Анализ Слова (1). Книгафеникс сгоревшая и воскресшая единственную рукопись Слова
 Скачать 0.61 Mb.
|
|
КНИГА-ФЕНИКС: СГОРЕВШАЯ И ВОСКРЕСШАЯ Единственную рукопись «Слова» (XVI в), обнаружил в конце XVIII века в ярославском Спасо-Преображенском монастыре страстный коллекционер, собиратель древних текстов Алексей Иванович Мусин-Пушкин. Специалисты и литераторы сразу оценили находку как уникальную. Радость, однако, была недолгой. «Слово» не пощадила новая война. Найденная рукопись сгорела в 1812 году во время пожара Москвы. К счастью, Мусин-Пушкин с помощниками успел сделать два важных дела. В 1790-е годы для императрицы Екатерины II была подготовлена специальная копия. В 1800 году появилось издание «Слово о полку Игореве» под измененным в духе классицизма заглавием: «Ироическая песнь о походе на Половцов удельнаго князя Новагорода-Северскаго Игоря Святославича, писанная старинным русским языком в исходе XII столетия, с переложением на употребляемое ныне наречие». Таким образом, екатерининский список и первое издание – два источника, благодаря которым мы знаем «Слово». Уже в нашем столетии знаток древнерусского языка, составитель словарей, исследователь новгородских грамот А. А. Зализняк всесторонне исследовал язык «Слова» и сделал одновременно парадоксальный и закономерный вывод. Текст «Слова» ни в чем не противоречит языковым нормам XII века, однако осложнен влиянием жившего где-то на северо-западе переписчика XV–XVI веков (в списке отразились особенности северорусского говора). Автор «Слова» был интуитивным гением. Только гений способен так рассказать о своем времени, что его читают и через восемь веков. Подлинный текст «Слова» мы видим словно в нескольких зеркалах, преломляющих призмах. Созданный в конце XII века, он неоднократно переписывался. Но под слоями этих изменений-отражений-искажений читающие по-русски уже третье столетие угадывают великий оригинал. ЛЕТОПИСНАЯ ИСТОРИЯ: ГОРЬКОЕ ПОРАЖЕНИЕ И СТРАННЫЙ ПЛЕН В древнерусской литературе, как мы помним, не было вымышленных сюжетов и героев. «Слово о полку Игореве» тоже вырастает на реальной основе. История Игорева похода с некоторыми разночтениями изложена в Ипатьевской и Лаврентьевской летописях. Конец XII века – Киевская Русь вступила в эпоху междоусобиц и потрясений. Князья разделились на два лагеря: потомков Владимира Мономаха и его противника Олега Святославича (в «Слове» он упоминается под знаменательным прозвищем Олег Гориславич). В это время на южных границах Древнерусского государства, между Волгой и Доном, укрепились кыпчаки, тюркоязычные кочевники, на Руси называемые половцами. В «Слове» они постоянно именуются погаными, что означает не оценку, а определение: нехристиане, язычники. В эпоху княжеских раздоров половцы, напротив, объединились под предводительством хана Кончака и регулярно совершали набеги на русские земли, разоряли города и селения. В 1184 году и русским князьям удалось объединиться под предводительством Святослава Всеволодовича и нанести половцам чувствительное поражение. Игорь на это победоносное сражение не успел: его коннице помешал гололед. Может быть, пытаясь доказать преданность общему русскому делу, он начинает свой поход против поганых – вопреки предзнаменованиям (солнечное затмение – не вымысел, а историческая реальность). Начало похода обычно датируют вторником, 23 апреля 1185 года (В первом сражении Игорю сопутствовала удача: враги обратились в бегство. Но уже на следующий день половцы окружили Игорево войско. Почти все рядовые воины погибли или утонули. Раненый в руку, Игорь был схвачен половцами, чуть позднее к нему присоединили других князей-пленников. Однако плен оказался для него достаточно легким. Видимо, Кончак видел в Игоре прежнего союзника. Двадцать сторожей при князе были скорее слугами: они не мешали его поездкам по степи и выполняли его поручения. Инициатива его побега тоже принадлежала половцу, видимо крещеному в христианство. Побег был, конечно, опасным, но нетрудным. Игорь умер в самом начале следующего, XIII века, в 1202 году. Если бы не «Слово», он так и остался бы малозаметной исторической фигурой, одним из удельных князей эпохи феодальной раздробленности Руси. Но из исторической реальности, опираясь на нее, безвестный автор «Слова» сотворил реальность художественную. Автор обессмертил князя Игоря, превратив его в образ. АВТОР: ИСКУССТВО ВИДЕТЬ МИР Летописный текст линеен. Летописец последовательно повествует о походе, поражении и побеге Игоря. Даже внешняя композиция «Слова о полку Игореве» сложнее. Композиционно «Слово» состоит из пяти разных по объему блоков-фрагментов: вступление – поход и поражение Игоря – золотое слово Святослава с историческими отступлениями и увещеваниями – плач Ярославны – побег и возвращение Игоря. Однако внутри этой схемы возникает сложная микрокомпозиция. Многочисленные переклички, языковые и тематические повторы, отступления и размышления образуют вырастающую на документальной основе плотную художественную ткань. Летописный «памятник» в великое «Слово» превращает Автор. Он утверждает, что начинает свою песнь «по былям нашего времени, а не по замышлению Бояна». Однако его стиль не только противостоит Бояну, но и наследует ему. Масштабность изображения, антропоморфизм, метонимичность, даже отрицательные сравнения – поэтические принципы всего текста «Слова», а не только Бояновых фрагментов. Прежде всего, для него характерно органичное сочетание письменной, книжной культуры и культуры устной, бытовой, фольклорной. Он, вероятно, знаком с «Повестью временных лет». Он хорошо ориентируется в русской истории и географии: в «Слове» достаточно подробно представлены более десятка князей и перечислены многие русские города, реки, местности. Он широко использует риторические вопросы, обращения, восклицания. «Ты, храбрый Рюрик, и Давыд! Не ваши ли воины злачеными шлемами в крови плавали?» В то же время автор – человек практического знания, глубоко погруженный в быт, знаток народных примет, предсказаний, поверий. Предметная основа «Слова» находится в двух главных мужских занятиях эпохи: войне и соколиной охоте (ею, мы помним, Игорь занимался и в плену). «Яр Тур Всеволод! Бьешься ты в первых рядах, прыщешь на воинов стрелами, гремишь по шлемам мечами харалужными»». «Говорит Гзак Кончаку: „Если сокол к гнезду летит – расстреляем соколенка своими злачеными стрелами». Автор «Слова» – книжник и воин. Благодаря такому сочетанию «Слово» оказывается уникальным жанром. В нем соединяются традиции письменных жанров ораторского слова, воинской повести и фольклорных жанров славы и плача. Собственное произведение автор также определяет по-разному, сохраняя, однако, фольклорно-литературную двуплановость: «Слово» называется то трудной повестью, то песнью. АВТОР – ХРИСТИАНИН Связанный в то же время с древним, мифологическим, восприятием мира. Он называет язычников-половцев погаными, утверждает, что Игорю во время бегства указывал путь Бог, упоминает о его поездке к киевскому храму Богородицы Пирогощей, оканчивает «Слово» традиционным «Аминь». Но одновременно он вспоминает и славянских языческих божеств (Дива, Даждьбога, Стрибога), а главное, совершенно по-особому воспринимает природу. Природа в «Слове» – не пейзаж, а активное действующее лицо. Она сопровождает Игоря на его пути, к ней обращается Ярославна. Звери, птицы, растения, небесные светила, стихии активно участвуют в действии: предостерегают, печалятся, радуются, сочувствуют, предвкушают. Князь отказался откликнуться на идущее от природы предостережение, все-таки продолжил поход после солнечного затмения. «Игорь к Дону войско ведет. Уже бе́ды его подстерегают птицы по дубравам, волки грозу накликают по яругам, орлы клектом зверей на кости зовут, лисицы брешут на червленые щиты». И у половцев есть природные покровители. «Вот ветры, внуки Стрибога, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоря. Земля гудит, реки мутно текут, пыль поля покрывает, стяги говорят: половцы идут от Дона и от моря и со всех сторон русские полки обступили». Игорь пленен, и вся природа откликается на человеческую драму: «Никнет трава от жалости, а дерево с тоской к земле приклонилось». Игорь бежит из плена, за ним начинается погоня – и снова ему помогает не только Бог, но и природа. «То не сороки застрекотали – по следу Игоря рыщут Гзак с Кончаком…Дятлы стуком путь к реке указывают, соловьи веселыми песнями рассвет предвещают». Наконец, возвращение князя на родину снова связывается с образом солнца, которое теперь не предсказывает беду, а радуется победе. «Солнце светится на небе – Игорь-князь в Русской земле». Большинство таких описаний строится на метафорах. Однако некоторые сюжетные эпизоды (разговор Игоря с Донцом, обращение Ярославны к ветру, Днепру и солнцу) позволяют предположить, что автор «Слова» еще не расстался с мифологическим мышлением. «Кликнул, стукнула земля, зашумела трава, задвигались вежи половецкие. А Игорь-князь скакнул горностаем в тростники, белым гоголем – на воду, вспрыгнул на борзого коня, соскочил с него босым волком, и помчался по лугу Донца, и полетел соколом под облаками, избивая гусей и лебедей к завтраку, и к обеду, и к ужину. Когда Игорь соколом полетел, то Овлур волком побежал, отряхая студеную росу: загнали они своих борзых коней». Побег Игоря и погоня за ним в исторической реальности происходили на лошадях. Они мимоходом упоминаются и автором «Слова». Но описание так убедительно в своей динамике, что в превращения Игоря и его противника можно поверить. История побега превращается в поединок персонажей-оборотней: Игорь мгновенно меняет несколько обличий (горностай – гоголь – волк – наконец, сокол), Гзак проигрывает ему, оставаясь только волком. ЯЗЫК, СТИЛЬ «СЛОВА» Словарь этого небольшого текста очень богат. В «Слове» есть слова, которые отсутствуют во всех других древнерусских памятниках (их называют гапаксами). Но главное, конечно, не в самом словаре, а в умении им пользоваться. Автор купается в речевой стихии, как рыба в воде. Для «Слова» характерны обычные в былинах и песнях постоянные эпитеты: серый волк, сизый орел, черный ворон, храбрая дружина, борзый конь, широко е поле. В то же время автор может найти эпитет очень оригинальный, даже загадочный, вызывающий многолетние споры. Как неожиданны и красивы рядом с привычными черными тучами синие молнии! А ведь в «Слове» есть еще и синее вино и синя мгла. Аллитерации «Слова» исследователи называют роскошными: «Сабли изострени, сами скачут, аки серый влци», «Святослав изрони злато слово, с слезами смешено». Столь же обычны в «Слове» ассонансы «Дремлет в поле Ольгово хороброе гнездо, далече залетел, не было оно обиде порождено, ни соколу, ни кречету, ни тебе, чръный ворон, поганый Половчине». Автор «Слова» выстраивает целую лестницу повторов и перекличек: лексических, синтаксических, сюжетных. Подобная повторяемость, пронизанная и подкрепленная всеобъемлющим авторским присутствием, экспрессивными оценками, создает лиризм «Слова». Он настолько всеобъемлющ, что трудную повесть, славу и плач пытаются представить еще и поэмой. В переводах «Слово» часто делят на условные стихи и строфы. Может быть, наиболее близки чистой лирике, причем лучшим её образцам, не сложные построения, а самые простые слова, лирические вздохи, законченные «стихотворения», состоящие из одной-двух коротких фраз. «О Русская земля! Ты уже за холмом!» (В древнерусском оригинале это восклицание звучит еще лучше: «О Руская земле, уже за шеломянем еси!» Шеломянь ведь напоминает еще и о шлеме; уходя в поход, воины оставляют русскую землю за шлемами, за спиной.) Автор «Слова о полку Игореве» демонстрирует замечательное искусство видеть мир. Он использует огромный контекст русской литературы и фольклора, разные памятники и приемы, но все равно остается оригинальным. Но, конечно, «Слово о полку Игореве» – не искусство для словесного искусства. Своеобразие авторского видения вырастает из художественной концепции, оригинального замысла «Слова». КНЯЗЬ ИГОРЬ: ГЕРОИЗМ И ТРАГЕДИЯ «Две задачи, две цели наметил себе автор „Слова“. Одна из них – вполне политическая. Пробудить национальное сознание, призвать враждующих и друг с другом борющихся князей к согласию, во имя единой русской земли, – такова была государственная задача автора», – заметил В. Ф. Ходасевич («Слово о полку Игореве», 1929). Пробудить национальное сознание автор пытается не на положительном, а на отрицательном примере. Игорь – не просто идеальный образ храброго воина. Его изображение противоречиво. Это безрассудный герой, наносящий своим походом урон общему делу. Эта тема становится основной в «золотом слове» Святослава. Распри, начавшиеся со времен Олега Святославовича, вызывают у мудрого князя слезы и увещевания: «Ярослав и все внуки Всеслава! Уже склоните вы стяги свои, вложите в ножны мечи свои поврежденные, ибо утратили уже дедовскую славу» Еще одна особенность «Слова». В реальности русские князья могли вступать в союзы с половцами, но для автора они остаются погаными. Богатство красок и интонаций сочетается с четкостью моральных оценок. Граница между мы и они остается непреодолимой. Сложность психологических характеристик станет задачей литературы последующих столетий. Но князь Игорь представлен в поэме не только как безрассудный герой. «Другая задача была более отвлеченного и философического характера, – продолжил размышление о „Слове“ В. Ф. Ходасевич. – В лице князя Игоря нам показан герой, человек возвышенного душевного склада, в его действии, в его столкновении с обстоятельствами и роком… Сама природа, побежденная или убежденная его героизмом, теперь приветствует героя… непобедимого». Однако эти победа и слава за пределами героической поэмы в исторической реальности обернулась поражением. Автор «Слова о полку Игореве», кажется, говорит о простых вещах. Мир лучше войны. Но мир надо защищать, поэтому приходится воевать. Автор был патриотом, но не пророком. Мечты о сильном русском государстве с центром в Киеве оказалась утопией: прежнюю Русь восстановить не удалось. Веселье и радость в концовке оказались преждевременными. Призыв к примирению услышан не был. Распри в Русской земле продолжались и через полвека обернулись катастрофой: нашествием врагов, более страшных, чем половцы. За два века появилось около ста полных переводов «Слова» на русский язык. Количество других откликов – исследований, размышлений, вариаций, эпиграфов – не поддается учету. «Слово о полку Игореве» осталось не только великим произведением древнерусской литературы. Оно растворилось в крови новой русской культуры. |