Информационный терроризм. Дипломная раюота инфор терроризм. Информационный терроризм в современном мире
Скачать 145.67 Kb.
|
§ 3. Информационное насилие “Насилие” – как ключевое понятие, характеризующее информационный терроризм – может проявляться в разных формах. В современных условиях намерение, направленное на нанесение ущерба субъектам действия или вещам, либо на уничтожение последних предполагает возможность не переходить к фазе уничтожения, а остановиться на фазе нанесения ущерба, причиненного путем создания атмосферы психологического давления на объект. Этот факт может весьма эффективно использоваться террористами. Именно информационное оружие, не являясь, по сути своей, средством физического насилия над личностью, способно “запускать” мощные вещественно-энергетические процессы и управлять ими во имя достижения конечной цели террористов. Сила влияния информации как раз и заключается в ее способности формировать и контролировать вещественно-энергетические потоки, параметры которых на много порядков превосходят разрушительный потенциал самой информации. Не являясь средством физического уничтожения, информация в то же время является средством насилия, которое может вести террористов к достижению поставленных целей. Общество - это совокупность многих миллионов людей. Вся эта масса подразделяется на различные классы, объединения, группы, занимающие определенное место в социальной стратификации. И хотя каждому из таких подразделений, как и отдельным людям, свойственна своя система взглядов, подчас достаточно противоречивая, существует феномен общественного сознания, соединяющего людей в единое целое. Наше личное мнение может противоречить общественному, однако последнее не становится от этого сколько-нибудь менее реальным. Особой, определяющей чертой общественного мнения является его независимость от того, разделяет его или не разделяет каждый человек в отдельности. Ощутимая реальность общественного сознания состоит в том, что оно само, независимо от нашей воли навязывает нам свою реальность, вынуждая с собой считаться. Естественно, что жизнь человека, не разделяющего общественные воззрения, существенно отличается от жизни человека их принимающего. Общественное сознание - как и индивидуальное - в принципе должно адекватно отражать реальную обстановку, приспосабливаться к ее изменениям. Однако, сознание, как таковое, отделено от реальности и представляет самостоятельный объект, изменяющийся по своим законам. В частности, общественное сознание на каком-то этапе может носить иррациональный характер, подобно тому, как человек может жить в иллюзорном мире[33] . В общественном сознании можно выделить три структурных уровня: верхний, основной и глубинный. К верхнему уровню можно отнести общественное мнение, которое носит изменчивый характер, относительно неустойчиво и имеет сравнительно малое время жизни. Основной уровень является аналогом картины мира у отдельного человека. О нем говорят как о парадигме. Этот термин характеризует установившуюся систему понятий, взглядов, мировоззрения общества в целом. Парадигма обладает большой устойчивостью. Глубинный уровень или подоснову общественного сознания можно грубо сравнить со слоями индивидуального сознания, формируемыми в раннем детстве и накладывающими свой отпечаток на всю жизнь. Тогда появляются символы и образы, лежащие в основе конкретного мышления человека. Данный уровень находит свое выражение в морали, идеалах, целях, ценностях, понятиях добра и зла, а также в духовных традициях народов. Он очень устойчив и при изменении парадигмы меняется незначительно. Более того, трансформация парадигмы происходит на базе имеющихся глубинных структур, которые, сохраняя основное содержание, приобретают новую форму. Общественное сознание не статично, оно меняется. Сегодня огромная масса населения проживает в крупных городах - мегалополисах. Здесь сформировались особые условия проживания людей. Скученность, теснота, загрязнения, шум, интенсивное уличное движение, малоподвижный, но вместе с тем напряженный образ жизни, сокращение жизненного пространства порождают и обостряют различные виды заболеваний, в том числе аллергические и онкологические. В больших городах у многих людей возникают определенные психические сдвиги: неуравновешенность, агрессивность, подавленность, перманентное чувство одиночества. Неотъемлемыми чертами жизни становятся алкоголизм, наркомания, насилие, преступность. Растет маргинальная прослойка людей, которые не могут приспособиться к текущей действительности. В больших городах, где люди разобщены, очень высока степень их управляемости. Средства массовой информации, особенно телевидение, формируют моды, идеалы, нормы поведения. Неадекватно воспринимая окружающий мир, многие люди живут в мире абстракций и иллюзий. По существу же теряются традиции, преемственность поколений, связь времен и, как следствие, размываются фундаментальные маяки психической устойчивости, на которые ориентируется человек в своем поведении, поступках, решениях – что есть хорошо, а что плохо. Существующая тенденция позволяет говорить о глобальной неустойчивости общественного сознания. Атомизация общества оказала сильное негативное воздействие на его характеристики. К настоящему времени изучен ряд неустойчивостей верхнего и основного уровней общественного сознания. Для верхнего уровня (общественного мнения) наблюдается маятниковая картина изменения векторов общественного сознания. Общественность, склонившись в пользу какой-либо из групп осуществления власти, при появлении серьезных трудностей начинает отклоняться в другую сторону, отрекаясь от бывших лидеров, и смещать центр тяжести своего влияния на процесс принятия решений в сторону альтернативных направлений развития[34] . Например, за периодом диктатуры создаются условия для анархии, хаоса, безнаказанности и безответственности - как это было в 1990-е - после чего общество вновь стремится к жесткому порядку - как это происходит сейчас. В целом же колебания общественного мнения не приводят, как правило, к крупным потрясениям или катастрофам в обществе. Основной уровень (или парадигма общественного сознания) обладает значительной устойчивостью. Эволюция этого уровня может быть представлена как последовательная смена парадигм со скачкообразными переходами между ними. Эти переходы характеризуются на предварительной стадии крупномасштабными флуктуациями, неустойчивостями в мировоззрении отдельных групп и общностей. Процесс отхода от существующей парадигмы происходит на протяжении длительного времени, как правило скрытно. Например, как это было в СССР в начале восьмидесятых годов. В этом контексте серьезной проблемой является применение различными акторами и структурами, в частности и террористическими, новых информационных методов воздействия на общественное сознание. Информационное насилие имеет существенные отличия от насилия традиционного, направленного на физическое подавление. Его суть - воздействие на общественное сознание таким образом, чтобы управлять людьми и заставить их действовать против своих интересов. Это можно рассматривать как определенный аналог вирусного заболевания. Так, вирус, внедрившийся в клетку, встраивается в управляющие процессами молекулы ДНК-РНК. Клетка внешне остается такой же, как и была, и даже процессы в ней идут такого же типа, но управляет ею вирус. Вирусное заболевание имеет скрытый латентный период, но после его окончания наступает острая стадия - организм переходит в возбужденное неустойчивое состояние. В этот период существенно повышается вероятность его гибели. Любая попытка изменить существующие порядки должна осуществляться в обстановке неустойчивости, только тогда она имеет реальные шансы на успех. И именно к этому стремятся террористы всех мастей – подвести общество к неустойчивости, дестабилизировать обстановку и “половить крупную рыбу в мутной воде”. Встраиваясь в процессы управления общественным сознанием, террористы зачастую не только не критикуют действия властей, но, напротив, стремятся выглядеть патриотами, выражать высшую преданность самым высоким ценностям. Среди применяющихся методов один из наиболее эффективных - постепенное доведение официальных государственных начинаний и лозунгов до абсурда, что компрометирует существующий режим в общественном сознании. В случае же появления каких-либо подозрений или обвинений всегда есть возможность оправдаться излишним, но похвальным усердием или, в худшем случае, глупостью. Характерным примером могут служить события в Чеченской республике РФ на протяжении 1990-2000-х годов, когда явные бандформирования “заботились” о традиционной культуре чеченского народа, “восстанавливали” мусульманскую духовность, “развивали” нефтяную промышленность[35] . Любое общество неоднородно: существуют групповые интересы, национальные и региональные элиты, а также лица, стоящие у власти с их связями и интересами. Помимо внедрения своих людей в общественные и властные структуры, чеченские террористы активно продвигали дураков, карьеристов, обиженных властью, а также создавали условия для пропаганды тупиковых идейных течений и поддерживали их носителей. Одна из главных функций информационного насилия состоит в создании и раздувании противоречий. Это позволяет использовать многих людей “в темную”, когда они, решая собственные проблемы, борясь с конкурентами, фактически выполняют задачи злоумышленников. Существенно также, что террористы могут оставаться в глубокой тени и далеко не всегда выступать явными инициаторами тех или иных действий, а осуществлять операции на полутонах, максимально используя подставных лиц, борьбу тех или иных сил. Ниже рассмотрены конкретные методы информационно-террористического воздействия на общественное сознание. Изложение строится на основе перехода от относительно простых методов к более сложным и изощренным. Традиционно прямые рациональные способы воздействия на сознание основаны на убеждении людей, обращении к их разуму с применением рациональных аргументов, логики. При этом важно правильно понимать расстановку общественных сил, учитывать текущее состояние общественного сознания, реальные интересы людей, проводить научный анализ. Наряду с рациональными способами воздействия на сознание существуют способы, которые можно назвать иррациональными. Оказывая разрушительное воздействие, они подавляют рациональное начало и заставляют людей служить чуждым себе целям. Здесь можно выделить несколько методов: Метод большой лжи. Считается, что восприимчивость масс довольно ограничена, их понимание - незначительно, зато забывчивость чрезмерно велика. В большую наглую ложь люди верят охотнее, чем в малую. Она дает выигрыш во времени, а потом о ней никто не вспомнит. На практике широко используются подлоги: полностью сфабрикованные или частично подделанные варианты реально существующих документов, материалов, свидетельств. А также слухи, представляющие собой искаженную информацию, не имеющую реального основания. Например, уже классическим приемом стало “изобличение бесчеловечных зверств режима” – в Косово, в Чечне, в Афганистане. Слухи рассчитаны преимущественно на людей с невысоким уровнем политического сознания. Распространяясь, слухи имеют тенденцию к гиперболизации, обрастанию фантастическими “подробностями”, “новыми” данными, “уточнениями”. Террористы всегда рассчитывают на то, что для широкого распространения конкретного слуха наиболее желательна обывательская, мещанская среда и наличие определенной эмоциональной почвы: возбуждения, неопределенности, ожидания каких-то событий. Неустойчивые люди, поддаваясь провокациям и разнося слухи, одновременно заражают общественность ложными представлениями и информацией. В основе другого метода лежит ограниченность восприятия людей. Человек не успевает адекватно перерабатывать весь массив поступающих данных, его оперативная память ограничена, и избыточную информацию он воспринимает как шум. Поэтому действительно важную роль играют простые формулировки, повторение, закрепление определенного набора положений. Достаточно эффективными оказываются периодические, сменяющие друг друга (хотя бы и пустые) кампании, занимающие внимание людей, например, можно отметить периодически повторяющиеся кампании по борьбе с чем-либо: с коррупцией, с беззаконием, за права беженцев. Безрезультатность старых начинаний забывается, и все начинается снова. Шумная последовательность кампаний не оставляет времени для размышлений и оценок. Обеспечение информационной перегрузки в русле официальных взглядов, затрудняет возможность простому человеку разобраться в существе дела. В случае, если обман раскрывается, проходит уже какое-то время, острота вопроса спадает, а за этот период уже происходят определенные необратимые политические процессы, которые воспринимаются как нечто естественное, необходимое, вынужденное. Третий метод основан на том, что в подсознании человека заложено определенное чувство принадлежности к определенной общественной группе, которое стимулирует моду, синхронизацию поступков, подчинение лидерам. На его основе террористы успешно пропагандируют свою исключительность “борцов за свободу и демократию”, солидарность со “свободной Европой”, выделенность из серой массы нецивилизованных “оккупированных” народов. Нельзя не отметить и элементарный по сути, но глубокий по смыслу метод запугивания. Систематические нашептывания в эфире различных СМИ о нарастающих трудностях, неразрешимых противоречиях, апокалиптические прогнозы, мрачные комментарии порождают у слушателей, читателей, зрителей глубокий пессимизм, чувство обреченности и иррационального страха перед будущим. Такими людьми легче манипулировать, проще управлять, внушать определенные стереотипы политического мышления. Запуганный человек, поддаваясь воздействию “устрашающей” информации, психозу угнетающих фактов, становится беспомощным, индифферентным. Страх парализует не только волю, но и разум, чувства, понимание подлинной реальности. Важно подчеркнуть, что методы информационного насилия особенно эффективны в нестационарных условиях, при быстро меняющихся событиях. Во всех случаях воздействия на сознание людей незримо присутствует фактор проверяемости. Недостоверная информация дает эффект только на определенное ограниченное время. В подсознании человека заложено сомнение, необходимость проверки, подкрепления информации. Поэтому при информационном воздействии в статических условиях посылка заведомо ложной информации невыгодна. Но весьма эффективен метод, часто используемый в рекламе: “Всегда говорите правду, говорите много правды, говорите гораздо больше правды, чем от вас ожидают, никогда не говорите всю правду”. Согласно этому методу, негативные стороны явления отождествляются с самим явлением. Негатив, каждый может, что называется пощупать, а само отождествление отодвигается в тень. Так, например, телевизионные репортажи о событиях, которые нужно представить в негативном свете, подаются с элементами документальности, но внимание зрителей сосредоточивается на кадрах, выхватывающих из большой толпы лица невменяемых людей, нелепые лозунги, хотя бы они и содержались в пропорции 1:100. При хорошей, профессиональной компоновке кадров можно создать для многомиллионной аудитории впечатление о событии, по сути противоположное реальности. Для любого подобного воздействия в существующих условиях все же необходимо присутствие правды и ее определенная дозированность, а уже этом фоне - необходимые порции ложных данных. Но эффективность воздействия заметно возрастает при более серьезной постановке вопроса - создании на основе истинных фактов ложной информационной структуры. Сложные образования такого типа носят название политических мифов[36] . Эффективное управление людьми, манипулирование ими с помощью информационного воздействия становятся возможными лишь при наличии обратной связи. В основе социологии массовых коммуникаций лежит схема: кто говорит, что сообщает, по какому каналу, кому и с каким эффектом[37] . Последний момент имеет особую значимость. Вся схема информационного воздействия может работать вхолостую, если не принимать в расчет динамику сдвигов в сознании, а также возможностей неожиданности, непредсказуемости. В развитых странах происходит непрерывный зондаж общественного мнения. Существует целая система опросов, велика активность общения депутатов различных уровней с избирателями, большое внимание уделяется репрезентативности, точному выяснению умонастроений конкретных групп населения. Это позволяет вносить своевременные коррективы в процессы коммуникации, устранять возникающие рассогласования официальной идеологии и общественного сознания. Изучение опосредованного воздействия средств массовой информации, получившее название концепции многоступенчатого потока информации, показало, что параллельно каналам массовой и политической коммуникации, функционируют межличностные неформальные каналы информации[38] . Основой ориентации человека служит складывающаяся в мозгу определенная “картина мира”, с которой сравниваются явления, наблюдаемые окружающей среде[39] . Несоответствие ее реальности ведет к неадекватному поведению и с какой-то степенью вероятности к гибели. У человека и общества можно менять структуру мировоззрения с помощью внешних воздействий. Это осуществляется внедрением в сознание политических мифов, позволяющих заменить целостное мировоззрение фрагментарным. Совокупности мифов входят в мировоззрение современного человека и активно изменяют его объективную “картину мира”, приводя к неадекватному, искаженному пониманию реальности, своего рода психическим сдвигам. Крупнейший вклад в исследование мифов XX века внес немецкий философ Эрнст Кассирер. Его исследование, написанное более полувека назад, было связано с ситуацией в гитлеровской Германии. Но оно вполне корректно характеризует нашу действительность[40] : “Миф всегда трактовался как результат бессознательной деятельности и как продукт свободной игры воображения. Но здесь миф создается в соответствии с планом. Новые политические мифы не возникают спонтанно, они не являются диким плодом необузданного воображения. Напротив, они представляют собой искусственные творения, созданные умелыми и ловкими “мастерами”. Нашему XX веку - великой эпохе технической цивилизации - суждено было создать и новую технику мифа, поскольку мифы могут создаваться точно так же и в соответствии с теми же правилами, как и любое другое современное оружие, будь то пулеметы или самолеты. Это новый момент, имеющий принципиальное значение. Он изменил всю нашу социальную жизнь. Методы подавления и принуждения всегда использовались в политической жизни. Но в большинстве случаев эти методы ориентировались на материальные результаты. Даже наиболее суровые деспотические режимы удовлетворялись лишь навязыванием человеку определенных правил действия. Они не интересовались чувствами и мыслями людей. Современные политические мифы действуют совсем по-другому. Они не начинают с того, что санкционируют или запрещают какие-то действия. Они сначала изменяют людей, чтобы потом иметь возможность регулировать и контролировать их деяния. Обычные методы политического насилия не способны дать подобный эффект. Всегда остается сфера личной свободы, противостоящей такому давлению. Современные политические мифы разрушают подобные ценности. Наши современные политики прекрасно знают, что большими массами людей гораздо легче управлять силой воображения, нежели грубой физической силой. И они мастерски используют это знание. Политик стал чем-то вроде публичного предсказателя будущего. Пророчество стало неотъемлемым элементом в новой технике социального управления. Даются самые невероятные и несбыточные обещания, “золотой век” предсказывается вновь и вновь.” В настоящее время, по сравнению с тем, что было 50 лет назад во времена Кассирера, благодаря взрывному развитию информационных технологий, процесс создания мифов резко ускорился. Теперь миф - это одна из центральных опор информационного насилия. Мифотворчество стремится так исказить сообщения о реальности, чтобы, несмотря на их неистинность, общественность принимала их как само собой разумеющееся и поступала бы в соответствии с этой деформированной информацией. В целом, это и есть механизм информационного насилия - манипуляция сознанием масс и внесение в общественное сознание целенаправленной дезинформации путем внушения людям соответствующих стереотипов мышления, выгодных заинтересованным акторам. При помощи информационного насилия можно менять жизненные установки людей в нужном направлении. При этом выделяется три уровня воздействия: Первый уровень - усиление существующих в сознании людей нужных установок, идеалов, ценностей, норм. Закрепление этих элементов сознания в мировоззрении и жизненных установках. Второй уровень связан с частными, малыми изменениями взглядов на то или иное событие, процесс, факт, что также оказывает воздействие на политическую позицию и эмоциональное отношение к конкретному явлению. Третий уровень - коренное, кардинальное изменение жизненных установок на основе сообщения драматических, необычных новых данных, сведений. Профессор Р. Гудин из Йельского университета (США) полагает, что с помощью манипулирования можно добиться изменения жизненных установок на первых двух уровнях воздействия. Кардинальные изменения взглядов человека, группы, общности требуют, по его мнению, комплексных воздействий на сознание в течение длительного времени[41] . В современной действительности манипулирование выступает как неотъемлемый атрибут образа жизни и управления мыслями и поступками людей. Образы и стереотипы общественного сознания вызывают соответствующее поведение, поступки, реакцию людей. Объективно, население конкретной страны почти не знает правды о событиях в соседних городах, регионах, и тем более странах. Ежедневно оно получает огромные порции информации, качество которой принимается на веру. Этим активно пользуются международные террористы: они приглашают журналистов, дают интервью, снимают фильмы. В общем, производят огромные массивы дезинформации, призванной убедить обывателя в “агрессивности”, “антидемократичности”, “бесчеловечности” официальных властей. При этом лишь одно упоминание стереотипа рождает в сознании человека привычные образы демонического, негативного, непривлекательного, и он как бы против своей воли верит в мифы и штампы террористической пропаганды. Постоянное оперирование соответствующими понятиями заставляет людей полагаться на предлагаемую интерпретацию событий, даже если внутренне они чувствуют, что их обманывают[42] . А полагаться на то, что сообщают независимые СМИ, общество зачастую вынуждено потому, что иная информации скудна или недоступна. Специалисты отмечают также, что одновременное распространение противоречивых взаимоисключающих суждений затрудняет адекватную ориентацию, порождает безразличие и апатию, провоцирует некритичность, возникает социальная дезориентация: большее впечатление производит не аргументированный анализ, а энергичное, уверенное, пусть и бездоказательное, утверждение. При помощи таких приемов террористы, а также различные некоммерческие организации, например, религиозные секты и различные фонды, пытаются манипулировать, а фактически управлять состоянием общественного сознания населения. Манипулирование как важный элемент механизма информационного насилия реализуется посредством описанных выше методов и тесно связано с систематической дезинформацией населения, общества, определенных групп людей. Дезинформация есть не что иное, как сообщение, версия, имеющие целью сознательно ввести людей в заблуждение, навязать им превратное, искаженное или просто лживое представление о реальной действительности. Дезинформация подается с помощью различных форм: сенсаций, новостей, мнений. Чтобы поддерживать постоянный интерес общественности к наболевшему вопросу как у себя в стране, так и за рубежом, заинтересованные структуры эпизодически подбрасывают сенсации-сообщения, которые вызывают всеобщий интерес необычностью факта, явления или процесса. Понятно, что чаще всего сенсации “организуются”[43] . Обыватель мыслит стереотипами, навязываемыми его сознанию едва ли не с пеленок. Зная устойчивость, консервативность стереотипного мышления, различные организации террористического толка назойливо пытаются внедрить в общественное сознание разрушительные установки. Рекламная подача стереотипизированной информации – составляют главное содержание информационного насилия[44] . Просеивая, отбирая, фабрикуя, урезая, искажая объективные исходные данные, информационный терроризм формирует извращенную картину социального бытия. Человек, общественные группы, массы людей, пользующиеся такой информацией, вольно или невольно смотрят на мир глазами террористов, вольно или невольно следуя их курсу, поддаваясь их обману. Находясь часто в мире оторванных от реальности символов, они могут идти даже против своих собственных интересов. Реальность может отходить на второй план, играть подчиненную роль. В этом смысле человек не является свободным, тем более, что давно отработан ряд способов эффективного информационного воздействия. Для них существует термин - “Brain washing” - промывание мозгов. С его помощью осуществляется зомбирование людей, создание пассивного послушного человека, превращение народа в легко управляемую массу. В этом плане понятия свободы, демократии, возможности волеизъявления на выборах должны быть подвергнуты серьезному переосмыслению[45] . Любой деятель только тогда существует для масс, если он подается в СМИ. Теперь ни для кого не секрет, что с помощью средств массовой информации можно с невиданным мастерством создавать завесу обмана и иллюзии, так что становится чрезвычайно трудно отличить истину от лжи, реальность от подделки. Манипулятивные возможности средств массовой коммуникации (СМК) достаточно хорошо известны исследователям, политикам, специалистам в области рекламы и имидж-мейкинга, заказчикам всевозможного рода рекламной продукции и т.д. Этим вопросам посвящены многочисленные исследования. Несмотря на некоторые разногласия в подходах к трактовке, различные авторы определяют три основные группы причин, обусловливающих манипулятивный характер СМК. Во-первых, это причины, вызванные пристрастностью и субъективизмом людей, работающих в сфере массовой коммуникации. То есть, те искажения, которые вызываются их индивидуально-психологическими, личностными особенностями, политическими пристрастиями и симпатиями и т.п. Во-вторых, это причины, вызванные политическими, социально-экономическими и организационными условиями, в которых осуществляют свою деятельность средства массовой коммуникации. Основная из них - зависимость СМК от конкретных социальных субъектов. Она может проявляться в двух основных формах - экономической и административной. Экономическая форма зависимости проявляется в том, что СМК в рыночных условиях работают на определенных клиентов, например, рекламодателей и других заказчиков из числа представителей крупного капитала. Административная форма зависимости проявляется в том, что СМК подчиняются своим хозяевам и учредителям. В третьих, это причины, обусловленные самим процессом функционирования средств массовой информации. Для того, чтобы привлечь внимание и завоевать массовую аудиторию, СМИ при подаче материалов и подготовки сообщений, различных программ руководствуются определенными общими правилами или принципами. При этом, как отмечают В.П.Пугачев и А.И. Соловьев: “взятые ими на вооружение принципы отбора материалов плохо совместимы с глубокими аналитическими сообщениями и часто препятствуют созданию информационной картины мира, более или менее адекватной реальности”. Ими выделяется пять таких принципов[46] : 1. Приоритетность (действительная и мнимая) и привлекательность темы для граждан. В соответствии с этим принципом наиболее часто сообщения СМИ касаются таких, например, проблем, как угроза миру и безопасности граждан, терроризм, экологические и иные катастрофы и т.п. 2. Неординарность фактов. Это означает, что информация о других экстремальных событиях - голоде, войнах, необычайно жестоких преступлениях и т.д. - доминирует над освещением явлений будничной, повседневной жизни. Этим объясняется, в частности, склонность СМИ к информации негативного характера и сенсациям. 3. Новизна фактов. Привлечь внимание населения в большей степени способны сообщения, еще не получившие широкой известности. Это могут быть новейшие данные о результатах развития экономики или численности безработных, о полете к другим планетам, о новых политических партиях и их лидерах и т.д. 4. Успех. Согласно этому принципу, в передачи и статьи попадают сообщения об успехах политических лидеров, партий или целых государств. Особое внимание уделяется победителям на выборах или в рейтинговых опросах. Культ звезд в политике, искусстве, спорте - типичное явление для СМИ в рыночном обществе. 5. Высокий общественный статус. Чем выше статус источника информации, тем значительнее считается интервью или передача, поскольку предполагается, что их популярность при прочих равных условиях прямо пропорциональна общественному положению людей, сообщающих сведения. В силу действия этого правила наиболее легкий доступ к СМИ имеют лица, занимающие высшие места в политической, военной, церковной или других иерархиях: президенты, военноначальники, министры и т.д. Им посвящаются первые страницы газет и главные радио- и телепередачи. СМК формируют “массового” человека нашего времени. В то же время они разобщают людей, вытесняют традиционные непосредственные контакты, заменяя их телевидением и компьютерами. Восприятие формируется не книжной, как раньше, а экранной культурой. На этом фоне отмечается снижение способности к концентрации. “Массовый” человек импульсивен, переменчив, способен лишь к относительно краткосрочным программам действия. Он часто предпочитает иллюзии действительности[47] : “Современное информационное общество представляет собой особый тип и социального структурирования, и власти. После индустриального капитализма, базирующегося на владении средствами производства, после финансового капитализма, опирающегося на власть денег, наступает этап некоего символического информатизационного капитализма, в котором власть основана и осуществляется через средства коммуникации, путем управления информационными потоками. Средства коммуникации, оперирующие, трансформирующие, дозирующие информацию, становятся главным инструментом влияния в современном обществе. Для повышения эффективности осуществления властных стратегий используются самые современные информационные технологии, которые помогают превратить публику в объект манипулирования. Массовый человек, упрощенный, усредненный, повышенно внушаемый, становится этим искомым объектом. Сознание массового человека оказывается насквозь структурировано немногими, но настойчиво внедряемыми в него утверждениями, которые, бесконечно транслируясь средствами информации, образуют некий невидимый каркас из управляющих мнений, установлений, ограничений, который определяет и регламентирует реакции, оценки, поведение публики.” Сказанное выше относилось к прямым методам воздействия на сознание. Но существуют и косвенные методы, связанные с воздействиями на условия функционирования мозга, на регулятивные функции. Так, в мозгу осуществляется химическое регулирование на основе нейромедиаторов и нейропептидов, которое может быть нарушено с помощью наркотиков и алкоголя. На сознание людей также могут существенно влиять электромагнитные и акустические поля, особенно в диапазоне инфрачастот. Обращая их на людей, сосредоточенных на относительно малом пространстве, можно существенно изменять их поведение, приводить к неадекватным, аномальным решениям[48] . Ранее, на всем протяжении истории, главным источником подавления людей служили физические методы воздействия - от изощренных пыток до современных средств массового уничтожения. Сейчас их с успехом заменило новое средство – информационное насилие. § 4. Искусство “формировать реальность” Информационная среда – есть первостепенный источник формирования сознания человека, его самоидентификации, самостоятельности как личности, поэтому информационный терроризм есть война за контроль над разумом, а ведется такая война сетевыми методами. Наилучшим образом сетевую атаку можно представить себе следующим образом: противником является не закованный в сталь супостат с мечом (гранатой, автоматом) в руке, а некая стая насекомых. Она тучей налетает сразу со всех сторон, проникая во все щели защиты, и кусает одновременно везде, куда может добраться. Каждое насекомое в отдельности не представляет никакой опасности, но атака целого их роя - это смерть. Вот это и есть сетевой терроризм. Основной его феномен американские специалисты РЭНД-корпорации Джон Аркуилла и Дэвид Ронфельдт видят в том, что раньше воспринималось как обычные партизанская война и мятежи, а теперь плавно переходит в форму социальной сетевой напряженности и становится глобальным террором - в пределе - мировой гражданской войной. Один из первых известных примеров такой социальной сетевой напряженности - это события в Сиэтле 1999 года[49] , где совершенно неожиданно прошли массовые и чрезвычайно успешные выступления хитро организованных людей, которых для простоты назвали “антиглобалистами”, а из наиболее свежих – угрожающий рост количества различных религиозных сект, общественных движений, некоммерческих организаций, а также их влияния на общество. По своей организации сетевой терроризм напоминает роение – именно этот термин упоминают в своих работах Аркуилла и Ронфельдт[50] . Страна сталкивается с тем, что ее противник - какой-то рой вроде бы не связанных друг с другом фондов, комитетов в защиту того-то и того-то, преступных группировок, политических движений, телеканалов, интернет-сайтов. Только действуют они согласованно и в одном направлении. Здесь можно вспомнить, как России нанесли тяжелое поражение в Чеченской кампании 1995-1996 годов. Кто атаковал страну, добиваясь ее капитуляции перед сепаратизмом и бандитами? - Все те же роящиеся негосударственные структуры. Всякие партии, газеты, телеканалы, комитеты солдатских и других матерей, правозащитные группы и исследовательские фонды. Показательной является реакция многих СМИ и НКО на уничтожение лидера чеченских боевиков А. Масхадова российскими военными: это невосполнимая потеря на пути к миру в республике - теперь не с кем вести переговоры. Основной метод ведения борьбы сепаратистов - навязывание многостороннего диалога между общинами метных жителей, международными наблюдателями и центральными властями. Для адекватного описания форм ведения сетевого террора уместно использовать термин “метадействие”, проявляемое во множественных ”микродействиях”, “тычках” и “стычках”: в выступлениях в СМИ, в вооруженных и невооруженных физических столкновениях, разного рода демонстрациях, презентациях, в навязываемых диалогах, оспариваемых выборах и пр. Для Аркуилла и Ронфельдта, и для самих сапатистов такого рода метадействия, безусловно, являются ни чем иным как войнами[51] . Аркуилла и Ронфельдт, приводя многочисленные подтверждения из работ других исследователей, убедительно показывают, что такая социальная сетевая напряженность создается на транснациональной основе. Огромная роль здесь принадлежит правильному проектированию и использованию современных форм коммуникаций и информационных технологий, что, однако, не исключает, а, как правило, обязательно включает боевые отряды как небольшой по количеству, но важнейший элемент сетевых децентрализованных организаций, которые, собственно, и организуют эти метадействия[52] . Образ сетевого террориста получается каким-то неясным и рассредоточенным, его удары очень трудно отражать. Сама война, которую он ведет, превращается в тотальную, сплошную. Здесь нет фронтов, есть многомерное пространство войны, которая идет везде - в политике, культуре и экономике, в технологиях, на улицах городов и в идеологии. В этой войне в ход идут и убийства, и террористические акты, и вполне демократические дебаты, статьи в газетах и политические перевороты. И только иногда дело доходит до прямых традиционных террористических атак. Современный информационный терроризм похож на политический театр. Главной его целью является не убийство конкретных личностей, а воздействие на сознание широкого круга людей - устрашение и деморализация. Этим терроризм отличается от диверсионных действий, цель которых - разрушить объект (мост, электростанцию) или ликвидировать противника. Аркуилла и Ронфельдт считают, что основой сетевой формы информационного терроризма сегодня становится бурно растущий третий социальный сектор. Это - огромное разнообразие самоуправляемых частных или неправительственных организаций. Именно эти организации и превращаются в тех самых роящихся насекомых, связанных почти неуловимыми командами в одну Сеть. Эти неправительственные организации не ставят перед собой задач распределения прибыли акционерам или директорам - они, помимо формального аппарата государства, преследуют общественные цели вовне. Все это начинает становиться “ассоциационной революцией” негосударственных действующих лиц, и по своему значению вполне может быть сопоставлено с возникновением национального государства в Новое Время[53] . Как в свое время государства нынешнего типа с их бюрократией и центральной властью безжалостными хищниками ворвались в пестрый мир феодальной раздробленности, так и сегодня неправительственные организации, вездесущие и быстрые, врываются в мир неповоротливых государственных бюрократий. Разумеется, все прекрасно понимают, что такие негосударственные организации, выступают обоюдоострым оружием и используются для ведения сетевой информационной войны как отдельными небольшими террористическими организациями, так и самыми мощными государствами мира. Примечательная особенность характера сетевого терроризма является его гуманность, а в технологиях реализации – множественность. Здесь и политика, и экономика, и коммуникации, и социальная сфера одновременно являются объектами нападения. Современная сетевая напряженность переводит реалии действительности в новое измерение – в “зазеркалье” сплошного террора, войны как процесса, как формы мира. Информационный терроризм будущего будет состоять из множества боевых процессов, одновременно происходящих “гроздьями”, “пучками”, многими “роями” по разным направлениям, содержаниям и составу участников. Время, пространство и террор совершенно сольются и превратятся в нечто, что предельно точно обозначил российский геополитик В.Л. Цымбурский как “непрерывность стратегического процесса”[54] . На смену странной сетевой напряженности - многим непрерывным вооруженным и невооруженным конфликтам в мирное время - постепенно приходит сплошное насилие, в том числе, и в первую очередь, - информационное. Очень тонко чувствуют это лучшие российские профессионалы военного дела. Так, генерал-полковник запаса Л. Г. Ивашов, исключительно сильный военный дипломат, в своих статьях четко указывает на методологический принцип утверждения контрольно-управленческих функций над регионами и странами – “управление через хаос”. Также чутко и верно он определяет ситуацию как “близкую к мировой трагедии”, к так называемому феномену “мировой гражданской войны”[55] . Конечно, хаос и “мировая гражданская война” - это весьма метафорические и неточные, построенные больше по аналогии, термины. Они отражают не понятия, необходимые для организации соответствующей обороны и армии, а общее название того, что происходит в виде “естественного” процесса - т. е. просто все понимают, что хаос, а откуда хаос и как этот хаос организован, уже почти никто не понимает и даже неспособен понять. Любой неверный шаг и методологическая слабость здесь обходится очень дорого. Можно указать только на один простой и наглядный пример: Через несколько дней после 11 сентября 2001 года российское руководство поспешило отрапортовать о том, что у чеченских боевиков нашли компакт-диск с учебным пособием по вождению самолетов. Замысел был прозрачен до неприличия - заставить “мировое сообщество” признать чеченских боевиков международными террористами. Но признание Россией мирового терроризма как главнейшей проблемы чеченского кризиса, автоматически означает ее самозачисление в одну из двух категорий стран: в “мировую цивилизацию”, объявившую войну “международному терроризму и варварству”, или в “страны-изгои”, составившие “мировую ось зла”. Нахождение России в любой из этих категорий стран является и тактически, и тем более стратегически абсолютно тупиковым и чрезвычайно опасным. В одном случае Россия противопоставляет себя “арабскому миру”, что сразу же дает чеченским боевикам его неограниченную подддержку, а в другом – вынуждена идти на конфликт с Западом, отстаивая свое право на самостоятельное решение проблемы внутреннего очага напряженности. Никто даже не задумывается, а почему мы должны выбирать одну из навязанных альтернатив? - Мощные информационные потоки постоянно затачивают общественное мнение под нужным углом. И получается, что для обывателя все события происходят как-то сами по себе “в виде естественного и единственно правильного процесса”. Более того, имеется тенденция к отсутствию даже самой возможности выбирать. Старые правовые, бюрократические государства становятся самой легкой мишенью для атак сетей и роев неправительственных организаций при информационной поддержке соответствующих СМИ. Они похожи на неуклюжие и медлительные клетки, атакуемые мелкими и чрезвычайно подвижными вирусами. Проходит немного времени - и вирусы захватывают клетку, подчиняют себе, заставляя ее саморазрушаться и плодить новые болезнетворные вирусы. Как написал еще в 1986 году теоретик малой войны Фридрих фон Хейдт[56] “в неправильной иррегулярной войне правовое государство (конституционное республиканское государство в рамках западной традиции) имеет огромные проблемы... В правовом государстве мы имеем только два типа людей: законопослушные граждане и преступники. Третий тип людей, который ведет иррегулярную войну, правовым государством во внимание не принимается”. Концепции и идеологии правового государства попросту “не хватает” для того, чтобы адекватно выразить проблемы современного информационного терроризма: в классическом государстве все разделено по ведомствам. Одни чиновники борются с преступностью, вторые - налоги собирают, третьи - за культуру отвечают. Армия со внешними врагами должна сражаться. И так далее. И вот такое государство, в котором все виды деятельности разделены на ведомственные отсеки, подвергается нападению роя негосударственных структур. Они прорываются на стыках ведомственных интересов. То, что они делают, вроде бы находится на грани преступления, но за эту грань не заходит. Есть в их работе что-то подрывное - но все же это не террор в чистом виде. Есть в этих нападениях что-то от религиозного сектантства, от пропаганды, от экономической диверсии. Вроде бы деятельность негосударственных “роевиков” - ни первое, ни второе, ни третье, а общий эффект получается убийственным. И государство оказывается в тупике. Полицейские, пожимая плечами, норовят спихнуть дело на спецслужбы, а те - на налоговиков или на военных, а в результате никто ничем не занимается. Главное, на что указывает Фридрих фон Хендт и все те профессионалы, кто работает с феноменом терроризма или неправильных войн, - это то, что за любыми ”безличными” и “немотивированными” террористическими актами стоят совершенно конкретные лица и субъекты, страны и народы. Другое дело, что искать их, как правило, надо не там, где светло, а там, где они фактически есть. Итак, подводя итог данной главе, следует подчеркнуть: 1. Мощность воздействия средств информационного оружия неизмеримо высока в соотношеннии с их доступностью для применения террористами. 2. Масштабы информационного насилия достигли критического уровня и вплотную подошли к границе, за которой уже невозможно отделить объективную реальность от субъективной. 3. Искусственно создаваемая перманентная общественная напряженность отрицательно влияет на прогрессивное развитие цивилизации, социума, каждого отдельного человека. 4. Современное государство должно форматировать свои взаимодействия со всеми контрагентами в контексте глубокого и многопланового анализа информационно-коммуникационных процессов. |