Социология_Энтони Гидденс_1999 -704с. Энтони Гидденс Социология

• Название: Энтони Гидденс Социология
• Анкор: Социология_Энтони Гидденс_1999 -704с.doc
• Дата: 22.12.2017
• Размер: 6.19 Mb.
• Имя файла: Социология_Энтони Гидденс_1999 -704с.doc
• Тип: Книга; #12478
• страница: 38 из 83

Женщины и война

Война всегда была по преимуществу мужским занятием. Боевые части всех армий состояли из мужчин, мужчины были командирами и генералами; воинские идеалы, особенно риск, отвага и “чувство локтя”, всегда были именно мужскими идеалами. Восторженное отношение мужчин к войне и отсутствие среди воинов женщин послужили основанием для спекуляций на тему о том, что это различие закреплено генетически. Иными словами, мужчины якобы биологически предрасположены к агрессивному поведению, к борьбе с себе подобными, а женщины — нет. К числу сторонников такой точки зрения относятся некоторые авторы, попавшие под влияние идей социобиологии (см. главу 2, “Культура и общество”), а также часть феминисток. Эту мысль весьма убедительно высказала в 1868 году одна из первых писательниц-феминисток Элизабет Кэди Стэнтон:

Мужское начало — это разрушительная сила, жестокая, самовлюбленная, ненасытная, склонная к войне, захвату, приобретательству. В мире материальном и в мире морали она сеет лишь хаос, вражду, болезни и смерть. Вспомните, сколько кровавых и жестоких страниц открывает перед нами история!... Поскольку мужское начало всегда правило балом, оно с древних времен подавляло женское начало, уничтожало самые возвышенные качества, свойственные человеческой природе.¹⁵⁾

Быть может, добавляет к сказанному Стэнтон, мы смеем надеяться, что в будущем женские ценности — мягкость, забота, взаимопонимание — все же займут подобающее им место в жизни общества и станут противовесом агрессивным побуждениям мужчин. Этим ценностям привержена половина человечества, однако из-за доминирующего положения мужчин в общественной жизни они никогда не оказывали особого влияния на общество.

Насколько справедливо мнение, согласно которому мужчины предрасположены к войне в силу своих биологических особенностей, тогда как женщины нет? В целом факты не подтверждают этот тезис. Существование войны, как мы уже отмечали раньше, не может быть прямым образом связано с агрессивными побуждениями. До возникновения традиционных государств настоящих войн (кровопролитных сражений с большим числом убитых) практически не было. Государства ведут войны по причинам, не связанным с агрессивностью как таковой.

Более того, в военное время женщины нередко становились в строй вместе с мужчинами, и если не воевали сами, то активно поддерживали воинственные устремления. И хотя в подавляющем большинстве случаев в армии командовали мужчины, в истории случались и военачальники-женщины, вдохновенно ведшие 343 солдат в бой. Наиболее известные примеры — это Боадицея, военный вождь саксонцев, и Жанна д'Арк, возглавлявшая французскую армию в войне с англичанами в XV веке. Женщины-монархи (такие, как английская королева Елизавета I) брали на себя управление вооруженными силами страны и без колебаний провозглашали воинские ценности¹⁶⁾.

Женские соединения есть в большинстве современных армий, хотя чаще всего женщины не принимают непосредственного участия в сражениях. В некоторых армиях женщин-новобранцев даже не обучают обращению с оружием и боевым приемам, однако чаще бывает наоборот. Израильские женщины-военнослужащие, например, входят в состав боевых частей, а во время второй мировой войны советские женщины также регулярно принимали участие в боевых действиях. В 1943 году, когда советская армия была наиболее сильной за все годы войны, женщины составляли 8% ее личного состава. Они были пулеметчицами и снайперами, а также артиллеристами и танкистами¹⁷⁾. Военные воспоминания советской летчицы Нади Поповой, летавшей на бомбардировщике, ничем принципиально не отличаются от огромного числа воспоминаний воинов-мужчин: “Они уничтожали нас, а мы их... Я убила многих, но сама осталась жива... Война требует от человека, в числе прочего, умения убивать. Но я не думаю, что следует уравнивать убийство на войне с жестокостью, Я думаю, что риск, на который мы шли, и жертвы, приносимые нами друг для друга, сделали нас более добрыми, а не более жестокими”¹⁸⁾.

Сегодня в большинстве западных армий женщин больше, чем когда-либо. Больше всего женщин в армии США — там их 10%. При этом они служат не в местах, удаленных от районов возможных конфликтов, а равномерно распределены по многочисленным “горячим точкам”. Наиболее воинственные из них ведут борьбу за отмену правил, препятствующих их включению в состав боевых соединений. По данным опросов, большинство женщин, служащих в американской армии, всецело одобрили бы подобный шаг. Стоит упомянуть и о том, что многие современные террористические группировки имеют в своих рядах женщин, играющих там такую же роль, как мужчины.

“Гражданские” женщины действительно нередко выступали против такого варварства, как война, однако столь же часто они поддерживали и восхваляли воинские ценности. Во все времена женщины ухаживали за ранеными и умирающими, “хранили тепло домашних очагов”, устраивали праздничные проводы и встречи героев. Во время обеих мировых войн женщины внесли неоценимый вклад в борьбу большинства воевавших стран, заменив на рабочих местах ушедших на фронт мужчин. Безусловно, женщинам довелось сыграть главную роль и в пацифистских организациях, особенно в Первую мировую войну, однако большинство женских организаций направляли свои усилия на скорейшее достижение победы. Так, незадолго до начала Первой мировой воины Эмилин Пэнкхерст, одна из лидеров женского движения начала 1900-х годов в Великобритании, открыто заявила о своей поддержке военных планов союзников. Издаваемый ею журнал “Суфражистка”, в сущности, полностью переориентировался на военную пропаганду, и в 1915 году был даже переименован в “Britannia”. Национальная американская ассоциация суфражисток 344 также провозгласила преданность женщин делу военной мобилизации страны и их приверженность таким добродетелям, как патриотизм и воинский долг.

В то время, как большинство женщин поддерживали проявления воинственности, находилось немало мужчин, которые, наоборот, отвергали войну и милитаристские ценности. Ряд известнейших религиозных лидеров в истории человечества, в том числе Будда и Христос, осудили войну и связанное с ней насилие (хотя, конечно, их приверженцы отнюдь не всегда следовали заветам своих учителей). В двадцатом веке крупнейшим проповедником идеи отказа от насилия был Махатма Ганди, индийский политический деятель, возглавлявший оппозицию британскому колониальному правлению в Индии. И хотя большинство некогда многочисленных сторонников пацифизма оказалось втянуто в ту или другую мировую войну, нашлись среди них немногие, кто отказался участвовать в каких бы то ни было военных действиях. Они делали свой выбор, несмотря на колоссальное давление со стороны властей, а также враждебное отношение к ним подавляющего большинства населения. Во время Второй мировой войны стало возможно официально зарегистрироваться в качестве сознательного уклониста (то есть человека, отказавшегося от военной службы по религиозным или моральным соображениям). Один такой уклонист, американец, описал свою поездку по стране к трудовому лагерю, куда помещались такие, как он. Его опыт весьма показателен. В том же поезде ехала группа новобранцев морской пехоты, и когда поезд прибыл к месту назначения, пассажиров встретили женщины, которые жаждали вручить им провизию и журналы, поскольку думали, что все прибывшие — солдаты. “Мы все вылезли из вагонов на рельсы, так что эти дамы никак не могли разобраться, кто из нас кто, и в конце концов у каждого в руках оказалась масса всякого добра. Когда же в толпе пронесся слух, что на этом поезде прибыло несколько желтобрюхих (сознательных уклонистов), дамы буквально пошли по рядам, стали хватать нас за руки и спрашивать: "Ты, что ли, этот чертов уклонист? Отдавай обратно мои булочки!"”¹⁹⁾

Высказывания современных феминисток на тему войны и гендерных различий очень часто напоминают идеи Стэнтон, провозглашенные ею столетие назад. Так, в книге “Вторая стадия” Бетти Фриден заявляет, что солдаты-женщины более своих коллег-мужчин склонны к состраданию и что это может способствовать уменьшению жестокости будущих конфликтов²⁰⁾. Однако данное утверждение звучит не слишком убедительно. Как выразился Эльстайн после проведения опроса среди женщин-военных, “настоящие женщины-военные так не рассуждают. Они солдаты, и точка”²¹⁾.

Если в прошлом война или непосредственное участие в боевых действиях составляли исключительную монополию мужчин, то это было связано отнюдь не с биологическими различиями, изначально делающими один пол мягче и добрее другого. Мужчины попросту монополизировали войну так же, как и другие институты, в которых сосредоточена власть. Участие в войне предполагает серьезную подготовку и строгую дисциплину и требует от солдата готовности в любой момент отправиться туда, куда зовет воинский долг. На войне в основном сражаются молодые люди, в том возрасте, в котором женщины производят на свет потомство. Уделом женщин во все времена были семья и дом, и именно это надежно ограждало их от исполнения роли воина.

345

Женские антивоенные движения

Тем не менее, женщины обычно относятся к войне совсем по-иному, нежели мужчины, хотя различия такого рода, по-видимому, не являются генетически заданными и далеко не универсальны. Уже античные драмы содержат эпизоды, в которых женщины пытаются отговорить своих мужей и сыновей от военного похода или указывают на бессмысленность кровопролития. Часть феминисток с первых дней возникновения этого движения, то есть с XVIII века, неизменно стояла на позициях пацифизма. И хотя, как и в случае мужчин, женщины-пацифисты! составляли лишь меньшинство представительниц своего пола, им довелось сыграть заметную роль в борьбе, которую женское движение вело с обществом, где доминируют мужчины.

Женские пацифистские организации особенно активизировались в годы Первой мировой войны. Еще до ее начала женщины сыграли весьма существенную роль в международном движении за мир, усилившемся в первые годы двадцатого века. И хотя позднее многие изменили свои взгляды и вслед за Эмилин Пэнкхерст и другими лидерами феминисток начали поддерживать войну, другие остались твердыми сторонницами антивоенной позиции. В Соединенных Штатах, не вступавших в войну до 1917 года, женщины, боровшиеся против войны, не преследовались властями, как это было в Европе. В августе 1914 года в Нью-Йорке 15000 женщин приняли участие в мирной демонстрации, причем они отказались от предложений сотрудничества с мужчинами, сторонниками тех же взглядов. Широкую поддержку завоевала и “Женская партия за мир”, возникшая в том же году (хотя в это же время существовала организация с прямо противоположными целями — “Женское отделение Военно-морской Лиги”, выступавшая за усиление американской военной мощи). Без участия женщин антивоенная агитация в Соединенных Штатах в годы Первой мировой войны наверняка была бы очень слабой.

В 1915 году в Гааге, в Голландии, две европейские феминистки и пацифистки — Розика Швиммер и Эммелин Петик-Лоуренс — в союзе с “Женской партией за мир” организовали международную мирную конференцию женщин. Несмотря на разного рода препятствия со стороны большинства правительств, на нее прибыли делегатки из целого ряда стран. Эта конференция стала первой международной встречей, ставившей своей целью борьбу за мир и выработку принципов мирного соглашения между воюющими нациями. Участницы конференции столкнулись с издевательской, а порой и враждебной реакцией прессы. Вот типичный комментарий одной из лондонских газет, “Ивнинг Стандарт”: “Эти фанатички мира, — писала газета, — давно уже всем до смерти надоели”. Однако влияние конференции на дальнейшие события было глубоким и значительным. Президент Соединенных Штатов Вильсон, единственный западный руководитель, публично одобривший цели конференции, использовал ряд выдвинутых на ней идей в своих “Четырнадцати пунктах”, предложенных им в качестве основы для мирного договора в 1919 году.

Во время Второй мировой войны роль женских пацифистских организаций (как и аналогичных мужских) уменьшилась, поскольку тогда господствовало мнение, что нацизм — это угроза, с которой без военной силы справиться невозможно. Однако в послевоенный период, особенно с тех пор, как ядерное оружие получило широкое распространение, женские группы снова начинают активно участвовать в движениях за мир. Женские пацифистские объединения, такие, как “Акция женщин за ядерное разоружение” в США и “Женщины за мир” в Западной Германии и Нидерландах, появляются в большинстве западных стран. Аналогичные группы 346 существуют и в Восточной Европе, но там им постоянно приходится сталкиваться с противодействием властей.

Пожалуй, самым известным примером участия женщин в миротворческих делах является организация лагеря в Гринхэм Коммон в Великобритании. Гринхэм Коммон — место, где расположена военная база, на которой были размещены ядерные ракеты. В 1981 году вблизи этой базы женщины устроили мирный лагерь, который существовал несколько лет. Мужчинам не разрешалось присоединяться к акции. Основная цель членов лагеря — демонстрация протеста против ядерного оружия, кроме того, женщины нередко блокировали дорогу к базе, пытаясь таким образом воспрепятствовать въезду и выезду автоколонн с ядерным оружием. Как заметила одна из участниц, “лагеря мира — это не просто смелый жест протеста. Это эксперимент по ненасильственному сопротивлению, взятие на себя ответственности не только за то, что делается от нашего имени, но и за то, как мы сами ведем себя по отношению друг к другу... Раньше мужчины уходили на войну. Теперь женщины покидают свои дома во имя мира”²²⁾.

Военные, политики и общество

Военное правление и военное влияние

Во многих странах мира власть принадлежит (или в недавнем прошлом принадлежала) военным, в чьем подчинении находятся вооруженные силы. В нынешнем веке большинство стран Южной Америки и многие страны третьего мира в Африке, Азии и на Ближнем Востоке пережили военные перевороты. Во многих районах мира военное правление под тем или иным предлогом признается “нормальным”, причем за последние пятьдесят лет военных режимов стало не меньше, а даже больше. Лишь два типа общественного устройства проявили наличие некоторого иммунитета к военному правлению — это индустриальные либерально-демократические страны Запада и страны Восточной Европы, в том числе бывший Советский Союз. Но чем это объясняется? Почему во всех странах не может установиться военное правление, если военные обладают лучшей организацией, чем любые гражданские группы, и монопольно владеют наиболее мощным оружием?

Тому есть несколько причин. Во-первых, чем выше уровень индустриализации общества, тем более сложная административная система ему необходима. Будучи зависимыми от внутренних кодексов дисциплины и долга, вооруженные силы не приспособлены для управления сложным социальным порядком. Для этих целей нужны гражданские чиновники — это видно из опыта оккупационного военного правления союзников в Италии и Германии после Второй мировой войны. Несмотря на то, что им пришлось иметь дело с покорным и во всех отношениях послушным населением, а вовсе не с бунтовщиками, оккупационные войска сочли необходимым усилить военную администрацию значительным числом специализированных гражданских служащих.

Во-вторых, военные не обладают легитимностью, то есть общепризнанным правом на власть. Правление, основанное на силе, может быть только переходным. Любая группа, желающая удержать власть продолжительное время, должна восприниматься широкими кругами общественности как имеющая на это право. Получить право такого рода в обществах, имеющих прочные традиции гражданского 347 правления, военным чрезвычайно трудно. Как при многопартийных системах Запада, так и при однопартийных системах Восточной Европы механизмы государственного правления находятся в тесной зависимости от хорошо развитых партийных организаций.

В-третьих, в обществах, не имевших опыта военного правления, обычно поддерживается исторически сложившееся четкое деление на армию и полицейские части. В период формирования современной западной полиции, с начала и до середины XIX века, военные не раз привлекались для восстановления гражданского спокойствия. Однако чем успешнее гражданский порядок поддерживается полицией, тем более четко проявляется роль армии как средства защиты от внешней угрозы. Полиция может быть хорошо оснащенной, иметь собственные полувоенные формирования для подавления беспорядков, однако ее огневая мощь всегда значительно слабее армейской, и полиция, в отличие от армии, не способна совершить государственный переворот²³⁾. Если же гражданский порядок поддерживается исключительно силами полиции, а вооруженные силы занимаются только обороной, шансы на захват власти военными минимальны.

Отсюда не следует, что военное правление в индустриальных странах в принципе невозможно или что существует четкая граница между развитыми странами и странами третьего мира в том, что касается военного правления. Некоторым странам Запада и Восточной Европы, в том числе Испании, Португалии, Греции и Польше, пришлось в свое время пережить периоды военного правления.

Даже не находясь у власти, военные существенно влияют на политическую жизнь. Это с неизбежностью вытекает из того факта, что современные вооруженные силы содержатся за счет налогов, взимаемых правительством. Власть, которой военные добиваются, чтобы воздействовать на политические решения, может быть различной в разных современных обществах. В попытках оказать влияние или контролировать политическую жизнь и экономические процессы военные лидеры могут прибегать к самым различным средствам. На одном конце спектра — традиционные каналы воздействия на лидеров политического и экономического мира. В этом случае военные образуют такое же лобби, как и любая другая социальная группа, то есть не выходят за рамки обычной политической игры. На другом конце спектра — шантаж и запугивание гражданских чиновников, а также угрозы насилия или его применение. Так, в 1930-х годах в Японии армия была замешана в убийствах знаменитых политиков и профсоюзных деятелей, желая таким образом запугать остальных. Французские вооруженные силы в Алжире предприняли настоящий шантаж правительства, отказываясь повиноваться ему до тех пор, пока у власти не встанет генерал де Голль.

Военно-промышленный комплекс

Даже в тех обществах, где военные играют в политике ограниченную роль, интересы военных и промышленных кругов могут тесно переплетаться. Некоторые исследователи считают, что это особенно характерно для индустриальных стран с их мощным военным аппаратом. В свое время для обозначения интеграции военного и экономического развития в условиях современной войны президент Эйзенхауэр использовал термин военно-промышленный комплекс (ВПК). Первоначально этот термин возник в связи с попытками обеспечить систематическое приложение науки и технологии в военном производстве. Однако позднее Эйзенхауэр стал 348 воспринимать развитие военно-промышленных связей как нечто весьма тревожное, опасаясь, что власть военно-промышленного комплекса приобрела такие масштабы, что важнейшие решения в сфере социальной и политической жизни оказались вне поля деятельности политиков. Многие последующие авторы утверждали, что в результате холодной войны (периода враждебных отношений между США и СССР в 1950-60-х годах, приведшего к наращиванию вооружений обеими сторонами) особого размаха достигли ВПК Соединенных Штатов и Советского Союза.

Насколько обоснованна эта точка зрения? К сожалению, само представление о военно-промышленном комплексе часто оказывается недостаточно четким, а когда говорится о степени его влияния на политические решения, дело ограничивается скорее намеками, чем полноценным анализом. Однако для того, чтобы такая система доминировала в современной экономике, необходимо два условия: (1) процветание крупных отраслей современной экономики должно быть связано с военным производством и (2) вследствие этого люди, занимающие правительственные посты, вынуждены уступать промышленным требованиям военного руководства и производителей оружия.

В некоторых западных странах поставщиками оборонных ведомств являются гигантские корпорации. Около 3/4 фирм, имеющих крупнейшие военные контракты с правительством США, входят в список 500 виднейших корпораций Америки²⁴⁾. Существует немало документальных свидетельств наличия связей между военным руководством и высшим персоналом этих корпораций. В Советском Союзе, как уже было сказано, оборонные отрасли превосходили в технологическом отношении все остальные. В целом для советской экономики были характерны более высокие (в долевом отношении) расходы на нужды оборонных отраслей, чем для большинства западных стран. Но это еще не означает, что развитие основных производственных мощностей любой экономики будет связано в первую очередь с военным производством. Лишь немногие крупнейшие корпорации Америки участвуют в военном производстве. Но даже те из них, чья деятельность действительно зависит от военных контрактов, выпускают военную продукцию не постоянно, а сообразуясь с изменениями политического и экономического климата²⁵⁾.

Во время войны во Вьетнаме 40% всей продукции 25 крупнейших военных поставщиков в Соединенных Штатах выпускались по оборонным заказам. Через пятнадцать лет после окончания войны доля военной продукции сократилась до 10%²⁶⁾. Иными словами, степень вовлеченности в военное производство определяется политической ситуацией и насущными потребностями, а не наоборот. В основе своей это было верно и для Советского Союза. В том, что касалось военных расходов, решающее слово оставалось за руководителями Коммунистической партии.

Следовательно, ни в том, ни в другом обществе военно-промышленный комплекс не манипулирует гражданской политикой. Тем не менее, производство товаров и услуг, связанных с военными нуждами, занимает важное место в экономике этих обществ, и такие расходы являются предметом первоочередной политической озабоченности. Отсюда следует, что военные и промышленники иногда действуют как единое лобби и нередко способны оказывать существенное, как прямое, так и косвенное, воздействие на политический курс. В основном это верно и для других 349 индустриальных стран, хотя есть среди них и такие (Канада, например), где влияние военных минимально.