Курсовая. Основа. Жизни и смерти в творчестве Толстого
 Скачать 66.19 Kb.
|
|
Введение Целью моей курсовой работы было исследовать антитезу жизни и смерти в романе Л.Н.Толстого (1828-1910) «Война и мир». Для того чтобы достичь поставленной цели мне было необходимо решить следующие задачи: - ознакомиться с научными исследованиями и статьями по теме жизни и смерти в творчестве Толстого; - рассмотреть историю исследования данного вопроса и сравнить выводы разных ученых; - сравнить выражение и раскрытие тем жизни и смерти в других произведения Л.Н. Толстого - определить специфику жизни и смерти в романе «Война и мир». При моем научном исследовании были задействованы следующие методы: синтез, обобщение, анализ, сравнение. Объектом моего исследования были категории жизни и смерти в художественном произведении. Предметом исследования выступали романы, рассказы и повести Л. Н. Толстого. Актуальность темы. Актуальность данной темы была обусловлена связи с неутихающим интересом к творчеству Толстого практически во всем мире, вечной актуальностью тем жизни и смерти; возросшим интересом в частности ко взглядам Толстого на жизнь и смерть и на то, как этот вопрос отображен в его творчестве. Гипотеза: Жизнь и смерть в романе «Война и мир» не вступают в противопоставление друг другу, а являются единым целым одного эпического мира. Жизнь и смерть у Толстого выступают не как два противоположных друг другу абсолюта, а как естественным продолжением окружающего мира. В частности смерть является продолжением жизни души в едином божественном потоке. Глава 1. История исследования темы жизни и смерти 1.1. Лев Толстой и Владимир Набоков «В сущности, Толстого-мыслителя всегда занимали лишь две темы: Жизнь и Смерть» Так утверждает писатель Владимир Набоков в цикле лекций по русской литературе, добавляя при этом, что этих тем не избежит ни один художник. Тут же он пишет, что Толстой «открыл — так никогда и не узнав об этом — метод изображения жизни, который точнее всего соответствует нашему представлению о ней». И действительно, дуализм жизни и смерти красной нитью проходит через все творчество Льва Толстого. После всемирно известного романа «Война и мир» эта тема очевидно уже из названия всплывает в рассказах «Три смерти» и «Смерть Ивана Ильича». На последнем мы остановим свое внимание. Тот же Владимир Набоков считает, что перед нами история не смерти, а жизни Ивана Ильича. Он пишет, что по мировоззрению Толстого физически человек переходит в «мусорную корзину Природы», тогда как его дух отправляется в высь и сливается во всеобщем божественном потоке. Нечто аналогичное происходит в дальнейшем. Набоков видит в рассказе не противопоставление жизни и смерти как двух вечно противоположных абсолютов, а скорее антагонизм жизни пошлой, банальной, эгоистичной жизни заведенных чиновников, в которой принимал участие до момента смерти сам Иван Ильич, и жизни естественной и духовной. Аналогично смерти — смерть физическую и смерть духовную. В своих лекциях он утверждает, что по Толстому разница между уже мертвым в начале повествования Иваном Ильичом и людьми, внимательно осматривающими покойника и обсуждающими его смерть разницы практически нет, так как согласно Толстому (опять же — по мнению Набокова) жизнь этих людей равноценна смерти, а не жизни. Смерть Ивана Ильича повлияла на сослуживцем лишь в том ключе, что они задумались, как его смерть повлияет на них. Эта сцена раскрывает жизнь пошлую, заеденную на банальности, бесчувственности и бессмысленности. «Так что, услыхав о смерти Ивана Ильича, первая мысль каждого из господ, собравшихся в кабинете, была о том, какое значение может иметь эта смерть на перемещения или повышения самих членов или их знакомых». «Теперь, наверно, получу место Штабеля или Винникова, — подумал Федор Васильевич. — Мне это и давно обещано, а это повышение составляет для меня восемьсот рублей прибавки, кроме канцелярии». «Надо будет попросить теперь о переводе шурина из Калуги, — подумал Петр Иванович. — Жена будет очень рада. Теперь уж нельзя будет говорить, что я никогда ничего не сделал для ее родных» [Смерть Ивана Ильича, Повести и рассказы, 1986 г.] Толстой как последовательный дуалист проводит грань между бескрылой, искусственной, фальшивой, в корне своей вульгарной и внешне изысканной городской жизнью и жизнью природы, которую в рассказе олицетворяет опрятный спокойный голубоглазый мужик из самых незаметных слуг в доме, с ангельским терпением выполняющий самую черную работу. В системе ценностей Толстого он символизирует природное добро и тем самым оказывается ближе всего к Богу. Он появляется как воплощение самой природы, с ее легкой, стремительной, но сильной поступью. Герасим понимает и жалеет умирающего Ивана Ильича, но жалость его светла и бесстрастна. «Герасим делал это легко, охотно, просто и с добротой, которая умиляла Ивана Ильича. Здоровье, сила, бодрость жизни во всех других людях оскорбляла Ивана Ильича; только сила и бодрость жизни Герасима не огорчала, а успокаивала. <…> Главное мучение Ивана Ильича была ложь, — та, всеми почему-то признанная ложь, что он только болен, а не умирает, и что ему надо только быть спокойным и лечиться, и тогда что-то выйдет очень хорошее. <…> он видел, что никто не пожалеет его, потому что никто не хочет даже понимать его положения. Один только Герасим понимал это положение и жалел его. <…> Один Герасим не лгал, по всему видно было, что он один понимал, в чем дело, и не считал нужным скрывать этого, и просто жалел исчахшего, слабого барина. Он даже раз прямо сказал, когда Иван Ильич отсылал его: — Все умирать будем. Отчего же не потрудиться? — сказал он, выражая этим то, что он не тяготится своим трудом именно потому, что несет его для умирающего человека и надеется, что и для него кто-нибудь в его время понесет тот же труд». Финальная тема может быть вкратце сформулирована вопросом Ивана Ильича: «Что если вся жизнь была неправильна?» Впервые в жизни он испытывает жалость к другим. Затем все происходит как в волшебной сказке, где чудовище превращается в принца и женится на красавице, а вера даруется в награду за духовное обновление. «Вдруг какая-то сила толкнула его в грудь, в бок, еще сильнее сдавило ему дыхание, он провалился в дыру, и там, в конце дыры, засветилось что-то. <…> «Да, все было не то, — сказал он себе, — но это ничего. Можно, можно сделать «то». Что ж «то»? — спросил он себя и вдруг затих. Это было в конце третьего дня, за час до его смерти. В это самое время гимназистик тихонько прокрался к отцу и подошел к его постели. <…> В это самое время Иван Ильич провалился, увидал свет, и ему открылось, что жизнь его была не то, что надо, но что это можно еще поправить. Он спросил себя: что же «то», и затих, прислушиваясь. Тут он почувствовал, что руку его целует кто-то. Он открыл глаза и взглянул на сына. Ему стало жалко его. Жена подошла к нему. Он взглянул на нее. Она с открытым ртом и с неотертыми слезами на носу и щеке, с отчаянным выражением смотрела на него. Ему жалко стало ее. «Да, я мучаю их, — подумал он. — Им жалко, но им лучше будет, когда я умру». Он хотел сказать это, но не в силах был выговорить. «Впрочем, зачем же говорить, надо сделать», — подумал он. Он указал жене взглядом на сына и сказал: — Уведи… жалко… и тебя… — Он хотел сказать еще «прости», но сказал «пропусти», и, не в силах уже будучи поправиться, махнул рукою, зная, что поймет тот, кому надо. И вдруг ему стало ясно, что то, что томило его и не выходило, что вдруг все выходит сразу, и с двух сторон, с десяти сторон, со всех сторон. Жалко их, надо сделать, чтобы им не больно было. <…> «Как хорошо и как просто», — подумал он. <…> Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было. Вместо смерти был свет. — Так вот что! — вдруг вслух проговорил он. — Какая радость! Для него все это произошло в одно мгновение, и значение этого мгновения уже не изменялось. Для присутствующих же агония его продолжалась еще два часа. В груди его клокотало что-то; изможденное тело его вздрагивало. Потом реже и реже стало клокотанье и хрипенье. — Кончено! — сказал кто-то над ним. Он услыхал эти слова и повторил их в своей душе. «Кончена смерть, — сказал он себе. — Ее нет больше». Он втянул в себя воздух, остановился на половине вздоха, потянулся и умер».[2] Нельзя сказать, что Набоков не прав. Ни смерть, ни жизнь, несмотря ни на что, не вступают в конфликт в рассказе, но в тоже время не являются чем-то взаимосвязанным и эпически единым, какими они предстают перед нами в «Войне и мире», в «Анне Карениной» и, возможно, в рассказе «Три смерти». 1.2. Взгляды П.М. Бицилли Русский философ и литературовед Петр Михайлович Бицилли в своей работе «Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого» писал, что вещь, на которую постоянно обращал внимание Лев Толстой, была смерть, но смерть не как неизбежный или случайный конец жизни, а как её завершение и полное отрицание. Полных сил человек не вмещает в своей голове мысли о смерти, сама его жизнь не допускает самой её идеи. Выражением данной мысли является символический образ Пьера Безухова. В то время, когда умирает его отец, граф Безухов, сам Пьер спит, ему скучно — он не понимает и не осознает скорби людей вокруг. И эта же мотив бессилия смерти над Пьером проходит лейтмотивом через всю эпопею. Когда Безухов идет на расстрел, то не боится, потому что убежден, что его казнить не могут; находится при расстреле Каратаева— и тотчас забывает, что произошло между Платоном Каратаевым и двумя французскими солдатами. Он безмятежно находится под прицелом Долохова и даже не пробует закрыться. Он сидит на Шевардинском редуте и озирается кругом с радостной улыбкой, не понимая, что валяющиеся вокруг него люди—раненые и убитые. Он возвращается с Вилларским в освобожденную Москву— и там, где Вилларский видел только смерть и разрушение, Пьер видел только «необычайно могучую силу жизненности» русского народа. Как он ни старается, соблюдая требования масонства, сосредоточиться на мысли о смерти,— у него ничего не выходит. Смерть над ним бессильна. От всех лишений и ужасов, пережитых им, он только крепнет. Он единственный из всех героев «Войны и мира», над которым словно не властно время. Толстой, тщательно следящий за трансформациями всех остальных людей, вызванных к жизни магией его таланта, оставляет Пьера без изменений. Олицетворение «чистой» идеи Жизни, Пьер выполняет в романе роль «жизнеподателя». Весь его образ — категорическое «нет!», которое Жизнь бросает Смерти. Смерть обессмысливает Жизнь: «Если хорошенько подумать, что она (смерть) все-таки конец всего, так и хуже жизни ничего нет» (письмо к Фету 1860 г. о смерти брата Николая) Но если бы, смерть являла собой только «поглощение» личности в холодное небытие, если бы небытие было подлинным и абсолютным Ничем, то смерть была бы только отвратительна и ни капли не загадочна. Однако смерть у Льва Толстого выступает как что-то довольно мистическое. Петр Михайлович Бицилли тут проводит параллель между Толстым и Достоевским. Так, например, Достоевский никогда не описывает умирания. Смерть старца Зосимы из «Братьев Карамазовых» не являет собой исключение. Персонажи Достоевского умирают мгновенно: либо с чьей-то «помощью», либо сами по себе. У Достоевского смерть — это расставание, уход из жизни, вовсе никакое не «перерождение». В доказательство точки зрения мистичности смерти, и в тоже время взаимопроникновения жизни и смерти, П.М. Бицилли приводит следующую цитату из «Войны и мира»: «Да, здесь, в этом лесу, был этот дуб, с которым мы были согласны, — подумал князь Андрей. — Да где он? » — подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и, сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия — ничего не было видно. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что это старик произвел их. «Да это тот самый дуб», — подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна…» [т. 2., ч. 3., 515-516 стр.] Мы не увидим ничего подобного у Достоевского. В тех же «Братьях Карамазовых» смерть старца Зосимы не оставляет тяжелого отпечатка горя на сердце Алеши Карамазова, не ставит перед ним страх неизвестности смерти и тайны за пределами человеческого понимания. Напротив, душа Зосимы и мысль о нем только стала дороже для Алеши после ухода старца. «Жизнь по Толстому, — продолжает П.М. Бицилли, — есть деятельность, а не созерцание» В жизни невозможно теоретизировать о живых и мнить себя живущим вне существующих самостях. А выход за этот предел, предел вне сущности самости, но не просто предел, а его достижения, равнозначно выходу из Жизни — Смерти. Перетекая же от жизни к смерти, объединяясь со «вселенским всем», «бесконечным живым», человек полностью отрекается от того частного, тех форм, что окружали его «Я» на земле, обессмысливаются. Нельзя сказать, что они теряют смысл потому что переходят в категорию ненужных объектов, составляющих фон и шелуху космического мусора, а потому что «Я», сливаясь с «божественным живым», с «потоком», они перестают быть «собой», т.е. теряют свою самость как и «Я». Это и есть мысль Толстого, которую выделил Петр Михайлович Бицилли. Каждая жизнь на земле и каждая её форма лишь являются частью Все-жизни, а «судьба» и «характер» работают в унисон, и ничто не происходит по «случайному стечению обстоятельств», ибо «характер» — то же самое, что и «инстинкт», действующий в мире животных так, что со стороны может показаться, будто он сам создает «стечение обстоятельств». Николай Ростов не участвовал в Бородинской битве. «Случайно» он был в это время отправлен начальством в командировку. Под Бородином ему было бы нечего делать. Ту меру героизма, которая была ему отмерена, он уже проявил под Шенграбеном. А умирать ему было еще рано. К тому же Бородинская битва была скорее эффектным и «возвышающим душу», нежели практически нужным событием, событием не «в характере» Николая. 1.3. Другие исследователи Талант Толстого-художника и мыслителя проявился в постижении и изображении им феномена смерти. По словам Н. В. Волоховой ("Путь смерти" Л. Н. Толстого (Категория смерти в его религиозно-нравственной философии)"): "Нет у Толстого произведения, где бы не было, кажется, хотя бы нескольких слов о смерти или ее изображения" . Достаточно назвать такие произведения, как: "Три смерти", "Смерть Ивана Ильича", "Война и мир", "Анна Каренина". Смерть, по Толстому, - это не просто кончина, предел жизни, это испытание человека. Здесь тема смерти тесно смыкается с религиозно-философскими исканиями писателя. Жизнь и смерть - равновеликие величины, но нередко именно в смерти человек осознает свое сущностное "Я" и свое предназначение, которое он должен был выполнить. В изображении Толстого процесс умирания как переход человека от жизни, где он считал себя главным своим судьей, переход к Богу, к высшему судье, "открывает" умирающему глаза, и вся прожитая жизнь предстает перед ним в истинном свете. Как замечает Андреевский, постепенное исчезновение поэзии в позднем периоде творчества наблюдается и в отношении Толстого к явлению смерти: "Достаточно сравнить смерть князя Андрея: и смерть Ивана Ильича. Кончина князя Андрея исполнена чудесной грезы о бессмертии души: Зато уже смерть Ивана Ильича есть одна голая болезнь, одно безысходное мучение тела. Это мучение, подобно картинам ада на монастырских воротах, выведено с умыслом и с угрозою перед читателями для того, чтобы он устраивал свою жизнь, в ожидании подобного конца, не так мелко и поверхностно, как Иван Ильич". Таким образом, Андреевский, характеризуя изменение взглядов писателя по отношению к основным мировоззренческим проблемам, приходит к заключению, что "по всем явлениям жизни у Толстого замечается постепенная замена прежнего вдохновения рассудочностью и прозою". Критик объясняет подобную эволюцию как биографическими причинами (разочарованиями в жизни, в различных сферах общественной деятельности), так и самим характером дарования Толстого. Своеобразие толстовского метода, по Андреевскому, - это стремление разложить любое чувство, явление на составляющие, объяснить его, исходя из земной, реальной природы человека. В изучении биографии Толстого, в качестве живого отклика на уход писателя из Ясной Поляны, интересна дневниковая запись Андреевского, зафиксированная кратким "телеграфическим" письмом: "Толстой исчез. Толстой найден. Толстой заболел. Толстой умер.". Такое непосредственное восприятие одного из современников Толстого приближает к нам эпоху и личность самого писателя. Несмотря на то, что у Андреевского нет глубокого, всестороннего анализа творчества Л. Н. Толстого, его работы, дневниковые записи представляют интерес для изучения восприятия Толстого его младшими современниками. Глава 2. Жизнь и смерть как часть эпического целого 2.1. Жизнь и смерть по Льву Толстому. Смерть в представлении Льва Николаевича Толстого — это завершение телесной жизни, подведение итога и черты, и одновременно с тем это процесс таинственного перерождения и слияния «бессмертной души» со «вселенским миром». Именно к пониманию смерти как перерождения приходит князь Андрей Болконский, находясь на смертном одре: «Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся. «Да, это была смерть. Я умер — я проснулся. Да, смерть — это пробуждение!» — вдруг просветлело в его душе» [т. 4, ч. 3, с. 454]. А к осознанию смерти как к слиянию, «сопряжению» души с миром приходит Пьер Безухов. Находясь в плену, Пьер встречает Платона Каратаева, и именно в процессе общения с ним ему раскрывается народная философия жизни, которую пытаются найти главные герои произведения. В поисках смысла, в поисках настоящей, истинной и великой жизни устремлены Андрей Болконский и Пьер Безухов. В романе эти два персонажа несут авторскую точку зрения интеллектуального, аналитического, но в тоже время чувственного восприятия жизни и смерти. Сначала жизнь для князя Андрея — это вереница успехов. Он видит свою жизнь только в свете бессмертной славы и вплоть до ранения уверен в своем великом предназначении. Все после ранения кажется князю Андрею бессмысленным, все мелким и незначительным перед небом, которое было и будет всегда, перед дубом, который стоял до него и будет стоять после. Эта же мысль получает свое развитие от лица Пьера, который «постигает жизнь» благодаря Платону Каратаеву, осознавая, что он жив, пока есть люди вокруг него, пока есть этот мир, и небо, и поля, и деревья, Настоящей антитезы, противопоставления жизни и смерти в «Войне и мире» мы не видим. Мы видим всю радость жизни и её пробуждения при описании дома Ростовых. Их дом — это естественное течение «роя» человеческой жизни. Вслед за этим мы видим мучительную и медленную смерть графа Безухова, который за мгновение до конца с усмешкой удивлялся схватившей его слабости. Одна за другой, эти сцены вызывают ощущение некоторой двойственности, однако эта двойственность была необходима не для противопоставления абсолюта жизни и абсолюта смерти, а для изображения этих двух явлений как продолжением одного другого и естественно заведенного порядка, существующего как одно целое на земле. В качестве подтверждения этой точки зрения мы можем привести сцену родов и смерти Лизы Болконской. Само пространство как бы подчеркивает дуализм — все происходит в комнате за закрытыми дверьми. Дверь выступает в данном эпизоде не только в качестве границы между комнатами, но и как граница между жизнью и смертью. Открытая дверь во фрагменте родов может символизировать рождение и смерть одновременно: «Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты» Стоит отметить такой момент, что смерть также выступает в роли судьи в романе. Андрей и князь Николай Болконские, прощаясь с княгиней Лизой, увидели на её лице несчастное личико маленькой княгини, которое как бы говорило: «Что вы со мной сделали? Ах, что вы со мной сделали?» Оба почувствовали свою вину. Перед ними двумя отступило непонимание, светское общество, разочарование, потому что оба оказались перед лицом вечности. Они наблюдали за смертью. Заметим такой момент, что Лиза Болконская умирает сразу же после своей смерти, что только подталкивает и развивает мысль о жизни и смерти в романе, как о двух единых явлениях. Подобное мы можем увидеть и в других произведениях Льва Толстого. Так, например, в «Анне Карениной» роды Кити Щербацкой совпадают со смертью Николая Лёвина. Мысль о жизни как о волшебном фонаре явилась Андрею Болконскому перед Бородинским сражением. Фонарь же сам по себе «коробка со стеклами для держания огня» — замкнутое пространство. В сочетании же с эпитетом «волшебный» образ фонаря становится символическим, означая не только жизнь, но и подчеркивая её тайну. Нельзя не затронуть драматургию Толстого при обсуждении жизни и смерти. С точки зрения Л. Н. Толстого, драматизм человеческого бытия состоит в противоречии между неотвратимостью смерти и присущей человеку жаждой бессмертия. Воплощением это- го противоречия является вопрос о смысле жизни - вопрос, который можно выразить так: есть ли в жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью? Толстой считает, что жизнь человека наполняется смыслом в той мере, в какой он подчиняет ее исполнению воли Бога, а воля Бога дана нам как закон любви, противостоящий закону насилия. Анализ дневниковых записей и писем показывает, что мысли о смерти, мучившие толсто- го, и страх смерти, возникающий в результате его размышлений, постепенно сменялись новыми помыслами и убеждениями. Он выходит из состояния душевного кризиса, внутреннего разлада приблизительно к началу 80-х гг., когда начинает снова очень интенсивно работать и когда его философские и литературные взгляды постепенно стали оформляться. Мысли о смерти вызывают уже не страх, а наоборот - особое состояние души, когда "все суетное замирает и яснее говорит душа". Можно выделить три основных типа отношения к факту смерти в драматургии Л.Н. Толстого: 1) Смерть - иллюзия, она приравнивается к "сновидению". Смерть может быть приравнена и к жизни, но при этом она опутана мишурой житейских ненужных мелочей или бесполезных прихотей: "А завтра что? Всё буду я-я, а она-она. Нет (подходит к столу и пьёт). Зуб лучше сразу выдернуть. Я ведь говорил, что если я опять не сдержу слова, то чтобы она бросила меня. Я не сдержал, и кончено". 2) Смерть - трагедия. В этом случае на первый план выступают индивидуальность и, как следствие, экзистенциальная разобщенность с миром. Столкновение с мыслью о смерти и порождает трагедию обособленной (частной) личности, вынужденной противостоять ей в одиночестве и понимающей свою обреченность в этой борьбе. Протасов в драме "Живой труп" утверждал: "Да не в том дело, то есть не то, что не в том дело, а главное дело в том, что я-то не могу. Знаешь, толстую бумагу перегибай так и этак. И сто раз перегнёшь. Она всё держится, а перегнёшь сто первый раз, и она разойдётся. Так между мной и Лизой. Мне слишком больно смотреть ей в глаза. И ей также – поверь. "Условия всякой драмы заключаются в том, чтобы действующие лица были, вследствие свойственных их характерам поступков и естественного хода событий, поставлены в такие положения, при которых, находясь в противоречии с окружающим миром, лица эти боролись бы с ним и в этой борьбе выражали бы присущие им свойства". Та же мысль звучит из уст Феди Протасова: "Нечего просить. Я скажу всё, что думаю. (Письмоводителю.) А вы пишите. По крайней мере в первый раз будут в протоколе разумные человеческие речи. (Возвышает голос.) Живут три человека: я, он, она. Между ними сложные отношения, борьба, о которой вы понятия не имеете. Борьба эта кончается известным положением, которое всё развязывает. Все успокоены. Они счастливы - любят память обо мне. Я в своём падении счастлив тем, что я сделал, что должно, что я негодный, ушёл из жизни, чтобы не мешать тем, кто полон жизни и хороши…". "Я не боюсь никого, потому что я труп и со мной ничего не сделаете; нет такого положения, которое было бы хуже моего". В драме "Живой труп" перед нами разворачиваются сложные семейные взаимоотношения, возникает замкнутый круг лжи и лицемерия, единственный выход которого - самоубийство Фёдора Васильевича Протасова: "Должен уничтожиться. Я и уничтожаюсь. Когда вы получите это письмо, меня не будет". "Сейчас. (Вынимает пистолет и стреляет себе в сердце. Падает. Все бросаются к нему.) Ничего, кажется хорошо. Лизу…" "Прости меня, что не мог… иначе распутать тебя… Не для тебя… мне этак лучше. Ведь я уж давно… готов…". 3) Насильственная смерть становится причиной внутренней душевной драмы человека. Сюжет драмы "Власть тьмы" взят из судебной практики. В пьесе воспроизведена судьба кресть- янина Ефрема Колоскова, покаявшегося перед народом в своих преступлениях, его отношения к жене, падчерице. Сопоставляя толстовскую драму с его прозой 1880-х годов, Г.А. Бялый находит, что "первоначальный замысел "Фальшивого купона", "О жизни" и "Власти тьмы" образует единый творческий комплекс, части которого переплетаются и вклиниваются одна в другую. В книге "О жизни" и подготовительных материалах к ней "свет" становится синонимом жизни, а "тьма" - смерти [с. 70-71]. В пьесе "Власть тьмы" работник Никита становится убийцей собственного ребёнка: "Что ж это они сделали? Что они со мной сделали? Пищал как… Как захрустит подо мной. Что они со мной сделали! И жив, все, право, жив!" [6, с. 211]. Совершённые убийства тяготят душу Никиты. Он не выдерживает угрызений совести, которые приводят в конце произведения к всенародному признанию: "Окаянный я. Акулина! Виноват я перед тобой. Твой отец не своею смертью помер. Ядом отравили его… Отравил я отца, погубил я, пёс, и дочь. Моя над ней власть была, погубил её и ребёночка" [6, с.242]. Исповедь этого героя можно назвать "исповедью горячего сердца, исполненную покаяния и мольбы о прощении" [6]. Таким образом, "смерть" главных героев в драматургии Л.Н. Толстого позднего периода становится добром, а не злом, и боязнь смерти исчезает в свете этого разумного освещения, ибо смерть - избавительница от горести жизни: "Я мешаю этому, следовательно, я должен уничтожиться…" [6, с.30]. Толстой считает, что одной из главных составляющих взаимоотношения между живыми существами является "свойственное всем людям" чувство жалости и сострадания ко всему живому, находящемуся в том же самом положении, что и человек, и испытывающему те же самые глубинные импульсы жизни и смерти. "Все живое боится мучений, все живое боится смерти; познай самого себя не только в человеке, но и во всяком живом существе, не убивай и не причиняй страдания и смерти. Все живое хочет того же, что и ты; пойми же самого себя во всяком живом существе" [5, с. 36]. "Тело – это стены, ограничивающие дух и мешающие ему быть свободным. Дух, не переставая, старается раздвинуть эти стены, и вся жизнь разумного человека состоит в раздви- жении этих стен, в освобождении духа от плена тела. Смерть совсем освобождает. И поэтому смерть не только не страшна, но радостна для человека, живущего истинной жизнью" Сравнивая это высказывания, сравнимая драматургию Толстого с его романами, особенно с «Войной и миром», мы можем увидеть, насколько сильно различаются взгляды писателя там и там. Приведу два отрывка, показывающие, до какой степени Толстой был проникнут подлинно мистическим жизнеощущением и как был занят его ум центральной проблемой всякой мистической философии. Первый отрывок—запись в дневнике, сделанная в Швейцарии в 1857 г. (у Бирюкова, I, 321): «Я люблю природу, когда она со всех сторон окружает меня и потом развивается бесконечно вдаль, но когда я нахожусь в ней. Я люблю, когда со всех сторон окружает меня жаркий воздух и этот же воздух, клубясь, уходит в бесконечную даль, когда те самые сочные листья, которые, шевелясь от ветра, двигают тень по моему лицу, составляют синеву далекого леса, когда тот самый воздух, которым вы дышите, делает глубокую голубизну бесконечного неба, когда вы не один ликуете и радуетесь природой (sic!), когда около вас жужжат и вьются мириады насекомых, сцепившись, ползают коровки, везде кругом заливаются птицы. А эта голая, пустынная, серая площадка, и где-то там красивое что-то подернуто дымкой дали. Но это что-то так далеко, что я не чувствую главного наслаждения природы (sic!), не чувствую себя частью этого всего бесконечного и прекрасного далека. Мне дела нет до этой дали». Второй отрывок —из письма к Н. Н. Страхову, 1876 года (Переп., 74): «Я определяю жизнь объединением части, любящей себя, от остального... Человек знает только живое... Поэтому для живущего доступно только живое, подобное ему (жизни); все же, представляющееся ему мертвым, есть живое, недоступное ему. Оно-то и есть непостижимое (курсив, как и дальше, Толстого), и не только соприкасающееся, но и обнимающее его... Но если человек может понимать только жизнь и не может понимать конца объединением, то у него необходимо является понятие бесконечного живого... объединяющее в себе все. Объединение же всего есть явное противоречие... Бог живой, Любовь, есть необходимый вывод разума и вместе с тем бессмыслица, противная разуму». Есть у Толстого в романе самая загадочная и непонятная смерть -пробуждение от жизни. Эта смерть подобна уходу человека в монастырь. Человек отрешается от всего земного. Такое случилось с князем Андреем. Во сне Андрею кажется, что в комнату врывается пустота и порывом ветра задувается свеча. Описывая мысли умирающего героя, Толстой показывает невозможность для окружающих понять то, что открылось князю Андрею. Такая смерть недоступна “мертвым” героям, они не способны к пробуждению от собственной мелочной жизни. Наряду с символом смерти - порывом ветра, задувающим свечу, появляется и символ жизни - пламя. Это пламя горит по-разному в каждом герое. Наверное, наиболее ярко горит это пламя в душе Наташи Ростовой. Это не ровное горение в княжне Марье, это не огонь Пьера- то яркий, вдохновенный, то слабый, теряющийся в темноте. Жизнь Наташи - яркое сочное пламя жизни. (Недаром критик и писатель В. В. Вересаев назвал это главное свойство Наташи “живой жизнью”). Поет Наташа или в туфлях на босу ногу совершает свои ночные визиты к матери, или она танцует русскую, и от нее, этой “графинечки”, “где, как, когда всосавшей в себя этот дух”, исходит светлый ток жизнерадостности; и в “бархатной” темноте ночи так много делается, такая радостная работа идет в ее восприимчивой и творческой душе, жадной к бытию, и так все это овеяно счастьем, что, казалось бы, мир склоняется над миром и нет ничего другого, кроме этой отрады, кроме этой девушки, которая горит своим человеческим огнем, дышит всей своей молодой грудью. Наташа проходит путь от маленькой девочки до матери, посвятившей себя детям. Особо Толстой подчеркивает плодовитость Наташи. А жизнь всегда плодовита. Писатель видит коренное отличие жизни “мертвых” от жизни “живых” героев. “Мертвые” стали мертвыми, так как не было с ними рядом “живых”. А жизнь “живая” преемственна. Так Пьер считает жизнь Платона Каратаева идеальной и стремится подражать ему. Николушка идеализирует “дядю Пьера” и желает стать таким же, как он. Налицо преемственность жизни. Итак, смерть в романе “Война и мир” показана Толстым в трех аспектах. Есть изображение физической смерти, смерти нравственной и смерти как пробуждения от жизни. Смерть незрима и непонятна, но окончательна и бесповоротна. Жизнь у писателя также делится на физическую и нравственную. Именно нравственной жизнью живут все положительные герои романа. В этом произведении мы наблюдаем сосуществование противоположностей, их борьбу и их сочетание, называемое жизнью. Борьба и сочетание противоположностей берут начало в названии романа и наполняют его вплоть до последних строк эпилога. Толстой противопоставляет войну и мир, необходимость и свободу, смерть и жизнь. Но не существует абсолютного мира (без войны), абсолютной свободы (без необходимости), так же нет жизни без смерти (а смерть есть лишь отсутствие жизни). Таким образом, противоположности суть дополнения. Одна из основных сюжетных линий романа- война 1805-1807 и 1812 годов. Война несет смерть, поэтому тема жизни и смерти неизбежно возникает в романе. Показывая все ужасы войны, от первого сражения Николая Ростова и ранения Андрея Болконского в Аустерлицком сражении до смерти князя Андрея и бегства французской армии, Толстой доказывает бессмысленность войны. Война - противное человеческому естеству дело. Она несет страдания и смерть. Первая смерть, с которой встречается читатель, — смерть графа Безухова. Она не наполнена трагизмом, поскольку умирающий совершенно незнаком читателю и безразличен окружающим его людям - родственникам и “друзьям”, уже начавшим борьбу за его наследство. Здесь смерть описана как дело обыденное и неизбежное. Описание войны начинается описанием состояния молодого, неопытного в военном деле Николая Ростова. Он наблюдает смерть и боится ее. Вместо романтики, которую ожидал встретить Николай на поле боя, он встречает ужас. Смерть множества людей предстает перед читателем как жуткое зрелище. Здесь смерть - антоним жизни. Картины войны вызывают у читателя страх смерти и отвращение к ней. Но смерть страшна не как таковая, а лишь теми страданиями, которые она несет. Своих героев Толстой проводит через испытание смертью. Первым это испытание встречает Андрей Болконский. Он, минуту назад сильный и смелый, полный прекрасных надежд и мечтаний, лежит теперь на земле без сил, без надежды выжить. Он смотрит в небо и чувствует бренность славы, бренность своего тела, бренность бытия. В эту минуту он близок к смерти, и он счастлив. Почему же он счастлив? Он счастлив сознанием чего-то нового, высокого и прекрасного (как небо над ним). Что осознал князь Андрей под небом Аустерлица? Читатель не может до конца понять этого, не испытав этого сам. Для осознания этого человеку необходимо испытание смертью. Смерть неведома живущим. Завеса великой тайны приоткрывается лишь стоящим у страшной черты. Описание душевных переживаний князя Андрея сразу после ранения наталкивает читателя на мысль о том, что смерть не страшна. Эта мысль чужда большинству людей, и редкий читатель примет ее. Испытание смертью проходит и Пьер Безухое. Это дуэль с Федором Долоховым. В это время Пьер находится на начальной стадии своего духовного развития. Его мысли перед дуэлью и во время нее неясны и смутны. Его состояние близко к нервному срыву. Он машинально спускает курок. Вдруг, при виде крови своего противника, Пьера пронзает мысль: “Я убил человека?” У Пьера начинается кризис: он почти не ест, не моется, он целыми днями думает. Его мысли сумбурны, порой они страшны, он не знает, что такое жизнь и смерть, зачем он живет и что такое он сам. Эти неразрешимые вопросы мучают его. Бросив жену, он едет в Петербург. В дороге Пьер знакомится с Иосифом Алексеевичем Баздеевым - важным лицом в масонском обществе. В эту минуту Пьер готов был воспринять любые благовидные идеи и убеждения. Такими идеями волей судьбы оказались идеи масонов. Пьер становится масоном и начинает свой путь самосовершенствования. Он воспринимает и понимает всей душой основные заповеди масонства: щедрость, скромность, благочестие. Но есть одна заповедь, понять которую Пьер не в силах, - любовь к смерти. Пьер Безухов - человек, любящий жизнь. Его основные качества -жизнелюбие и естественность. Как же он может любить смерть - отсутствие жизни? Но на протяжении всего романа автор убеждает читателя в необходимости любви к смерти и к жизни. Главная черта положительных героев - жизнелюбие (в этом плане идеальна Наташа Ростова). Как же Толстой сочетает любовь к жизни с любовью к смерти? Ответ на этот вопрос может быть только один: Л. Н. Толстой считает жизнь и смерть не взаимоисключающими противоположностями, а взаимодополняющими элементами, образующими мир. Жизнь и Смерть - части одно целого (мысль о двуединстве мира). Это фундаментальное утверждение лежит в основе жизненной концепции Толстого. Роман “Война и мир” содержит множество подтверждений этой концепции. Отечественная война 1812-1813 годов проводит главных героев: князя Андрея и Пьера - через испытание смертью вторично. После ранения на Бородинском поле князь Андрей снова попал в объятия смерти. Он во второй раз осознает что-то глобальное. Это осознание делает его полностью безразличным к жизни. Он не хочет жить и с радостью ждет смерти. Он знает, что смерть даст ему то, что во много крат важнее всей жизни. Герой испытывает всеобъемлющую любовь. Любовь не людскую, любовь божественную. Живому человеку невозможно понять это. Именно такое отношение к смерти пытается донести Толстой до читателя. Человек не может жить с мыслями умирающего. Идеальный (для Толстого) образ мыслей мы понимаем из испытания Пьера французским пленом. Пьер, попав в плен, находился в состоянии кризиса, вызванного его пребыванием на Бородинском сражении и мыслями об убийстве Наполеона. Он наблюдает казнь людей и ждет своей очереди принять смерть. Он боится переступить роковую черту, но уже смирился с неизбежностью казни. Оставшись жить, Пьер продолжает жить мыслями мертвеца. Из кризиса его выводит Платон Каратаев - идеальный (по мысли автора) персонаж. Платон Каратаев не способен к рефлексии, он, не мысля и не думая, живет в гармонии с природой. Каратаев прост и мудр в своей простоте. Его отношение к смерти также просто и бесхитростно: смерть - неизбежное завершение жизни. Платон любит смерть, как и жизнь, как и все вокруг. Каратаевское отношение к жизни перенимает и Пьер, а после мучений отступления и смерти Платона Каратаева Пьер принимает и любовь к смерти (именно поэтому трагическая смерть Пети Ростова не была для Пьера таким уж страшным ударом, как для большинства окружающих). После возвращения из плена Пьер духовно очистился. Он достиг идеала Толстого: любви к людям, любви к жизни, любви к смерти, простоты и естественности. Поставленный в романе “Война и мир” вопрос о жизни и смерти Толстой разрешает объединением двух противоположностей в единое целое - йир. Мир существует лишь как сочетание жизни и смерти. Надо любить этот мир, а значит, надо любить и жизнь, и смерть. Жизнь и смерть дворян несколько отличается от жизни и смерти простого народа по множеству причин. Помимо возможности жизни физической, Толстой наделяет их жизнью духовной. Но лишь лучшие представители дворянства используют эту возможность жить духовно, мыслить, анализировать собственные поступки. И именно герои самосовершенствующиеся, ищущие, выглядят естественно, именно их Толстой сближает с народом. Таковы Наташа, пляшущая русский танец у дядюшки, Пьер, познающий настоящее счастье в жизни, близкой к жизни простого народа, когда просто “надо жить, надо любить, надо верить”. После смерти жены князь Андрей чувствует себя виноватым и вновь задумывается о смысле жизни. Каждый раз, чувствуя смерть, он все более осознает смысл жизни. Наташа, ухаживая за князем Андреем и за матерью после смерти Пети, проявляет все свои лучшие качества: она отдает свои жизненные силы близким, совершенно забывая о себе. Пьер присутствует при казни, и лишь случайность спасает ему жизнь. В этот момент и он, и Даву поняли на короткий миг, что “они братья”. Смерть Каратаева, с которым Пьер сроднился в плену, также заставляет его задуматься о смысле жизни, о своей духовной свободе. Но, зная, что нехорошо радоваться смерти человека, он все же испытывает естественное чувство радости по поводу смерти Элен. В рассказе «Три смерти» тема смерти реализуется в нескольких аспектах. Для Толстого жизнь и смерть барыни – фальшь и суета: неистинность слова и поступка, душевная неуспокоенность, отсутствие веры. Противоположность такой жизни – мудрая и незаметная жизнь и смерть мужика, непритязательность его в жизни и в смерти, ясность мыслей и спокойствие духа. Контраст социальный осуществляется через этический аспект, который и становится главным. Истинность существования обусловливается близостью к природе: по ней проверяется и правда жизни. Правда поразительно проста: сапоги нужны живому, для него они необходимы сейчас, сегодня. Правда в том, что умирающий задержался на этом свете, чье то место на печи занимает. Правда – «смерть моя пришла – вот что»: мудро, спокойно, без суеты, в душевном упокоении. Правда – это здоровая жизнь, оправданная трудом. С этой точки зрения вся барская жизнь – обман, ложь, иллюзия. Мария Дмитриевна «убита» задолго до смерти. Обратим особое внимание на авторский комментарий к этой части: «Дерево умирает спокойно, честно и красиво. Красиво – потому что не лжет, не ломается, не боится, не жалеет». Ситуация – безмерно красивая смерть: «Дерево вздрогнуло всем телом, погнулось и быстро выпрямилось, испуганно колеблясь на своем корне. На мгновение все затихло, но снова погнулось дерево, снова послышался треск в его стволе, и, ломая сучья и спустив ветви, оно рухнулось макушей на сырую землю. Звуки топора и шагов затихли. Малиновка свистнула и вспорхнула выше. Ветка, которую она зацепила своими крыльями, покачалась несколько времени и замерла, как и другие, со всеми своими листьями». Но смерть дерева – лишь продолжение смерти человека: его рубят на крест мужику. Заключение. Пожалуй, в творчестве Толстого не было бы произведения, в которой не была бы затронута тема жизни и смерти. Она сквозит в каждом его рассказе, в каждой повести, романе и пьесе. В «Войне и мире» мы видим эти два начала не как противопоставление, не как антитезу, несмотря на антагонистичность самого характера романа и дуальность природы этих двух вещей, а как взаимопроникающие элементы одного целого, аспекты эпического мира. В конце жизни Толстой придет к образованию собственного закона истинной веры, который заключался в плавном переходе человека из земного бытия в состояние смерти, возможным, если правильная земная жизнь будет залогом дальнейшего успокоения духа. Смерть у Толстого, таким образом, это как бы «переодевание» одного бытия другим. Оно является бесконечно таинственным элементом, который навсегда останется неразгаданным, и неизвестность перед которым способна не только пугать, но и обессмысливать все, что попадется. Что-то подобное испытывал Константин Лёвин, это же чувство испытывал сам Толстой и многие другие его персонажи. Отсюда, в творчестве Толстого проблема смерти ставится чрезвычайно остро. Главный для него вопрос о смысле бытия неизбежно соотносился с проблемой жизни и смерти. В ходе данного исследования мне удалось выделить основополагающие черты и наиболее отчетливые оттенки образов смерти и жизни в творчестве Льва Толстого. Как я уже говорил, в романе (да и вообще во всем творчестве) эти образы предстают в разных ипостасях, но все они служат одной цели — показать, что в конце концов они являются единым целым. Список литературы: 1. В.В. Набоков. Лекции по русской литературе [Электронный ресурс]//Сайт, посвященный творчеству Владимира Набокова. URL: http://nabokov-lit.ru/nabokov/kritika-nabokova/lekcii-po-russkoj-literature/lev-tolstoj.htm (Дата обращения: 08.12.2018) 2. В.В. Набоков. Лекции по русской литературе [Электронный ресурс]//Сайт, посвященный творчеству Владимира Набокова. URL:http://nabokov-lit.ru/nabokov/kritika-nabokova/lekcii-po-russkoj-literature/smert-ivana-ilicha.htm (Дата обращения: 08.12.2018) 3. П.М. Бицилли. Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого [Электронный ресурс]//Литературная статья: сайт. URL: http://russianway.rhga.ru/upload/main/36_Bizilli.pdf (Дата обращения: 08.12.2018) 4. Толстой Л.Н. Война и мир: Роман в четырех томах. Т. I—II. — М.: Эксмо, 2008. 5. Толстой Л.Н. Война и мир: Роман в четырех томах. Т. III-IV. —М.: Эксмо, 2008. 6. Толстой Л.Н. Путь жизни. М., 1993. 7. Толстой Л.Н.Собрание сочинений. В 90 т., Т.26. М., 2006. 8. Толстой Л.Н.Собрание сочинений. В 90 т. Т.34. М., 2006. 9. Толстой Л.Н.Собрание сочинений. В 90 т. Т.35. М., 2006. 10.Толстой Л.Н.Собрание сочинений. В 90 т. Т.48. М., 2006. 11. Эйхенбаум Б.М. О прозе: Творческие стимулы Л. Толстого. Л., 1969. 12. Бялый Г.А. Русский реализм конца ХХ века. Л., 1973. 13. Граф Л.Н. Толстой как художник и мыслитель. Критические очерки и заметки А.Скабичевского. СПб., 1887. 14. Громов П. О стиле Льва Толстого: Становление "диалектики души". Л, 1971. 15. Волохова Н. В. "Путь смерти" Л. Н. Толстого (Категория смерти в его религиозно-нравственной философии) // Вестник Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 2000. ї 3. С. 87. 16. Андреевский С. А. Из мыслей о Льве Толстом // Андреевский С. А. Литературные очерки. СПб.: Тип. т-ва А. С. Суворина, 1913. С. 221. 17. Андреевский С. А. Из мыслей о Льве Толстом // Андреевский С. А. Литературные очерки. СПб.: Тип. т-ва А. С. Суворина, 1913. С. 226 18. Андреевский С. А. Книга о смерти (Мысли и воспоминания). Т. 1,2. Ревель, Берлин, 1922. С. 223. 19. Бицилли П.М. Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого// Лев Толстой: pro et contra. 20. Садовский Б. А. Толстой и смерть [Электронный ресурс]//Сайт, посвященный творчеству Толстого. URL: http://tolstoy-lit.ru/tolstoy/public/sadovskoj-tolstoj-i-smert.htm (Дата обращения: 22.12.2018) 21. Маклаков В. А., Толстой как мировое явление. Современные записки. Париж, 1929. Кн. 38; Бунин И. А., «Освобождение Толстого». Бунин И. А., Собр. соч. в 6 тт. М., 1988. Т. 6 22. О понятии «вера» в творческом сознании Толстого см.: Купреянова Е. Н., Эстетика Л. Н. Толстого. М. -Л., 1966. 23. Роллан Р. «Жизнь Толстого». Собр. соч., М., 1954, «Комета». 24. Маймин Е.А. «Лев Толстой: Путь писателя», Издательство «Наука» - Москва 1984 г. 25. Дистерло Р. А., Граф Л. Н. Толстой как художник и моралист (Критич. очерк), СПБ, 1887 |