психология. Izard_K_E_-_Psikhologia_emotsiyнн. Изард К. Э. Психология эмоций
Скачать 2.54 Mb.
|
Глава 2 ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЭМОЦИЙ. СВЯЗЬ эмоций с когнитивными ПРОЦЕССАМИ, ПОВЕДЕНИЕМ И ЛИЧНОСТЬЮ ЭМОЦИИ В ТЕОРИЯХ ЭМОЦИЙ И ЛИЧНОСТИ Несмотря на то что Макдугал в своей теории (McDougall, 1908) указал на тесную взаимосвязь эмоций и волевой активности (conation), а его и Фрейда работы (1938) заложили фундамент для изучения взаимосвязей между эмоциями, мотивацией и поведением, одна из наиболее серьезных проблем психологии состоит в том, что большинство теорий личности, теорий поведения и теорий эмоций мало связаны друг с другом. Весьма характерным является тот факт, что авторы многих теорий личности даже не упоминают проблему эмоций. Как правило, они пользуются тем или иным понятием, связанным с мотивацией, но при этом крайне редко рассматривают частные эмоции в качестве мотивационных переменных. Исследователи эмоций также, как правило, анализируют лишь одну или несколько составляющих эмоционального процесса - его нейрофизиологический, экспрессивный или феноменологический компонент. При этом они, за редкими исключениями (например, Tornkins, 1962, 1963), почти не соотносят свои данные сданными теорий личности и данными теорий поведения. В этой главе дается краткий обзор некоторых подходов к изучению эмоций, причем каждый из них соотносится с данными исследований других функций организма или личности в целом; в главе представлен материал, который поможет нам дать определение эмоции и понять ее сущность. Психоаналитическая концепция аффекта и мотивации Труды Фрейда (Freud, 1930, 1936, 1938) и его психоаналитическая теория по праву занимают особое место в истории психологии и в истории наук о поведении. Фрейдом порождены такие эвристические конструкты, как бессознательное, динамика сновидений, развитие сознания, он ввел в научный обиход такие понятия, как <защитный механизм>, <вытеснение>, <подавление>, <сопротивление>, <перенос>, он поднял проблемы детской сексуальности и детской амнезии. Но в рамках обозначенной нами темы особого упоминания заслуживает предложенный Фрейдом способ анализа механизмов функционирования личности. Он открыл новую область научного познания - область человеческой мотивации, сделал ее важной частью современной психологии и тем самым стал основоположником психодинамической традиции (Boring, 1950). Огромный интерес в этом отношении представляет для нас фрейдовская концепция аффекта, однако мы будем рассматривать ее в общем ключе, в контексте его теории мотивации. В основании классической психоаналитической теории мотивации лежит фрей-довская теория инстинктивных влечений. В отношении этой теории, как и в отношении самого психоанализа, взгляды Фрейда постоянно трансформировались и развивались. В этой связи его воззрения почти не поддаются точному определению и систематизации, эта задача не по плечу даже ученикам Фрейда. Обобщающее изложение теории психоанализа, сделанное Рапапортом (Rapaport, 1960), считается наиболее корректным, и именно оно послужило основным источником приводимого ниже экскурса. Рапапорт предостерегает читателя от чрезмерных обобщений, призывает не преувеличивать роль инстинктивных влечений в мотивации, поскольку, опираясь только на инстинктивные влечения, крайне затруднительно объяснить эго-детерминированные поведенческие феномены, такие как феномен психологической защиты или феномен когнитивного синтеза и дифференциации. Влечения никак не приблизят нас к пониманию той роли, которую играет в поведении человека внешняя стимуляция, или тех функций сознания, которые возникают в результате внимания к внешнему стимулу. Инстинктивное влечение, или инстинктивный мотив, определяются Рапапортом как побудительная внутренняя, или интрапсихическая, сила, которой свойственны: а) безусловность; б) цикличность; в) избирательность и г) заменяемость. Именно эти четыре характеристики определяют побуждающую природу влечений, или мотивов. С другой стороны, познавательное, или исследовательское, поведение в некотором смысле можно рассматривать как функцию внешнего раздражителя, детерминанты такого поведения не обнаруживают цикличности, избирательности или заменяемости. Рапапорт считает, что перечисленные выше четыре свойства инстинктивных влечений представляют собой скорее количественные, чем качественные характеристики, то есть влечения различаются степенью выраженности каждого из этих свойств. Помимо этого, инстинктивные влечения можно оценить с помощью четырех других характеристик, таких как: а) интенсивность (pressure) - сила влечения и потребности в выполнении тех действий, в которых влечение репрезентируется; б) цель влечения - действие, к которому подталкивает влечение и которое приводит к удовлетворению; в) объект влечения - то, в чем или посредством чего влечение может достигнуть свой цели или удовлетворения и г) источник - физиологический процесса той или иной части тела, воспринимаемый как возбуждение. Затруднительно дать точное определение аффекта в рамках классической психоаналитической теории. Сложность вызвана тем, что Фрейд и его последователи крайне широко трактовали этот термин, нагружая его по мере развития теории все все более и более разнообразными значениями. Так, в своих ранних работах Фрейд пишет, что аффект, или эмоция, - это единственная побудительная сила психической жизни, а в своих поздних трудах он <уже говорит об аффектах как об интрапсихиче-ских факторах, пробуждающих фантазии и желания индивида> (Rapaport, 1960, р. 191). Завершая обзор психоаналитических и других данных, Рапапорт приходит к следующему заключению: Лишь одна из теорий, объясняющих механизмы возникновения эмоций, не противоречит эмпирическим данным. Ее суть состоит в следующем: воспринятый извне перцеп-тивный образ служит инициатором бессознательного процесса, в ходе которого происходит мобилизация неосознаваемой индивидом инстинктивной энергии; если эта энергия не может найти себе легального приложения (в том случае, когда инстинктивные требования конфликтны), она выплескивается вовне через другие каналы в виде непроизвольной активности; разные виды такой активности - <эмоциональная экспрессия> и <эмоциональное переживание> - могут проявляться одновременно, поочередно или независимо друг от друга: открытое проявление инстинктивного влечения табуировано культурой, и потому человеку присущи постоянные эмоциональные разрядки различной интенсивности; в результате этого психическая жизнь человека насыщена не только описанными в учебниках <чистыми> эмоциями, такими как ярость, страх и т.п., но и широким спектром иных эмоций, от самых интенсивных до умеренных, конвенциональных, интеллектуально-рафинированных (Rapaport, 1960, р. 37). В психоаналитической литературе рассматриваются три аспекта аффекта - энергетический компонент инстинктивного влечения (<заряд> аффекта), процесс <разрядки> и восприятие окончательной разрядки (ощущение, или чувство эмоции). При этом реализация аффекта и ее чувственный компонент рассматриваются только в контексте выражения эмоции, коммуникативная ценность этих аспектов аффекта была распознана психоанализом лишь после работ Шехтеля (Schachtel, 1959). Однако Рапапорт еще в 1953 году заметил, что <аффект как набор сигналов - столь же обязательное средство познания реальности, как и мышление> (Rapaport, 1953, р. 196). При этом <заряд> аффекта оценивается количественной или интенсивност-ной мерой, в то время как процесс <разрядки> воспринимается или ощущается индивидом в качественных категориях. Теория Фрейда и психоанализ в целом рассматривали прежде всего негативные аффекты, возникающие в результате конфликтных влечений, - поэтому понятен их особый интерес к такому защитному механизму, как репрессия. Однако аффект по природе своей является феноменом сознания и не может быть объектом репрессии. В сознание не допускается только идеационный компонент инстинктивного влечения. Когда срабатывают репрессивные механизмы, происходит сепарация его идеационных и аффективных компонентов. В результате накладывается запрет на предсознательный катексис его инстинктивных репрезентаций и на употребление ассоциированных с ними вербальных образов. Таким образом, с помощью механизма репрессии предотвращается конфликт на одном из уровней (например, между интересом, порожденным либидо, и санкцией суперэго), и одновременно на другом уровне снижается риск формирования невротической или психосоматической симптоматики. Если репрессивные механизмы дают сбой - возникает конфликт между бессознательным и предсознательным, и качественно иной, уже символизированный аффект предстает в сознании. Этот аффект негативен, он порожден конф-ликтно окрашенным представлением, и потому порабощает это и может стать причиной психического расстройства (Singer, 1990). Фрейдовское понятие мотива как идеационно-аффективной репрезентации в сознании аналогично понятиям идео-аффективной организации (Tornkins, 1962, 1963) и аффективно-когнитивной структуры (lzard, 1971,1972). Аффективно-когнитивные структуры понимаются не только как репрезентации инстинктивных влечений, но и как структуры или ориентации сознания, являющиеся результатом взаимодействия эмоции (исходного мотивационного условия) и познания. Другое фрейдистское понятие - <желание> имеет еще большее сходство с понятием аффективно-когнитивной структуры. Фрейд первым заговорил о желании (о <страстном желании воплощения>) как о мотивирующей силе сновидения. На бессознательном уровне желание представляет собой инстинктивное побуждение, а на предсознательном проявляет себя в виде сновидений и фантазий. <Желание выступает в роли аффективно-организующего принципа, оно использует механизмы конденсации, замещения, символизации и вторичной детализации, чтобы скрыть истинное содержание сновидения, чтобы выразить себя в форме, приемлемой для сознания> (Rapaport, 1961, р. 164). Понятие аффективно-когнитивной структуры в теории дифференциальных эмоций отличается от фрейдовского <желания> тем, что в качестве организующего, мотивирующего фактора рассматривает аффект, а не процессы идеации. Обе теории сходятся в том, что аффективные и когнитивные факторы в той или иной комбинации или в той или иной связи, так или иначе определяют человеческую мотивацию. Холт (Holt, 1976) решительно отверг теорию инстинктивных влечений и выдвинул свою, вполне убедительную, концепцию аффекта и мотивации. Он подчеркивает значимость внешней стимуляции и перцептивно-когнитивных процессов, но в то же время признает важность феноменов, связанных с выражением и переживанием эмоций. Как Холт (Holt, 1967), так и ряд других авторов (Kubie, 1974; Rubinstein, 1967; Peterfreund, 1971) обращают внимание на тот факт, что эмпирические данные не позволяют рассматривать инстинктивное влечение в качестве некой психической энергии или инстинктивной побудительной силы. По мнению Холта, несмотря на то что сексуальное влечение, агрессию, страх и другие аффективные феномены можно рассматривать как биологически детерменированные, врожденные (<хотя и наблюдаемые в самых разнообразных модификациях>) реакции, они активизируются лишь в результате осознания индивидом внешнего давления - то есть под воздействием значимых аспектов окружения (Murray, 1948), которые лучше всего могут быть определены в терминах общественных установлений и предписаний. Предлагая свою теорию мотивации, Холт опирается на понятие <желание> в том смысле, как его понимал Фрейд в своих ранних работах, и определяет его как <ког-нитивно-аффективное понятие, формулируемое в терминах смысла того или иного действия и предположений о приятном или неприятном исходе> (Holt, 1976, р. 179). В концепции Кляйна (Klein, 1976) главное свойство мотивационной системы состоит в <перцептивно-оценочном рассогласовании>. Рассогласование в этом случае трактуется как сознательное, предсознательное или бессознательное сопоставление перцептивного образа и образа, созданного воображением, а затем заключение об их соотносительной ценности. По сути, такой подход мало отличается от подхода, реализованного в когнитивно-ориентированных теориях эмоций (Arnold, 1960а; Lazarus, 1974, 1984; Pribram, 1970; Schachter, 1971), описывающих процессы оценки и контроля - процессы сопоставления существующего и потенциально возможного состояния дел. Таким образом, желание - ключевое явление в мотивации - понимается как рассогласование, как <когнитивно-аффективное состояние, родственное неудовлетворенности> (Holt, 1976, р. 182). Умеренная степень рассогласования возбуждает умеренное удовольствие и интерес, а крайнее и неожиданное - приводит к испугу и неудовольствию. При этом утверждение Холта о том, что различная степень рассогласования может порождать разные аффекты, очень похоже на попытку Сингера (Singer, 1974) связать меру выраженности того или иного аффекта с успешностью усвоения когнитивной информации. Работы Хелен Льюис, посвященные роли стыда и чувства вины в развитии личности, в психопатологии и психотерапии, опираются на теорию психоанализа, на исследования экспериментальной психологии и личностно-ориентированной психотерапии. В своем наиболее известном труде <Стыд, вина и неврозы> (Shame and Guilt in Neurosis, 1971) она обращается к вечной проблеме разграничения стыда и вины, рассматривая эти две эмоции как самостоятельные и важные факторы мотивации. Она убедительно доказывает, что данная проблема обязана своим возникновением Фрейду; путаница возникла с тех пор, как Фрейду не удалось провести четкую грань между <самостью> (self) и <эго>, с тех пор, как было принято за правило рассуждать о <суперэго> в терминах инстинктивных влечений (инстинкта смерти) и акцентировать роль аффективного состояния вины. В рамках выстроенной Фрей-дом теории не нашлось места понятию стыда, он не рассматривал стыд в качестве составляющей суперэго, как не смог распознать и роль стыда в развитии депрессии. Известна методика, разработанная Уиткином (Witkin, 1949) совместно с коллегами. С помощью этой методики можно определить перцептивно-когнитивный стиль индивида, оценить его полезависимость-поленезависимость, - то есть ту меру, в какой мышление и поведение индивида обусловлены внешней или внутренней стимуляцией. Льюис, опираясь на исследования Уиткина, продемонстрировала взаимосвязь между перцептивно-когнитивными стилями (стилями функционирования суперэго) и проявленностью вины или стыда в перцептивно-когнитивных процессах. Ее работы показали необходимость изучения стыда и вины как эмоций, мотивирующих функции суперэго. В ходе исследований Льюис показала, что боязнь или ожидание позора выступает как сдерживающий мотив в поведении индивида и как сила, способствующая формированию самоидентичности. С другой стороны, Льюис рассматривает стыд как эмоциональное состояние, которое в крайних проявлениях может вызвать расстройства сознания и личностные проблемы и в этом смысле противоположное чувству личностной автономии. Она обнаружила, что у полезависимого пациента эмоция стыда порождает враждебность, направленную внутрь, на самого себя. Полезависимость-поленезависимость, рассматриваемая как стиль перцептив-но-когнитивной активности, определяет способ функционирования суперэго. Так, у полезависимых пациентов с большей вероятностью мы будем наблюдать проявления эмоции стыда, а у поленезависимых - эмоции вины. В своей работе Льюис вскрывает позитивное значение эмоции стыда, показывая, какое важное значение имеет она для поддержания чувства собственного достоинства, самоуважения и эмоциональных связей человека. Обнаруженные ею различия в проявлении эмоций стыда и вины подкрепляют ее идею о том, что стыд, как аффективное состояние суперэго, играет роль в развитии депрессии и истерии, а вина вызывает обсессивные расстройства и паранойю. Кроме того, Льюис выдвигает гипотезу о возможности существования значительных половых различий в эмоциональной сфере, предполагая, что женщины, в отличие от мужчин, чаще испытывают эмоцию стыда и именно поэтому более подвержены депрессии и истерии. Измерительный подход: возбуждение, активация и шкалирование эмоций Спенсер (Spencer, 1890) одним из первых стал рассматривать эмоции (чувства) как измеримую часть сознания. Вундт (Wundt, 1896), развивая эту традицию, предложил описывать эмоциональную (чувственную) сферу сознания, оценивая ее с помощью трех измерений: удовольствие-неудовольствие, расслабление-напряжение и спокойствие-возбуждение. В дальнейшем эти критерии были использованы Bудвopтoм(Woodworth, 1938)иШлосбергом (Schlosberg, 1941) в целом ряде исследований эмоциональной экспрессии. Эмоции как организмическое возбуждение. Даффи(0и^у, 1934, 1941,1951, 1962), основываясь на концепциях Спенсера и Вундта, считает, что все поведение может быть объяснено в терминах единого феномена - организмического возбуждения, понятия, которое имеет очевидное сходство с вундтовским измерением расслабление-напряжение. Даффи (Duffy, 1962) утверждает, что поведение вариабельно лишь относительно двух векторов, которые она называет направленностью и интенсивностью. Направленность поведения определяется Даффи в терминах избирательности ответа, избирательности, основанной на ожиданиях, целевой ориентации организма и на взаимоотношениях между воспринимаемыми стимулами. Индивид либо подчиняется ситуации, либо избегает ее в зависимости от ее значения - побудительного или угрожающего. Даффи проводит аналогию между своим пониманием направленности, или <ответа на взаимоотношения>, и <когнитивными картами> Толмена (Tolman, 1932) или <сигнальными функциями> Хебба (Hebb, 1955). Вторую характеристику поведения - интенсивность - Даффи определяет как следствие общей возбудимости организма или как мобилизацию энергии, а мерой интенсивности считает <количество энергии, высвобожденной из тканей организма> (Duffy, 1962, р. 17). По Даффи, эмоция - лишь точка или совокупность точек на шкале возбуждения, потому для дискретных разновидностей эмоций в ее теории нет места, а о вариабельности эмоции можно говорить лишь с точки зрения интенсивности. Несмотря на то что идеи Даффи относятся к тому теоретическому направлению, которое было склонно исключить эмоциональные явления из психологической теории и экспериментальных исследований, ее концепция подготовила почву для теории активации, а та, в свою очередь, немало способствовала нынешнему расцвету исследований взаимовлияния мозга и поведения. Нейронная активация, эмоция и поведение. Вслед за открытием Моруцци и Мэгуном некоторых функций ретикулярной формации ствола мозга Линдсли (Lindsley, 1951, 1957) выдвинул свою - активационную - теорию эмоций и поведения. Слишком широкое и сложное для измерения понятие организмического возбуждения, выдвинутое Даффи (Duffy, 1962), он заменил понятием активации, которую определял как нейронное возбуждение ретикулярной формации ствола мозга с сопутствующими изменениями электроэнцефалографических показателей коры. Его толкование эмоций предполагает существование предшествующего эмоционального стимула, либо внешнего и условного, либо внутреннего и безусловного. Такие стимулы возбуждают импульсы, активирующие ствол мозга, который, в свою очередь, посылает импульсы к таламусу и к коре больших полушарий. Гипотетический активирующий механизм трансформирует эти импульсы в поведение, характеризующееся <эмоциональным возбуждением>, и в ЭЭГ-показатели, характеризующиеся низкой амплитудой, высокой частотой и асинхронностью. Когда импульсы возникают за счет снижения эмоциональной стимуляции и непосредственно воздействуют на таламус, то возникают синхронизированные, высокие по амплитуде, низкочастотные ЭЭГ-комплексы. Линдсли-предсказывает, что при этих условиях должно обнаруживаться поведение, противоположное наблюдаемому при <эмоциональном возбуждении>, то есть <эмоциональная апатия>. Линдсли понимал, что его теория не объясняет природу отдельных эмоций: его основной целью было установить взаимосвязь между определенными предшествующими условиями, изменениями электрической активности мозга, измеряемой с помощью ЭЭГ, и наблюдаемым поведением. Большинство современных исследователей, изучающих проблему возбуждения, уже не считают, что есть только один тип возбуждения. Кроме того, они связывают типы возбуждения с отдельными личностными чертами. Например, Цукерман (Zukennan, 1979) полагает, что каждая личностная черта имеет в основе свой тип возбуждения. В своих ранних работах он писал о том, что для одаренного человека оптимальным типом возбуждения является поиск ощущений. Цукерман (1984) показал, что жажда новых ощущений как личностная черта имеет под собой отчетливую нейрохимическую подоплеку, а также отчетливые когнитивные и поведенческие проявления. Она положительно коррелирует с импульсивными, но не социальными, аспектами экстраверсии. Она также коррелирует с рискованнымм поведением, таким как употребление наркотиков, прыжки с трамплина, и выбором опасной профессии. Люди, для которых жажда новых впечатлений стала личностной чертой, как правило, стремятся найти их в волнующих, захватывающих переживаниях. Шкалирование эмоциональной экспрессии. С 1872 года, после выхода в свет известной работы Дарвина <Выражение эмоций у человека и животных>, такая сложная область эмоций, как экспрессивная мимика, стала рассматриваться многими учеными в качестве самостоятельной дисциплины. Некоторые из этих авторов внесли бесценный вклад в анализ и понимание экспрессии, но зачастую не могли интегрировать свои важные открытия в психологию личности и поведения. Изучение выражений лица, которые и составляют главную тему нашего интереса, началось с Вудворта (Woodworth, 1938), когда он предложил первую по-настоящему действенную систему классификации мимических выражений отдельных эмоций. Он показал, что все многообразие экспрессивной мимики лица можно катего-ризировать с помощью линейной шкалы, предполагающей следующие шесть ступеней: 1) любовь, радость, счастье; 2) удивление; 3) страх, страдание; 4) гнев, решимость; 5) отвращение; 6) презрение. Шлосберг (Schlosberg, 1941), применяя классификационную схему Вудворта при анализе фотографий людей с различными выражениями лица, предположил, что наиболее адекватно их можно описать, если представить шкалу Вудворта в виде круга с двумя осями: удовольствие-неудовольствие (pleasantness-unpleasantness, ось P-U) и принятие-отвержение (acceptance-rejection, ось А-R). Позднее Шлосберг добавил третье измерение, сон-напряжение, и, таким образом, очень близко подошел к принятию и эмпирическому подтверждению трех измерений чувств, впервые предложенных Вундтом в 1896 году. Подход Шлосберга аналогичен тому, который лежит в основе психофизического эксперимента, Шлосберг также попытался связать суждения с некими физически измеримыми явленими. В ранних экспериментах Шлосберга испытуемые оценивали выражения лиц на фотографиях по двум девятибалльным шкалам: по шкале <удовольствие-неудовольствие> и по шкале <принятие-отвержение>, а затем для каждого изображения вычислялись средние оценки по обоим измерениям. Если представить шкалы P-U и А-R в виде двух перпендикулярных осей, пересекающихся в точке 5 (рис. 2-1 ), и заключить их в окружность с центром в указанной точке, то каждую оценку предъявленных изображений можно представить как точку в пространстве в пределах квадранта круга. Чтобы дать оценку эмоционального выражения лица, определить категорию эмоции, нужно прочертить линию из центра круга, от точки пересечения линейных шкал, через нанесенную точку к краю круга. Корреляция между значениями круговой шкалы, установленными посредством метода сортировки, и теми значениями, которые были определены, или предсказаны, при помощи двух девятибалльных шкал, составила 0,76. Таким образом, можно сказать, что шкалы <удовольствие-неудовольствие> и <принятие-отвержение> позволяют с достаточной точностью классифицировать предъявляемые (даже на фотографиях) выражения лица в терминах дискретных эмоций. Измерение сон-напряжение было введено Шлосбергом и его сотрудниками (Engen, Levy, Schlosberg, 1957) под влиянием работ Даффи и Линдсли и данных, свидетельствовавших о том, что такое измерение, как <активация>, важно для анализа эмоций. С помощью специально разработанной серии фотографий экспрессивных выражений человеческих лиц (серия Лайтфута) они показали, что критерии <удовольствие-неудовольствие>, <принятие-отвержение> и <сон-напряжение> достаточно надежны (соответственно 0,94, 0,87 и 0,92 при N = 225). Трайандис и Ламберт (Triandis, Lambert, 1958) использовали три измерения Шлосберга в кросс-культуральном исследовании и доказали их валидность как для греков, так и для американцев. Однако позднее другие исследователи (Abelson, Sermat, 1962;Ekman, 1964) выявили высокую корреляцию между измерениями <принятие-отвержение> и <сон-напряжение> и тем самым подвергли сомнению их независимость друг от друга и возможность их использования в качестве самостоятельных измерений. Некоторые другие авторы также внесли свой вклад в развитие измерительного подхода в исследовании эмоций и экспрессивной мимики (Hofstatter, 1955-1956; lzard, Nunnally, 1965; Plutchik, 1962). Некоторые из этих исследований привели к разработке новых измерений, таких как <контроль-импульсивность> (Osgood, 1966), <внимание-невнимание> (Frijda, Phillipszoon, 1963) и <уверенность-неуверенность> (Frijda, 1970). Обширное исследование экспрессивной мимики, проведенное Осгудом, позволило ему сформулировать три измерения экспрессии, которые он интерпретировал в терминах семантических измерений лингвистических сигналов. Он пришел к заключению, что эти выявленные им измерения - удовольствие, активность и контроль - соответствуют его семантическим измерениям оценки, активности и силы. Когнитивные теории эмоций и личности К когнитивным теориям эмоций и личности можно отнести по меньшей мере два обширных класса теорий. Это так называемые теории <Я>, или теории самосознания, и теории, полагающие первопричиной или компонентом эмоции когнитивные процессы. Центральным и преобладающим понятием всех теорий <Я> является понятие Я-концепции. Я-концепция - это целостный, интегрированный феномен, складывающийся из восприятия и познания индивидом самого себя, и именно ему придается огромное объяснительное значение в теориях <Я> (Rogers, 1951; Snygg, Combs, 1949). В рамках этих теорий поведение рассматривается как функция восприятия и особенно самовосприятия индивида. Теории <Я>, чувство и эмоция. Чем глубже восприятие или познание человеком самого себя, чем больше они связаны с ядром его личности, с его самостью, тем в большей степени они включают в себя чувства, эмоции. Угроза Я-концепции вызывает у человека страх, вынуждает его защищаться, тогда как подтверждение и одобрение Я-концепции вызывает у человека радость и заинтересованность. В теориях <Я> постоянно подчеркивается важность анализа <чувственного содержания> (в противовес строго семантическому) вербальных выражений, что считается особенно важным в работе психотерапевта. Психотерапевт, помогающий человеку в решении психологических проблем, должен уметь видеть за высказываниями пациента эмоцию. Этот принцип используется многими направлениями современной психотерапии и психологии личностного роста (например, в группах психологического тренинга, группах встреч, в гештальт-терапии). Однако большинство теорий <Я> оперирует только общим понятием эмоции или чувства, почти не используя концепцию дискретных эмоций. Эмоция как функция когнитивных процессов. Некоторые современные теории рассматривают эмоцию в основном как реакцию или комплекс реакций, обусловленных когнитивными процессами. Подобный взгляд на природу эмоций, весьма характерный для представителей западной культуры, очевидно, порожден теми представлениями о природе человека, которые уходят своими корнями к Аристотелю, Фоме Аквинскому, Дидро, Канту и другим философам. Эти представления состоят в следующем: а) человек прежде всего и в наибольшей степени - существо рациональное; б) рациональное начало полезно, благодатно для человека, эмоциональное вредит и мешает ему; в) разум (когнитивные процессы) должен служить фактором контроля и замещения эмоций. Наиболее разработанной из теорий эмоций и личности, выстроенных в рамках вышеназванной традиции, является теория Арнольд (Arnold, 1960а, 19606). Согласно этой теории, эмоция возникает в результате воздействия некой последовательности событий, описываемых в категориях восприятия и оценок. Термин <восприятие> Арнольд толкует как <элементарное понимание>. В данном случае <воспринять> объект - значит в некотором смысле <понять> его, вне зависимости от того, как он влияет на воспринимающего. Для того чтобы представленный в сознании образ получил эмоциональную окраску, объект необходимо оценить с точки зрения его влияния на воспринимающего. Эмоция таким образом не является оценкой, хотя и может нести ее в себе как неотъемлемую, необходимую составляющую. Если говорить точнее, эмоция представляет собой неосознаваемое влечение к объекту или отторжение его, возникшее в результате оценки объекта как хорошего или плохого для индивида. Сама по себе оценка представляет собой неопосредованный, мгновенный, интуитивный акт, не связанный с размышлением. Она происходит сразу по восприятии объекта, выступает в роли завершающего звена перцептивного процесса и может быть рассмотрена в качестве отдельного процесса только рефлексивно. Эти три акта, восприятие-оценка-эмоция, столь тесно переплетены, что наш повседневный опыт нельзя назвать объективным познанием; это всегда познание-приятие или познание-неприятие Интуитивная оценка ситуации порождает тенденцию к действию, которая переживается как эмоция и выражается различными соматическими изменениями и которая может вызвать экспрессивные или поведенческие реакции (Arnold, 1960а, р. 177). Эмоция может давать остаточный, или пролонгированный, эффект. Вызванные эмоцией тенденции к действию оказывают организующее влияние на процесс дальнейшего восприятия и оценки; эмоции <завораживают и захватывают нас> (Arnold, 1960а, р. 184). Кроме того, интуитивная оценка и эмоциональный отклик проявляют тенденцию к постоянству, так что объект или ситуация, определенным образом оцененные и эмоционально отреагированные, <всякий раз> вызывают эту же оценку и эмоцию (Arnold, 1960а, р. 184). Более того, оценка объекта и эмоциональный отклик на него имеют тенденцию к генерализации - они переносятся на весь класс объектов. Другие когнитивные теории эмоций. Шехтер и его коллеги (Schachter,1966, 1971; Schachter, Singer, 1962) предположили, что эмоции возникают на основе физиологического возбуждения и когнитивной оценки ситуации, вызвавшей это возбуждение. Некое событие или ситуация вызывают физиологическое возбуждение, и у индивида возникает необходимость оценить содержание возбуждения, то есть ситуацию, которая его вызвала. Тип или качество эмоции, испытываемой индивидом, зависит не от ощущения, возникающего при физиологическом возбуждении, а от того, как индивид оценивает ситуацию. Оценка (<по памяти или чувству>) ситуации позволяет человеку определить возбуждение как радость или гнев, страх или отвращение или как любую другую, подходящую к ситуации, эмоцию. По Шехтеру, одно и то же физиологическое возбуждение может переживаться и как радость и как гнев (и как любая другая эмоция), в зависимости от трактовки ситуации. Манд-лер (Mandler, 1975) и Лазарус (Lazarus, 1982) придерживаются такой же точки зрения при объяснении процессов эмоциональной активации. В одном хорошо известном эксперименте Шехтер и Сингер (Schachter, Singer, 1962) проверяли свою теорию следующим образом: одной группе испытуемых вводили адреналин, вызывающий возбуждение, другой - плацебо. Каждая из групп была разбита на три подгруппы - одним испытуемым давали истинную информацию о воздействии препарата, другим - ложную, а третьим ничего не рассказывали о возможном влиянии препарата. После введения препарата все ложно информированные испытуемые, часть испытуемых, располагавших точной информацией, и часть испытуемых, не располагавших никакой информацией, попадали в общество человека, демонстрировавшего эйфорическое поведение; остальные же испытуемые оказывались в обществе человека, который изображал ярость. Исследователи обнаружили, что дезинформированные испытуемые и испытуемые, не получившие никакой информации, были склонны имитировать настроение и поведение актера, как эйфорическое, так и гневное. Испытуемые, которые располагали точной информацией о действии адреналина, были менее подвержены постороннему влиянию. В группе, следовавшей эйфорической модели, дезинформированные и не получившие информации испытуемые дали гораздо более высокие оценки переживаемому ими состоянию радости, чем верно информированные испытуемые, но эти оценки мало чем отличались от оценок испытуемых из плацебо-группы. В группе, следовавшей <гневной> модели, наиболее высокие оценки переживаемому состоянию гнева дали неинформированные испытуемые, но члены плацебо-группы вновь не подтвердили модель Шехтера. Их оценки по шкале самоотчета гнева не отличались от оценок дезинформированных и неинформированных испытуемых. Работы Шехтера стимулировали теоретическое и экспериментальное изучение эмоций, хотя многие исследователи критикуют его методологический подход (lzard, 1971; Manstead, Wagner, 1981; Plutchik, Ax, 1967). Удручает и то, что два эксперимента, воспроизводивших эксперимент Шехтера-Сингера, не подтвердили его результатов (Marshall, 1976; Maslach, 1979). Маслач продемонстрировал, что неразъясненное, гипнотически внушенное возбуждение вегетативной нервной системы вызывает у человека желание интерпретировать свое внутреннее состояние и свои ощущения негативно. Не было обнаружено значимой зависимости между действиями актера и тем, что сообщали испытуемые о своих переживаниях. Маршалл, вслед за Шехтером и Сингером, использовал в своем эксперименте технику наркотического возбуждения и получил результаты, аналогичные результатам Мас-лача. Последние теоретические разработки когнитивистского и социально-когнити-вистского направления схожи с биосоциальными теориями в своем подходе к мотивационной и адаптивной роли эмоций, но отличаются от них тем, что приоритетную роль в процессе возникновения эмоции отводят когнитивным процессам. Однако и для тех и для других бесспорным является тот факт, что когнитивные процессы служат необходимым звеном в цепи событий, активирующих эмоцию. Главный вклад когнитивных теорий в дело изучения эмоций состоит вописании эмоционально-специфичных когнитивных процессов - особого рода умозаключений, вызывающих специфическую эмоцию. Они также углубили наше понимание взаимоотношений между эмоциями и когнитивными процессами. Вейнер (Weiner, 1985) объясняет когнитивные антецеденты эмоций в терминах каузальной атрибуции. По Вейнеру, причина эмоции - это функция персональной атрибуции каузальности или причины активирующего события. Он предлагает три измерения каузальности: локус (внутренний-внешний), стабильность (устойчивость-неустойчивость) и контроль (управляемость-неуправляемость). Так, например, если вы стоите в очереди и некий человек попытается пристроиться перед вами, вы, скорее всего, расцените его попытку как внутренне мотивированную и управляемую и испытаете злость. Но если тот же человек окажется на том же месте нечаянно - например, кто-то, пробегая мимо, грубо толкнет его,-то вы интерпретируете причину как внешнюю и нерегулируемую и, скорее всего, почувствуете жалость по отношению к нему или грусть. Разработаны и более изощренные схемы каузальных измерений (Ellsworth, Smith, 1988; Roseman, 1984; Smith, Ellsworth, 1985). Так, некоторые теоретики предлагают дополнить параметр контроля параметром ответственности. Они считают, что атрибуция ответственности и контроля важна для разграничения эмоций удивления (внешняя ответственность/контроль) и вины (внутренняя ответственность/ контроль). Некоторые исследователи, следуя когнитивистской традиции, предприняли попытки разделить процесс эмоциональной активации на этапы. В своих исследованиях они доказывают, что истинными предшественниками эмоции являются оценки/ атрибуции. Поскольку эмоция возникает в течение миллисекунд после внутреннего или внешнего события, то выявление когнитивного процесса, предшествовавшего эмоции, дело чрезвычайно трудное. Однако, независимо от того, какое место занимают когнитивные процессы в каузальной цепочке, они, без сомнения, участвуют в процессе возникновения эмоции и являются частью общей феноменологии, связанной с эмоциями. Таким образом, когнитивисты, как теоретики, так и практики, продолжают вносить существенный вклад в развитие психологии эмоций. Эмоции как результат биологических процессов. Эмоциональные паттерны как личностные черты Плутчик (Plutchik, 1962, 1980) рассмотрел эмоции как средство адаптации, игравшее важную роль в выживании на всех эволюционных уровнях. Ниже приводятся базовые прототипы адаптивного поведения и соответствующие им эмоции (аф-фективно-когнитивные структуры). Протипический адаптивный комплекс; Первичная эмоция. 1. Инкорпорация - поглощение пищи и воды; Принятие; 2. Отвержение - реакция отторжения, экскреция, рвота; отвращение; 3. Разрушение - устранение препятствия на пути удовлетворения; Гнев; 4. Защита - первоначально в ответ на боль или угрозу боли; Страх; 5. Репродуктивное поведение - реакции, сопутствующие сексуальному поведению; Радость; 6. Депривация - утрата объекта, приносящего удовольствие; Горе; 7. Ориентировка - реакция на контакт с новым, незнакомым объектом; Испуг; 8. Исследование - более или менее беспорядочная, произвольная активность, направленная на изучение окружающей среды; Надежда или любопытство; Плутчик определяет эмоцию как комплексную соматическую реакцию, сопряженную с конкретным адаптивным биологическим процессом, общим для всех живых организмов. Первичная эмоция, по Плутчику, ограничена во времени и инициируется внешним стимулом. Каждой первичной эмоции и каждой вторичной эмоции (под которой подразумевается комбинация двух или нескольких первичных эмоций) соответствует определенный физиологический и экспрессивно-поведенческий комплекс. По мнению Плутчика (1954), постоянная блокировка адекватных моторных реакций в конфликтных или фрустрирующих ситуациях вызывает хроническое напряжение в мышцах, которое может служить показателем плохой адаптации, он приводит ряд экспериментальных данных в подтверждение этого тезиса. По мнению Плутчика, его теория эмоций может оказаться полезной в сфере изучения личности и в психотерапии. Он предложил рассматривать личностные черты как комбинацию двух или нескольких первичных эмоций, даже взаимоисключающих. Такой подход - анализ способа смешения эмоций - может способствовать лучшему пониманию многих важных эмоциональных феноменов. Например, Плут-чик предлагает следующие формулы: гордость = гнев + радость; любовь = радость + + принятие; любопытство = удивление + принятие; скромность = страх + принятие; ненависть = гнев + удивление; вина = страх + радость или удовольствие; сентиментальность = принятие + горе. Социальные регуляторы (феномены суперэго) могут быть поняты в системе Плутчика как сочетание страха и других эмоций, а тревожность - как сочетание страха и ожидания. По его мнению, анализ ситуаций, порождающих у человека страх, и выявление ожиданий человека по отношению к таким ситуациям помогает понять динамику тревоги. Когнитивно-аффективный подход Согласно Сингеру, в основе тесных взаимоотношений между аффектом и познавательными процессами лежат попытки приспособления ребенка к новой и постоянно меняющейся окружающей среде. Сингер, так же как Томкинс (Tornkins, 1962) и Изард (lzard, 1971), считает, что новизна окружающей среды активирует эмоцию интереса, которая, в свою очередь, подкрепляет исследовательскую активность ребенка. Познание окружающей среды и успешное приспособление снижают уровень возбуждения и активируют эмоцию радости, тогда как большое количество сложного материала, недоступного для ассимиляции, может вызвать испуг, печаль или страх. Важнейшим результатом исследований Сингера стало внедрение его разработок в области воображения и аффекта в практику психотерапии (Singer, 1974). Он подчеркивает важность использования воображения в сочетании с действием (например, в ролевой игре), при помощи которых пациент научается разбираться в разнообразных аффективных проявлениях, обучается контролю над своими эмоциями, мыслями и поведением. По мнению Сингера, работа воображения и фантазии помогает сформировать чувство компетентности, развивает самоконтроль. Так, например, он успешно лечил вуайеризм, опираясь лишь на воображение пациента. Син-гер побуждал пациента вообразить себе нечто нездоровое, вызывающее отвращение, например просил представить обнаженного мужчину, больного проказой, и приучал больного вспоминать этот образ в моменты нездорового влечения, когда у того возникало желание заглянуть в окно соседнего дома, чтобы увидеть там раздевающуюся женщину. Позитивно окрашенные женские образы использовались Син-гером для нейтрализации гетеросексуального страха и гомосексуальных наклонностей. Эти техники получили распространение в психодинамической терапии, которая позволила понять механизмы успеха этой методики. ТЕОРИЯ ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНЫХ ЭМОЦИИ Теория дифференциальных эмоций восходит к богатому интеллектуальному наследию и претендует на родство с классическими работами Дюшена, Дарвина, Спенсера, Кьеркегора, Вундта, Джеймса, Кэннона, Макдугала, Дюма, Дьюи, Фрейда, Радо и Вудворта, а также с более современными работами Якобсона, Синнота, Мау-рера, Гельгорна, Харлоу, Боулби, Симонова, Экмана, Холта, Сингера и многих других. Все эти ученые, представляя различные дисциплины и точки зрения, в целом склонны признавать центральную роль эмоций в мотивации, социальной коммуникации, познании и поведении. Однако заслуга концептуального обоснования теории принадлежит нашему современнику, Силвану Томкинсу, чья блестящая двухтомная работа <Аффект, воображение, сознание> будет часто цитироваться по ходу этой книги. Теория дифференциальных эмоций названа так оттого, что объектом ее изучения являются частные эмоции, каждая из которых рассматривается отдельно от других, как самостоятельный переживательно-мотивационный процесс, влияющий на когнитивную сферу и на поведение человека. В основе теории лежат пять ключевых тезисов: 1) десять фундаментальных эмоций (которые будут кратко определены в главе 4 и подробно обсуждены в последующих главах) образуют основную мотивационную систему человеческого существования; 2) каждая фундаментальная эмоция обладает уникальными мотивационными и подразумевает специфическую форму переживания; 3) фундаментальные эмоции, такие как радость, печаль, гнев или стыд, переживаются по-разному и по-разному влияют на когнитивную сферу и на поведение человека; 4) эмоциональные процессы взаимодействуют с драйвами, с гомеостатическими, перцептивными, когнитивными и моторными процессами и оказывают на них влияние; 5) в свою очередь, драйвы, гомеостатические, перцептивно-когни-тивные и моторные процессы влияют на протекание эмоционального процесса. Эмоции как основная мотивационная система Теория дифференциальных эмоций признает за эмоциями функции детерминант поведения в широчайшем диапазоне его проявлений: от насилия и убийства, с одной стороны, до актов самопожертвования и героизма - с другой. Эмоции рассматриваются не только как основная мотивационная система организма, но и в качестве фундаментальных личностных процессов, придающих смысл и значение человеческому существованию. Им отводится важная роль как в поведении человека, так и в его внутреннем мире. Шесть систем организации личности Личность - это результат сложного взаимодействия шести систем: гомеостатической, побудительной (система драйвов), эмоциональной, перцептивной, когнитивной и моторной. Каждая система до некоторой степени автономна и независима, и одновременно каждая из систем некоторым образом соотносится с остальными. Гомеостатическая система по сути представляет собой несколько взаимопере-плетенных и взаимозависимых систем, действующих автоматически и бессознательно. Главными из них являются эндокринная и сердечно-сосудистая системы, связанные с личностью из-за частого взаимодействия с системой эмоций. Гомеостатические механизмы обычно рассматриваются как вспомогательные по отношению к эмоциональной системе, однако гормоны, нейромедиаторы, энзимы и другие регуляторы метаболизма также играют роль в регуляции и подкреплении-активированной эмоции. Система драйвов основана на тканевых изменениях и возникающем дефиците, которые сигнализируют человеку о потребностях тела. Фундаментальными драйва-ми являются голод, жажда, сексуальное влечение, поиск комфорта и избегание боли. Трудно оспорить важную роль драйвов в ситуациях борьбы за выживание, но в обыденной жизни (когда базовые потребности и потребность в комфорте удовлетворены) драйвы психологически значимы лишь в той мере, в какой они влияют на эмоции. Исключением можно счесть сексуальный драйв и драйв к избеганию боли, эти два драйва сами по себе обладают некоторыми признаками эмоций. Они неизбежно взаимодействуют с эмоциями, и именно в силу этого взаимодействия они играют важную роль в организации личности и поведения. Для организации личности, для ее социального взаимодействия и для человеческого бытия в высшем смысле этого слова принципиально важны четыре системы: эмоциональная, перцептивная, когнитивная и моторная. Их взаимодействие формирует основу истинно человеческого поведения. Результатом гармонии во взаимоотношениях систем становится эффективное поведение. И наоборот, неэффективное поведение, дезадаптация - прямое следствие нарушения или неправильного осуществления системного взаимодействия. Эмоции и эмоциональная система Теория дифференциальных эмоций исходит из того, что признает необходимость изучения отдельных эмоций. Однако наличие целого десятка фундаментальных эмоций, которые в сочетании с драйвами и когнитивными процессами образуют неисчислимое множество аффективно-когнитивных структур, чрезвычайно затрудняет изучение человеческой мотивации. Психологи-практики в любой из сфер деятельности - в инженерной, педагогической или клинической психологии - рано или поздно неизбежно приходят к пониманию специфичности отдельных эмоций. Имея дело с людьми, они видят, что люди радуются, грустят, сердятся, боятся, а не просто <испытывают> некую эмоцию. В настоящее время практикующие психологи все меньше и меньше используют такие общие термины, как <эмоциональная проблема>, <эмоциональное нарушение> или <эмоциональное расстройство>, они стараются анализировать отдельные аффекты и аффективные комплексы, рассматривая их как мотивационные феномены. Определение эмоции. Теория дифференциальных эмоций определяет эмоцию как сложный процесс, имеющий нейрофизиологический, нервно-мышечный и чув-ственно-переживательный аспекты. Нейрофизиологический аспект эмоции определяется главным образом в терминах электрохимической активности центральной нервной системы. Лицевые нервы, мышечная ткань и проприоцепторы лицевой мускулатуры также задействованы в эмоциональном процессе. Предполагается, что эмоция - это функция соматической нервной системы (которая управляет произвольными движениями) и что соматически активированная эмоция мобилизует вегетативную нервную систему (которая регулирует деятельность внутренних органов и систем, состояние тканей организма), а та в свою очередь может подкрепить и усилить эмоцию. На нервно-мышечном, или экспрессивном, уровне эмоция проявляется прежде всего в виде мимической активности, а также пантомимическими, висцерально-эн-докринными и иногда голосовыми реакциями. На чувственном уровне эмоция представляет собой переживание, имеющее непосредственную значимость для индивида. Переживание эмоции может вызывать в сознании процесс, совершенно независимый от когнитивных процессов. Нейрохимические процессы, следуя врожденным программам, вызывают комплексные мимические и соматические проявления, которые затем, посредством обратной связи, осознаются, в результате чего у человека возникает чувство/пере-живание эмоции. Это чувство/переживание одновременно и мотивирует человека, и оповещает его о ситуации. Врожденная реакция на чувственное переживание положительной эмоции вызывает у человека ощущение благополучия, побуждает и поддерживает реакцию приближения. Положительные эмоции способствуют конструктивному взаимодействию человека с другими людьми, с ситуациями и объектами. Отрицательные эмоции, напротив, переживаются как вредоносные и трудно-переносимые, пробуждают реакцию отстранения и не способствуют конструктивному взаимодействию. Мы уже говорили о том, что, несмотря на обывательское деление эмоций на положительные и отрицательные, истинный знак конкретного эмоционального переживания можно определить только с учетом общего контекста. Завершая обсуждение отдельных элементов определения эмоции, следует отметить, что эмоция - не просто организмическая реакция. Ее нельзя рассматривать только как действие, совершаемое в ответ на некое стимулирующее событие или ситуацию, она сама по себе является стимулом, или причиной, наших поступков. По-видимому, можно даже говорить о том, что эмоции в большей или меньшей степени обладают способностью к самогенерации. Это утверждение кажется особенно справедливым в отношении эмоции интереса, которая играет необыкновенно важную роль в нашей повседневной жизни, побуждая нас к той или иной активности. Как бы то ни было, всякая активированная эмоция - неважно, порождена она сенсорной информацией (например, болевым ощущением) или когнитивными процессами (оценкой, атрибуцией) или явилась ответом на некое событие, - сама оказывает побудительное, организующее влияние на наши мысли и поступки. В свою очередь, и мышление, и поведение, равно как и информация, хранящаяся в памяти, оказывают на нее встречное влияние. Системность эмоций. Эмоции динамически, но в то же время более-менее устойчиво связаны между собой, поэтому теория дифференциальных эмоций рассматривает их как систему (Cicchetti, 1990). Некоторые эмоции, в силу природы лежащих в их основе врожденных механизмов, организованы иерархически. Еще Дарвин (Darwin, 1872) отмечал, что внимание может перерасти в удивление, а удивление - <в изумленное оцепенение>, напоминающее страх. Развивая это наблюдение, Том-кинс (Tornkins, 1962) доказывает, что стимулы, вызывающие эмоции интереса, страха и ужаса, представляют собой своего рода иерархию, в которой стимул умеренной интенсивности вызывает интерес, а стимул наибольшей силы - ужас. В справедливости данного тезиса можно убедиться, если понаблюдать за реакцией ребенка на незнакомый звук. Звук умеренной интенсивности пробуждает у ребенка интерес. Но если при первом предъявлении незнакомый звук будет достаточно громким, он может испугать ребенка, а очень громкий, резкий звук может вызвать у ребенка ужас. В пользу системной организации эмоций свидетельствует и такая характеристика, как полярность. Очевидно, что есть эмоции, прямо противоположные друг другу. Феномен полярности наблюдался многими исследователями, начиная с Дарвина (Darwin, 1872), и каждый из них приводил свои доказательства в пользу его существования (Plutchik, 1962). Радость и печаль, гнев и страх - это наиболее распространенные примеры полярности. Можно рассматривать в качестве противоположных и такие эмоции, как интерес и отвращение, стыд и презрение. Однако, подобно понятиям <позитивное>, <негативное>, полярность не является характеристикой, жестко определяющей взаимоотношения между эмоциями; полярность не обязательно предполагает взаимное отрицание. Иногда противоположности не противостоят друг другу, одна из них может вызывать другую, и примером тому могут служить хотя бы так понятные нам <слезы радости>. Другие эмоции, те, которые не составляют между собой полярных пар, при определенных обстоятельствах тоже могут быть взаимосвязаны друг с другом. Когда человек сталкивается с неизвестным (потенциально возбуждающим, потенциально опасным) объектом или оказывается в новой ситуации, его интерес может трансформироваться в страх. Точно так же презрение, смешанное с радостью и возбуждением, вызывает <воинствующий энтузиазм> (Lorenz, 1966). Если человек регулярно или достаточно часто переживает одновременно две или более фундаментальные эмоции, если при этом они с некоторой долей обязательности сопряжены с теми или иными когнитивными процессами - это может привести к формированию аф-фективно-когнитивной структуры или даже аффективно-когнитивной ориентации. Описательный термин аффективно-когнитивная ориентация представляется полезным для понимания некоторых личностных черт. Например, сочетание эмоций интереса и страха, ассоциированное с представлением о том, что риск, преодоление опасности содержат в себе элемент игры, развлечения, приводит к формированию такой аффективно-когнитивной ориентации (или личностей черты), как жажда приключений. Однако сочетание интереса и страха может быть связано с риском, заключенным в исследовательской деятельности, - в таком случае аффективно-когнитивной ориентацией человека будет любознательность. Не только описанное выше стремление к структурности эмоций позволяет нам определить эмоции как систему. Кроме этого, эмоции имеют некоторые общие характеристики. Так, в отличие от драйвов, эмоции не цикличны: пищеварительные или любые другие метаболические процессы, происходящие в организме, не могут заставить человека испытывать по два-три раза на дню эмоцию интереса, отвращения или стыда. Эмоции, как фактор мотивации, обладают универсальностью и гибкостью. Если для удовлетворения физиологического драйва, например голода или жажды, требуются вполне конкретные действия и вполне объектная еда или питье, то эмоции радости, презрения или страха могут быть вызваны самыми разными раздражителями. Эмоции оказывают регулирующее влияние на драйвы и другие системы личности. Эта способность к регуляции является одной из важнейших и наиболее распространенных функций эмоций: каждая из эмоций может усилить или ослабить действие другой эмоции, физиологического драйва или аффективно-когнитивной структуры. Например, нередуцированные драйвы, находящиеся в пределах толерантности организма, пробуждают эмоцию, которая в свою очередь подкрепляет драйв. Сексуальное влечение, подкрепленное эмоцией интереса-возбуждения, может стать непереносимым, тогда как эмоция отвращения, страха или горя может ослабить, замаскировать, редуцировать или подавить его. Биологические системы на службе у эмоций. Можно выделить две биологические системы, которые обслуживают работу эмоциональной системы человека. Это ретикулярная система ствола мозга, регулирующая изменения уровня нейронной активности, и автономно иннервируемая висцерально-эндокринная система, контролирующая такие параметры, как гормональная секреция, сердечный ритм, частота дыхания и т. п. Висцерально-эндокринная система помогает организму подготовиться к направленному действию, обусловленному эмоцией, и помогает поддерживать и эмоцию, и это действие. Эмоциональная система редко функционирует независимо от других систем. Некоторые эмоции или комплексы эмоций практически всегда проявляются во взаимодействии с перцептивной, когнитивной и двигательной системами, и эффективное функционирование личности зависит от того, насколько сбалансирована и интегрирована деятельность различных систем. В частности, поскольку влияние любой эмоции - как интенсивной, так и умеренной - генерализованно, то все физиологические системы и органы в большей или меньшей степени задействованы в эмоции. О влиянии эмоции на организм свидетельствует специфический отклик на эмоцию сердечно-сосудистой, дыхательной и других функциональных систем. Источники эмоции. Источники эмоции можно описать в терминах нервных, аффективных и когнитивных процессов. На нейронном уровне происхождение эмоции может быть объяснено как результат деятельности определенных медиаторов и структур мозга, с помощью которых происходит оценка поступающей информации. На аффективном уровне активацию эмоции можно объяснить в терминах сенсорно-перцептивных процессов, а на когнитивном - в терминах отдельных мыслительных процессов. Проблема когнитивной активации эмоции исследовалась гораздо больше, чем два других типа активации, но тем не менее всегда полезно помнить, что, помимо когнитивных, существуют и некогнитивные (нейронные, аффективные) источники эмоций. В последующих главах мы подробно поговорим о трех типах активаторов, а пока просто перечислим их, снабдив соответствующими примерами. 1. Нейронные и нервно-мышечные активаторы: а) естественно вырабатываемые гормоны и нейромедиаторы; б) наркотические препараты; в) экспрессивное поведение (мимика, пантомимика); г) изменения температуры крови мозга и последующие нейрохимические процессы. 2. Аффективные активаторы: а) боль; б) половое влечение; в) усталость; г) другая эмоция. 3. Когнитивные активаторы: а) оценка; б) атрибуция; в) память; г) антиципация. В теории дифференциальных эмоций особо подчеркивается, что эмоция может быть вызвана непосредственно нейрохимическими и аффективными процессами без участия когнитивных. Приведенный выше перечень нейронных, нервно-мышечных и аффективных активаторов эмоций - это перечень не когнитивных причин эмоционального процесса. Кроме того, теория дифференциальных эмоций подчеркивает, что между специфической эмоцией и сопровождающим ее специфическим переживанием существует генетически обусловленная взаимосвязь, а их раздельное существование в сознании является приобретенным. Из этого следует, что мимическая экспрессия и реакция человека на собственную эмоцию играют важную роль в протекании и регуляции эмоционального процесса. Читатель, желающий подробнее ознакомиться с этими положениями теории дифференциальных эмоций, может обратиться к работам Изарда и Малатесты (Malatesta, 1987; lzard, 1990). СЛОЖНЫЕ ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ КОМПЛЕКСЫ В КРИТИЧЕСКИХ ЖИЗНЕННЫХ СИТУАЦИЯХ Хотя целью данной работы является обоснование дискретности эмоций, каждой из которых будет посвящена отдельная глава, в жизни каждого человека бывают моменты, когда он одновременно переживает несколько эмоций. Бывает так, что одна эмоция побуждает его делать одно, а другая диктует ему нечто противоположное. Сложное взаимодействие нескольких эмоций мы рассмотрим на примере рассказа Марии о кризисе, пережитом ею в семнадцатилетнем возрасте. В то время я была ужасно несчастна. Мне казалось, что моя мать - параноидная шизофреничка. Что бы я ни делала, она всегда бывала недовольна или, вернее сказать, все выводило ее из себя. Из чувства протеста, чтобы хоть как-то утвердить свое право на самостоятельность, я начала курить, пить и <тусоваться>, - последнее особенно злило ее. В завершение всего я в пику ей начала жить половой жизнью. Я познакомилась с Джеффом незадолго до того, как мне исполнилось семнадцать. Мне показалось, что я влюбилась по уши, и, учитывая мой возраст, я, наверное, действительно была влюблена. Мы вступили в связь по обоюдному согласию, и по крайней мере меня подтолкнуло к этому не чувство протеста, а все-таки любовь. Однако впоследствии меня стала забавлять мысль, что я занимаюсь такими делами, от которых, узнай об этом мать, у нее волосы встали бы дыбом. И в то же время я чувствовала себя виноватой, я понимала, что мстительная радость - не самое лучшее чувство. Впрочем, я уже в то время начала сомневаться в том, что люблю свою мать, - вероятно, именно в этом и заключалась проблема. Если раньше моя любовь к ней была безоговорочной - я просто обожала ее, то теперь я все чаще спрашивала себя - а любила ли я ее когда-нибудь? Я переживала ужасный внутренний конфликт, меня одолевали самые разные, порой противоречивые чувства. Я с тоской вспоминала о прошлом, я злилась, думая о настоящем, и я чувствовала себя виноватой, когда ловила себя на мысли о том, что не люблю ее. Я спрашивала себя - неужели я так жестока, что мне приходят в голову такие мысли? Но как бы то ни было, Джефф вскоре стал смыслом моей жизни. Он не только <вписался> в компанию моих приятелей, он стал символом моего протеста против матери. Рассказывая о своих чувствах, Мария не упоминает о том, как колотилось ее сердце, когда она злилась на родителей, не говорит о тяжести в груди, которую она чувствовала, когда ее одолевала тоска. Переживая сильную эмоцию, мы зачастую не обращаем внимания на ее телесные проявления, но тем не менее они имеют место и они чрезвычайно важны. В рассказе Марии не описаны мимические явления, и это неудивительно. Она рассказывает о своих глубинных чувствах, описывает переживания, тревожившие ее сердце и отложившиеся в ее сознании. При том, что в стрессовых условиях мимика является одним из основных способов коммуникации человека с близкими людьми, мы редко осознаем выражение своего лица. Во время жаркого спора с родителями или супругом мы не думаем о том, что написано у нас на лице, а между тем эти <сообщения> несут в себе очень важную информацию, и, независимо от того, осознаем мы их или нет, они чрезвычайно рельефны. Если эмоция неподдельна, то ее мимическое выражение происходит автоматически и неосознанно, но автоматизированный характер протекания реакции не умаляет ее значения. Через несколько месяцев нашей дружбы с Джеффом ко мне пришла мысль о том, как хорошо, как <правильно> было бы, если бы я зачала от него ребенка. Мне представлялось, что это самое прекрасное, что может создать любовь. И еще я подумала: <Уж от ЭТОГО она просто обалдеет!> В субботу, когда Джефф зашел за мной, я была дома одна. Накануне я здорово поругалась с матерью, и одно воспоминание о ней вызывало у меня отвращение. У Джеффа не было с собой презервативов, но это обстоятельство не смутило меня, я подумала, что в ответственный момент он просто прервет акт. Но во время нашей близости я приняла сознательное решение. Не знаю почему, но я поняла, что он не прервет акт, если я не напомню ему. И я не напомнила, хотя прекрасно знала, что в середине месячного цикла (а я была как раз в этом периоде) риск забеременеть наиболее велик. Я промолчала, потому что знала, что ЭТО будет высшей формой моего протеста против родителей. Впервые за несколько последних месяцев я чувствовала, что сама управляю своей жизнью. Через две недели у меня должны были быть месячные, но они не пришли. Мне стало немного не по себе, но я успокаивала себя, я говорила себе, что это просто сбой менструального цикла. Я испугалась по-настоящему только в следующем месяце, когда у меня опять не было месячных. Но странно - я испытала при этом и какое-то незнакомое мне чувство. Мысль о том, что я ношу в себе ребенка от любимого человека, пробуждала в моей душе какое-то теплое, радостное ожидание. Теперь, думала я, нас с Джеффом соединяют такие узы, которых никто не сможет разорвать. Этого не мог бы сделать никто, но это сделал Джефф, который, услышав о моей беременности, решил, что я таким образом пытаюсь женить его на себе, и заявил, что больше не желает меня видеть. Мне предстояло еще одно испытание - разговор с родителями. Я страшно боялась его, и еще мне было стыдно. Если раньше мне очень хотелось отомстить им за все, причинить им боль, то теперь мне совсем не хотелось этого. Наоборот, я чувствовала, что это самые близкие мне люди, они были нужны мне, нужны как никогда. Именно чувства, эмоции определили ход мыслей и поведение Марии. Она едва осознавала те изменения, которые происходили в ее теле, и, вероятно, совсем не осознавала, какое выражение лица было у нее, когда она злилась или грустила, но ее ощущение каждой эмоции было пронзительно острым. Говоря о том, что она испытывала злость или отвращение, переживала страх или утрату, она рассказывает о своих ощущениях. И эти ощущения представлены в ее сознании как эмоции, как переживания, предопределившие ее мысли и поступки. Я начала разговор с предупреждения о том, что им придется проявить максимум терпимости, на которую они только способны. Я попросила их постараться понять меня. Я знала, что мне предстоит, и была готова снести любые упреки и обвинения. Мое сообщение вызвало целую бурю чувств. Мать сначала изумленно смотрела на меня, словно не веря моим словам, а потом заплакала. Она повторяла, что я сделала это специально, чтобы причинить им боль. Отец же, наоборот, молча сидел в своем кресле и страдальчески смотрел на меня. Это было невыносимо - видеть страдания любящих тебя людей и знать, что это ты заставила их страдать. Мне было ужасно стыдно, я молила Бога о том, чтобы он избавил их от страданий. Я не знала, как мне утешить их. В отчаянии я обнимала маму, а она плакала, уронив голову на мое плечо. Отец подошел к нам, обнял нас обеих. С этого момента наши отношения изменились. Через несколько дней родители, оправившись от потрясения, стали думать, что предпринять. Они решили, что будет лучше, если я рожу ребенка и затем отдам его на усыновление. Они договорились с приходским священником, и он пришел к нам, чтобы поговорить со мной. Священник рассказал мне о католическом агентстве, занимающемся вопросами усыновления. Я слушала его молча, кивала, но про себя поклялась, что сделаю все, чтобы не отдавать ребенка. Хотя, как мне кажется, в глубине души я понимала, что для ребенка будет лучше, если я откажусь от него. И еще я понимала, что самое трудное, что мне предстоит сделать, - это преодолеть свой материнский инстинкт. За время беременности я сильно изменилась. Во-первых, я уже не испытывала ни малейшего желания встречаться с друзьями, болтаться с ними по улицам, и вовсе не потому, что мне было неловко или стыдно, - просто за эти несколько недель я как будто стала старше, переросла все эти развлечения. Я бросила курить, села на диету. Но самое главное - я вдруг совершенно иначе стала воспринимать своих родителей, словно увидела их другими глазами. И они стали иначе относиться ко мне. В разговоре с друзьями и родственниками они частенько говорили, что теперь мне можно дать <все двадцать пять>, подчеркивали, что я очень повзрослела, хвалили меня. Мы с мамой очень сблизились за это время. Она хлопотала вокруг меня, она готова была не спать целую ночь, чтобы сшить мне платье или блузку. Мы говорили с ней о предстоящих родах, я делилась с нею своими страхами и тревогами. И именно она держала меня за руку все тринадцать часов, пока я рожала. Словом, за девять месяцев мои отношения с родителями совершенно наладились. После родов они оба сидели у меня в палате. Я чуть не заплакала, когда мне принесли сына, - он был немного похож на моего отца. Это была удивительная, незабываемая сцена: я лежала обессилевшая, мама тоже устала, но все трое мы были счастливы, осознавая ту связь, которая соединила нас. Помню, отец сказал мне, что, как только я немного приду в себя, он принесет мне кока-колы. Через несколько секунд я уснула - умиротворенная и радостная от того, что дала жизнь человеку. Пришел день, когда нужно было подписать бумаги. Я выполнила все формальности без слез. К тому времени я была совершенно опустошена, я не могла ни тревожиться, ни радоваться, - все перегорело во мне за предыдущие недели. Я преодолела сомнения - правильно ли я поступаю? Печаль - от мысли о предстоящей разлуке с сыном, который был моей плотью и кровью и которого всего неделю назад я держала на руках. Злость - от того, что Джефф отказался от меня. Отчаяние - потому что мне так и не удалось ничего придумать, чтобы оставить ребенка. И наконец, решимость - ибо в глубине души я понимала, что это неизбежно, что мне придется собрать все свое мужество и сделать это. Каждый раз, когда в моей памяти возникает образ сына, я вновь переживаю эти чувства, а вместе с ними и чувство утраты. Но меня согревает надежда - надежда на то, что, когда ему исполнится восемнадцать, я свяжусь с агентством и, может быть, он захочет встретиться со мной. Только эта надежда и помогает мне пережить одиннадцатое число каждого месяца, даже сейчас, спустя два года и девять месяцев после его рождения. Рассказ Марии служит прекрасной иллюстрацией того, насколько сложно сплетаются эмоции в переломные периоды жизни человека. Человек, и в силу своей биологической природы, и в силу сложной организации перцептивных и когнитивных процессов, а также из-за неоднозначности той стимуляции, которую он получает от окружающей среды и себе подобных, редко отвечает на оказываемое воздействие простой и однозначной эмоцией. Скорее наоборот - происходящие события и восприятие их человеком пробуждают сложный комплекс эмоций. Мы радуемся укреплению семейных уз и разделенной любви, но мы можем испытывать радость и от игры, и от любимой работы. Ситуации, заставляющие человека злиться, могут также вызывать у него отвращение, а иногда и презрение. В угрожающей ситуации человек может сначала испугаться, затем разозлиться, а затем вновь испытать страх. Человек может злиться на себя, когда чувствует себя в чем-то виноватым. Если у вас депрессия, то печаль - далеко не единственная эмоция, которую вы переживаете, она может переплетаться с враждебностью по отношению к самому себе, со страхом и чувством стыда. Знание особенностей каждой эмоции даетнам одно несомненное преимущество - оно позволяет уловить те моменты, когда мы испытываем две или несколько эмоций одновременно или, точнее будет сказать, их стремительную смену. А это очень важно, если мы хотим лучше понимать себя, разбираться в том, что движет нами, ибо в переломные моменты своей жизни мы переживаем не одну, а несколько эмоций. Чтобы понять, какие эмоции свойственны нам в критических ситуациях, чтобы разобраться в их значении, нужно изучать их не только в лабораторных условиях, но и в реальной жизни. Субъективный опыт переживания и опыт других людей, подкрепленный данными научных исследований и объективным научным анализом, помогает глубже понять феномен эмоции. Однако насколько же трудно давать определение и анализировать эмоции сразу же после волнующего рассказа Марии, который наглядно доказывает, что простое, краткое определение эмоции невозможно! |