книга. Оборачиваюсь, думая, что кто то стоит за спиной. Никого
 Скачать 17.25 Kb.
|
|
1. Робко вхожу в комнату, вижу большой стол, за ним – военных с голубыми петлицами. Не успеваю раскрыть рот, чтобы отрапортовать о том, что явился по вызову, как слышу вопрос: -Тебе что, паренёк? Оборачиваюсь, думая, что кто – то стоит за спиной. Никого. - Мы тебя спрашиваем. Стараясь придать голосу солидность, рапортую: - Лётчик инструктор – общественник Бегельдинов явился по вашему приказанию. Все смотрят на меня с изумлением. Авиатор с тремя «шпалами» на петлицах выходит из-за стола, подходит почти вплотную. На лице искреннее удивление – я много ниже его плеча. - Инструктор, говоришь? – с украинским акцентом произносит он. – Ай да хлопчик! Молодец! Ладно, иди. У нас для шуток времени нет. - Дяденька…- невольно вырывается у меня. Все смеются. Я окончательно растерян. Начлет клуба Цуранов что – то шепчет военным. Те рассматривают меня уже без смеха. - Мал уж больно, - слышу я. – Ноги до педалей не достанут. -Достают же!...- вмешиваюсь я. Опять хохот. Теперь смеюсь и я. Вдруг тот-же авиатор с тремя «шпалами» делает свирепое лицо и, в упор глядя на меня спрашивает: -Сколько скота имел раньше твой отец? Я растерянно молчу. - Что замолк? Наверно, байский сын? Я растерялся вовсе. Стою, хлопаю глазами и не знаю, что сказать. - Могу справку показать, могу доказать, могу принести, - бессвязно бормочу я. -Неси! Посмотрим на твою справку. 2 отрывок С пятого класса, с переводом в русскую школу, учёба продвигалась туго. Тяжело, с огромным трудом, усваивал предметы. Мешало слабое знание русского языка. Только с помощью старших друзей, русских соклассников, одолевал программу, переходил из класса в класс. Были и обиды, и слёзы. Выручала учительница, имя которой – Надежда Николаевна, - я храню его до сих пор не только в памяти, но и в сердце, - тоже по-всякому помогала мне. Видя мои старания, сопереживая мне, она, не довольствуясь уроками в школе, приглашала к себе домой, занималась дополнительно. Заодно и подкармливала. Дома было не сытно. 3 отрывок На фронт! На фронт! Эта мысль не давала всем нам покоя. Подошёл день выпуска. Но что это? Мне не дают направления! Оставляют в школе инструктором. - Нет! – твёрдо заявил я подполковнику Уткину. – Ни за что! Тот вначале пытался говорить мягко, убеждал, что не всем же быть на фронте, что нужно думать и о завтрашнем дне. - Нет, нет и нет, - упрямо твердил я. - Отставить разговоры! – вспылил подполковник. – Вы находитесь в армии в военное время. Ясно? Да, всё было ясно. Друзья едут на фронт, будут бить врага, а я…Горю моему не было предела. Но времени для печали оставалось не так уж много. В школу непрерывно поступало пополнение, и приходилось долгие часы проводить в воздухе. Так прошло около полутора месяцев. 4 отрывок Она стояла на дорожке у рощи, в розовом, с цветочками, платьице, в босоножках. На голове пёстрая шапочка, из-пол которой выбивались блестевшие на солнце вьющиеся чёрные локоны. В одной руке у неё была лопатка, в другой – букетик полевых цветов. Я глянул на неё и замер. Передо мной стояла казашка. Девушка была не смуглая, не скуластая, совсем не типичная, но всё равно казашка. Я определил это каким- то внутренним чувством, интуитивно, что ли. Не раздумывая спросил: -Сіз қазақ, қызы емессіз бе? – Вы не казашка? Она удивлённо глянула, улыбнулась, выговорила по-казахски же, старательно, чётко произнося слова. -Мен казактын кызымын. – И сорвалась на русский. – А вы казах? - Да, да, я казах. Но вы откуда? Как здесь? - Я уже давно, с папой и мамой. Папа на завод кожевенный приехал. Он инженер, специалист. Когда здесь завод строили, машины ставил. Приехал из Уральска на время и остался. Так и живём. Я закончила школу десятилетку и вот, всем классом, на посевную. Картошку сажаем. А вы? Мы разговорились. Я забыл куда, зачем шёл. Стояли, и рассказывали друг другу, мешая казахские и русские слова, о себе, о своих родичах, будто старые знакомые. Я сказал, что лётчик, готовлюсь отбыть на фронт. Потом мы спохватились, вспомнили каждый о своём деле. Я проводил её до стана. -Ой, как это интересно! Лётчик! Фронт! – восклицала она. Сообщила. –Я тоже на фронт поеду. Учусь на курсах медсестёр. У нас почти все девчонки из класса на этих курсах. Опомнились, представились друг другу уже при расставании. -Меня зовут Талгат, - отрекомендовался я, - Бегельдинов. - А меня – Аня, то есть Айнагуль. «Какое красивое имя!» - восхитился я. 5 отрывок В тот вечер я побежал на КП сам. Привезли почту. Летчики расхватывали солдатские треугольники, конверты, как всегда разбегались, чтобы прочитать в уединении. Схватил свой и я. Подмигнул почтарю, побежал в землянку, залез на нары. Трясущимися от радости руками развернул треугольник, глянул на письмо и сердце сжалось. Письмо-то фронтовое, но не от Айнагуль. Почерк был не ее, совсем не тот, как у школьницы, округлый, со старательно выписанными буковками. И первые словоа: «Дорогой Талгат Якубекович!» Я перевернул листок, убедился, - адрес написан тоже не ее рукой, не Айнагуль. Меня обдало ледяным холодом. Здесь, на фронте, я успел узнать, что такое, получить фронтовое письмо не от друга-фронтовика, не от брата, отца, сестры, любимой, - а от их друзей, товарищей. Знал и не мог прочитать. Письмо вдруг стало тяжелым, будто свинцовым, жгло руки. Стараясь прогнать страшное предчувствие, мотнул головой, стиснул зубы и стал читать: «Нам больно, страшно больно сообщать о случившемся. О том, что нашей и Вашей любимой Айнагулечки, нашего цветочка, не стало. – Страшные слова били по голове, острыми иглами впивались в сердце. – Проклятые фашисты убили ее. Убили подло, напав на санитарную автомашину, в которой она сопровождала эвакуировавшихся раненых. Немецкий летчик расстрелял машину из пушки, а по разбегавшимся, расползавшимся раненым и сестрам стрелял из пулемета. В нее попало три пули. Она умерла сразу, без мучений. Примите наше сердечное соболезнование. Мы ее подруги, знаем, кем были для нее Вы, и кем для Вас она. В ее вещах нашли недописанное ( ее срочно вызвали и послали сопровождать эвакуируемых раненых ) Вам письмо. Посылаем его. Родителям Айнагуль извещение послано». |