Переводы Самуила Маршака. Маршак. Давайте рассмотрим несколько примеров, таких переводов
 Скачать 22.08 Kb.
|
|
Самуил Яковлевич Маршак – один из наиболее успешных поэтов и переводчиков своего времени. Его первые переводы увидели свет, когда молодому поэту исполнилось всего 17 лет. Это были стихи известного еврейского поэта Хаима Нахмана Бялика, написанные на идише и иврите. Серьезно работать над переводами Маршак начал во время учебы в Великобритании, там он много путешествовал и изучал фольклор Англии и Шотландии. Позже он переводил стихи армянских, украинских, белорусских, литовских поэтов. В его творческой биографии есть даже адаптации стихотворения Мао Цзэдуна! Но более всего он известен как переводчик с английского, открывший для русскоязычных читателей многие произведения Китса, Киплинга и Шекспира. Кроме того, он познакомил нас с множеством детских стишков, считалок и загадок. Давайте рассмотрим несколько примеров, таких переводов. В первой колонке представлено оригинальное произведение, во второй построчный перевод, а в третьей перевод Самуила Яковлевича. Pussy-cat, pussy-cat, Where have you been? I've been to London To look at the Queen. Pussy-cat, pussy-cat, What did you there? I frightened a little mouse Киска, киска, Где ты была? Я была в Лондоне, Видела королеву. Киска, киска, Что ты там делала? Я испугала мышку Где ты была сегодня, киска? - – У королевы у английской. – Что ты видала при дворе? – Видала мышку на ковре Under her chair. Под ее (королевы) стулом. Восемь строк английского оригинала содержат всего две рифмы: been – Queen, there – chair. На них и держится весь ритмосмысл стихотворения. В оригинале в обоих четверостишиях перекрестная рифма сочетается с нулевой Х А – Х А, то есть первая и третья строки не рифмуются. Мы видим, что Маршак вдвое сократил количество строк с перекрестной рифмой а б – а б, за счет исключения рефрена, сохранив при этом форму диалога, смысловую и ритмическую нагрузку английского текста: киска – английской, при дворе – на ковре. Исчез топоним Лондон, но остается определение английской. В переводе сказались такие качества поэзии Маршака (явно заимствованные из фольклора), как умение построить стих на метком, свежем, а иногда и парадоксальном сопоставлении, непринужденной лаконичной шутке. Рассмотрим еще одно шуточное стихотворение. Robin the Bobin, the big-bellied Ben, He ate more meat than fourscore men, He ate a cow, he ate a calf, He ate a butcher and a half, He ate a church, he ate a steeple, He ate the priest and all the people! A cow and a calf, An ox and a half, A church and a steeple, And all good people, And yet he complained that His stomach wasn’t full. Робин-Бобин Кое-как Подкрепился Натощак. Съел теленка утром рано, Двух овечек и барана, Съел корову целиком И прилавок с мясником, Сотню жаворонков в тесте И коня с телегой вместе, Пять церквей и колоколен – Да еще и недоволен! Мы видим, что оригинал написан четырехстопным ямбом, в то время как в русскоязычной версии ритм задается хореическим (состоящим из пяти букв) именем Робин-Бобин. Маршаку не удалось дословно передать игру слов a butcher and a half - мясник с половиной, смысл которой заключается в комичной рифме a calf (теленок) - a half (половина). Однако он с лихвой компенсировал это тем, что добавил к мяснику не только прилавок, но и Сотню жаворонков в тесте, коня с телегой, а еще дописал последнюю строчку – да еще и не доволен, которой нет в оригинальном тексте. Таким образом, поэту удалось передать ироническую интонацию произведения, однако интересно заметить, что Маршак проигнорировал концовку стихотворения, где Робин съел попа и всех прихожан, этим он несколько сгладил резкость оригинала. Его герой не чудовище, а просто добродушный обжора. Стихотворение «A Man in the Wilderness» было переведено им как «Вопрос и ответ». A man in the wilderness asked me, How many strawberries grow in the sea. I answered him, as I thought good, As many red herrings as swim in the wood. Спросил меня голос В пустыне дикой: – Много ли в море Растет земляники? – Столько же, сколько Селедок соленых Растет на березах И елках зеленых. При переводе количество строк увеличилось в два раза, при этом размер строки заметно уменьшился, что придало тексту ритмичности и динамичности. Копченая селедка (red herrings) была заменена на более привычную соленную, а понятие лес конкретизировано за счет употребления названий деревьев: березы и елки. Поэт также работал со стихотворениями, связанными с народными приметами. В качестве примера рассмотрим произведение «Rhymes About Nature». Он представил его русскоязычным читателям под названием «Примета». March winds and April showers Bring forth May flowers. Beтpeно в мapтe, B anpeлe дожди – В мае Фиалок и ландышей жди. Самуил Яковлевич сумел не только передать лаконизм и мелодичность стиха, но и усилить его смысловую насыщенность. Так, в оригинале употреблено собирательное flowers (цветы), а в переводе это понятие развернуто за счёт введения наименований конкретных майских цветов: «Фиалок и ландышей жди». Достаточно интересно был сделан перевод притчи о гвозде и подкове. For want of a nail The shoe was lost, For want of a shoe The horse was lost, For want of a horse The rider was lost, For want of a rider The battle was lost, For want of a battle The kingdom was lost, And all for the want Of a horse shoe nail. Не было гвоздя – Подкова Пропала. Не было подковы – Лошадь Захромала. Лошадь захромала – Командир Убит. Конница разбита, Армия Бежит. Враг вступает В город, Пленных не щадя,– Оттого, что в кузнице Не было Гвоздя! Оригинал отличается четкостью ритма и в то же время некоторой монотонностью и однообразием, обусловленными повторами shoe was lost–подкову потеряли, the battle was lost – битва проиграна, for want of – из-за нехватки. В английском стихотворении каждая вторая строчка заканчивается глаголом прошедшего времени lost – потерян, пропал. Смысл текста сводится к тому, что из-за утраты одного предмета пропадает и другой. Однако Маршак не только точно и ёмко передаёт смысл стихотворения, но и вводит в его структуру рифму, повышающую выразительность образов. Пятикратный повтор лексической единицы lost ритмически образует стихотворение без использования рифмы. Перевод Самуила Яковлевича, под названием «Гвоздь и подкова», характеризуется куда большей лаконичностью, гибкостью текста и динамичностью сюжета, основанного на градации. Строк в переводе больше, нежели в оригинале, но количество стоп в строке резко сокращено, за счет этого, строка становится короче и подвижнее, а ритм – более дробным. В стихотворении в убедительной и наглядной для ребенка форме показано соотношение причинно-следственных связей жизненных явлений разного масштаба, начиная от гвоздя и подковы и заканчивая поражением армии. Наряду с универсальной иронией, направленной на мир и человеческую жизнь в целом, существует ирония, порождаемая осмыслением локальных и одновременно глубоко значимых противоречий человеческого бытия. Таким образом, мы видим, что переводы Маршака носят не только лингвистический характер. Он старался максимально точно передать смысл любого произведения привычными и понятными для русскоязычной среды образами и реалиями, именно поэтому некоторые его переводы воспринимаются как исконно русское творенье. O! how much more doth beauty beauteous seem By that sweet ornament which truth doth give. The rose looks fair, but fairer we it deem For that sweet odour, which doth in it live. The canker blooms have full as deep a dye As the perfumed tincture of the roses, Hang on such thorns, and play as wantonly When summer’s breath their masked buds discloses: But, for their virtue only is their show, They live unwoo’d, and unrespected fade; Die to themselves. Sweet roses do not so; Of their sweet deaths are sweetest odours made: And so of you, beauteous and lovely youth, When that shall vade, my verse distills your truth. Прекрасное прекрасней во сто крат, Увенчанное правдой драгоценной. Мы в нежных розах ценим аромат, В их пурпуре живущий сокровенно. Пусть у цветов, где свил гнездо порок, И стебель, и шипы, и листья те же, И так же пурпур лепестков глубок, И тот же венчик, что у розы свежей, - Они цветут, не радуя сердец, И вянут, отравляя нам дыханье. А у душистых роз иной конец: Их душу перельют в благоуханье. Когда погаснет блеск очей твоих, Вся прелесть правды перельется в стих. |