Роман Доктор Живаго. Роман+Доктор+Живаго. Идейнотематическое содержание романа бориса пастернака доктор живаго
 Скачать 276.5 Kb.
|
|
Функция, тематика и поэтика цикла стихотворений Юрия Живаго Наиболее полно проблему пути Пастернака к «Доктору Живаго» рассмотрел B.C. Баевский. [Баевский, 1997]. Автор называет пять дорог, по которым Пастернак двигался к своему роману: прозаические этюды, стихотворный эпос, лирика, драматургия, переводы. «Доктор Живаго» связан с каждой книгой лирики Пастернака множеством стиховых, тематических, образных, мифопоэтических, стилистических, языковых скреп. [Радионова, 2002]. Поэзия и проза в романе Б.Пастернака образуют единство, являются, по сути дела, новой жанровой формой. Синтез прозы и поэзии является основополагающим принципом организации художественного текста и одной из художественных особенностей «Доктора Живаго». [Ивашутина, 2004, с. 23]. Роман пронизан высокой поэтикой, сопровождён стихами главного героя – Юрия Андреевича Живаго. Цикл «Стихотворения Юрия Живаго» является финальным лирическим аккордом повествования, связанным с общей проблематикой романа; лирическим сюжетом, относящимся ко всему прозаическому тексту. Свидетельство Юрия Живаго о своем времени и о себе – это стихи, которые были найдены в его бумагах после его смерти. В романе они выделены в отдельную часть, представляющую не просто небольшой сборник стихотворений, но цельную книгу, имеющая собственную строго продуманную композицию. Особое поэтико-функциональное значение стихотворений Юрия Живаго в общем контексте пастернаковского романа определяется тем, что данный поэтический цикл, является семнадцатой, заключительной (следующей непосредственно за эпилогом) его частью. [Власов, 2002, с. 19]. Книга стихотворений Юрия Живаго – это его духовная биография, соотнесенная с его земной жизнью, и его «образ мира, в слове явленный». Д. Оболенский в статье, посвященной стихотворениям Юрия Живаго, отмечает, что три основных темы «25 стихотворений Юрия Живаго» – природа, любовь, понимание Юрия Живаго смысла и цели жизни. [Им Хе Ен, 2000, с. 5]. В современном значении термин «мифопоэтика» можно истолковать как исследование «проекции» мифа (мифологического сюжета, образа, мотива и т. д.) на произведение. [Белокурова, 2005]. Мифопоэтические мотивы и образы пастернаковского романа неоднократно попадали в фокус исследовательского внимания. Самые очевидные и популярные сопоставления проведены между образом Юрия Живаго и образом Христа, Лары и Марии Магдалины, между треугольником Комаровский-Лара-Живаго и сюжетом о змееборце Св. Георгии. Аллюзии страстей Господних и размышления героя сплетаются воедино, предопределяя композиционный рисунок будущего стихотворения Юрия Живаго, которое, словно код, сосредоточит в себе все главные темы романа. Этим стихотворением, названным «Гамлет», открывается цикл стихов Юрия Живаго. Обращение к образу Гамлета показывает стремление Пастернака переосмыслить шекспировского героя, отдав дань мифологизации Гамлета, т.е. Пастернак переходит на уровень литературных аллюзий, наделенных мифопоэтическим смыслом образа западно-европейской литературы. Имя Гамлета в заглавии еще яснее указывает не на «интертекстуальное», но именно на мифологизированное обращение к образу принца Датского, в котором педалируются не столько конкретные «шекспировские» смыслы и обертона, но, скорее, различные «мифологические» традиции восприятия Гамлета. Первое стихотворение «Гамлет» раскрывает смысл образа Юрия Живаго: Гамлет выходит на подмостки жизни, чтобы творить волю Господа, его «замысел упрямый». В стихотворении теснейшим образом переплетаются между собой шекспировская символика, символика театра-жизни и судьбы-роли, а также евангельская символика. Главный конфликт «безволие/деятельность» по-своему переосмыслен Пастернаком в противопоставлении Живаго и Стрельникова. К этим литературным ассоциациям Пастернак прибавляет и христианскую, заставляя лирического героя стихотворения цитировать евангельское моление о чаше. С героем трагедии Шекспира лирического героя одноименного стихотворения Б. Пастернака сближает одно и то же стремление сделать свой жизненный выбор «в смертельной схватке с целым миром бед». Он, как и Гамлет, ощущает разрыв «связующей нити» времен и свою ответственность за её соединение. Выбор пути совершился в пользу христианской этики: иду навстречу страданиям и гибели, но ни в коем случае – лжи, неправды, беззакония и безверия. Юрий Живаго отождествляет себя с Гамлетом. За образом актера-поэта стоит сам автор романа. Пастернак указывает на тесную связь между образами Христа и Гамлета. Пробуждение духовности ассоциируется в «Гамлете» в первую очередь с христианскими мотивами. Стихотворение Юрия Живаго «Гамлет» соотносится с ситуацией Гамлета, произносящего монолог «Быть или не быть». Стихотворение соотносится с ситуацией самого Живаго, описанной в романе, а также ‒ с определенным историческим контекстом и ситуацией автора романа, принадлежавшего к тем поэтам, которые избрали путь страдания и самопожертвования. Их жизненная драма, судьба Юрия Живаго, трагедия Гамлета представляют собой ряд повторений Страстей Господних. Мысль о жертвенности поэта лежит в основе романа, она определяет поэзию Живаго и одновременно составляет основу мировоззрения самого Пастернака, убежденного в том, что добровольное страдание и самопожертвование ‒ цель земного существования человека. Подобно Христу, Гамлет исполняет волю отца. Оба жертвуют жизнью ради других. Герой стихотворения должен быть готов пожертвовать собой, чтобы другие продолжали жить, черпая силы в его поэзии и подвиге, чтобы его жизнь продолжилась в них. Мотив самоотречения присутствует в предпоследней строфе стихотворения «Свадьба»: Жизнь ведь тоже только миг, // Только растворенье // Нас самих во всех других // Как бы им в даренье. [Пастернак, 2010, с. 306]. По существу, тот же мотив звучит в монологе молодого Живаго о воскресении и бессмертии как продолжении жизни в других. Образ свечи имеет в христианской символике особое значение, а символика «чаши» уже максимально соответствует евангельской символике. В. Борисов и Е. Пастернак приходят к выводу, что смысл символического образа зажжённой свечи «раскрывается в евангельской притче о свече – свете истины, который надо не скрывать, а смело нести людям». [Борисов, Пастернак, 1998, с. 205]. Лейтмотивом романа стало стихотворение «Зимняя ночь». Горящая свеча, впервые появившаяся в романе во время любовного объяснения Ларисы с Антиповым, воплотившаяся для Юрия в образе любимой женщины, становится в стихотворении знаком непобедимости жизни. Два образа – метели и свечи – проходят лейтмотивом через роман, соединяясь в стихах «Зимняя ночь»: Мело, мело по всей земле, // Во все пределы. // Свеча горела на столе, // Свеча горела. В метелях Истории свет свечи притягивает блуждающую душу, позволяет противостоять одиночеству, соединяет Любовью [Пастернак, 2010, с. 311]. В стихотворении «Рассвет» отчетливо виден религиозный характер этого мотива. Поэт говорит о возвращении к вере как о событии, пробудившем его к новой жизни, преобразовавшем действительность. Его взаимоотношения с миром стали другими: Я чувствую за них за всех, // Как будто побывал в их шкуре... // … Со мною люди без имен, // Деревья, дети, домоседы. // Я ими всеми побежден, // И только в том моя победа [Пастернак, 2010, с. 317]. Искупительное страдание ‒ главная тема поэзии Юрия Живаго. Наиболее ярко она отражена в последнем стихотворении цикла Страстей, которое строится на словесной игре, на взаимодействии различных текстов: авторском, евангельском и литургическом, представляющем смерть и воскресение Сына Божьего. В романе мотивы жизни и смерти образуют силовое поле, в котором проявляются все действующие лица произведения. Образ Юрия Живаго, несущего живое духовное начало, соотносится с образом Павла Стрельникова. Различие между смертью и воскресением не носит в стихах метафизического характера. В стихотворении «На Страстной» описан обряд, символизирующий погребение Христа. Расстояние от Смерти до Воскресения кажется бесконечным: Еще кругом ночная мгла. // Такая рань на свете, // Что площадь вечностью легла // От перекрестка до угла, // И до рассвета и тепла // Еще тысячелетье. Но эта бесконечность будет преодолена во время ночной Пасхальной литургии: Но в полночь смолкнут тварь и плоть, // Заслышав слух весенний, // Что только-только распогодь, // Смерть можно будет побороть [Пастернак, 2010, с. 300]. Стихотворение «На Страстной» переводит мысль в философский план борьбы жизни и смерти. Собственно Страстной цикл начинается стихотворением «Чудо», в основу его положен евангельский сюжет о бесплодной смоковнице, проклятой Христом, ‒ событие, которое поминается в первый день Страстной недели. В следующем стихотворении «Земля» прощание поэта с друзьями ассоциируется с евангельской Тайной вечерей: Для этого весною ранней // Со мною сходятся друзья, // И наши вечера ‒ прощанья, // Пирушки наши ‒ завещанья, // Чтоб тайная струя страданья // Согрела холод бытия [Пастернак, 2010, с. 300]. Далее следуют «Дурные дни» ‒ стихотворение, охватывающее первые четыре дня Страстной недели: в первый день Иисус въехал в Иерусалим, на четвертый ‒ предстал перед первосвященниками. Два предпоследних стихотворения посвящены Марии Магдалине ‒ согласно традиции она отождествляется с грешницей, которая омыла ноги Христа и осушила их своими волосами. Завершается эта поэтическая книга стихотворением, которое так и называется – «Гефсиманский сад». Слова молитвы Гамлета «Если только можно, Авва Отче, // Чашу эту мимо пронеси», произнесенные Христом в Гефсиманском саду, соединяют первое («Гамлет») и последнее («Гефсиманский сад» – стихотворения. В «Гефсиманском саду» звучат слова Христа, обращенные к апостолу Петру, защищавшему мечом Иисуса от тех, кто пришел его схватить и предать мучительной смерти. Он говорит, что «спор нельзя решать железом», и потому Иисус приказывает Петру: «Вложи свой меч на место, человек» [Пастернак, 2010, с. 300]. Это оценка Юрием Живаго происходящих событий. Поэт скорбит вместе с Христом в преддверии распятия и смерти. Однако страх смерти преодолевается верой в вечную жизнь. Стихотворение написано с мыслью о том, что ход истории совершается по заранее предначертанному плану. В последних строфах голос поэта сливается с голосом Христа: Ты видишь, ход веков подобен притче // И может загореться на ходу. // Во имя страшного ее величья // Я в добровольных муках в гроб сойду. // Я в гроб сойду и в третий день восстану, // И, как сплавляют по реке плоты, // Ко мне на суд, как баржи каравана, // Столетья поплывут из темноты [Пастернак, 2010, с. 322]. Последнее стихотворение подхватывает тему первого и переносит ее в космический план. Оба стихотворения являются вариациями одной и той же темы ‒ самопожертвование как исполнение божественной космической воли. Если говорить об изменениях в мировоззрении самого Живаго, о его духовной эволюции, то «Гефсиманский сад», как и остальные стихотворения, объединенные образом Христа и образующие так называемый «евангельский цикл» («Рождественская звезда», «Чудо», «Дурные дни», «Магдалина (I)» и «Магдалина (II)»), – свидетельство осознания героем своего земного предназначения, своей высшей жертвенной миссии. В романе свеча является символом творчества и жизни. Во время проезда Юрия с Тоней по Москве, по Камергерскому, он обратил внимание на чёрную протаявшую скважину в окне, сквозь неё просвечивает огонь свечи, точно пламя подсматривало за едущими и кого-то поджидало. «Свеча горела на столе...» [Пастернак, 2010, с. 52]. Свеча горит как бы изнутри – не наполняемой извне силой, а собой, своей сутью; и её жизнь и есть горение. В стихотворении «Сказка»обнаруживается несколько последовательно раскрывающихся содержательно-символических «пластов». В. Баевский отметил, что фабула, положенная в основу стихотворения (баллады), «в полном виде держится на трех определяющих мотивах: змей (дракон) приобретает власть над женщиной; воин побеждает змея (дракона); воин освобождает женщину». [Баевский, 1997]. Это – индивидуально-авторская трансформация сюжета, в основе которого лежит указанный выше архетипический мотив змееборчества, соотнесенный с отдельными эпизодами и сюжетными линиями романа и являющийся по отношению к ним как бы вторым – символическим – планом, позволяющим выявить их подлинный смысл. Таким образом, поэзия и проза в романе «Доктор Живаго» образуют живое, неразложимое диалектическое единство. Цикл «Стихотворения Юрия Живаго» – это лирическое резюме истории Сына Человеческого, дающее в отточенной форме канву жизни героя в непосредственной аналогии с историей Иисуса Христа. Здесь идут, проникая друг в друга, два мотива: мотив божественного счастья бытия и мотив мученической платы за это счастье. Открывается книга стихотворений темой страданий и сознанием их неизбежности, а заканчивается темой добровольного их принятия и искупительной жертвы. Центральным образом всего романа становится образ горящей свечи из «Зимней ночи», той свечи, с которой начался Юрий Живаго как поэт. Стихи – это поэтический конспект всех основных идей и мотивов романа. |