Журналистика. Контрольная работа по духовной культуре Журналистика xix века центры духовнополитических исканий

• Название: Контрольная работа по духовной культуре Журналистика xix века центры духовнополитических исканий
• Анкор: Журналистика
• Дата: 24.02.2021
• Размер: 196 Kb.
• Имя файла: 38410.doc
• Тип: Контрольная работа; #178950
• страница: 3 из 7

Новая нравственная атмосфера в журналистике

Журналисты 60-70-х годов, дожившие и доработавшие до 80-х, независимо от их идейной принадлежности к тому или иному политическому лагерю испытывали много горьких чувств, наблю­дая воцарившиеся в журналистском мире нравы и обычаи. Что же вызывало их растерянность, а порой и негодование при чтении новых газет и журналов и при знакомстве с новой журналистской средой?

Безыдейность, отсутствие ясного, четкого направления в боль­шинстве буржуазных периодических изданий, особенно в газетах. И не то, что бы это было не дано новым редакторам или их со­трудникам, а просто к этому никто не стремился. Ибо это было опасно и невыгодно. Гораздо безопаснее было следовать за правительственным курсом, позволяя себе изредка нападки на отдель­ные промахи царских сановников.

Измельчение идеалов в журналистике сопровож­далось развитием буржуазного предпринимательства в газетном и журнальном деле, ростом таких явлений, как взяточничество, вымогательство, лживость, сенсационность и т.д. Контраст между печатью 80-х годов и печатью годов 60-х был так велик, что это повергало представителей передовой русской журналистики в не­доумение и вместе с негодованием вызывало у них чувство расте­рянности. С болью в сердце Н. В. Шелгунов пишет, что в 80-е годы «печать вынула сама из себя душу и лишилась всякого со­держания». Волнением и скорбью наполнен монолог Щедрина о печати 80-х годов: «Нет, никогда! никогда, даже в самые чер­ные дни, я не мог представить себе, чтобы сила печати могла осу­ществиться в тех поразительных формах, в каких я узнал ее здесь, в эту минуту! Каким образом это случилось? Какое злое волшеб­ство передало эту силу в руки Подхалимовых, сделало ее оруди­ем для обложения сборами «брюханов»? Когда это произошло? и так-таки никто этой перестановки не заметил?» («Пестрые пись­ма», т. XVI, стр. 338).

Заметить этот процесс действительно было нелегко. Начался он в 70-х годах исподволь, а, попав в полосу политической реак­ции 80-х годов, стал протекать с невероятной скоростью, оглушая современников своими пагубными результатами.

Нравы, воцарившиеся в печати в 80-е годы, к сожалению, не стали временным фактором в развитии русской буржуазной жур­налистики. Бесспорно, в периоды последующих революционных подъемов они не проявлялись в столь отчетливой и резкой форме, как в периоды реакционных эпох. Но основные черты буржуазной печати, рожденной 80-ми годами, остались стабильными. Наблю­дая за этими нравами на примере деятельности типично буржуаз­ной газеты «Новое время», В. И. Ленин в 1914 году в статье «Ка­питализм и печать» писал о тех пороках, которые впервые «расцве­ли» в русской журналистике в 80-е годы.

Новый тип редактора-издателя

Носителями новой нравственности в журналистике были, ес­тественно, разные люди. Что привело их в журналистику 80-х го­дов? Среди множества дорог в буржуазном журналистском мире 80-х годов угадываются столбовые магистрали пути, которыми шли многие. Рассмотрим наиболее характерные из них.

Совершенно неслучайно бывший тапер публичного дома Очи­щенный редактирует в «Пестрых рассказах» Щедрина ассенизационно-любострастную газету «Краса Демидрона». Как всегда, Щедрин сумел выразить самое главное в самой лаконичной фор­ме, это был наиболее характерный путь для издателя бульварной газеты. Человек, познавший дно жизни, бывший лавочник, владелец харчевни, содержатель ночлежки или гостиницы сомни­тельного назначения, вдруг загорался идеей издавать свою газету и скоро добивался успеха на этом пути. Причина успеха корени­лась в отличном знании того нового читательского слоя, на ко­торый это издание ориентировалось и о котором речь пойдет ни­же. Этот новый читатель сначала проходил перед будущим издателем как потребитель материальных благ, удовольствий и развлечений. Для такого потребителя издателю бульварной газеты ничего не стоило составить затем «меню» духовных блюд его вкусы были хорошо изучены. Оборотистость мелкого предприни­мателя, мелкого хозяйчика или просто мелкого жулика-спекулянта также сопутствовала успеху. «Они явились в литературу «на лов­лю счастья» если не за каменными палатами, то за новыми брюками и тому подобными житейскими благами».

Именно таким путем пришел в журналистику 80-х годов Ни­колай Иванович Пастухов, редактор и издатель ежедневной буль­варной газеты «Московский листок», выходившей в Москве с 1 ав­густа 1881 года по январь 1918 года. Малограмотный крестьянин после реформы 1861 года пришел в Москву и основал кабак у Ар­батских ворот. Среди постоянных посетителей кабачка извоз­чиков, мастеровых и бродяг были и бездомные студенты уни­верситета, которым Пастухов по широте своей души иногда давал пристанище. Двое из этих студентов филолог Жеребцов, в бу­дущем провинциальный учитель, и юрист Плевако, в будущем из­вестный русский адвокат, сотрудничали в газете «Русские ведо­мости», вернее подкармливались в ней хроникерской работой. Ка­бак Пастухова они в этом случае использовали по примеру других газетчиков как место собирания городских новостей и место со­ставления заметок. Весь «творческий процесс» по созданию мелкой газетной хроники развертывался на глазах у Пастухова. Этот спо­соб добывания денег понравился Пастухову, и он скоро сам стал искать новости и описывать их, как мог. Его безграмотные замет­ки двое студентов сначала обрабатывали и сдавали в газету за своей подписью. Но скоро Пастухов набил руку и обрел полную самостоятельность. Более того, он стал едва ли не самым опера­тивным московским репортером. Никто лучше Пастухова не был осведомлен о жизни московского купечества, мещанства, об улич­ных скандалах и происшествиях. «Пастухов в «Современных из­вестиях» под псевдонимом «Старый знакомый» каждую субботу писал московский фельетон, где, как тогда говорилось, «прохва­тывал и протаскивал» купца и обывателя, не щадя интимной жизни.

Москва читала эти фельетоны «взасос».

И вот Пастухов берется, наконец, за свое собственное изда­тельское «дело». Основанная им газета «Московский листок» ста­ла самым популярным изданием среди городского мещанства. Ос­новные отделы газеты «По улицам и переулкам», «Советы и ответы», «По городам и селам» впервые пролили свет на част­ную жизнь купечества, сделали предметом широкой гласности под­робности городской жизни, а порой просто бытовые сплетни. Не­которые исследователи при упоминании Пастуховского издания считают обязательным привести две-три наиболее анекдотические заметки из серии «Советов и ответов». Например: «Купцу Федо­ру Ивановичу. Что за женой-то не поглядываешь? Спохва­тишься, да будет поздно»; «Васе из Рогожской. Тухлой солониной торгуешь, а певице-венгерке у Яра бриллианты даришь. Как бы Матрена Филипьевна не прознала». Причем, как правило, при этом подчеркивается, что «это придавало газете Пастухова скандальный характер». Но вся суть дела в том, что это лишь одна сторона газетной деятельности Пастухова. Упрек, брошен­ный Васе из Рогожской за торговлю солониной, вовсе не был слу­чайным. Пастухов был известен в журналистских кругах как че­ловек, нетерпимо относившийся к человеческой несправедливости. До протеста против социальной несправедливости, он, разумеется, никогда осознанно не поднимался. Но иногда его протест против человеческой несправедливости объективно совпадал по своей на­правленности с социальным протестом.

Так было, например, с нашумевшей публикацией в газете романа «Разбойник Чуркин», автором которого являлся сам Пас­тухов. При всей своей лубочности этот роман героизировал народ­ного заступника удалого разбойника Чуркина, который, как уста­новлено, являлся лицом вполне реальным. «Чуркин не вымыш­ленное лицо, он крестьянин деревни Барской, ныне Орехово-зуевского уезда, Законоорской волости. А.Л. Перегудов в своем очер­ке «Гуслица» («Новый мир», 1927, № 6) рассказывал между про­чим и о Чуркине со слов его двух братьев, теперь глубоких стари­ков: «В молодости Чуркин работал на одной из красильных фаб­рик «Гуслицы». Видя притеснения и несправедливость фабрикан­тов и властей, он «взбунтовался»; за это он попал в тюрьму; убе­жав из тюрьмы, «ушел в разбойники». Разбойничал он около 20 лет. Богачей и фабрикантов обложил данью, которую собирал каждый месяц. Бедных не трогал, помогал им: кому избу по­ставит, кому лошадь купит...». Несмотря на то, что роман был украшен литературщиной самого дурного свойства, свои симпатичные черты не только в чисто психологическом, но и в социаль­ном аспекте Чуркин под пером Пастухова не утратил. Во всяком случае интерес к роману нельзя объяснить, как это подчас де­лается, лишь любопытством самого низкого сорта. Есть свиде­тельства того, что роман пользовался большой популярностью не только среди городского мещанства, но и среди городских низов, среди работников фабрик и заводов.

В период реакции роман Пастухова местами звучал как вы­зов существующему порядку вещей, хотя автор субъективно был далек от такой смелости. Власти так и расценили произведение Пастухова. Началась переписка по жандармским и иным каналам о вредности «Разбойника Чуркина». И, как указывалось, даже в переписке К.П. Победоносцева есть об этом упоминание.

Участь романа решил разговор между Пастуховым и Катко­вым. Пригласив к себе Пастухова, Катков бесцеремонно потре­бовал:

«- Ты своего Чуркина брось!

- Помилуйте, Михаил Никифорович, да это мой кормилец,

- И все-таки брось! Нехорошо.

- Из-за него газета пошла.

- Ты своим Чуркиным потакаешь дурным инстинктам. Нель­зя этого. Брось!

- Да как же на самой середине бросить? Как раз самые ин­тересные похождения его пошли.

- Ничего не значит. Сейчас где твой разбойник?

- В лесу. Его полиция захватила, а он от нее отбился, да в лес...

- Вот и отлично! Придави его деревом и конец».

Меньше всего, думается, Катков в этом разговоре руковод­ствовался конкурентными соображениями, хотя и они не были, наверное, забыты. Во всяком случае о потакании «дурным ин­стинктам», что на языке охранителей всегда означало «бунтарские выступления», он говорил совершенно искренне.

Пастухов, очевидно, хорошо был наслышан о всесилии Кат­кова в области печати. Внушение Каткова произвело на него до­статочно сильное впечатление, он выполнил указание редактора «Московских ведомостей» почти буквально: Чуркин был убит молнией под деревом. Печатание романа неожиданно для читате­лей прекратилось.

Пастухов обладал еще двумя качествами, на этот раз тесно-связанными с его положением быстро разбогатевшего человека. Это был типично русский купец, не мелочный, с широкой душой, и широким жестом, но с ярко выраженной склонностью к само­дурству.

Немало было редакторов, похожих на Пастухова. Каждый имел свою судьбу, несхожую с судьбой другого, много своеобразного было и в стиле их редак­торской деятельности. Но главное, что их объединяло и коренным образом отличало от редакторов старого типа, от редакторов 60-х годов, откровенное отрицание какого-либо направления для своих изданий. На деле это приводило к простому следованию за правительственным курсом, к полной поддержке реакции. Та или иная степень реакционности всегда наличествовала в редактируе­мых ими изданиях. Вместе с изрядной дозой бульварности она составляла неповторимость их лика.