Автореферат диссертации информационные технологии в контексте постмодернистской философии
 Скачать 326.29 Kb.
|
|
Подводя итог анализу технологий виртуальной реальности, автор приходит к заключению, что избежать опасностей, связанных с их использованием, можно только путем недопущения трансформации симуляции из деятельности, способствующей рождению новых реальностей, в действия заслоняющие, маскирующие и, в конечном счете, вытесняющие события настоящей жизни. Поэтому, несмотря на всю неоднозначность оценок виртуальных технологий, диссертант полагает контрпродуктивными излишне алармистские прогнозы, и указывает на позитивные возможности, которые виртуальная реальность открывает во многих областях жизнедеятельности человека, в частности конструировании, образовании, медицине, архитектуре и, в особенности, в средствах массовой информации. По его мнению, феномен виртуальной реальности занимает уже довольно значительное социокультурное пространство в информационном обществе, и выходит за рамки чисто информационных технологий, проникая в сферы межличностных отношений, искусства, политики и т.д., что, в свою очередь подтверждает, что симуляция и симулякры являются неотъемлемыми характеристиками постмодерного мира. Во втором параграфе, озаглавленном «Масс-медиа и имиджевые технологии», осуществляется анализ некоторых аспектов, связанных с вхождением в социальную и индивидуальную жизнь средств массовой информации, а также такой важной их составляющей как реклама. В качестве ключевых понятий в ходе рассмотрения используются такие специфически постмодернистские категории как симуляция, дискурс, фрагментарность, интертекстуальность, ирония. В первом разделе данного параграфа, названном «Слияние власти и знака», диссертант сосредотачивает внимание на политических аспектах средств массовой информации и на той особой роли, которую они приобрели в современном обществе. По его мнению, новые виды коммуникации, связанные с перестройкой знаковой системы коренным образом изменили способ реализации властных установок, в результате чего симуляция оказалась превалирующей информационной деятельностью. Подобное положение иллюстрируется многими фактами связанными с избирательными технологиями, освещением военных, национальных и других конфликтов, созданием имиджа власти и иными стратегиями, осуществляемыми с помощью индустрии масс-медиа. Ситуация складывается так, что средства массовой информации фактически перестают отражать действительность, и начинают творить образы и симулякры, которые и определяют реальность постмодерной культуры, или, пользуясь терминологией Бодрийяра, ее гиперреальность. Последнюю можно интерпретировать в качестве «социальной виртуальной реальности», то есть информационной среды созданной имиджевыми технологиями средств массовой информации в сочетании со стратегиями институтов власти, в которой осуществляется симуляция коммуникаций. Причем, эту виртуальную среду автор предлагает рассматривать как специфическую форму дискурса постмодерного мира. Понятие дискурса используется в том смысле, который придал ему ведущий теоретик постструктуралистской мысли Мишель Фуко. В его работах дискурс – это социально обусловленная система речи и действия, включающая в себя различные формы высказываний, а также способы и правила обоснования этих высказываний, принятые в конкретном социокультурном пространстве и опирающиеся на господствующие властные отношения. Таким образом, в понятии дискурса фиксируется неразрывность текста, техники и власти. Исходя из фукольдианского понимания, диссертант в ходе рассмотрения «виртуального образа» политического пространства постмодерна сознательно избегает высказываний будто власть детерминирует деятельность СМИ, заставляя выполнять свои заказы; или же, наоборот, сами СМИ подменяют властные функции, вынуждая политиков подстраиваться в заданные ими рамки. Подобный подход был бы нерелевантным в мире, где власть, знание, информация, коммуникация слились в единый клубок симуляций, который и есть не что иное как дискурс постмодернизма. Показав глубину взаимопроникновения политических и информационных технологий, автор задается вопросом, насколько возможно индивиду вырваться из оков порождающего симулякры гибрида власти и информации. Пытаясь решить эту проблему, им высказывается мнение, что наиболее действенный способ не попасть под воздействие тотальной симуляции в постмодерном мире можно обнаружить в другом специфически постмодернистском пути восприятия действительности – иронии, которая понимается как сугубо личная практика, нацеленная на поиск собственного стиля существования, отличного от «гетерогенного единообразия» навязчиво предлагаемого постмодерным обществом. Таким образом, именно в ироничном отношении к действительности усматривается возможность нейтрализации циничных попыток медиа-власти эпохи постмодерн реализовать модернистские по своей сути цели, используя при этом постмодернистские методы и технологии. В следующем разделе второго параграфа, озаглавленном «Знаки и вещи рекламного дискурса», рассматривается находящиеся в тесной связи с индустрией масс-медиа рекламные технологии. По мнению автора, реклама выступает в качестве ведущей имиджевой деятельности в постмодерном обществе, так как именно посредством рекламы наше общество смотрит на себя и усваивает свой собственный образ, причем образ этот основывается отнюдь не на подобии, а выступает как симулякр. Исходя из этого тезиса, в основу философского анализа рекламы кладется теория симуляции, а также некоторые характеристики рекламного дискурса, данные Бодрийяром в «Системе вещей»(9). В ходе дальнейшего рассмотрения, исследуются несколько качественных уровней рекламной деятельности и демонстрируется взаимосвязь между ее усложнением и повышением степени ее симулятивности. Свои рассуждения автор подкрепляет характерными примерами из сегодняшней жизни, подтверждающими правомерность интерпретации рекламы в качестве мира фантазмов и симулякров. В результате осуществленного анализа делается вывод, что симуляция имманентна самой природе рекламы, и благодаря ее действию последняя выходит за рамки информационного сообщения и становится одним из мифологических компонентов сегодняшнего мировоззрения. Лишенная этой составляющей, она нивелируется до сухих объявлений, утрачивая при этом свою привлекательность и потенциал генерирования желаний. Завершая рассмотрение рекламных технологий, автор обозначает специфику постмодернистского подхода к ним, который заключается в обеспечении разнообразия и рассредоточении потоков ее воздействия. По его мнению, реклама не должна выступать как тотализирующая сила, то есть использоваться в качестве механизма внедрения универсальных, монопольных идей. Применяемая в этих целях, она начинает выступать как сугубо модернистская идеология, пытающаяся искоренить разнообразие и различие, что идет в разрез с мировоззрением информационного общества, где в основу кладется принцип плюрализма. Таким образом, утверждается, что рекламу нужно рассматривать не только как характеристику мира товаров, но и как характеристику общества в целом. Причем, разнообразие в рекламе является неотъемлемым признаком либерального общества, однообразие, в свою очередь, свидетельствует о преобладании тоталитарных тенденций. В третьей части второго параграфа, названной «Телевидение как стиль и образ эпохи» исследуется роль и место телевидения в культуре постмодерна. Исходя из предложенной канадскими политологами А. Крокером и Д. Куком трактовки ТВ в качестве «реального мира постмодернизма»(10), в основу своего теоретизирования автор кладет тезис, что телевидение является одновременно отражением и воплощением эпохи постмодерн. По его мнению, ТВ должно рассматриваться как сугубо постмодернистская технология, и не только в связи с тем, что время его активного вхождения в жизнь общества практически совпадает с наступлением постмодерна, но и потому, что осмыслить роль, место, специфику воздействия ТВ не представляется возможным вне контекста постмодернистской философии. В ходе дальнейшего анализа, обосновывается генетическое родство телевизионных технологий и постмодернистского мироощущения, на что указывают такие одновременно присущие двум рассматриваемым феноменам характеристики как фрагментарность, интертекстуальность, симуляция, плюралистичность. В качестве отправных точек исследования наряду с идеями теоретиков постмодернизма (Ж. Бодрийяра, А. Крокера, Д. Кука), также используются идеи исследователя средств массовой коммуникации М. Маклюэна (11). Ключевая характеристика мировоззрения постмодернизма – фрагментарность, применительно к телевидению конкретизируется в трех проявлениях: мозаичность, серийность и дискретность. Мозаичность является неотъемлемым способом конструирования как телепрограмм, так и самого телеизображения. Очевидно, что, структура телепрограммы, составленной из разнородных по своей тематике, качеству и продолжительности передач, представляет собой скорее коллаж, чем некую целостность. Кроме того, мозаичный характер телевидения определяется и технологией создания ТВ-картинки, которая является не единым целым, а совокупностью различных наборов светящихся точек. Под серийностью понимается специфический способ фрагментации телевизионного пространства, а в след за ним и пространства и времени телезрителя. Серийность в определенном смысле придает двухмерной картинке третье измерение, выстраивая хронологические цепочки из регулярно повторяющихся программ, что в результате приводит не только к особому структурированию жизни телезрителя, но и созданию своеобразных общностей – аудиторий, неких серийных единств, которые на самом деле ни что иное как гипертрофированные антиобщности, воплощения расщепленной социальности. Третье проявление фрагментарной сущности телевидения – дискретность, усматривается в характерном «разорванном» способе управления телевизором, в ходе которого осуществляется бесконечное переключение каналов и телезритель воспринимает скорее кванты информации, чем какие-то длинные нити мыслей. Таким образом, сопоставляя специфику телевидения с особенностями постмодерной культуры в целом, диссертант проводит параллели между фрагментированной реальностью постмодернизма и раздробленной сутью ТВ, проявляющейся в мозаичной архитектонике телеизображения, феерической эклектике сообщений, расщеплении телепрограмм на серийные ряды, а также в продуцированной сигналами пульта дискретности. Наряду с фрагментарностью выделяется другой постмодернистский признак телевидения, а именно, интертекстуальность. По мнению автора, правомерность использования разработанной в лоне постструктурализма идеи интертекстуальности (Ю. Кристева, Р. Барт) для характеристики телевидения обусловлена тем, что ТВ-сообщение – это не просто текст, это – интертекст, т.е. симультанная система в которой одновременно присутствуют вербальные послания, визуальные образы, мозаичная символика, электронные коды и, наконец, сам интерактивно включенный телезритель. Далее отмечается, что как и все масс-медийные технологии, телевидение по своей сути является симулякром, что также указывает на его постмодернистскую сущность. Что касается плюралистичности, то ее, разумеется, нельзя считать однозначно имманентной телевидению. Плюралистичность определяется в зависимости от тех задач, которые ставятся перед ним и от тех способов, какими оно их достигает. Как и любую по своему духу постмодернистскую технологию, телевидение можно поставить на службу идеалам модерна, например, если подчинить единому центру и обеспечивать с его помощью тотальный контроль и «промывку мозгов» населения. Тем не менее, отмечается, что в настоящее время налицо тенденции активного развития телевидения в направлении разнообразия в ассортименте предлагаемых программ и увеличения числа каналов, выражающих различные точки зрения, что свидетельствует о соответствии ТВ общим тенденциям мировоззрения эпохи постмодерн. Подводя итог рассмотрению некоторых аспектов средств массовой информации и рекламы сквозь призму идей постмодернистской философии, осуществленном в данном параграфе, диссертант подчеркивает, что им специально не ставились задачи по расстановке ценностных акцентов. Главная преследуемая цель предпринятого исследования – показать на примере масс-медий и рекламы, что информационные технологии не могут быть отделены от культурного и мировоззренческого контекста, и, существуя в этом контексте, они, в свою очередь, сами начинают влиять на него. Также автором отмечается, что в постмодерном обществе как никогда раньше слились технология и мировоззрение, и поэтому особенно важно не допускать их разобщения – информационные технологии, принадлежащие по своей природе эпохе постмодерна не должны использоваться для достижения чуждых их естеству модернистских целей. Третий параграф второй главы, названный «Глобальная сеть и киберкультура», посвящен философскому исследованию Интернета – принципиально нового средства массовой коммуникации, активно развивающегося в последние годы. Наряду с выявлением постмодернистской сущности всемирной паутины, в данном параграфе прослеживаются социокультурные импликации распространения этой новейшей информационной технологии. В первом разделе третьего параграфа, озаглавленном «Ризома и Интернет», осуществляется наиболее общий анализ глобальной сети, в качестве ключевой категории которого используется понятие «ризома». Данный термин был заимствован Ж. Делезом и Ф. Гваттари из ботаники, где он означал определенное строение корневой системы, характеризующейся отсутствием центрального стержневого корня и состоящей из множества хаотически переплетающихся, периодически отмирающих и регенерирующих, непредсказуемых в своем развитии побегов. Разработанная в трудах французских философов(12), в дальнейшем эта категория получила широкое распространение и стала одной из важнейших в постструктурализме. В самом широком смысле «ризома» может служить образом постмодерного мира в котором отсутствует централизация, упорядоченность и симметрия. Далее в диссертации демонстрируется, как можно с помощью этого понятия раскрыть сущность устройства и функционирования всемирной паутины Internet, применительно к которой рассматриваются все выделенные Делезом и Гваттари принципы организации ризомы-корневища, а именно: связь и гетерогенность, множественность, незначимость разрыва, картография и декалькомания. Раскрывая сущность указанных принципов, автор показывает на конкретных примерах, как они находят свое воплощение в строении глобальной сети, что позволяет ему сделать утверждение, что Интернет – это ризома. Данное высказывание не следует расценивать только как констатацию факта или же как пример приложимости, казалось бы, оторванных от жизни философских конструктов для описания окружающей нас технологической реальности. По мнению автора, понять онтологию Интернета важно не только с целью иллюстрации релевантности постмодернистских идей для интерпретации информационных технологий, но и для того, чтобы показать, как его ризоморфная конструкция влияет на социальные отношения вырастающие вокруг глобальной сети и, в конечном счете, способствует формированию киберкультуры – специфической формы культуры информационного общества. Во второй части третьего параграфа «Киберпанк и сетевой либерализм» рассматривается ряд интеллектуальных течений, чье возникновение было инициировано развитием компьютерных и сетевых технологий, а также анализируется степень влияния их идеологии на формировании киберкультуры. Первым движением, во взглядах которого сплелись различного рода маргинальные интенции с верой в безграничные возможности компьютерной техники в плане реализации индивидуальной свободы, стало движение хакеров. хакерская субкультура, провозгласившая лозунг «Информация должна быть свободной», в дальнейшем послужила основой для движения киберпанков, в котором наиболее показательно слились технологические, культурные, философские и эстетические аспекты информационной революции. По сравнению с хакерским движением, киберпанк является более глубоким и многоаспектным явлением в киберкультуре. Его не следует рассматривать только как одно из молодежных альтернативных движений, подобных хиппи или панкам, равно как и отождествлять с одноименным направлением в научной фантастике, где на передний план выводится проблема взаимопроникновение человеческого и технологического. Киберпанк, по мнению автора, будет правильней понимать как стиль жизни, в котором особое место занимают виртуальная реальность, причем доступ в нее не должен быть ограничен никакими институтами власти. Намеченный в киберпанковских романах и фильмах, этот стиль, благодаря совершенствованию компьютерных и сетевых технологий, во многом воплотился реальность сегодняшних дней. Так, начиная с 90-х годов, все больше пользователей оказываются охваченными паутиной глобальной сети и, в результате, вовлекаются в специфическое взаимодействие как между человеком и Интернетом, так и между самими индивидами, в отношениях которых сеть начинает играть не только роль посредника, но и становится неотъемлемой составляющей, делающей возможным сам факт общения и определяющей его стиль. В телекоммуникационной среде всемирной паутины начинают действовать особые правила поведения, этические принципы, формы общения и т.д., отличные от тех, что наполняют реальную жизнь в обществе. Во многом эти установки были выработаны рассмотренными выше движениями хакеров и киберпанков, но, в настоящее время, ввиду возрастания роли компьютерной сети в жизнедеятельности людей, они перестают быть выражением взглядов каких-то локальных групп и течений, и обретают иной качественный статус. По мнению автора, в современном Интернете находят адекватное воплощение киберпанковские принципы, провозглашающие неограниченную свободу доступа к информации, основывающуюся на недопустимости создания информационных барьеров и фильтров, введения цензуры или других государственных регламентирующих ограничений, а также подчинения киберпространства единому центру. Совокупность идей, соответствующих описанному положению дел, диссертант предлагает называть сетевым либерализмом, под которым понимает неформальную идеологию, виртуально установившуюся в киберпространстве глобальной сети, главным лейтмотивом которой является максимальное ограничение вмешательства институтов власти в процесс циркуляции информационных потоков. Сетевой либерализм – это своего рода социальная, политическая, экономическая и этическая импликация тех основополагающих, онтологических принципов устройства глобальной сети, которые были охарактеризованы выше как ризоморфные. Именно в том, что Интернет по своей природе ризома, усматривается фундамент либертарианской идеологии, то есть, между физическим строением глобальной сети и вырастающими вокруг нее социокультурными явлениями утверждается непосредственная связь – без ризоморфности Интернета не был бы возможным сетевой либерализм. |