия: «Во-первых, под способностями разумеются индивидуально-психологические особенности, отличающие одного человека от другого…» Далее в определении же отмечается, что способности не сводятся к знаниям, умениям, навыкам. Последнее означает, что, как ни велико для субъекта деятельности значение того, что можно усвоить, перенять, нельзя не учитывать и собственно внутренние индивидуальные предпосылки психологических свойств, влияющие на успешность деятельности. Через всю статью проходит мысль, что способности существуют только в развитии, что нельзя говорить о способности, достигшей предела развития (достаточно усовершенствовать методы обучения и воспитания, чтобы «пределы» развития способностей повысились). Понятие «одаренность» Теплов определял как «качественно своеобразное сочетание способностей», тем самым указывая, что различия в одаренности выступают не только в том, что у одного человека одаренность проявляется преимущественно в такой-то области, а у другого – в иной, но и в том, что люди, проявляющие себя в одной и той же сфере деятельности, отличаются по составу, структуре своих способностей. Отсюда следует, что успешная творческая деятельность осуществляется по-разному на основе разных внутренних свойств, отличающих индивидуальность. Теплов отмечал сложную, опосредованную зависимость развития способностей от их природных предпосылок, выступая тем самым против биологизаторских и механистических концепций различий между людьми. Принципиальная позиция Теплова состояла в том, что фаталистические представления должны быть преодолены не игнорированием самой проблемы природной обусловленности индивидуальных различий, а правильным ее разрешением. Многие из приведенных положений могут теперь казаться самоочевидными, настолько они вошли в научный обиход. Война заставила Теплова снова вернуться в армейский строй. Когда фашисты подходили к Москве, началось массовое патриотическое движение среди интеллигенции за вступление в ополчение. Вместе с другими в ополчение вступили с сотрудники Психологического института Б.М. Теплов, А.А. Смирнов и Л.Н. Шварц. Реально московское народное ополчение было плохо вооруженной и необученной массой, которая была выставлена живым заслоном перед надвигавшейся немецкой армадой. В живых остались немногие. Теплова и Смирнова спасло чудо. Для выдвижения на позицию надо было форсировать реку. Взвод Шварца переправился первым. В этот момент прибыл нарочный с предписанием вернуть психологов в Москву для выполнения работ оборонного значения. На троих был выписан один пропуск в тыл. Фамилию Шварца в нем пришлось вычеркнуть – он уже ушел навстречу своей смерти. Во время войны реально использовались достижения школы маскировки. Объектами маскировки стали Большой театр, мавзолей Ленина. Была ли от этого польза, трудно сказать, так как невозможно было закамуфлировать все приметные ориентиры, но факт – здания сохранились. В разгар Отечественной войны Теплов подготовил работу, впервые напечатанную в несколько сокращенном виде в 1943 г. под названием «Ум и воля военачальника» и вторично в 1945 г. в более полном виде – под названием «К вопросу о практическом мышлении». Известно, что с книгой ознакомился И.В. Сталин и в целом ее одобрил, вычеркнув лишь упоминания о Фрунзе. В книге своих избранных трудов («Проблемы индивидуальных различий», 1961) Теплов дал новое (ставшее окончательным) название этой работе – «Ум полководца». Исследование, написанное по военно-историческим материалам и отвечавшее насущным задачам той поры, представляет и теперь очень большой интерес и сохраняет свое научное значение. В нем речь идет, по определению автора, «об общих умственных способностях, о качествах ума, требуемых определенным видом практической деятельности». Необычной была уже сама направленность работы – обоснование того, что умственная деятельность в «практической» сфере не является более простой или менее ценной, чем собственно теоретическая деятельность. Новизна и значимость работы были и в другом. В ней дан анализ особенностей отдельных выдающихся людей, раскрыто значение внутренних личностных условий для успешного выполнения деятельности. При этом свойства личности отнюдь не выступают здесь как «проекция» особенностей деятельности. Хотя данная область деятельности, как и всякая другая, как бы производит отбор соответствующих ей личностей и нужных их свойств и оказывает свое формирующее воздействие, субъект деятельности, как это показано Тепловым, совершает выбор способов деятельности, оценивает происходящее, творит свое участие в ней. Каждый достигает нужного результата по-своему – индивидуальность накладывает отпечаток на деятельность. Анализ материалов о выдающихся полководцах позволил обнаружить своеобразную диалектику умственных способностей, а именно необходимость совмещения противоположных качеств мышления: быстроты и неторопливости, осторожности и смелости, гибкости и устойчивости. Теплов подробно раскрывает такие умственные черты, как «схватывание» целого при одновременном внимании к деталям, способность находить быстрое решение, умение предвидеть и др. Было выявлено также значение знаний, образованности для роста способностей. Все содержание работы показывало, какого высокого, разностороннего развития личности требует «практическое мышление». Характерная особенность данной работы состоит в том, что собственно умственные свойства раскрыты в ней в тесной связи с другими сторонами личности, прежде всего с волей. Одаренность полководца не может быть понята только как проявление интеллекта, она заключается в единстве интеллектуальных, волевых и эмоциональных моментов. Многосторонность анализа позволила получить полнокровные и убедительные, подлинно личностные характеристики. Свежим ветром пахнуло от этой работы: она показывала, что научная психология может быть подлинно жизненной, помогающей разбираться в очень сложных психологических проявлениях личности. Личностный подход к проблеме интеллекта, равно как и содержащаяся в работе постановка проблемы интуиции, весьма актуален и для современной психологии. В 1945 г. директором Психологического института стал А.А. Смирнов, а его заместителем Б.М. Теплов. При новом руководстве начался период расцвета института. В эти годы раскрылись необыкновенные возможности Теплова как крупномасштабного руководителя, организатора науки. В послевоенное десятилетие он был, пожалуй, самым влиятельным из психологических лидеров, хотя и не занимал очень высоких постов и, как и Смирнов, так и не вступил в КПСС (при этом он мягко иронизировал, что в «нерушимом единстве партии и народа» надо же кому-то представлять народ, оставаясь беспартийным). Его высочайшая образованность и культура, проницательный ум, сильный волевой характер делали его главной фигурой на психологическом Олимпе. Для всех причастных к психологии значительность его как ученого и как личности была очевидна – его немного побаивались, почитали и любили. Однако нельзя забывать, какая общественно-политическая атмосфера царила в стране в те годы. Конец 40-х – начало 50-х годов: репрессии, параноидальный культ Сталина и партии, так называемые дискуссии, жестко направлявшие в определенное русло целые отрасли науки и культуры. Все это, разумеется не могло не оказывать вредоносного влияния на то, что делалось и в психологии. Но благодаря таким деятелям, как А.А. Смирнов и Б.М. Теплов, некоторые мрачные веяния той поры проявились в психологии не так сильно, а то и вовсе прошли стороной. Психологический институт оставался неким оазисом, где сохранялись многие нормы порядочности и проявления бескорыстной преданности науке. Трудно переоценить в этом заслуги тандема Смирнов – Теплов. Директору и его заму по науке удавалось во многих непростых ситуациях отстоять интересы психологии, да и благополучие отдельных психологов (что требовало определенного мужества). Оба – ученые высшего класса, последние представители прежней русской интеллигенции, гуманисты, проявившие себя и как мудрые политики. Да, они вынуждены были стать конформистами, то есть в политическом отношении уподобиться окружающим, «принять правила игры». Но в этом вынужденном конформизме они не теряли чувства меры, блюдя свою порядочность и достоинство. «Лысенковский период», отозвавшийся в психологии безудержным (и по сей день не изжитым) пафосом формирования и столь же решительной критикой представлений о природно-генетической основе индивидуальных различий, лишал Теплова возможности по-прежнему заниматься изучением проблемы способностей. Атмосфера была слишком накалена и попросту небезопасна. Теплов решил «переждать», как бы отойти в сторону, занимаясь историей психологии. Вместе с тем начиналась новая политическая кампания в науке – приближалась павловская сессия двух академий (1950). Теплов всегда с пиететом относился к трудам И.П. Павлова и к самой личности этого выдающегося русского ученого. Он, как и Л.С. Выготский и С.Л. Рубинштейн, был склонен многое почерпнуть из павловского объективного метода изучения психики. С трудами Павлова он был знаком не понаслышке. Когда же началось расширительное толкование павловского наследия и на его основе стала провозглашаться «перестройка» психологии, оценка такой кампании Тепловым не могла быть однозначной. Он считал, что обращение к Павлову было противовесом лысенковщине. Ведь павловские работы – это серьезная наука. При этом он, конечно же, понимал безнадежность попыток «слияния» психологического и физиологического подходов применительно ко многим собственно психологическим проблемам. Но в некоторых разделах психологии такое сближение представлялось ему перспективным. В павловском наследии он особенно ценил учение о типах высшей нервной деятельности. Сам Павлов, как известно, связывал типы нервной системы в различиями по темпераменту, что получило всеобщее признание. Но Теплов увидел в типологических свойствах нечто большее – подлинное доказательство существования природных предпосылок широкого спектра индивидуально-психологических особенностей. И Теплов принял поистине судьбоносное для его дальнейшей научной жизни решение: он перевел работу своей лаборатории в основном в психофизиологическое русло. Научной программой «на перспективу» стало исследование физиологических основ индивидуально-психологических различий. Такая цель воодушевляла его. Вероятно, это и было поиском «ниши», где можно было заниматься честной работой, – он оставался в пределах добросовестной, доказательной науки. С точки зрения личной судьбы Теплова вряд ли можно назвать естественным или тем более благоприятным для него принятое им «самоограничение» – прежде всего изучать физиологические предпосылки индивидуальных различий. Скорее в этом можно увидеть драматизм его судьбы, когда психологу по призванию пришлось отойти, хотя по замыслу и временно, но на деле до конца жизни, в смежную область науки. Уже через несколько лет интенсивных исследований стала возникать новая пограничная область науки – дифференциальная психофизиология, основанная на строгом эксперименте и подводящая естественнонаучную базу под изучение некоторых индивидуально-психологических различий (поначалу в области ощущений, времени реакции, а также и более общих динамических особенностей психики). Новое направление исследований постепенно стало значительным явлением в психологии. Б.М. Теплов (в центре) с М.В. Соколовым (слева) и А.А. Смирновым (справа) в дни совещания по психологии в Ереване (1960) В дальнейшем идейная атмосфера стала относительно более свободной, и Теплов мог бы вернуться к своей излюбленной теме на собственно психологическом уровне. Но он уже был общепризнанным авторитетом в физиологии высшей нервной деятельности, высококомпетентным в электрофизиологии, в области математической статистики (показательна его статья о факторном анализе) – он уже не мог оставить возглавляемую им большую коллективную работу. Автор «Психологии музыкальных способностей» и «Ума полководца», квалифицированный знаток истории психологии, он, казалось бы, мог написать труд по психологии индивидуальности, который стал бы событием в мировой науке. Такой труд был запланирован, к нему он тянулся, но откладывал работу над ним, так как логика возглавляемых им исследований требовала дальнейшего углубления в психофизиологию. Жизнь оборвалась неожиданно… Еще в молодости Теплов записал в своем дневнике: «Честолюбия у меня нет вовсе, а честолюбие к научной известности огромное. К судьбе Ленина, Наполеона, Веры Фигнер, Форда, наркома, министра, героя – никакой зависти; к судьбе Бугаева [математик], Павлова, Лебедева [физик] и даже других гораздо меньших, – самая глубокая и неизбежная. И странно – чувство права на нее и возможности достижения. Хотя мне уже 34 года, а большого научного таланта за собой не признаю. Есть способности и безусловная толковость». По формуле У.Джемса, человек есть дробь с достижениями в числителе и самооценкой в знаменателе. Порою тоска берет от созерцания исчезающе малых величин в нынешней психологии. Но одновременно не оставляет гордость за то, что в нашей науке оставили след и гигантские «числа» наподобие Б.М. Теплова. |