Введение в философию. Джентиле. Введение в философию. Книга Введение в философию
 Скачать 1.31 Mb.
|
|
Поэтому государство открывает школы — и, стало быть, предписывает программы и устраивает экзамены. Это — право, вытекающее из его сущности. Но сие не значит, что существует догматически определенная истина государства, которая бы попирала всякую свободу мысли в школах и в гражданах. Более того: это значит как раз противоположное — и по двум причинам: — во-первых, государство (по крайней мере, легитимное государство) и есть то самое универсальное самосознание, с которым отождествляется самосознание гражданина; и жизнь государства состоит как раз в непрерывном и постепенном процессе такого отождествления, являющегося процессом, благодаря которому человеческое самосознание становится универсальным, осуществляясь исторически; и, стало быть, в противном случае эта догматическая и закостенелая истина была бы не истиной, внешней человеку и ограничивающей его свободу, но истиной самого гражданина; — во-вторых, если государство не агностично, оно должно обладать подлинной и ясной истиной — истиной, которая является истиной. Его доктрина не может быть чем-то закостенелым и установленным раз и навсегда: ничто очевиднее не претит сущности мысли и всякой доктрины. 12. ДВИЖЕНИЕ ГОСУДАРСТВА И ДВИЖЕНИЕ ЕГО ДОКТРИНЫ Государство, понимаемое спиритуалистически, и его доктрина умопостигаемы лишь в их свободном движении. Государство формируется, непрерывно обновляясь; и поскольку оно (в своей внутренней природе) — мысль, ему принадлежит это самое сотворение себя мыслью. Что ему действительно свойственно — так это быть непрерывным процессом самосотворения (благодаря которому самые незыблемые истины не сохраняются без размышления — вновь и вновь обновляющегося и то и дело обновляющего понимание и суждение, замечая их все новые аспекты и открывая их во все новом свете). Истина, несмотря на все наши намерения и желания видеть ее всегда в вышине — неподвижной, над всякой альтернативой субъективных мнений, — в действительности живет в мысли, лишь историзируясь и принимая участие в исторической природе мысли. И поэтому — обратите внимание! — она не искажается и не деградирует, а, напротив, живет и несет свою божественную ценность в любой момент жизни мысли. Если истина догматизируется, освящая себя в неприкосновенных формулах, — слагается история догм, касающаяся не только генезиса их, но и истолкования, через которое они заставляют ощутить действие истины, замкнутой внутри них и увековеченной. 13. КРИТИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР ГОСУДАРСТВА И ЕГО ДОКТРИНЫ И если дело обстоит так, истина в последней инстанции не догматична, а критична — как критично (а не догматично, т.е. исторично) также и государство, обладающее истиной, поскольку делает то, что делает и отдельно взятый человек, как он абстрактно понимается обыденной мыслью (а именно — не убивает свою истину, заставляя ее окаменеть, но уважает ее характер живой вещи, которая беспрерывно, по своей собственной природе, обновляется, — всегда истинная и никогда не истинная). Истина, которая растет, развивается, зреет (неудовлетворенная всякой своей формой — потому, что она всегда способна принять форму, более адекватную тому ядру жизни, которое у нее внутри и энергия которого постепенно проявляется) — направление, а не пункт прибытия; путь, всегда открытый цели. Одним словом — критика, а не догма. В противном случае она кристаллизуется в особенных формах, которые, не будучи в состоянии пережить свое время, удушают внутреннюю энергию государства и гасят ее. Возвращение к принципам, рекомендованным Макиавелли, есть возвращение от догмы к критике; от эпохи застойных форм, лишенных духа и не способных на прогресс, к эпохе порыва и юношеской энергии, в которой дух творит свои формы. 14. ФИЛОСОФИЯ КАК КРИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ Критический характер, который предписан доктрине государства, — тот же самый критический характер (сущностный для мысли, т.е. для философии, которая, в отличие от других форм мысли, способных в иных отношениях отличаться от философии, осознает это фундаментальное критическое требование мысли — и ставит своей целью удовлетворить его; и, в силу этого, живет критикой (т.е. мыслью, которая знает, что должна непрерывно обновляться и развиваться, находясь над всеми своими объектами)). В действительности доктрина государства — доктрина самого гражданина; но доктрина критическая, т.е. философия. Государство, сознающее свою сущность, поощряет философское умозрение, ибо знает, что таким образом потенциирует мысль, являющуюся его силой. Но поощрять философию — значит поощрять ее критический характер, в котором состоит закваска спекулятивного прогресса. 15. ГОСУДАРСТВО И ФИЛОСОФЫ Государство, как всякая конкретная реальность духа, есть разделение труда и координация различных элементов, на которые оно подразделяется: организм, единство которого есть жизнь, требует специализации всех органов и функций, являющихся органами и функциями единого организма. Государство имеет свое искусство в художниках нации, личностью которой оно является; и также оно имеет своих священников, своих ученых, своих солдат, своих земледельцев, мореплавателей, врачей, инженеров и т. д. Их множественность — разнообразие форм самой мысли и, стало быть, сличение и конкуренция, и триумф лучших, благодаря которым торжествует всегда в народе, т.е. в государстве, самая могучая мысль или просто мысль. Оно имеет своих философов на кафедрах, в академиях и везде, где веет духом. Через различные философии развивается философия вообще — та, которая одна может быть философией, мыслью; мощью нации, сильной своей цивилизованностью и своими духовными энергиями — мощью государства. 16. ДВА ЗАМЕЧАНИЯ Прежде чем закончить, я хочу отметить: сказанное не претендует на то, чтобы быть нормой отношений между государством и философией. Если в этом выступлении есть все же нормативная тенденция, то вытекает она из содержания соображений, вызванных реальностью вещей. Эта реальность, точно понятая, представляется нам тем, чем мы ее назвали, — даже когда факты, как на первый взгляд может показаться, находятся в противоречии с нашим учением; даже когда тот, кто правит государством, и тот, кто занимается философией, ставят себе целью доказать тезис, противоположный вытекающему из всего нашего выступления. Но поскольку здесь не желают доказывать и утверждать какой-то тезис, освобождая его от всякого сомнения и возможности обсуждения; и, более того, хотят выдвинуть тему полезных дебатов — постольку достаточно этого замечания; и да увидит самостоятельно каждый ученый, который любит истину, имеют ли силу (и если да, то насколько) названные вещи при сопоставлении с реальностью. Другое — весьма короткое и, быть может, поверхностное — замечание: не пытайтесь судить это учение по мерке предшествующих, более или менее знаменитых, учений, благодаря которым каждый имеет уже готовым свое суждение. Учение, обрисованное здесь в общих чертах, связано со всей историей философии; но, насколько я знаю, оно никогда не было сформулировано — и, в силу этого, должно быть исследовано отдельно в своей сути (по крайней мере, прежде чем быть классифицированным — если кому-то еще доставляет удовольствие классифицировать философские системы, освобожденные от их исторической определенности). НАУКА И ФИЛОСОФИЯ 1. УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ФИЛОСОФИИ Уготована ли науке судьба, согласно философу, оставаться вне области абсолютного знания, как ложной и несводимой форме знания, которому присущи собственные предпосылки (а значит, и методы)? Существует ли между наукой и философией то радикальное различие, на котором настаивают иные философы? Вот проблема, живо обсуждавшаяся в последнее время в Италии в связи с некоторыми работами по философской трактовке права и экономики, данной актуалистами. То, что наука является философией, явно не может быть поставлено под сомнение теми, кто, подобно мне, утверждает, что все — философия, поскольку все — мысль; а мысль — самосознание; и это самосознание как раз и является сущностью философии. Значит, философией является и физика? Но тогда философия — это также атом, или электрон, или какая-то другая частица, которую называют объектом физики. Философией является и уголовное право? Но тогда философия также и наказание, и даже преступление. Повод для скандала [1]; утверждения, заставляющие удивленно вскинуть брови, — вот все, чего хотят. Но это так. Идеализм, который бы спасовал перед высказываниями подобного рода, был бы идеализмом, достойным насмешек. И все уловки, к которым однажды прибегали, чтобы миновать данного рода выводов, как теперь уже видно, были всего лишь гнусными уловками, не достойными любого мыслителя, мужественно настроенного мыслить логически. 1 Слишком скандальное или парадоксальное на первый взгляд утверждение, что философией является пусть уже не физика, но любой «объект» физики. Чтобы уловить истинный смысл подобного утверждения, обратите внимание на замечание следующего § 3 относительного необходимого превращения абстрактного логоса в конкретный. И все же, когда было сказано, что все — философия, явно что-то было сказано; и это доказывает тот факт, что данное суждение вызывает большое возмущение (готов сказать: раздражение). Но можно также утверждать, что ничего не было сказано (потому, что если все — философия, то главное, в конечном счете, будет состоять в отличии одной философии от другой, т.е. одной вещи от другой; по крайней мере, человека от тыквы). Это не открытие так называемой «философии дистинктов», которая, помимо единства, требует различия. И недостаточно также четырех категорий (священное число!), чтобы различить все объекты мысли, которые нужно различить. Ведь мысль — бесконечное саморазличение: если смотреть на нее извне, то она — бесконечность дистинктов, специфицированных индивидуальностей, на которые множится единая мысль; а если смотреть на нее изнутри, то она — один дистинкт, индивидуализированный своим имманентным актом саморазличения. 2. НЕОБХОДИМОСТЬ РАЗЛИЧЕНИЯ Между тем, если все — философия, то ничто не философия. Почему? Все является философией, поскольку все участвует в диалектическом и самоформирующемся процессе. Но тот, кто говорит «диалектика», говорит, что существует то, чего нет, и поэтому оно становится. Значит?.. Все, что есть, уже не философия, но находится на пути того, чтобы стать философией — как тыква, так и голова философа. И этот путь может быть более или менее долгим, но в конечном счете он всегда довольно долог. Далее: хотя все и мысль (и поэтому философия), — но в каком смысле? Непосредственно — нет. Непосредственно тыква не имеет самосознания (и даже осел; и даже человек). Ни одно особенное существо, т.е. вообще ни одно существо (которое, как существо, всегда особенное, потому что предполагает того, кто мысля его, фиксирует его благодаря абстрагированию как существо), не имеет самосознания, которое может показаться сначала особенным и конечным, но являет себя, в своем постоянном развитии, бесконечным и универсальным; и из собственной универсальности черпает вечную универсализирующую или идеализирующую энергию, посредством которой уничтожает все различия и мыслит. Так что все — мысль, поскольку не ограничивается тем, чтобы быть, и поскольку рассматривает себя не в своей партикулярности, а в своей глубинной основе (которая является единой, бесконечной, универсальной — и поэтому может реализоваться как самосознание). Мыслит не существо, т.е. «это» существо, а существо, которое находится в становлении в момент мысли. Не тыква как тыква, но тыква как то целое, которое и есть сама мысль. Существо, это определенное существо — вот все мыслимое, которое не является философией, потому что оно — объект мысли, а не мысль. И все мыслимое — особенное; но оно не имеет индивидуальности (или конкретной универсальности), которая принадлежит мысли, поскольку она мыслит все то, что мыслит; оно — не та действительная и конкретная индивидуальность, в которой состоит самосознание, т.е. философия. 3. АБСТРАКТНЫЙ И КОНКРЕТНЫЙ ЛОГОС Но все мыслимое, говорю я, как объект мыслящего — абстрактный логос. Уничтожьте абстрактность этого логоса — и вы будете иметь конкретный логос, который есть мысль в акте, самосознание и самопонятие. До тех пор, пока остаются в абстрактном логосе, существует не реальность, но тень реальности; существует даже мысль, но не мысль в акте, а понятие мысли. Остаются на позициях интеллектуализма (которым заражен, как им видится, актуальный идеализм) некоторые философствующие юнцы: они, побуждаемые высоким вдохновением своей неудержимой оригинальности, еще не нашли времени изучить ту систему, в которой, по моему мнению, указан шаг за шагом весь путь преодоления интеллектуализма в философской концепции, видящей и оправдывающей все его устремления к истине. Уничтожение абстрактности абстрактного логоса, впрочем, — не изучение какой-то системы философии: это — живая актуальность самой мысли, которой не удается предположить абстрактное, не растворив его в конкретности собственной наполненной деятельностью индивидуальности. Именно диалектика, имманентная абстрактному, и есть та сила, которая порождает конкретность и мысли, и всего в мысли. Fata volentem ducunt, и в то же время nolentem tra-hunt*. И фатум — та самая свобода мыслящей реальности, которая реализуется, мысля себя. Так вот: если дела обстоят таким образом (а нет сомнения, что они обстоят именно так), то, подобно тому, как сказали, что все — философия, должны так же сказать, что ничто — не философия. Не философия, поскольку она определяет себя, и ставит перед мыслью, и абстрактно противопоставляет себя этой актуальной мысли, посредством которой она конституируется в своей идеальности. Философией является философия, в которой все растворяется, поскольку она философия в акте: самопонятие — и, в силу этого, акт, сознающий мысль в ее конкретной индивидуальности. 4. НАУКА УЧЕНОГО КАК ФИЛОСОФИЯ Тем самым наука играет две роли. Она — наука в себе; и наука ученого: первая, покоящаяся в статичной идеальности, — и последняя, живущая в диалектической реальности. Сама наука ученого может быть взята в двух различных значениях: как та данная наука, которую сам ученый очерчивает в своей системе или другой может всегда вновь изложить более или менее верно (но повинуясь логическому требованию не вкладывать в изложение ничего своего, что искажало бы, или расширяло, или развивало излагаемую систему); или же как та наука в актуальном развитии, благодаря которому она постепенно формируется и конституируется. Очевидно, что истинная наука (даже если она не истинная наука) — как раз последняя, — даже вопреки нашему желанию (поскольку постичь последнюю возможно лишь посредством изложений, всегда некоторым образом окрашенных культурой и складом ума излагающих). Но для актуализма эта актуальная, конкретная наука — та, что одна действительно, можно сказать, существует, — философия. И как могло бы быть иначе, если все мыслится лишь как самосознание; а последнее, как было сказано, и есть сущность философии? 5. СТАНОВЛЕНИЕ ФИЛОСОФИИ Хотя это и философия, но не Философия — т.е. мысль, но не Мысль. Это столь верно, что продолжают мыслить, философствовать, т.е. реализовывать самосознание. А сие значит, что философии нет, она становится; что наличное бытие философии влечет за собой возникновение абстрактного логоса, который должно растворять снова в конкретном — иными словами, мысля: если мысль — бесконечное самосознание, то мысль и как субъект, и как объект должна быть целым, бесконечным. И поскольку она мыслит себя, существует эта бесконечность; но поскольку мысль становится объектом самой себя, это целое распадается на части, и бесконечность ограничивается благодаря акту новой бесконечной мысли, которая бьет из него ключом. И мысль всегда есть, но она никогда не является всем; это равнозначно тому, что она всегда мысль — и никогда не является мыслью. Вот так внутри самого процесса философии появляется наука, не являющаяся философией. Она, само собой разумеется, — наука не о конкретном логосе, но наука об абстрактном логосе (по сравнению с наукой, которая растворяет ее в себе, реализуя конкретный акт философской мысли). Партикулярность принадлежит не конкретной мысли в акте, а ее моменту. Наука в акте — философия; но наука, которую философия критикует и снижает, превращая ее из мысли в объект мысли и из конкретного логоса заставляя ее нисходить вновь в абстрактный логос, — такая наука коренным образом отличается от философии. И главная характерная черта, которую философия приписывает науке, критикуемой и снижаемой ею, как раз следующая: быть особенной и давать о реальности понятие, в котором нет целого (универсальности и бесконечности, свойственной существу, в коем мысль может себя отразить, реализуясь как самосознание). В науке как таковой всегда есть изъян, определенная односторонность и абстрактность, которая, по сути дела, является абстрактностью, присущей абстрактному логосу (и всякому конкретному логосу, выродившемуся в абстрактный логос). 6. ОППОЗИЦИЯ МЕЖДУ НАУКОЙ И ФИЛОСОФИЕЙ Науку, разумеется, чтобы ее увидели в ее противостоянии философии, должно понимать в чисто идеальной неподвижности, которая свойственна абстрактному логосу. В своей исторической жизни этой неподвижности наука не имеет: она непрерывно изменяется и преобразуется под напором внутренней критики (которая и есть та самая диалектическая энергия, внутренне присущая абстрактному логосу). Научные понятия непрерывно углубляются, и непрерывно обнаруживаются связи, имеющиеся у них с другими понятиями, с которыми они интегрируются и соединяются. Углубление и интеграция ведут мысль к открытию как можно более широкого горизонта, по сравнению с которым горизонт, где мысль оставалась замкнутой прежде, является особенным. Всегда от целого, которое обнаруживает себя как часть, переходят к целому, которое есть целое. Это означает охватывание, т.е. включение в мысль того, что раньше представало как исключенное из нее — и, вследствие нового включения, овладение объектом, который сообразуется с субъектом; и, в силу этого, обретение понятия, являющегося самопонятием (переход от понятия к самопонятию). Всякое актуальное понятие — это, безусловно, самопонятие; но оно перестает быть таковым в самом же акте бытия, потому что отрицает себя ео ipso*. И, стало быть, всегда наука существует благодаря философии. Она — момент партикулярности и негативности. |