Последнее письмо от твоего любимого. последнее письмо твоего. Чарльзу ты написал мне ту самую записку, с которой все началось

• Название: Чарльзу ты написал мне ту самую записку, с которой все началось
• Анкор: Последнее письмо от твоего любимого
• Дата: 09.04.2023
• Размер: 2.65 Mb.
• Имя файла: последнее письмо твоего.rtf
• Тип: Документы; #1047736
• страница: 14 из 26

[15] недалеко.

— И не одного. Причем все наполнены горячим воздухом.

Салон большой черной машины застилали клубы сигарного дыма. Лоренс был многословен и категоричен — такое с ним часто случалось в окружении других бизнесменов или под воздействием слишком большого количества виски. Дженнифер едва слышала, о чем он говорит, погрузившись в то, что узнала. Глядя в окно на пустынные улицы, по которым скользил автомобиль, она видела не красоту престижного района, не редких прохожих, спешивших домой в столь неурочный час, а лицо Энтони, его карие глаза, напряженно вглядывающиеся в нее. На лице появились новые морщины, но это делало его лишь еще более привлекательным, более спокойным. Она до сих пор ощущала прикосновение теплой руки к спине.

«Как я могу связаться с тобой?»

Прошло целых четыре года. Он, оказывается, жив. Он жив, он дышит, пьет кофе и печатает на машинке. Он жив! Она может написать ему, поговорить с ним, уйти к нему, наконец.

Дженнифер нервно сглотнула, пытаясь сдержать разрывающие сердце эмоции. Настанет время, когда ей придется разобраться с тем, как она попала сюда, в эту машину, рядом с мужчиной, который не считал нужным даже замечать ее присутствие. Но это все будет потом, а сейчас кровь бурлила в жилах и каждая клеточка тела пела от радости: он жив!

Автомобиль вывернул на Аппер-Уимпол-стрит. Мартин, их водитель, вышел и вежливо открыл пассажирскую дверь. Бизнесмен вылез на улицу, дымя сигарой:

— Крайне обязан, Ларри. Будешь в клубе на неделе? Я угощу тебя ужином.

— Буду ждать с нетерпением.

Мужчина с трудом дошел до дома, и дверь тут же распахнулась, как будто кто-то ожидал его. Лоренс посмотрел ему вслед, а потом обернулся к водителю и, устраиваясь поудобнее, сказал:

— Едем домой, Эрик. — И, взглянув на жену, неодобрительно заметил: — Какая-то ты неразговорчивая.

— Разве? Просто мне нечего было добавить к вашей беседе.

— Да-да… Ну что ж, в целом вечер удался, — откинувшись на спинку кресла и довольно кивая, провозгласил он.

— Да, — тихо согласилась она. — В целом удался.

Прости, но нам с тобой придется расстаться.

Ты ни в чем не виновата. Дейв сказал, что он хотел бы попробовать, если ты не против. Но прошу тебя, не делай этого, потому что я все равно хочу видеть тебя время от времени.

Мужчина — женщине, в эсэмэске

У тебя в отеле, в полдень. Д.

Энтони пораженно уставился на письмо, состоявшее из одной-единственной строчки.

— Доставили сегодня утром, — сообщила ему новая секретарша редакции Шерил. — Я не знала, стоит ли вас беспокоить, а потом Дон сказал, что вы зайдете.

Она стояла перед ним, зажав карандаш между средним и указательным пальцем. Короткие, ослепительно-светлые волосы вблизи оказались такими густыми, что Энтони подумал, не парик ли это.

— Да-да, спасибо, — поблагодарил он, аккуратно складывая записку и убирая ее в карман.

— Вполне себе.

— Что, простите?

— Она очень даже ничего.

— Кто?

— Ваша новая девушка.

— Очень смешно, Шерил.

— Нет, ну правда. Хотя, по-моему, для вас она слишком шикарная, — продолжала секретарша, присев на край стола и глядя на Энтони из-под густо накрашенных ресниц.

— Она и правда слишком шикарная для меня, и она не моя девушка.

— Ах да, совсем забыла: у вас же девушка в Нью-Йорке. А эта дама замужем, да?

— Мы с ней старые друзья.

— Ага, есть у меня такие друзья. Хотите заманить ее с собой в Африку?

— А я разве еду в Африку? — Он откинулся на спинку стула, заложив руки за голову. — А вы, барышня, суете нос не в свое дело.

— Вообще-то, мы работаем в газете, если вы не заметили: совать нос не в свое дело — наша работа.

Энтони почти не спал, все чувства и ощущения обострились до предела. В три часа ночи он понял, что дело — труба, спустился в бар и долго пил кофе, раз за разом прокручивая в голове их разговор, пытаясь сложить все обрывки информации воедино. Под утро он едва сдерживался, чтобы не взять такси, не поехать к ее дому и не усесться перед дверью, радуясь тому, что она находится всего в нескольких ярдах от него.

«Я ехала к тебе».

Очнувшись от воспоминания, Энтони заметил, что Шерил не спускает с него глаз, и нервно забарабанил пальцами по столу.

— Да, — ответил он наконец. — Не знаю, но мне кажется, все слишком интересуются чужой личной жизнью.

— Значит, все-таки дела любовные. Кстати, в одном из наших приложений есть такая рубрика.

— Послушайте, Шерил…

— Уж простите, по утрам копировать ничего не нужно, вот и сижу без дела. А что там в письме? Где вы встречаетесь? В каком-нибудь приятном ресторане? Она платит? У нее же все неплохо с деньгами.

— Боже правый, Шерил!

— Ну, значит, она не очень опытна в делах такого рода. Скажите ей, что если она соберется еще кому-нибудь передать записку, пусть сначала снимет обручальное кольцо.

— Да, барышня, секретарша из вас никудышная, — вздохнул Энтони.

— Если скажете, как ее зовут, отдам половину выигрыша в лотерею — деньги, кстати, немалые! — шепнула она.

— Боже, сделай так, чтобы меня отправили в Африку! Специальное подразделение конголезской армии — ничто по сравнению с вами.

Секретарша рассмеялась низким гортанным смехом и снова села за печатную машинку.

Он развернул записку. От одного взгляда на ее крупный округлый почерк Энтони тут же переносился во Францию, вспоминал записки, которые просовывали ему под дверь в течение той идеальной недели, с которой, казалось, прошел миллион лет. Какая-то часть его всегда знала, что рано или поздно она с ним свяжется. Скрипнула дверь, О’Хара подпрыгнул от неожиданности, поднял глаза и увидел Дона.

— Тони, на пару слов к главному.

— Сейчас?

— Нет, во вторник недели через три. Конечно, сейчас. Да, он хочет поговорить о твоем будущем. Нет, к сожалению, тебя не разделают под орех. Думаю, он пытается решить, стоит ли снова посылать тебя в Африку. Эй! — ткнул его в бок Дон. — Глухая тетеря! Возьми себя в руки.

Энтони не слушал его, ведь на часах было уже четверть двенадцатого. Редактор — человек обстоятельный, торопиться не любит, скорее всего, беседа с ним займет около часа. Энтони обернулся и крикнул Шерил:

— Эй, блонди, сделай одолжение: позвони в мой отель и скажи им, чтобы они передали Дженнифер Стерлинг, которая будет ждать меня там с двенадцати, что я опоздаю, но обязательно приду, пусть подождет. Я приду. Главное, чтобы она не ушла.

— Миссис Дженнифер Стерлинг? — довольно улыбаясь, уточнила Шерил.

— Я же говорю — мы старые друзья.

Энтони вдруг заметил, что на Доне надета вчерашняя рубашка. Впрочем, как всегда. И как всегда, редактор укоризненно качал головой:

— Господи Иисусе! Опять эта Стерлинг?! Мало ты от нее натерпелся?

— Мы просто друзья.

— Ага, а я — просто Твигги. [16] Ладно, иди к Большому Белому Вождю и объясни ему, почему он должен позволить тебе пасть жертвой повстанцев симбы.

Ворвавшись в отель, Энтони с облегчением увидел, что она не ушла. Он опоздал больше чем на полчаса. Дженнифер сидела за маленьким столиком в экстравагантно оформленной гостиной: гипсовая лепнина напоминала глазурь на вычурном новогоднем торте. Большинство столиков были заняты пожилыми вдовами, которые тихо, но возмущенно шушукались между собой, сетуя на ужасные нравы современной молодежи.

— Я заказала чай, — сказала она, когда он наконец сел напротив нее, успев за это время извиниться не менее пяти раз. — Надеюсь, ты не против.

Распущенные волосы, черный свитер и брюки горчичного цвета. Она заметно похудела. Наверное, теперь так модно, подумал он.

Энтони старался дышать спокойно. Сколько раз он представлял себе этот момент. Он заключает ее в объятия, и разлученные влюбленные вновь воссоединяются. В реальности же он ощущал себя крайне неловко на фоне ее безупречного самообладания и формальности обстановки.

К ним подошла официантка с тележкой, на которой стояли чайник, молочник, чашки, блюдца и тарелки с идеально нарезанными сэндвичами. Энтони подумал, что сможет засунуть в рот как минимум четыре таких сэндвича одновременно.

— Спасибо.

— Ты… ты пьешь без сахара? — нахмурившись, припомнила она.

— Да.

Они молча пили чай. Несколько раз он уже открывал рот, чтобы заговорить, но слова не приходили. Украдкой разглядывая ее, Энтони обращал внимание на детали: знакомую форму ногтей, тонкие запястья, то, как она время от времени расправляла плечи, как будто чей-то голос безмолвно приказывал ей сидеть ровно.

— Вчера я долго не могла прийти в себя, — наконец произнесла Дженнифер, ставя чашку на блюдце. — Я должна… извиниться за свое поведение. Ты, наверное, решил, что я ненормальная.

— Тебя можно понять — не каждый день видишь человека, восставшего из мертвых.

— Да, ты прав, — слегка улыбнулась она.

Они взглянули друг другу в глаза и тут же отвернулись. Дженнифер налила в чашки еще чая.

— Где ты сейчас живешь?

— Я жил в Нью-Йорке.

— Все это время?

— А зачем мне было возвращаться?

После долгого молчания она заговорила снова:

— Ты хорошо выглядишь. Очень хорошо.

Она была права: невозможно жить на Манхэттене и выглядеть как попало.

На этот раз он вернулся в Англию с целым гардеробом дорогих костюмов и набором новых привычек: горячее бритье, начищенные ботинки и полный отказ от алкоголя.

— А ты — просто замечательно, Дженнифер.

— Спасибо. Надолго в Англию?

— Возможно, что и нет. Наверное, снова уеду за границу, — сообщил он, вглядываясь в ее лицо и пытаясь угадать ее реакцию, но Дженнифер лишь потянулась за молочником. — Нет-нет, спасибо, — поднял руку он.

Рука застыла в воздухе, как будто Дженнифер ругала себя за забывчивость.

— И что тебе предлагают на этот раз? — спросила она, кладя сэндвич ему на тарелку.

— Они предлагают мне остаться здесь, но я хотел бы вернуться в Африку — ситуация в Конго вышла из-под контроля.

— Значит, там сейчас опасно?

— Дело не в этом…

— Хочешь снова оказаться в гуще событий?

— Да. То, что там происходит, очень важно. К тому же меня бросает в дрожь от одной мысли остаться за письменным столом. Последние несколько лет… — Энтони запнулся, пытаясь подыскать подходящее выражение: «Последние несколько лет в Нью-Йорке не дали мне сойти с ума?», «Научили меня жить без тебя?», «Не дали мне броситься на гранату в какой-нибудь войне?» — Последние несколько лет я провел с пользой, — закончил он. — Редактору нужно было увидеть меня в ином свете, и это произошло. Но сейчас я хочу двигаться дальше, хочу вернуться к своему призванию.

— А твое призвание обязательно связано с опасностью? Ты не можешь выбрать что-нибудь поспокойнее?

— Я похож на человека, который перебирает бумажки и переставляет папки с места на место?

— А как же твой сын? — с улыбкой спросила она.

— Мы почти не видимся. Его мать хочет, чтобы я держался от него подальше, — ответил он, глотая чай. — Какая ему разница, куда писать: в Нью-Йорк или в Конго…

— Наверное, это тяжело…

— Да… да, тяжело.

В углу заиграл струнный квартет, и Дженнифер обернулась.

Несколько долгих секунд он мог безнаказанно разглядывать ее профиль, слегка вздернутую верхнюю губу. С болью в сердце Энтони понял, что никогда не полюбит никого так, как любил Дженнифер Стерлинг. Прошедшие четыре года ничего не изменили, пусть пройдет еще десять — вряд ли что-то станет иначе. Она снова повернулась к нему, но он молчал, понимая, что стоит ему открыть рот, как он расскажет ей все, вывернется наизнанку, словно смертельно раненный солдат, которому уже нечего терять.

— Тебе понравился Нью-Йорк?

— Думаю, там мне было лучше.

— Где ты жил?

— На Манхэттене. Знаешь, где это?

— Не совсем… — призналась она. — Ты… ты женился?

— Нет.

— А девушка есть?

— Да, мы встречаемся.

— Она американка?

— Да.

— Замужем?

— Нет, как ни странно.

— У вас серьезные отношения? — не моргнув и глазом, продолжала она.

— Пока не решил.

— Ты совсем не изменился, — робко улыбнулась она.

— Ты тоже.

— Неправда, — тихо произнесла Дженнифер.

Он умирал от желания прикоснуться к ней, смахнуть весь чертов сервиз со столика и обнять ее. Внезапно он пришел в ярость от этой дурацкой обстановки, от всех этих формальностей. Вчера вечером она вела себя странно, но, по крайней мере, он видел, что она находится во власти искренних чувств.

— А ты как? Все хорошо? — спросил он, поняв, что она не собирается заговаривать первой.

— Хорошо? — переспросила она сонным голосом. — Не знаю. И хорошо, и плохо. Как у всех.

— Все еще ездишь на Ривьеру?

— По возможности стараюсь больше там не появляться.

«Из-за меня?» — чуть было не спросил он. Дженнифер показалась ему совершенно безжизненной. Где же ее чувство юмора? Куда делась страсть? Куда ушло сияющее очарование, переполнявшее ее до краев и прорывавшееся наружу то неожиданным взрывом хохота, то бесконечными поцелуями? Она стала какой-то бесцветной, как будто не осталось ничего, кроме холодных, идеальных манер.

Струнный квартет на мгновение умолк. Едва сдерживая гнев, Энтони спросил:

— Дженнифер, зачем ты меня сюда пригласила?

Она безумно устала, вдруг понял он, но при этом ее лихорадит — на скулах проступили пятна румянца.

— Прости, — продолжал он, — но мне не нужны сэндвичи. Я не хочу сидеть тут и слушать эту дурацкую струнную музыку. Если я чего и заслуживаю, восстав из мертвых после четырех лет забвения, так это права не сидеть с жеманным видом, попивая чай, и не вести светскую беседу.

— Я… я просто хотела увидеть тебя…

— Знаешь, когда я вчера увидел тебя там, в зале, я все еще злился на тебя… Все это время я думал, что ты предпочла мне его — его и тот образ жизни, который он может тебе предложить. Я постоянно спорил с тобой, ругал тебя за то, что ты не ответила на мои последние письма…

— Не надо, прошу тебя! — подняла руку она.

— И тут я встречаю тебя, и ты говоришь мне, что собиралась уехать со мной. Мне приходится заново обдумать все, что крутилось у меня в голове последние четыре года, все оказалось неправдой.

— Энтони, давай не будем об этом, не говори о том, как бы все могло быть, — умоляющим тоном попросила она, кладя руки на стол перед собой, словно выкладывая игральные карты. — Я не выдержу…

Они сидели напротив друг друга: безупречно одетая, элегантная женщина и напряженный мужчина. С горькой усмешкой Энтони подумал, что со стороны они, видимо, кажутся достаточно несчастными, чтобы их сочли супружеской парой.

— Скажи мне одно, — снова заговорил он. — Почему ты так предана ему? Почему ты осталась с человеком, который не может сделать тебя счастливой?

— Наверное, потому, что я предала его. — Она посмотрела ему в глаза.

— Думаешь, он будет так же предан тебе?

Дженнифер долго смотрела ему в глаза, а потом взглянула на часы:

— Мне пора.

— Прости, — поморщился он. — Я ничего больше не скажу, просто я хочу знать…

— Дело не в тебе, правда. Мне действительно пора.

— Конечно, прости, — взяв себя в руки, произнес он. — Я же сам опоздал. Извини, что впустую потратил твое время, — с плохо сдерживаемой яростью добавил он.

Энтони проклинал своего редактора — ведь из-за него он потерял эти драгоценные полчаса, проклинал себя за упущенную возможность, за то, что позволил себе соприкоснуться с силой, которая может сжечь его дотла.

Она встала, рядом возник официант с пальто в руках. К ней на помощь всегда будет приходить кто-то другой, рассеянно подумал он, такая уж это женщина.

Словно парализованный, Энтони не мог встать из-за стола.

Неужели он ошибся в ней? Неужели сила чувств во время их недолгого пребывания вместе существовала лишь в его памяти? Его глубоко опечалила мысль о том, что это конец. Возможно, он был бы более счастлив, если бы воспоминания о ней остались идеальными и незапятнанными этой непонятной, разочаровавшей его встречей.

Официант подал ей пальто. Дженнифер просунула руки в рукава, низко склонив голову.

— Значит, все кончено?

— Прости, Энтони. Мне правда пора идти.

— Мы так и не поговорим? После всего, что между нами было? Ты хоть вспоминала обо мне? — грубо спросил он, вставая из-за столика.

Не дожидаясь продолжения, она резко развернулась и вышла из кафе.

В пятнадцатый раз Дженнифер умылась ледяной водой, пытаясь успокоить покрасневшие и опухшие глаза. Из зеркала на нее смотрела женщина, проигравшая сражение с жизнью. Женщина, так разительно отличавшаяся от маленькой тай-тай, которой она была пять лет назад, что казалось, они не просто разные люди, но и разные биологические виды.

Она провела кончиками пальцев по темным кругам под глазами, по новым морщинкам на лбу и подумала: интересно, какой он увидел меня?

Он раздавит тебя, лишит тебя всего, что делает тебя тобой.

Дженнифер открыла шкафчик с лекарствами и посмотрела на аккуратный ряд коричневых пузырьков. Она не смогла рассказать Энтони, что так боялась встречи с ним, что приняла двойную дозу валиума. Не могла рассказать, что его слова доносились до нее сквозь пелену густого тумана, она плохо понимала, что делает, и едва могла удержать в руках чайник. Она не могла признаться, что, сидя так близко от него, видя каждую морщинку на его руках, вдыхая аромат его одеколона, полностью потеряла способность двигаться.

Открыв горячую воду, Дженнифер смотрела, как струя разбивается о фарфор, утекает в слив и брызгается, оставляя темные пятнышки на ее светлых брюках. Взяв с верхней полки валиум, Дженнифер открыла пузырек.

Ты сильный человек, ты можешь продолжать жить, зная, что настоящая любовь возможна, но у нас никогда не будет на нее права.

Ошибаешься, Бут… я вовсе не сильная.

Снизу послышался голос миссис Кордозы, Дженнифер заперла дверь в ванную, оперлась на раковину. Способна ли я на это?

Она высыпала содержимое пузырька в раковину и долго смотрела, как вода смывает крошечные белые таблетки. Затем открыла следующий пузырек и, практически не глядя, сделала то же самое. Мои «маленькие помощники». Все их принимают, беспечно сообщила ей Ивонна, когда Дженнифер в первый раз расплакалась, сидя у нее на кухне, и никак не могла остановиться. Доктора с радостью выписывали ей новые и новые рецепты. Таблетки выровняют ваше состояние, говорили они. Да, они выровняли меня настолько, что уже вообще ничего не осталось, подумала она, беря в руки следующий пузырек.

Закончив начатое, Дженнифер посмотрела на пустую полку, а потом на свое отражение — последние таблетки унесло потоком воды.

В Стэнливиле начались беспорядки. Из иностранного отдела «Нэйшн» в «Риджент» пришла телеграмма на имя Энтони, в которой говорилось, что конголезские повстанцы, самозваная армия симбы, захватывают все новых и новых белых заложников, собирая их в отеле «Виктория», в знак протеста против правительственных военных сил Конго и белых наемников. В телеграмме также говорилось: «Собирай чемоданы. Потрясающая история. Редактор лично одобрил твой отъезд. При условии, что тебя не убьют и не возьмут в плен».

Однако Энтони не бросился в офис, чтобы проверить последние новостные сводки, не стал набирать телефоны знакомых в ООН и армии. Лежа на кровати в гостиничном номере, он думал о женщине, которая любила его достаточно сильно, чтобы уйти от мужа, а потом, за четыре года, просто исчезла.

В дверь постучали. Энтони вздрогнул — что опять нужно этой горничной? Она же прибиралась всего полчаса назад. Его ужасно раздражало, что она работает, насвистывая, не давая ему спокойно заниматься своими делами.

— Зайдите попозже, — крикнул он и перевернулся на другой бок.

Неужели ее так потрясла их встреча просто из-за того, что она считала его погибшим? Неужели сегодня она поняла, что чувства, которые когда-то испытывала к нему, испарились? Наверное, она решила встретиться с ним, просто чтобы соблюсти приличия, как поступила бы с любым старым знакомым после нескольких лет разлуки, — ее манеры всегда были безупречны.

В дверь снова постучали, на этот раз более настойчиво. Энтони рассердился еще больше, чем если бы девчонка просто вошла в номер — тогда он мог хотя бы накричать на нее. Он встал, рывком открыл дверь и крикнул:

— Ну знаете что! Лучше вам… — Он осекся.

Перед ним стояла Дженнифер. Пояс подчеркивал осиную талию, глаза горели.

— Каждый день, — произнесла она.

— Что?!

— Каждый месяц. Каждый день. Каждый час… Как минимум каждый час, — помолчав, добавила она. — В течение четырех лет. Я думала, что ты умер, Энтони, — гулко зазвучали ее слова в тишине коридора. — Я оплакивала тебя… Оплакивала жизнь, которую могла бы провести с тобой. При одной мысли, что я виновата в твоей смерти, я ненавидела себя так сильно, что не знаю, как вообще выжила. Если бы не… — Дженнифер замолчала. — А потом на приеме, куда я вообще не хотела идти, я вдруг вижу тебя… Тебя! И ты спрашиваешь меня, зачем я хотела с тобой встретиться? — глубоко вздохнув, чтобы хоть немного успокоиться, спросила она.

На другом конце коридора послышались шаги, Энтони протянул руку и произнес:

— Заходи.

— Я не смогла усидеть дома. Я должна была сказать тебе все, прежде чем ты снова уедешь. Должна была.

Он сделал шаг назад, пропуская ее в номер, она прошла мимо него в большую спальню — огромные размеры комнаты и расположение отеля подтверждали его новый статус в редакции. Энтони порадовался, что в комнате в кои-то веки порядок, на спинке стула висела выглаженная рубашка, парадные ботинки аккуратно стояли у стены.

Сквозь открытое окно с улицы доносился шум машин, Энтони прикрыл его. Дженнифер положила сумочку на стул и повесила сверху пальто.

— Для меня это большой шаг вперед. Когда я приехал сюда впервые, меня поселили в хостеле на Бейсуотер-роуд. Хочешь чего-нибудь выпить? — предложил он, внимательно наблюдая, как она села за столик. — Заказать тебе что-нибудь? Как насчет кофе? — продолжал он, думая лишь о том, что мечтает прикоснуться к ней.

— Я не спала, — отозвалась она, потирая виски ладонями. — Как только я увидела тебя, я перестала понимать, что происходит. Я стараюсь разобраться, как это произошло. Все потеряло смысл.

— Тем вечером, четыре года назад… ты ехала в автомобиле с Фелипе?

— Фелипе?.. — недоуменно переспросила она.

— Мой друг, бармен из «Альберто». Он погиб в автокатастрофе сразу после моего отъезда. Утром я просмотрел газетные вырезки: пишут, что в машине находилась женщина, личность которой не установлена. По-другому я не могу объяснить то, что случилось.

— Не знаю. Вчера я говорила тебе, что до сих пор не могу вспомнить все. Если бы я не нашла твои письма, то могла вообще никогда бы не вспомнить о тебе… Могла бы никогда не узнать…

— Но кто сказал тебе, что я умер?

— Лоренс. Не смотри на меня так. Он не настолько жесток, наверное, он думает, что так и есть. Он знал… знал, что у меня кто-то есть, — с трудом произнесла она. — Он прочитал твое последнее письмо… Наверное, после аварии для него все встало на свои места и он понял…

— Мое последнее письмо?!

— Ну да, то самое, в котором ты просишь меня приехать на вокзал. Оно было при мне, когда произошла авария.

— Подожди, я не понимаю… Вообще-то, это было не последнее письмо…

— Энтони, не надо, — перебила его она. — Пожалуйста, прошу тебя…

— И что дальше? — спросил он. — Дженнифер, я…

Не сводя с него глаз, она сделала шаг вперед и подошла так близко, что даже в тусклом освещении номера он мог разглядеть каждую крошечную веснушку на ее лице, каждую ресницу, которая, словно изогнутый меч, грозила пронзить сердце любого мужчины. Она была так близко и вместе с тем далеко, — казалось, она принимает какое-то внутренне решение.

— Бут, — нежно заговорила она, — ты все еще злишься на меня?

Бут… Услышав свое прозвище из ее уст, Энтони нервно сглотнул и ответил:

— Как я могу злиться на тебя?

Дженнифер подняла руку и, едва касаясь, провела кончиками пальцев по его лицу.

— Бут, мы занимались этим? Я имею в виду — раньше, — пояснила она, увидев его недоуменный взгляд. — Я не помню. У меня есть только твои слова.

— Да, — хрипло ответил он. — Мы занимались этим, — подтвердил он, ощущая прикосновения ее прохладных пальцев и вспоминая ее родной запах.

— Энтони, — прошептала она с невыносимой нежностью, в которой заключалась любовь и боль потери, столь хорошо знакомые им обоим.

Дженнифер прижалась к нему и тихонько вздохнула, Энтони почувствовал ее дыхание на своих губах. Казалось, вокруг них все замерло. Она прикоснулась губами к его рту, и в его груди что-то раскрылось. Энтони с ужасом осознал, что у него в глазах стоят слезы.

— Прости, — замерев, прошептал он. — Прости, я не знаю, отчего это…

— Я знаю, — успокоила она его, — я знаю.

Дженнифер обняла его за шею, целуя мокрые от слез щеки, шепча слова любви ему на ухо. Они вцепились друг в друга в отчаянии, не в силах поверить, что судьба совершила очередной неожиданный поворот.

Время замерло, поцелуи становились более страстными, слезы высыхали.

Он снял с нее свитер и беспомощно смотрел, как она расстегивает пуговицы на его рубашке. Освободившись от лишней одежды, он радостно прижал ее к себе, они очутились на кровати в объятиях друг друга, их тела жаждали соединения с яростной, не принимающей отказа силой.

Целуя ее, он понимал, что пытается таким образом передать глубину своих чувств. Даже когда он растворился в ней, зарывшись лицом в ее волосы, когда целовал ее повсюду, он понимал, что происходит: наконец-то две разлученные половинки единого целого снова встретились.

Дженнифер отвечала на его ласки, возбуждая его все больше и больше.

Он целовал шрам на ее плече, не обращая внимания на ее стеснение, пока она наконец не приняла то, что он таким образом говорил ей: этот серебристый рубец для него был подтверждением ее любви — подтверждением того, что она хотела уехать с ним.

Он покрывал его поцелуями, потому что для него она была совершенством, самым обожаемым существом на свете.

Он наблюдал за тем, как в ней просыпается желание — бесценный подарок, предназначенный лишь им двоим, смотрел на то, как меняется выражение ее лица, видел ее открытость и беспомощность, как будто она боролась с чем-то внутри себя, но когда она наконец открыла глаза, Энтони ощутил себя на седьмом небе.

Он кончил и снова заплакал, потому что в глубине души всегда знал, хоть и пытался не верить этому ощущению, что лишь такие переживания важны по-настоящему. Он не смел даже надеяться на то, что радость близости снова вернется к нему.

— Я тебя знаю, — прошептала она, всхлипывая и прижимаясь к его липкой от пота шее, — я правда тебя знаю.

На мгновение он потерял дар речи и молча глядел в потолок, ощущая прикосновение прохладного воздуха к разгоряченному телу, чувствуя ее влажные бедра, прижатые к его телу.

— Дженни… Слава богу!

Постепенно ее дыхание успокоилось, она приподнялась на локте и посмотрела на него. В ней что-то изменилось: лицо просветлело, разгладились морщинки вокруг глаз.

Энтони заключил ее в объятия и прижал к себе так сильно, что их тела буквально срослись друг с другом. Он почувствовал, что снова желает ее, и она улыбнулась.

— Так хочется что-нибудь тебе сказать, но все как-то… не соответствует моменту…

— Мне никогда в жизни не было так хорошо, — перебила его Дженнифер с довольной и слегка удивленной улыбкой.

Он внимательно посмотрел на нее, приподняв одну бровь.

— Погоди… значит, было?

Он кивнул.

— Что ж… тогда… Тогда я должна сказать тебе спасибо.

Он рассмеялся, и она, хохоча, прильнула к его плечу.

Четырех лет как не бывало. Он вдруг с поразительной ясностью увидел, какой будет его дальнейшая жизнь: он останется в Лондоне, расскажет все Еве — девушке, с которой встречался в Нью-Йорке. Она милая девушка, ветреная и беззаботная, но Энтони прекрасно понимал, что все женщины, с которыми он встречался за эти четыре года, были лишь жалким подобием той, что сейчас находилась рядом с ним. Дженнифер уйдет от мужа, он станет заботиться о ней — второй раз они свой шанс не упустят. Он вдруг увидел ее со своим сыном — они втроем на каком-то семейном празднике, и будущее внезапно показалось ему неожиданно светлым.

Она оторвала его от размышлений, сосредоточенно целуя его грудь, плечо, шею.

— Надеюсь, ты понимаешь, — начал он, перекатившись на нее и удобно устраиваясь между ее ног, — что нам придется заняться этим снова. Вдруг ты еще не до конца вспомнила?

Вместо ответа, Дженнифер прикрыла глаза.

На этот раз он занимался с ней любовью очень медленно, разговаривая на языке тела. Он чувствовал, как остатки зажатости покидают ее, как их сердца начинают биться в такт, он миллион раз шептал ее имя — ведь это такая роскошь, просто произносить его вслух. Шепотом он рассказал ей все о своих чувствах к ней.

Когда она сказала, что любит его, у него чуть не остановилось сердце. Мир замедлил движение и уменьшился в размерах — остались лишь они вдвоем на смятых простынях, объятия, поцелуи, волосы и тихие стоны.

— Ты самая потрясающая… — заговорил он, когда она медленно открыла глаза и смущенно посмотрела на него, давая понять, что побывала в раю. — Я бы делал это с тобой сотни раз лишь ради того, чтобы иметь удовольствие смотреть на твое лицо. Опосредованно, — вдруг произнес он, когда она ничего не ответила. — Забыла?

Потом он не мог вспомнить, сколько времени они провели в постели, пытаясь впитать друг друга кожей. С улицы доносился шум, в коридоре время от времени раздавались шаги, иногда слышались чьи-то голоса. Он чувствовал, как она ровно дышит, лежа у него на груди. Он поцеловал ее в макушку, гладя спутанные волосы. Энтони ощущал всепроникающий покой во всем теле. Наконец-то я дома, подумал он, наконец-то. Дженнифер пошевелилась в его объятиях.

— Давай закажем что-нибудь выпить, — предложил он, целуя ее ключицу, подбородок, за ухом. — Надо отметить. Мне — чай, тебе — шампанское. Согласна?

Она вдруг помрачнела, лицо словно накрыло тенью, и он сразу понял, что ее мысли где-то далеко от него.

— Боже, сколько времени? — спросила она, садясь в постели.

— Двадцать минут пятого, — ответил он, взглянув на часы, — а что?

— О нет! Я должна быть внизу в половине! — воскликнула она, спрыгивая с кровати и хватая на ходу одежду.

— К чему такая спешка?

— Я встречаюсь с миссис Кордозой.

— С кем?

— За мной придет моя экономка. Я сказала, что пойду по магазинам.

— Значит, опоздаешь. Разве магазины — это так важно? Дженнифер, нам нужно поговорить, надо решить, что делать дальше. Мне надо сказать редактору, что я не поеду в Конго.

Она с поразительной скоростью натягивала одежду: бюстгальтер, брюки, пуловер. Тело, совсем недавно принадлежавшее ему, скрылось из виду.

— Дженнифер? — Он встал с кровати, надел брюки и застегнул ремень. — Ты не можешь вот так уйти. Нам нужно поговорить, решить, как мы будем действовать дальше.

— Нечего тут решать, — повернувшись к нему спиной, сказала она, достала из сумочки щетку и принялась яростно расчесывать волосы короткими, резкими движениями.

— Что? О чем ты говоришь?

— Энтони, — произнесла она спокойно и повернулась к нему совершенно чужим лицом, — прости, но мы с тобой больше не увидимся.

— Что?!

Дженнифер достала пудреницу и принялась вытирать размазавшуюся под глазами тушь.

— Ты не можешь так поступить после того, что между нами было. Ты не можешь просто взять и забыть об этом. Что ты творишь?!

— Все будет в порядке, — бесстрастно сказала она. — С тобой все будет в порядке. Как всегда. Послушай, мне пора. Прости меня.

Она схватила сумочку и пальто и выскочила в коридор, хлопнув дверью. Энтони бросился за ней:

— Не делай этого, Дженнифер! Не оставляй меня снова! — кричал он, и его слова эхом разносились по пустому коридору, отражаясь от дверей других номеров. — Это не шутки. Я не стану ждать тебя еще четыре года.

Он застыл, в шоке от происходящего, а потом, громко ругаясь, бросился в номер и, натянув рубашку и ботинки, схватив пиджак, побежал по коридору Сердце выскакивало из груди, он слетел вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и выбежал в холл. Двери лифта открылись, и он увидел ее. Она прошла мимо, стуча каблучками по мраморному полу, сосредоточенная и удивительно непохожая на женщину, которой была всего несколько минут назад. Он хотел окликнуть ее, но тут вдруг раздался детский голос:

— Мамочка!

Дженнифер с протянутыми руками подошла к женщине средних лет, которая держала за руку маленькую девочку. Малышка бросилась к Дженнифер, та подняла ее на руки, и девочка, заливаясь смехом, защебетала:

— Мамуля, а мы пойдем в «Хэмлис»?