диктанты 1 курс. Дымка Среди многообразия народных промыслов в России особое место занимает игрушка. Это один из старейших видов народного искусства
 Скачать 22.4 Kb.
|
|
(дымка) Среди многообразия народных промыслов в России особое место занимает игрушка. Это один из старейших видов народного искусства. Игрушки находят археологи в раскопках древних поселений, когда-то они служили оберегами, отпугивали злые силы (например, свистульки). Постепенно игрушка стала детской забавой, а потом и сувениром, в некотором роде «визитной карточкой» той или иной местности. Например, дымковской игрушке, говорят, более трёхсот лет. Её родина — село Дымково, что стоит на берегу Вятки, недалеко от города Кирова. Дымковская игрушка очень нарядная, декоративная. Каких только фигурок не делают дымковские мастера! Это и разряженные барыни, и няни с детьми, и птички-свистульки, и фантастические кони, и расписные карусели, и надутые индюки с огромными, как у жар-птицы, хвостами. Иногда лепят целые композиции, сценки, в которых бывает до двадцати фигурок. Как рождается дымковская игрушка? Её лепят из глины, потом обжигают, после покрывают мелом, разведённым в молоке. Высохшую заготовку покрывают яркой краской, узорами из кружочков, овалов, полосок. Синяя, жёлтая, красная краски дополняются сусальным золотом, серебряной краской. «Дымка», как ласково называют эту игрушку, известна не только по всей России, но и за рубежом. Она, как и матрёшка, — один из традиционных сувениров для гостей нашей страны. (Кремль) Человек не спеша шел по мощеной улице, глядя по сторонам с любопытством, выдающим приезжего. Давно не бритые щеки, заросшие густой щетиной, коротко стриженные волосы, старая солдатская шинель, прожженная и простреленная пулями, — все говорило о том, что в городе появился еще один фронтовик. За спиной у него висел тощий, ничем, кажется, не заполненный вещевой мешок, связанный сверху засаленной бечевкой. Несмотря на то, что весь день лил дождь, солдат шел медленно, тяжело ступая и как-то по-особенному выворачивая правую ногу. Весь вид человека напоминал о недавно закончившейся беспримерной по масштабам войне, и только кепка на голове была данью наступающему мирному времени. Лицо его из-за этой кепчонки теряло в своей солдатской выразительности. Человек он был, несомненно, нездешний, а потому остановился на перекрестке, очевидно пребывая в недоумении и рассчитывая, куда идти дальше. Свернув налево и пройдя немного вперед, он остановился, пораженный увиденным: вид Кремля вдруг открылся ему. Ярко-красные башенки и нарядные позолоченные маковки церквей, ни с чем не сравнимая примета Кремля, поражали торжественной красотой, величавостью, и путник остановился в изумлении, сдернул кепчонку с головы и долго стоял под дождем, вытирая с лица то ли капли надоедливого дождя, то ли непрошеные слезы. В этот момент на лице его отразилась вся гамма чувств, охвативших человека, очевидно видевшего эти места наяву впервые: и радость, и детский восторг, и гордость, и недоверие даже какое-то, и счастье от долгожданной встречи. (Глухариный ток) В весеннюю пору хорошо в лесу: воздух особенно свеж и пахуч, повсюду разносится запах прелых листьев и оттаявшей земли. Впечатления, связанные с весенней охотой на глухарей, неизгладимы в моей памяти. Еще совсем не рассвело, и над спящим лесом плывет прозрачная ночная тишина, в которой ясно слышится каждый шорох и шепот. Хрустнет под ногой ветка, треснет ледяная корка, затянувшая неглубокое, но широкое болотце, и снова тишь. Когда идешь по лесу, то время от времени останавливаешься и прислушиваешься. Хочется в срок добраться до места тока, когда глухарь еще не начинал своей песни. Внимательно слушаешь, и вдруг неожиданно раздается в воздухе резкий, отрывистый крик. Вскоре ему отвечает другой — и на болоте начинается звонкая перекличка. Напряженно вслушиваешься в лесную мглу, поминутно взглядывая на стрелки часов. На востоке, в глубине леса, между верхушками деревьев брезжит почти незаметный свет, и ночная тьма начинает понемногу рассеиваться. Но вот уже в дали лесной слышатся неуловимые для неопытного охотника звуки глухариной песни. Характерное щелканье, щебетание слышится из отдаленной чащобы и наполняет предрассветную лесную тишину, переливаясь в воздухе таинственными и волнующими звуками. Предоставьте время глухарям распеться, и тогда можете медленно и осторожно передвигаться в ту сторону, откуда виднеются первые отблески утренней зари и наиболее громко доносится песня глухаря. Передвигаться нужно как можно осторожнее, иначе приблизиться к птице вам не удастся. Стоит только глухарю замолчать, как замираешь на месте и стоишь неподвижно. Запоет глухарь — снова двигаешься к месту глухариного тока, где опять отчетливо слышится звонкая трель. В алом свете зари глухарь кажется массивной точеной фигурой из черного дерева. Лишь чуть заметное движение этой фигуры свидетельствует о том, что это не мертвый предмет. (путь к озеру) Утренняя заря мало-помалу разгорается. Скоро луч солнца коснётся по-осеннему оголённых верхушек деревьев и позолотит блестящее зеркало озера. А неподалёку располагается озеро поменьше, причудливой формы и цвета: вода в нём не голубая, не зелёная, не тёмная, а буроватая. Говорят, что этот специфический оттенок объясняется особенностями состава местной почвы, слой которой устилает озёрное дно. Оба эти озера объединены под названием Боровых озёр, как в незапамятные времена окрестили их старожилы здешних мест. А к юго-востоку от Боровых озёр простираются гигантские болота. Это тоже бывшие озёра, зараставшие в течение десятилетий. В этот ранний час чудесной золотой осени мы движемся к озеру с пренеприятным названием - Поганому озеру. Поднялись мы давно, ещё до рассвета, и стали снаряжаться в дорогу. По совету сторожа, приютившего нас, мы взяли непромокаемые плащи, охотничьи сапоги-болотники, приготовили дорожную еду, чтобы не тратить время на разжигание костра, и двинулись в путь. Два часа пробирались мы к озеру, пытаясь отыскать удобные подходы. Ценой сверхъестественных усилий мы преодолели заросли какого-то цепкого и колючего растения, затем полусгнившие трущобы, и впереди показался остров. Не добравшись до лесистого бугра, мы упали в заросли ландыша, и его правильные листья, как будто выровненные неведомым мастером, придавшим им геометрически точную форму, зашелестели у наших лиц. В этих зарослях в течение получаса мы предавались покою. Поднимешь голову, а над тобой шумят верхушки сосен, упирающиеся в бледно-голубое небо, по которому движутся не тяжёлые, а по-летнему полувоздушные облачка-непоседы. Отдохнув среди ландышей, мы снова принялись искать таинственное озеро. Расположенное где-то рядом, оно было скрыто от нас густой порослью травы. (льгов) Хотя для настоящего охотника дикая утка не представляет ничего особенного, но, за неимением другой дичи (дело было в начале сентября), мы отравились в Льгов. Льгов — большое степное село, 328расположенное на болотистой речке Росоте. Эта речка верст за пять от Льгова превращается в широкий пруд, заросший густым тростником. Здесь водилось бесчисленное множество уток. Мы пошли с Ермолаем вдоль пруда, но, во-первых, у самого берега утка не держится, во-вторых, наши собаки не были в состоянии достать убитую птицу из сплошного камыша. «Надо достать лодку, пойдем- те назад в Льгов!» — промолвил наконец Ермолай. Через четверть часа мы, сев в лодку Сучка, когда-то господского рыболова, плыли по пруду. К счастью, погода была тихая, и пруд словно заснул. Наконец мы добрались до тростников, и пошла потеха. Утки, испуганные нашим неожиданным появлением, шумно поднимались и, кувыркаясь в воздухе, тяжело шлепались в воду. Всех подстреленных уток мы, конечно, не достали. Владимир, к великому удивлению Ермолая, стрелял вовсе не отлично. Ермолай стрелял, как всегда, победоносно. Я, по обыкновению, — плохо. Погода стояла прекрасная, и, ясно отражаясь в воде, белые круглые облака высоко и тихо неслись над нами. Когда мы уже собирались вернуться в село, с нами случилось неприятное происшествие. К концу охоты, словно на прощанье, утки стали подниматься такими стаями, что мы едва успевали заряжать ружья. Вдруг от сильного движения Ермолая — он старался достать убитую птицу и всем телом налег на край наше ветхое судно наклонилось и торжественно пошло ко дну, к счастью, не на глубоком месте. Через мгновение мы стояли в воде по горло, окруженные всплывшими телами мертвых уток. Теперь я без хохота вспомнить не могу испуганных и бледных лиц моих товарищей (вероятно, и мое лицо не отличалось тогда румянцем), но в ту минуту, признаюсь, мне и в голову не приходило смеяться. Часа два спустя мы, измученные, грязные, мокрые, достигли наконец берега и развели костер. Солнце садилось, и широкими багровыми полосами разбегались его последние лучи. (прогулка) Ранним утром, когда все спали, я вышел на цыпочках из душной избы и как будто не в палисаднике оказался, а вышел в тихую, неизъяснимой прозрачности воду. Высоченная нетронутая трава буйствовала за самой калиткой. Я сбежал с насыпи влево и пошёл вдоль реки навстречу её течению. Ничего примечательного не было вокруг. Поодаль остановилась машина, и шумная компания, прибывшая в ней, располагалась на отдых, натягивая в виде тента полотняную простыню. Тропинка обогнула песчаный карьер и вывела меня на просторную луговину, по которой в одиночку и группками росли деревья. Неподвижный воздух, ещё не ставший знойным, приятно освежает гортань и грудь. Солнце, не вошедшее в силу, греет бережно и ласково. Через каких-нибудь полчаса матёрый сосновый лес окружал меня. Вблизи дороги тянулись необыкновенно ухоженные, разметённые тропы. Временами кое-где попадались аккуратно постланные светло-шоколадные коврики кукушкина льна – этого непременного обитателя сосновых лесов. По стволу осинки с юркостью мышонка шныряла вверх и вниз какая-то птичка. Попалась болотинка с кофейно-коричневой, но вовсе не мутной водой. Я перебрался через неё, но перескочив на скользкое бревно, с бревна – на брошенное кем-то полено. А вот и речонка с такой студёной, несмотря на жаркие дни, водой. Сторожка, которую мне хотелось разыскать во что бы то ни стало, оказалась бревенчатой избой. Одной стороной она примыкала к лесу, а с другой её стороны расстилалась обширная луговина, усеянная Иван-да-марьей. (дядя саша) Ехали быстро. Дядя Саша, расстегнув плащ, из-под которого сверкнула на пиджаке красная орденская звёздочка, по-прежнему отрешённо продолжал глядеть на бегущую навстречу дорогу. Мимо с глухим рёвом, точно доисторический зверь, пронёсся гигантский грузовик, и в его кузове можно было разглядеть серовато-жёлтую свёклу. Следом промчались близнецы-самосвалы, они тоже везли свёклу: люди спешили управиться с уборкой. Равнина в этих курских полях начинала мало-помалу холмиться, и отметка высоты, наверное, превышала двести метров. В глубокой древности эту землю не смог одолеть ледник, надвинувшийся с севера; разделившись надвое, он пополз дальше, обходя холмы справа и слева. Значит, не случайно на этих высотах, которые так и не преодолел ледяной панцирь, разгорелась небывалая битва, от которой, как думалось дяде Саше, спасённые народы могли бы начать новое летосчисление. Враги, грозившие России новым оледенением, были остановлены и сброшены с высот. Никогда не забудешь тех дней, ни с чем не спутаешь тех событий. В августе сорок третьего Саша, тогда молоденький лейтенант-артиллерист, заскочил на полдня в родное село — Прохоровку. С окрестных полей сюда свозили изувеченные танки, оставшиеся после невиданного сражения, и они образовали чудовищное кладбище, среди которого нетрудно было заблудиться. Но и поверженные танки, казалось, по-прежнему, как люди, ненавидят друг друга. Теперь этого танкового кладбища нет: оно распахано и засеяно хлебом, а железный лом войны давно поглотили мартеновские печи. Люди заровняли и сгладили окопы, и только по холмам остались на курской земле бережно охраняемые братские могилы. |