Последнее письмо от твоего любимого. последнее письмо твоего. Чарльзу ты написал мне ту самую записку, с которой все началось

• Название: Чарльзу ты написал мне ту самую записку, с которой все началось
• Анкор: Последнее письмо от твоего любимого
• Дата: 09.04.2023
• Размер: 2.65 Mb.
• Имя файла: последнее письмо твоего.rtf
• Тип: Документы; #1047736
• страница: 4 из 26

3

С тобою счастье нам не светит…

За это я — не ты — в ответе.

Мужчина — женщине, в открытке

За последнее время Дон Франклин изрядно поправился, живот уже практически нависал над ремнем. Рубашка обтягивала его раздавшееся тело, а внизу, над самым ремнем, виднелся треугольник бледной кожи. Он откинулся на спинку кресла и, сняв очки, надел их на голову.

— Нужна статья о каком-то промышленнике. О’Хара, на этом настаивает редактор. Ему нужен четырехстраничный разворот, посвященный этому чудо-минералу, — на правах рекламы.

— Черт побери, Дон! Но я же ровным счетом ничего не знаю о шахтах и заводах. Побойся бога, я же зарубежный корреспондент.

— Ты был зарубежным корреспондентом, — поправил его Дон. — Мы не станем снова посылать тебя туда, Энтони, и тебе это прекрасно известно. Мне нужен человек, который умеет хорошо делать свою работу. И вообще, какие у тебя варианты? Хочешь сидеть здесь для мебели?

Энтони рухнул в кресло напротив и, вытащив сигареты, посмотрел сквозь стеклянную стену кабинета: там, за спиной выпускающего редактора, младший сотрудник редакции Фиппс в ярости выдернул из машинки три листа и с исказившимся от раздражения лицом вставил новые страницы, предварительно проложив их копиркой.

— Я видел, как ты это делаешь. Пустишь в ход свое неземное обаяние, и все тут.

— То есть на самом деле это даже не биографический очерк, а раздутая заказная статья.

— Часть его бизнеса находится в Конго, ты же много чего знаешь об этой стране.

— Я много чего знаю о людях, которые владеют шахтами в Конго.

— Ну, не все так плохо, — попытался успокоить его Дон, беря у Энтони сигарету и прикуривая.

— Да что ты.

— Интервью у этого парня надо взять в его летней резиденции на юге Франции. Ривьера. Несколько дней на солнышке, пара лобстеров за счет фирмы, если повезет — увидишь саму Бриджит Бардо… Ты меня еще благодарить будешь.

— Пошли Петерсона, он обожает такие штуки.

— Петерсон занимается детоубийцей из Норвича.

— Тогда Мёрфетта — он любит светские рауты.

— Мёрфетт уехал в Гану, пишет репортажи о беспорядках в Ашанти.

— Что?! — не веря своим ушам, воскликнул Энтони. — Да он даже не сможет написать нормальный репортаж о том, как двое мальчишек подрались в телефонной будке. Какого черта он делает в Гане? Дон, — взяв себя в руки, тихо произнес Энтони, — пошли меня обратно.

— Нет.

— Даже если у меня мозги будут совсем набекрень, если я окончательно сопьюсь и меня запрут в психушке, я все равно буду писать лучше, чем Мёрфетт, и ты это прекрасно знаешь.

— О’Хара, твоя проблема состоит в том, что ты сам своего счастья не понимаешь. От добра добра не ищут. — Дон наклонился к Энтони, понижая голос: — Перестань выпендриваться и слушай сюда. Когда ты вернулся из Африки, там, — показал наверх Дон, туда, где этажом выше находился кабинет главного редактора, — шли разговоры, не уволить ли тебя вообще. Вся эта история… Они о твоем же благе заботились, дорогой мой. Ну да бог с ними. Уж не знаю, как тебе это удалось, но ты успел обзавестись здесь кучей друзей, и некоторые из них — довольно влиятельные ребята. Они взяли на заметку то, что произошло, но тем не менее оставили тебя в штате и продолжили платить зарплату. Даже когда ты был… ну, в общем, сам знаешь где, — смутился Дон, заерзав под недрогнувшим взглядом Энтони, который на протяжении этого монолога даже бровью не повел. — Ну так вот: они не хотят, чтобы ты подвергал свою жизнь опасности. Поэтому возьми себя в руки, поезжай во Францию и радуйся, что тебе дают возможность работать, да еще и ужинать в ресторане в Монте-Карло. Кто знает, может, подцепишь себе там какую-нибудь молоденькую актриску.

Энтони молчал. Похоже, что вся эта речь не произвела на него никакого впечатления.

— То есть ты правда не хочешь этим заниматься, — подытожил Дон, затушив сигарету.

— Не хочу, Дон, и ты это прекрасно знаешь: стоит мне согласиться на такую работенку, а там и до заметок вроде «Родился-женился-скончался» недалеко.

— Господи… своенравный ты мерзавец, О’Хара, — сокрушенно вздохнул Дон, порылся в бумагах на столе и протянул Энтони отпечатанный лист. — Черт с тобой, бери: Вивьен Ли собралась на другую сторону Атлантики, хочет снять домик недалеко от театра, где работает Оливье. Судя по всему, он отказывается иметь с ней дело, в светской хронике пишут, что она не знает, в чем причина такого поведения мужа. Давай-ка узнай, собираются они разводиться или нет. И желательно хорошее описание ее нарядов.

Повисла еще одна мучительная пауза. В соседнем кабинете Фиппс выдернул из машинки очередные три страницы и, хлопнув себя по лбу, выругался. Энтони потушил сигарету и, мрачно взглянув на начальника, направился к выходу.

— Пошел собирать вещи, — бросил он через плечо.

Выбирая костюм для похода на званый ужин, Энтони думал о том, что в по-настоящему богатых людях есть нечто такое, что заставляет его задевать их: то ли непоколебимая самоуверенность — ведь они не привыкли, что им перечат, — то ли высокопарность, из-за которой все воспринимают всерьез их банальнейшие высказывания.

Поначалу Лоренс Стерлинг показался ему не таким уж антипатичным: обходительные манеры, взвешенные ответы на вопросы, довольно продвинутые взгляды на использование рабочего труда.

Однако к концу дня Энтони понял, что имеет дело с человеком, для которого вопросы контроля и власти превыше всего. Он отдает людям приказы, совершенно не интересуясь их мнением. Его абсолютно не волнует все, что происходит за пределами его круга общения. Одним словом, достаточно богатый и успешный зануда, которому не надо утруждать себя тем, чтобы произвести впечатление.

Энтони чистил пиджак, думая, зачем он вообще согласился пойти на этот ужин. В конце интервью Стерлинг неожиданно пригласил его присоединиться к ним вечером, и Энтони пришлось признаться, что в Антибе он никого не знает, планов у него нет и на большее, чем ужин в гостинице, он не рассчитывал. По дороге в гостиницу он решил, что Стерлинг пригласил его на ужин исключительно в расчете на то, что Энтони напишет о нем лестную статью. Несмотря на то что он принял приглашение с явной неохотой, Стерлинг тут же дал своему водителю указание забрать Энтони из отеля «Кап» в 7.30.

— Сами вы наш дом не найдете, он находится в уединенном месте, довольно далеко от шоссе, — объяснил Стерлинг.

Еще бы, подумал Энтони, люди вроде Стерлинга не любят жить по соседству с обычными смертными.

Консьерж заметно оживился, увидев ожидающий у входа лимузин, ринулся к двери и, подобострастно улыбаясь, открыл ее перед Энтони. Такого сервиса в этом отеле Энтони раньше не видел, поэтому полностью проигнорировал его заискивание, поздоровался с водителем и сел рядом на переднее сиденье. Журналист заметил, что водителю это не особенно понравилось, но, с другой стороны, если бы он сел сзади, то почувствовал бы себя самозванцем.

Энтони открыл окно, и теплый средиземноморский бриз коснулся его кожи. Длинный неповоротливый автомобиль медленно полз по дорогам вдоль побережья, наполненным ароматами розмарина и тимьяна.

Задумчиво глядя на видневшиеся вдали холмы в сиреневой дымке, Энтони подумал, что настолько привык к более экзотическим африканским пейзажам, что уже и забыл, какие чудесные уголки природы существуют в Европе.

Энтони по-свойски заговорил с водителем: расспросил его об этих местах, на кого еще он работает, как живут простые люди в этой части страны. Журналист просто не мог удержаться, ведь информация — это всё. Лучшие из своих статей он написал благодаря вот таким ненавязчивым беседам с водителями и другим обслуживающим персоналом власть имущих.

— Как вам работается на мистера Стерлинга? — спросил он.

— Нормально, — настороженно взглянув на него, быстро ответил водитель, всем своим видом давая понять, что разговор на эту тему окончен.

— Рад слышать, — отозвался Энтони и, когда машина остановилась около огромной белой виллы, позаботился о том, чтобы дать водителю щедрые чаевые.

Глядя вслед заезжающему в гараж лимузину, Энтони практически позавидовал водителю. По природе своей немногословный, сейчас он предпочел бы попросту съесть сэндвич в компании водителей и сыграть с ними в карты, а не вести светскую беседу с уставшими от жизни толстосумами Ривьеры.

Особняк восемнадцатого века мало отличался от других вилл состоятельных людей — огромный и безупречный. Понятно, что для обслуживания требуется немало прислуги. Идеально ровная, посыпанная гравием дорожка с обеих сторон была выложена декоративной плиткой, на клумбах — ни единой лишней травинки, из-за закрытых расписных ставней призывно мерцал свет. Гости поднимались по широкой пологой лестнице и проходили в украшенный цветами в огромных вазах просторный холл, где уже слышались звуки голосов из столовой. Энтони медленно поднялся наверх по нагревшимся за день каменным ступеням.

Приглашенных, не считая его самого, оказалось семеро: Монкриффы (лондонские друзья Стерлинга — миссис Монкрифф тут же смерила Энтони оценивающим взглядом), мэр города месье Лафайет с женой и дочерью, грациозной брюнеткой с ярко накрашенными глазами и видом отчаянной проказницы, и пожилые супруги Демарсье, обитавшие на соседней вилле. Привлекательную блондинку в стиле Грейс Келли Стерлинг представил как свою супругу. Таким женщинам обычно сказать особенно нечего, да и не нужно: мужчины всю жизнь восхищаются их красотой и этого более чем достаточно. Энтони искренне надеялся, что его посадят рядом с миссис Монкрифф — хоть она и смотрит на него с некоторым вызовом, по крайней мере, будет не так скучно.

— Значит, вы работает в газете, мистер О’Хара? — снизошла до него пожилая француженка.

— Да, в Англии, — едва успел ответить Энтони, как появился официант с подносом с напитками. — А у вас есть что-нибудь безалкогольное? Например, содовая?

Официант молча кивнул и испарился, а француженка спросила:

— И как же она называется?

— «Нэйшн».

— «Нэйшн», — разочарованно повторила она, — никогда о такой не слышала. Знаю только «Таймс», это, кажется, лучшая газета в Великобритании?

— Некоторые так считают, — ответил Энтони, мысленно взмолившись, чтобы хотя бы еда оказалась сносной.

Рядом возник официант — на подносе стоял высокий стакан содовой со льдом. Энтони изо всех сил старался не смотреть на сверкающее в бокалах у остальных шампанское, попытался вспомнить забытый со школьных времен французский и завести разговор с дочерью мэра, которая ответила ему на безупречном английском с очаровательным французским акцентом. Нет, слишком юная, решил Энтони, заметив, как нахмурился мэр.

Когда всех наконец пригласили за стол, он с облегчением обнаружил, что его посадили рядом с Ивонной Монкрифф — обходительной и интересной дамой, которую он, к сожалению, совершенно не интересовал как мужчина. «Черт бы побрал всех этих счастливых женушек!» По левую руку от него сидела Дженнифер Стерлинг, но она, казалось, была поглощена беседой с соседом.

— Вы часто бываете в этих краях, мистер О’Хара? — поинтересовался Фрэнсис Монкрифф, высокий, сухопарый мужчина, вполне под стать своей жене.

— Нет.

— Значит, больше занимаетесь тем, что происходит в деловом центре Лондона?

— Нет, я этим вообще не занимаюсь.

— Так вы не пишете о финансах?

— Я зарубежный корреспондент, работаю в горячих точках за границей.

— А Ларри занимается созданием этих горячих точек, — рассмеялся Монкрифф. — По чем конкретно вы пишете?

— Ну, о многом: войны, голод, эпидемии — в общем, о всяких прелестях жизни…

— Не вижу в этом ничего прелестного, — потягивая вино, вмешалась в разговор пожилая француженка.

— В прошлом году я освещал кризис в Конго, — проигнорировав ее реплику, добавил Энтони.

— От этого Лумумбы одни неприятности, — заговорил Стерлинг, — а бельгийцы — просто безмозглые трусы, если думают, что он сможет справиться с ситуацией.

— Полагаете, африканцам нельзя доверять самостоятельно управлять собственной страной?

— Еще недавно Лумумба был всего лишь босоногим почтальоном из джунглей. Во всем Конго нет ни одного цветного, имеющего профессиональное образование, — дымя сигарой, парировал Стерлинг. — И как же они собираются руководить банками и больницами, если бельгийцы покинут их территорию? Страна просто превратится в зону военных действий. Мои шахты находятся на границе Родезии и Конго, и мне уже пришлось нанять в службу безопасности новых людей из Родезии, конголезцам теперь нельзя доверять.

Повисла напряженная пауза. У Энтони слегка задергался глаз, он крепко сжал зубы, сдерживаясь из последних сил. Стерлинг стряхнул пепел с сигары, а потом спросил:

— И где же вы бывали в Конго, мистер О’Хара?

— В основном в Леопольдвиле [5] и Браззавиле.

— Тогда вы прекрасно знаете, что армия Конго совершенно неуправляема.

— Я знаю, что борьба за независимость — сложный период для любой страны и что если бы генерал-лейтенант Янссенс повел бы себя чуть более дипломатично, то можно было бы спасти множество жизней.

— Ясно, — отозвался Стерлинг, оценивающе взглянув на Энтони сквозь клубы сигарного дыма, — значит, вы стали адептом культа Лумумбы. Очередной наивный либерал? — холодно улыбнувшись, спросил он.

— Вряд ли жизнь простых африканцев может стать еще тяжелее…

— Значит, в этом мы с вами расходимся, — отрезал Стерлинг. — Я считаю, что свобода — крайне опасный подарок для этих людей.

В столовой повисла мертвая тишина. Издалека доносился рев мотоцикла, взбиравшегося по склону холма. Мадам Лафайет нервно поправила прическу.

— Мне, к сожалению, об этом ничего не известно, — нарушила молчание Дженнифер Стерлинг, аккуратно разглаживая салфетку на коленях.

— Слишком мрачная тема для разговора, — поддержала ее Ивонна Монкрифф. — Иногда меня просто тошнит от того, что я читаю в утренних газетах. Фрэнсис читает спортивные и деловые новости, а мне вполне хватает журналов. Мы мало интересуемся политикой.

— Моя жена вообще не считает какое-либо событие достойным внимания, если о нем не написали в «Вог», — рассмеялся Монкрифф, и гости немного расслабились.

Завязалась непринужденная беседа, официанты то и дело наполняли бокалы.

Мужчины обсуждали фондовый рынок и недвижимость на Ривьере. Пожилая пара жаловалась на безумный наплыв туристов, которые мало того что мешают развернуть более масштабное строительство, так еще и имеют наглость вступать в Британский клуб любителей бриджа.

— По-моему, нет основания для беспокойства, — заверил их Монкрифф. — В этом году бунгало в Монте-Карло стоят пятьдесят фунтов в неделю, так что не думаю, что у лагерей вроде Батлина [6] найдутся такие средства.

— Я слышал, что Элса Максвелл предлагает покрыть гальку пенорезиной, чтобы по ней было приятнее ходить.

— Боже, какие же здесь у людей серьезные проблемы, — пробормотал себе под нос Энтони.

Он с радостью ушел бы, но сейчас это будет выглядеть крайне неприличным с его стороны. Энтони казалось, что все эти разговоры где-то очень далеко от него, как будто он вдруг оказался в параллельной вселенной. Как они могут спокойно рассуждать об ужасах, творящихся в Африке, в прямом смысле живя за счет людей, которые страдают там в этот самый момент? После недолгого колебания Энтони подозвал официанта и попросил, чтобы тот налил ему вина. Никто из гостей не обратил на это внимания. Принесли вторую перемену блюд — свежие морепродукты.

— Так значит, вы напишете что-нибудь замечательное о моем муже? — спросила Дженнифер Стерлинг, покосившись на его манжеты.

— Не знаю, — нервно поправив на коленях салфетку, ответил Энтони. — А должен? Он и правда замечательный?

— По выражению нашего дорогого друга мистера Монкриффа, Лоренс — луч света в темном царстве коммерции. Его фабрики построены по высшему стандарту, оборот возрастает с каждым годом.

— А я вас не об этом спрашиваю.

— Да? А о чем?

— Я спросил вас, замечательный ли он, — уточнил Энтони, понимая, что ведет себя не слишком тактично, но алкоголь уже раззадорил его.

— Не думаю, что вам следует задавать такие вопросы, мистер О’Хара. Жена вряд ли сможет дать вам беспристрастный ответ.

— О, я по опыту знаю, что более беспристрастных и жестоких ответов не добьешься ни от кого, кроме жен.

— Неужели? Продолжайте, очень занимательно.

— Ну, кто еще уже через несколько недель после замужества узнает обо всех недостатках мужчины, а значит, может рассказать обо всех его уязвимых местах? Что и делает — регулярно, с завидной настойчивостью и ужасающей точностью.

— Ваша жена, похоже, бессердечная женщина. Мне нравится, как вы о ней рассказываете.

— Моя жена — воистину мудрая женщина, — парировал Энтони, наблюдая за тем, как Дженнифер расправляется с очередной креветкой.

— Правда?

— Чистая правда. Она проявила достаточно мудрости и ушла от меня много лет назад.

Дженнифер протянула ему соус, он не взял, тогда она сама положила ему на край тарелки немного майонеза и спросила:

— Как это понимать, мистер О’Хара? Вы оказались не таким уж замечательным?

— Не таким уж замечательным мужем? Полагаю, вы правы. Во всех остальных отношениях я, разумеется, само совершенство. Пожалуйста, называйте меня просто Энтони, — ответил он, копируя принятую в этих кругах высокомерную манеру общения.

— Что ж, Энтони, тогда я думаю, что у вас с моим мужем много общего. Думаю, он о себе примерно такого же мнения, — произнесла Дженнифер, выразительно взглянув на Стерлинга, потом повернулась обратно к Энтони и посмотрела на него долгим взглядом, вполне достаточным для того, чтобы журналист понял, что ошибался в ней, принимая ее за скучную, поверхностную барышню.

Вскоре принесли горячее — говяжий рулет, запеченный с грибами в сливках, а Энтони тем временем узнал, что Дженнифер Стерлинг, урожденная Верриндер, замужем уже четыре года.

Практически всю жизнь прожила в Лондоне, а вот муж часто ездит по делам на шахты. Зиму, часть лета и праздники они проводят на Ривьере, так как светская жизнь Лондона им порядком наскучила. Здесь все знают друг друга, сообщила она, пристально разглядывая сидящую напротив жену мэра. Кому захочется постоянно жить в аквариуме, где плавают исключительно золотые рыбки?

Все, что Дженнифер Стерлинг сказала ему, характеризовало ее как очередную пресытившуюся светскими развлечениями жену богатого человека. Однако Энтони заметил в ней и нечто иное: Дженнифер Стерлинг была слишком одинока и слишком умна для своего положения в обществе и, судя по всему, еще не понимала, к чему это может привести через пару лет. Пока что лишь едва заметная печаль, сквозившая в ее взгляде, выдавала в ней человека мыслящего. Эта женщина оказалась заложницей бесконечного и бессмысленного водоворота светской жизни.

Детей у них не было, на его вопрос почему, Дженнифер ответила: «Говорят, супругам нужно хотя бы какое-то время провести в одной стране, чтобы завести детей». Услышав это, Энтони сперва подумал, не заигрывает ли она с ним, однако по ее простодушному взгляду понял, что эта ситуация ее скорее забавляет, чем расстраивает.

— А у вас есть дети, Энтони? — поинтересовалась она.

— Ммм… Похоже, один все-таки есть. Живет с моей бывшей женой, которая готова на все, что угодно, лишь бы я не сбил сына с пути истинного, — непроизвольно ответил Энтони и сразу понял, что прилично набрался. В трезвом виде он никогда не стал бы упоминать о существовании Филлипа.

Она улыбнулась, но так серьезно посмотрела на него, как будто пыталась решить, стоит ей посочувствовать ему или нет. О нет, только не это, безмолвно взмолился он, налил себе еще вина, чтобы скрыть смущение, и добавил:

— Ничего страшного… Он…

— А как вы обычно сбиваете людей с пути истинного, мистер О’Хара? — спросила дочь мэра Мариетта, сидящая напротив него.

— Подозреваю, мадемуазель, что, вообще-то, меня самого довольно легко сбить с пути истинного. Если бы я не принял решение написать крайне положительную статью о мистере Стерлинге, то, полагаю, после такого роскошного ужина в такой компании мне ничего другого уже не осталось бы. А вас как сбить с пути истинного, миссис Монкрифф? — обратился Энтони к Ивонне, считая ее наиболее безобидной собеседницей из всех присутствующих.

— О, проще простого. Только вот что-то никто не пытается, — ответила она.

— Чушь! — ласково перебил ее муж. — Вспомни, сколько месяцев я потратил, чтобы совратить тебя?

— Тебе пришлось дорого заплатить за меня, милый. В отличие от мистера О’Хара у тебя нет ни внешности, ни обаяния, — парировала Ивонна, посылая мужу воздушный поцелуй. — Если кого и невозможно совратить, так это Дженни. Она же просто само совершенство, настоящий ангел во плоти, не правда ли?

— Неподкупных душ в этом мире не существует — это вопрос цены, — возразил Монкрифф, — и наша милая Дженни не исключение.

— Ты абсолютно прав, Фрэнсис. Вот месье Лафайет — истинный образчик неподкупности, — криво усмехнувшись, ответила Дженнифер, похоже выпившая чуть больше шампанского, чем нужно. — Среди французских политиков вообще не существует такого понятия, как коррупция…

— Дорогая, я не уверен, что ты обладаешь достаточными знаниями, чтобы обсуждать французскую политику, — оборвал ее Лоренс Стерлинг.

— Я просто хотела сказать… — начала Дженнифер, слегка покраснев, что не укрылось от наблюдательного взгляда Энтони.

— Значит, не говори, — закончил за нее фразу муж.

Она заморгала и уставилась в свою тарелку, разговоры резко оборвались, гости неловко переглянулись. Месье Лафайет поставил на стол бокал и, повернувшись к Дженнифер, учтиво произнес:

— Думаю, вы совершенно правы, мадам. Однако я с удовольствием расскажу вам, что за бесчестный негодяй будет моим соперником на грядущих выборах… Конечно же, если вы достаточно хорошо заплатите мне за эти сведения.

Все с облегчением рассмеялись. Энтони почувствовал, что Мариетта словно невзначай коснулась под столом его ноги. Сидящая рядом с ним Дженнифер тихо давала официантам указания начинать убирать со стола. Супруги Монкрифф оживленно болтали через оказавшегося между ними месье Демарсье.

«Господи, что я здесь делаю? Это не моя жизнь». Лоренс Стерлинг разговаривал с соседом слева и понимающе кивал. Вот дурак, подумал Энтони, прекрасно зная, что в данной ситуации дураком скорее выглядит он сам: жена ушла, карьера близится к закату, состояния так и не заработал…

Воспоминание о сыне, сочувствие во взгляде Дженнифер Стерлинг и выпитый алкоголь вконец испортили ему настроение. Остается лишь одно, решил Энтони и снова подозвал официанта.

Супруги Демарсье ушли сразу после одиннадцати, за ними вскоре последовали Лафайеты — утром будет важное совещание, объяснил мэр, добавив: «Мы, французы, приходим на работу раньше вас, англичан», затем пожал руки всем гостям, допивавшим кофе с бренди на просторной террасе, и на прощание сказал Энтони:

— С нетерпением буду ждать публикации вашей статьи, месье О’Хара, рад знакомству.

— Ну что вы, это я польщен встречей, — нетвердо держась на ногах, заявил Энтони. — Вы открыли мне удивительный мир муниципальной политики.

Энтони был сильно пьян, и эти слова вырвались у него совершенно непроизвольно. Он нервно заморгал, осознав, что фраза может быть воспринято двояко. Энтони вообще с трудом мог припомнить, о чем шла речь в последние несколько часов. Мэр глянул ему в глаза, затем убрал руку и отвернулся.

— Папа, я бы еще осталась, если ты не против. Уверена, что кто-нибудь из этих милых джентльменов не откажется проводить меня домой, — сказала отцу Мариетта, многозначительно посмотрев на Энтони, который яростно закивал в ответ.

— Хотя еще неизвестно, — добавил он, — кого из нас надо будет провожать, мадемуазель, я не имею ни малейшего представления, где нахожусь.

— Я прослежу, чтобы Мариетта добралась домой в целости и сохранности, — вмешалась Дженнифер, целуя на прощание Лафайетов. — Спасибо, что пришли, — поблагодарила она, а потом добавила несколько слов по-французски, но Энтони не смог их разобрать.

К вечеру на Ривьеру опустилась приятная прохлада, но Энтони этого даже не заметил. Он прислушивался к плеску волн где-то внизу, звону бокалов, обрывкам разговоров Стерлинга и Монкриффа, которые обсуждали фондовые рынки и перспективы инвестиций в иностранные предприятия, но все это его мало волновало. Он был полностью поглощен великолепным коньяком, который кто-то налил ему в рюмку. Ему было не привыкать чувствовать себя чужим в незнакомой стране, погружаясь в ставшее привычным одиночество, но сегодня вечером он почему-то был несдержан и раздражителен.

Он взглянул на трех женщин — двух брюнеток и блондинку. Дженнифер Стерлинг протягивала им руку, — наверное, демонстрировала новое кольцо. Брюнетки шептались, время от времени раздавались сдавленные смешки. Мариетта то и дело бросала взгляды в его сторону и улыбалась. Что они там задумали? Будь осторожен, Энтони, сказал он самому себе, ей всего семнадцать, слишком молоденькая.

Стрекотали сверчки, смеялись женщины, из дома доносился приглушенный джаз. Энтони на мгновение прикрыл глаза, а потом взглянул на часы — целый час промелькнул совершенно незаметно. Ему уже давно пора и честь знать. Да-да, надо срочно распрощаться с хозяевами и идти домой.

— Думаю, мне пора возвращаться в отель, — сказал он мужчинам, с трудом поднимаясь с кресла.

— Мой водитель отвезет вас, — предложил Лоренс Стерлинг, не вынимая изо рта огромную сигару, и повернулся к дому.

— Нет-нет, не стоит, — запротестовал Энтони. — Мне полезно прогуляться. Благодарю за… за интересный вечер.

— Позвоните мне в офис завтра утром, если вам будет нужна дополнительная информация. Я буду там до обеда, а потом улетаю в Африку. Возможно, вы хотите побывать на моих шахтах? Африка всегда будет рада встретить нас…

— В другой раз, — отказался Энтони.

Стерлинг отрывисто и уверенно пожал ему руку, Монкрифф последовал его примеру, а затем молча отсалютовал.

Энтони пошел по тропинке, освещенной установленными в клумбах фонариками. Где-то далеко в ночном море мерцали огни кораблей.

Ветер донес с террасы отзвуки приглушенных голосов:

— Интересный парень, — сказал Монкрифф, но по тону было ясно, что он, мягко говоря, придерживается иного мнения.

— Вот самодовольный хлыщ! — пробормотал себе под нос Энтони.

— Мистер О’Хара? Можно мне с вами?

Слегка покачиваясь, Энтони обернулся и увидел Мариетту. Она стояла перед ним в накинутом на плечи кардигане, сжимая в руках сумочку.

— Я знаю, как дойти до города. Есть горная тропинка, можем пройти по ней. Мне почему-то кажется, что один вы обязательно заблудитесь, — заявила девушка, беря едва держащегося на ногах журналиста под руку. — Нам повезло, что сегодня чистое небо. В свете луны хотя бы будем видеть, куда идем.

Сначала они шли молча.

Прислушиваясь к шуршанию песка под ногами, Энтони зацепился за невысокий лавандовый куст и тихонько вздохнул. Несмотря на чудесную погоду и очаровательную спутницу, ему вдруг стало отчаянно тоскливо. Он и сам плохо понимал отчего.

— А вы не очень-то разговорчивы, мистер О’Хара. Вы там еще не заснули? — спросила Мариетта под доносящийся со стороны виллы смех.

— Скажите, а вам нравятся такие вечера? — ответил вопросом на вопрос журналист.

— Милый дом, — пожала плечами она.

— Милый дом. Это и есть ваш критерий того, насколько удачно вы провели вечер, мадемуазель?

— Мариетта, — слегка приподняв бровь, но не обращая внимания на его резкий тон, поправила она. — Пожалуйста, называйте меня просто Мариетта. То есть вы хотите сказать, что вам вечер не понравился?

— После общения с такими людьми, — провозгласил он, вполне отдавая себе отчет, что выпил и ведет себя агрессивно, — мне хочется засунуть револьвер в рот и нажать на курок. — Мариетта хихикнула, и, заручившись ее негласной поддержкой, Энтони продолжил развивать тему: — Мужчины говорят только о том, у кого что есть. Женщины не видят ничего, кроме своих украшений. У них есть деньги, есть возможность делать что угодно или поехать куда угодно, но никто из них и носа не высунет за пределы своего ограниченного мирка. — Энтони снова споткнулся, но Мариетта успела поддержать его под локоть. — Я бы с большим удовольствием провел вечер с попрошайками, которые ошиваются около отеля «Кап». Если, конечно, типы вроде Стерлинга еще не привели все в порядок и не вывезли неугодных лиц в какое-нибудь менее бросающееся в глаза место.

— А я-то думала, вам понравилась мадам Стерлинг, — упрекнула его девушка. — В нее влюблена половина мужского населения Ривьеры… судя по всему.

— Маленькая избалованная тай-тай. Таких полно в любом городе, мадемуа… простите, Мариетта. Красива, словно кукла, и ни одной оригинальной мысли в голове, — увлекшись собственным красноречием, продолжал он, но вдруг заметил, что девушка остановилась.

Почувствовав, что тут что-то не так, Энтони обернулся и с ужасом увидел на тропинке в двух шагах от него Дженнифер Стерлинг.

Она сжимала в руках его льняной пиджак, светлые волосы серебрились в лунном свете.

— Вы забыли, — процедила она сквозь зубы, глаза сердито сверкали в голубоватом свете луны.

Энтони шагнул вперед и забрал у нее пиджак, и тут Дженнифер повысила голос:

— Прошу простить нас, мистер О’Хара, что мы так вас разочаровали. Простите нас за то, что наш образ жизни столь оскорбляет ваши нежные чувства. Видимо, для того, чтобы заслужить ваше одобрение, надо иметь черную кожу и жить в абсолютной нищете.

— Господи! — встревоженно воскликнул он. — Простите! Простите, ради бога. Я выпил лишнего.

— Это точно. В любом случае, я нижайше прошу вас не нападать на Лоренса в прессе, каким бы ни было ваше личное мнение по поводу меня и моей избалованной натуры, — отчеканила она и, развернувшись, пошла к дому.

Энтони поморщился и беззвучно выругался, и тут ветер донес до него ее последние, брошенные через плечо слова:

— Возможно, в следующий раз вы дважды подумаете, прежде чем соглашаться провести вечер в компании таких зануд, и поймете, что можно просто вежливо отказаться.