Пощница ангела. помощница ангела. Вслед за ангелом в новом романе Юлии Кузнецовой Помощница ангела
 Скачать 232.57 Kb.
|
Глава 5 Старая Кабаниха Через некоторое время Зина вышла из калитки. Она сердито говорила по мобильному:— Конечно, я злая. Ты же знаешь маму. Она умеет всё испортить. Бумаги подписала, но что я выслушала… Не заметив Алёну, Зина заперла калитку. Наклонилась, приподняла большую тяжёлую вазу с рыжими ноготками и сунула под неё ключ. Села в машину, хлопнула дверью и укатила. Алёнка огляделась, извлекла ключ из-под вазы и открыла калитку. Перед ней был двухэтажный дом, красный, кирпичный, с каменными ступенями и высоким крыльцом. Где-то наверху залаяла собака. Алёна подняла голову и увидела на подоконнике чердачного окна стопки книг. Стекла были мутными, словно их давно никто не мыл. Она позвонила в дверь. Никто не открыл. Тогда она дёрнула за ручку, и дверь поддалась. Алёна очутилась в маленькой прихожей. Дверь направо вела в кухню. Прямо наверх уходила широкая лестница. Сердце бухало в груди. «Я как Алиса перед кроличьей норой, — подумала Алёна, — или как Люси перед дверью платяного шкафа. Или как Мэри перед Таинственным садом». Застучало в висках, слегка намокли ладони. — Эй, — позвала Алёна. — Зина! Ну так же нельзя! — крикнули со второго этажа, — ты же забыла снять меня с тормоза! Алёна поднялась по лестнице. Путь ей преграждала невысокая загородка с крючком снаружи. За нею был холл. Там, за большим круглым столом, который был покрыт чёрной с золотой вышивкой скатертью и завален разными коробочками, сидела женщина в инвалидной коляске. К Алёне бросился, перебирая кривыми лапками, маленький светло-серый мопс. Кончики его ушей, мордочка и хвостик были тёмными. Сам он был ладным и крепким — от лапок до складок на животе. Мопс лаял, но одолеть загородку не мог. Пахло лекарствами, наверное, от тех коробочек на столе; из комнаты слышалось радио. За столом, прямо напротив Алёны, стоял высокий холодильник, рядом с ним висело зеркало, и Алёна могла разглядеть своё отражение. Вид у отражения был довольно неуверенный. Даже испуганный. — А вы кто? — удивлённо спросила женщина. — Добрый день. Меня зовут Алёна. Губы у Алёны пересохли от волнения. Сердце по-прежнему бухало. Беда в том, что она не совсем понимала, что ей говорить. — Я же вам звонила ещё зимой. Мне не нужна медсестра. Я сама колю себе инсулин. — Я не медсестра. — М-да? А похоже. Вы одеты, как медработник. Алёна улыбнулась. — Да нет, это индийский хлопок. Мне одноклассница привезла из Гоа. — Так вы… ты ещё ребёнок? И кто тебя прислал? Зина? Или какой-то фонд? — Я сама пришла, — сказала Алёна и тут же пожалела о своих словах. Надо было сказать, что она от Зины, а лучше — из фонда. Тогда бы у неё было полное право остаться. Тем более, что женщина ей понравилась. Она была полная, но не слишком толстая. Скорее, широкая. Кисти её рук, вцепившихся в подлокотники кресла, были крепкими, пальцы — узловатыми, как у учительницы по творчеству в начальных классах их гимназии. Учительница всё вздыхала, что у неё руки «как у прачки», но Алёне всегда нравилось, как умело она обхватывает своими узловатыми пальцами кусок глины или пластика и превращает его в грушу или кошачью мордочку. На хозяйке дома со стеной, увитой плющом, была плотная тёмно-синяя юбка и такая же плотная белая рубашка с вышитым воротником. Волосы очень светлые, распущенные, стрижка-каре, но не уложенная, а торчащая в разные стороны, и оттого причёска напоминала пирамидку. Один глаз у женщины чуть косил, и потому она смотрела на Алёну, слегка повернув голову в сторону. А ещё… Ещё у неё не было левой ноги. — Так что тебе нужно? — спросила женщина очень строго. И мопс тявкнул. Алёна вздохнула и решила сказать правду. — Можно, я буду вам помогать? — В чём? — Просто приходить к вам… общаться. — Тебе не с кем общаться? — Есть. У меня есть друзья. Энджи, то есть Ангелина, и Вик. Он сын охранника нашего посёлка… — Ах, ты из ЭТОГО посёлка. Из «Боярских палат». А кто твои родители? — Можно, я не буду вам говорить? — А они знают, что ты тут? — Нет. Но я живу через несколько домов. Думаю, я могу уходить от дома на такие расстояния. — Но почему тебе надо общаться именно со мной? Вам дали в школе задание найти одинокую старушку? Женщина спрашивала без раздражения. Она как будто хотела исключить все варианты, которые могут ей не понравиться. — Вы же одна живёте. — Одиночество — это мой выбор, поверь мне, — улыбнувшись, сказала женщина, — я вовсе не брошенная старушенция. У неё была довольно честная улыбка. И Алёна бы поверила, если бы не бабушка. Когда они навещали её, страдавшую жуткими болями, в клинике в Германии, она улыбалась так же. То есть искренне, но на самом деле эта искренность означала не «мне не больно», а «не волнуйтесь, ребята». Потому что глаза у неё улыбались не до конца. В них прятались капельки боли. — А я думала, вас все бросили, — медленно сказала Алёна. — Ну что за ерунда? Ты же видела Зину. Она только что уехала. — Ну, хорошо, признаю, — сказала женщина с той же улыбкой, — общаться она со мной точно не хочет. Не понимаю, почему этого хочешь ты. И что мы с тобой будем делать? — Читать. Чай пить. Разговаривать. — Вообще-то, на лекарстве, которое я только что приняла, написано, что побочный эффект — возможные галлюцинации. Алёна улыбнулась. — И вот это будем делать, — сказала она, — смеяться вместе. — Ты умеешь смешить? Алёна подумала и сказала: — Нет. Смешное часто само получается. Без всяких усилий. Но посмеяться-то лучше вдвоём. — Знаешь, а ты мне нравишься. Такие студенты, как ты, в нашем университете были редкостью. Я говорю о паузах, которые ты делаешь, перед тем, как что-то произнести. Это значит, ты думаешь над словами. Обычно все торопятся. Болтают первое, что приходит в голову. Потому что боятся меня рассердить. А ты меня не боишься. Погоди-ка! Женщина прищурилась и склонила голову набок. Голубые глаза смотрели с хитринкой. — А ты в МГУ не собираешься случайно поступать? Многие приезжали, пытались со мной договориться. Так что сразу предупреждаю — я все связи растеряла. — Нет. Меня папа в Англию отправляет учиться. В частную школу под Лондоном. — Я не пойму тогда, почему ты пришла делиться своим обществом именно со мной? — Вы живёте рядом. По соседству. — Ах, вот в чём я провинилась! А разве с тобой по соседству не живёт какая-нибудь бедная и одинокая ДРУГАЯ бабуля, нуждающаяся в помощи? И у которой нет ни дочери — владелицы рекламного агентства в Москве, ни домработницы? Почему я? — Я видела вашу стену во сне. Они помолчали. По радио, которое по-прежнему вещало в комнате самому себе, пробило двенадцать часов. «Радио «Маяк», — подумала Алёна, — как у бабушки. Интересно, тут тоже под приёмником вязаная салфеточка?». — Ладно, романтичное существо, — наконец сказала женщина, — не знаю, каких книг ты начиталась. Вряд ли «Тимура и его команду», это для вас уже старье. Но придётся тебя пустить. Потому что надо же кому-то коляску с тормоза снять. Бэлла, фу! Это дружественная нам особа. — Хотя, — вскинула она руку, стоило Алёне снять крючок с загородки и войти, — если ты надеешься, что я перепишу на тебя дом, потому что ты мне скрасишь одиночество, то зря. Зина как раз сегодня подписала со мной все бумаги. На оба участка. И на этот, и на старый. И за это подарила коляску. Не то чтобы она так ставила вопрос… бумаги или коляска… Но так и вышло. Так что на дом не надейся. — Если вы позволите скрасить вам одиночество, — повторила Алёна странную книжную фразу, опускаясь на корточки и проводя рукой по коротенькой шерсти Бэллы, — то я получу гораздо больше, чем дом. Хотя он у вас и красивый. Когда Алёна ушла, женщина, а её звали Лидия Матвеевна, сказала мопсу Бэллочке: — Она пришла помогать. Бэлка, ты это слышала? Она считает, что мы ей поверим, да? Она думает, что мы с тобой вчера родились. Она ведь бежит от кого-то, эта Алёна. Прячется. Ищет защиту. То ли от друзей своих. То ли от кого-то ещё. Это интересно, Бэлка. Она помолчала. — Бэлка, а ты её точно видела? Я не галлюцинирую? Мопс хрипло хрюкнул и тявкнул. И Лидия Матвеевна улыбнулась по-настоящему.  |