Соц обеспечение. Понятие и виды трудового стажа
 Скачать 173.07 Kb.
|
|
Ред.). Справки подписаны «военным судебным доктором» — бригадным генералом Гассаном Али Дарвишем и начальником «реабилитационной больницы Заги Азрак» — бригадным генералом Шафиком Абасом. Кроме арабского документа с переводом прилагались справки со штампом в/ч п/п 23944 за подписью командира отделения приема, хранения и транспортировки тел погибших и начальника медслужбы о том, что цинковый гроб с телом гражданина Хонды Давида Петровича запаян и посторонних вложений не имеет. Как известно из открытых источников, «войсковая часть полевая почта 23944» — условное наименование группировки Вооруженных сил России в Сирии. Как командир в/ч п/п 23944 летом 2018 года подписывал документы генерал-полковник Александр Журавлев, командовавший группировкой, согласно «Российской газете», с декабря 2017 года до сентября 2018 года. О расположении в/ч п/п 23944 в «населенном пункте Хмеймим» сказано в нескольких решениях российских судов. Увы, документы о смерти Хонды, привезенные из Сирии, не позволяют получить российскую справку о смерти. «Нам не выдают справку о смерти. У нас же вскрытия в России не было, а тот перевод, который есть, как нам объяснили, не годится, так как тот, кто переводил, не имеет полномочий. Отправили нас в военкомат, а там говорят, ничего не знаем, он [Хонда] в частной компании был, у нас сведений нет», — рассказала родственница Хонды. Обстоятельства боевого столкновения, в котором погибли сотрудники частной военной компании, точно не известны. По предварительным данным, оно могло произойти 15 июня 2019 года примерно в 50 километрах от Твенана в сторону линии разграничения. Дата подтверждается как сирийскими документами, так и данными социальной сети: в этот день Алексей Л. последний раз посетил свою страницу в «ВКонтакте». Якобы террористы осуществили подрыв какого-то автомобиля, и группа частных военных подрядчиков из ЧВК «Щит» выдвинулась на место для выяснения обстановки, но сама попала под минометный обстрел. Достоверно известно, что группа потеряла троих человек убитыми, один боец был ранен. Что-то в начале прошлого века происходило такое с художественным вкусом россиян, что они тихой сапой стали обладателями лучших коллекций современной французской живописи, самой передовой на тот момент в мире. Париж и до первой мировой, и десятилетие позже оставался «столицей мира». Сюда стремились со всего света, среди завсегдатаев города-светоча были и потомки купцов-старообрядцев — Сергей Иванович Щукин и братья Морозовы, Иван Абрамович и Михаил Абрамович. Братьев было, собственно, трое, но младший Арсений выбрал роль неклассического дурачка, которому так и не предстоит поумнеть. Он презирал обоих старших, увлекался лишь собаками, а жизнь кончил нелепо — поспорив, что не боится боли, выстрелил себе в ногу, вроде бы неопасно, но врачи так и не спасли от заражения крови. Так что выставка «Братья Морозовы. Великие русские коллекционеры», открытая в главном штабе Эрмитажа, посвящена двум старшим, они покупали тех Сезаннов и Ван Гогов, Гогенов и Моне, что составляют сегодня гордость московских и петербургских собраний. Благодаря им и Щукину, коллекционерам, забытым на долгие десятилетия советского морока, случилось то, что еще недавно казалось невозможным. Два важнейших музея западного искусства, Эрмитаж и ГМИИ имени Пушкина, наконец-то, объединились ради совместной работы. Выставка Щукина на Волхонке и братьев Морозовых на Дворцовой напоминают не столько об истории коллекций, сколько истории вкуса, его замысловатых приключениях и том упорстве, с которым удивительное меньшинство вольно или невольно борется с консервативным и при этом агрессивным мышлением современников. Морозовы с Щукиным не соперничали — они не ссорились, даже если посещали ателье вместе, собирали одних авторов, но совсем разное. В Париже были и другие энтузиасты нового искусства, прежде всего брат и сестра Стайны. Знаменитая писательница Гертруда Стайн любила и импрессионистов, и Пикассо, но, в отличие от русских, американцы относились к собственному выбору довольно свободно: едва «устали» от того же Пикассо (скорее в очередной раз деньги кончились), как стали его продавать — так в Москве появилась «Девочка на шаре». При этом Щукин у парижских маршанов, тамошних галеристов, покупал, словно прижимистый купец на большой ярмарке, а Иван Морозов никогда не торговался, зато долго и целеустремленно охотился за тем, что ему было нужно. После ранней смерти Михаила Абрамовича (пора, наверное, утешить взволнованных отчеством: оно не указывает на еврейские корни; учите имена у старообрядцев) его вдова подарила три четверти картин Третьяковке, затем им поменяли место хранения — так, в Петербург из ГМИИ сейчас привезли знаменитую «Белую ночь. Осгардстран («Девушки на мосту») Эдварда Мунка. Иван Морозов собирал не только французов, есть в Главном штабе и испанцы, и американцы. Но французы были главнее, причем не только те, кто определял вектор движения, но и младшие современники, забытые сегодня Эдмон Лампрер, Тони Минарц, Луи Шарло. Была и русская часть коллекции, 310 работ, от Боровиковского до Врубеля; Морозов первым купил картину у Шагала, благодаря чему тот, говорят, смог таки жениться на Белле. Подобные коллекции трудно собрать одному. Морозов прислушивался к мнению художников, прежде всего Сергея Виноградова (он консультировал и Михаила) и Игоря Грабаря. Среди советников был Валентин Серов. Морозов так верил его мнению, что в итоге не только приобрел ряд выдающихся работ, но с не меньшим размахом отказался от ряда шедевров. Зато Серов увековечил коллекционера на фоне цветистых, словно магрибский ковер, «Фруктов и бронзы» Анри Матисса. На выставке натюрморт висит справа от самого портрета. Слева — другой серовский портрет, брата Михаила. Открытости Щукина в Иване Морозове не было, не из-за этой ли замкнутости и такая бедность сведений о нем? Особняк на Пречистенке оставался за закрытыми дверьми, даже после обстоятельной публикации «Аполлона» в 1912-м. Живьем коллекцию видели немногие — то ли дело коллега по увлечению! Доступное щукинское собрание оказало решающее влияние на молодых художников. Во многом благодаря ему сформировалось новое арт-мышление, из него в каком-то смысле и вырос русский авангард. Но у музейного подхода к собирательству, который исповедовал Морозов, свои цели, среди краткосрочных задач просветительским не сразу отводится первое место, хотя если к собранию нет доступа, оно выглядит неполноценно. Критик Сергей Маковский печалился по поводу «тонко красочных узорно-лиственных пейзажей» Головина — раз те поступали прямо из мастерской в коллекцию Морозова, они были малоизвестны. Непонятно, когда Морозов счел бы музей готовым к открытию, если бы не революция. Метаморфозы народа его поразили. Он стал пускать публику — правда, по сохранившимся свидетельствам, уверенно говорить можно лишь о знакомых. Он сам вел экскурсии, причем по-французски, одна из экскурсанток, 13-летняя наблюдательная Таня Лебедева (позднее она станет художником) тщательно описала увиденное в дневнике. Ее впечатлила музыкальная гостиная с панно Мориса Дени «История Психеи». Впечатлила она и кураторов эрмитажной выставки — гостиную воссоздали в оригинальном размере, а это семь метров в высоту. Впервые за десятилетия воссоединились панно Дени, созданные на сюжет из апулеевских «Метаморфоз», и аккомпанировавшие им вазы. А вот заказанные по совету Дени скульптуры Аристида Майоля из Москвы не привезли. После закрытия в 1948-м Музея нового западного искусства коллекцию не просто поделили между Москвой и Ленинградом, гезамткунстверк Музыкальной гостиной подвергли кастрации — Дени отдали Эрмитажу, четыре скульптуры Майоля оставили ГМИИ. На 20 лет, до 1968 года, разделили и «Марокканский триптих» Матисса, сейчас он целиком на Волхонке. Поначалу Морозов мог испытывать иллюзии относительно новых времен. Иллюзии подпитывало и то, что им занимались знакомые, а охранную грамоту на коллекцию привез Сергей Коненков — единственный русский скульптор, чьи работы он покупал. Но заблуждения опытного промышленника не длятся долго, да мы и не знаем, насколько они были искренни. В особняк вселялись новые люди, начали с общежития военного округа, семью Морозова отправили на первый этаж. Взрыва с его стороны не последовало, но однажды он вместе с женой и дочерью просто исчез из Москвы, никто не мог понять, куда. Сегодня говорят о фальшивых паспортах, нелегальном переходе границы… семья обнаружилась в Швейцарии, причем нищим их статус не был — в конце 1920 года Морозовы отправились в Лондон, где в банке хранились счета «Товарищества Тверской мануфактуры». Но бегство длилось недолго — в июле 1921-го Морозов умирает в Карлсбаде, ему было 49 лет. То утихают, то разгораются разговоры о том, насколько правильно насилие по отношению к воле коллекционеров. Воссоздать коллекцию Ивана Морозова не получится, в результате бессмысленных и беспощадных пертурбаций, порожденных чиновничьим произволом, русская часть рассеялась по множеству музеев, от Астрахани и Владивостока до Нижнего Тагила и Хабаровска, основная часть отошла Третьяковской галерее, что-то попало в Русский музей, местонахождение многого неизвестно. В отлично изданном каталоге Эрмитаж воспроизвел те картины французов, что остались в ГМИИ, и пару собственных работ из запасников. Но здесь нет двух шедевров, проданных большевиками в 1930-е за доллары; «Ночное кафе» Ван Гога украшает теперь музей в Йеле, сезанновский портрет жены — музей Метрополитен. Когда несколько лет назад Ирина Александровна Антонова выступила с предложением объединить коллекции Щукина и Морозова, она встретила непонимание коллег, все так устали от переделов, что предпочли бы сохранить статус-кво любой ценой. Ее позицию оценивали как «притязания», если не вовсе нелепую, но с годами выяснилась ее правота. Даже если общество не в силах восстановить историческую справедливость и вернуть коллекциям их прежний вид, оно в состоянии воздать должное тем, кто эту страну так или иначе обогатил. Благодарность выглядит редким словом в современном языке, но это лишь усиливает его значение. В июле 2017 года «Новая газета» опубликовала список из 27 жителей Чечни, задержанных по подозрению в участии в незаконных вооруженных формированиях. Все эти люди, по нашим данным, стали жертвами массовой внесудебной казни. Одними из самых существенных доказательств, которыми оперировала «Новая газета», были два документа, полученные от источника в УФСБ Чечни. Первый документ представлял собой схему с фотографиями и данными (имена, фамилии и оперативная информация) жителей Чечни, принимавших участие в нападении на сотрудника полиции в декабре 2016 года в Грозном, а также задержанных вскоре после этого нападения. 12 указанных в этой схеме людей фигурируют в «расстрельном списке» «Новой газеты». Второй документ представлял собой сводную полицейскую таблицу с фотографиями и данными 67 человек, задержанных в начале января 2017 года в ходе полицейских рейдов в Курчалоевском и Шалинском районах Чечни. 14 фигурантов, указанных в таблице, также числятся в «расстрельном списке». Еще один человек из списка не значится ни в схеме, ни в таблице. Фигурантов этого «расстрельного списка» казнили в ночь на 26 января на территории Полка патрульно-постовой службы полиции (ППСП) имени Ахмата Кадырова. За три месяца до публикации в газете список 27 убитых был передан нами в Следственный комитет России. Мы настаивали на тщательной проверке данной информации. Проверку проводило Главное следственное управление СКР по Северо-Кавказскому федеральному округу. Мы, в свою очередь, продолжали журналистское расследование и опубликовали частично, а затем и полностью схемы и таблицы, предоставленные нам источником из УФСБ Чечни. Одновременно и независимо от «Новой газеты» (это решение было принято сознательно, с целью сохранения максимальной объективности) свое расследование проводил правозащитный центр «Мемориал», в частности, глава чеченского отделения Оюб Титиев. В таблице из 67 задержанных фигурировал его двоюродный племянник — Юсуп Титиев, которого доставили в ППСП им. А. Кадырова 9 января 2017 года. В марте 2018 года, спустя почти год после того, как мы передали следствию информацию о внесудебной расправе, следователь ГСУ по СКФО Владимир Поливанов вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. За этот год следователь Поливанов Проверка была проведена поверхностно. Очевидно, основная цель следствия была направлена на сокрытие любой информации, способной подтвердить факт массовой внесудебной казни, массовые незаконные задержания, длительное содержание в «секретных тюрьмах», страшные пытки людей и последующую фальсификацию против них уголовных обвинений. Ошибкой было бы считать, что таким образом следствие выгораживало и покрывало исключительно чеченских силовиков. На самом деле осознание истинного значения сведений, преданных огласке журналистами «Новой газеты», пришло позже. При надлежащем расследовании обвинение в совершении тяжких преступлений нужно было бы предъявлять не только рядовым чеченским полицейским, но и руководству республики, лично и публично, на журналистские камеры, управлявшему полицейскими рейдами в январе 2017 года. Более того. В этих преступлениях в равной с чеченцами степени могли быть замешаны прикомандированные в республику сотрудники МВД, а также сотрудники следственного управления следственного комитета Чечни и УФСБ Чечни. С последних, собственно, и началась эта история. Именно УФСБ Чечни направляло «по следу» в январе 2017 года мало способных к оперативно-разыскной деятельности, но, судя по всему, натасканных на насилие чеченских полицейских. Масштабные полицейские рейды проходили 9–12 января 2017 года. Эти рейды широко освещались местными и федеральными СМИ. В них принимали участие местные участковые, оперативные сотрудники Курчалоевского и Шалинского ОМВД, силовую поддержку им оказывали главным образом сотрудники ППСП им. А. Кадырова. Задержаны были десятки людей, однако почти все задержанные ни к какой противоправной деятельности причастны не были. Показателен в этом смысле рейд в селе Цоци-Юрт Курчалоевского района. 9 января село было полностью оцеплено. В полицейской таблице, которая оказалась в распоряжении «Новой газеты», фигурируют 11 жителей Цоци-Юрта, но на самом деле задержанных было больше. Десяти из одиннадцати задержанным было впоследствии предъявлено полностью сфальсифицированное обвинение в хранении оружия и в участии в незаконном вооруженном формировании (НВФ). Один из задержанных — Мохма Мускиев — был казнен. Поводом для его убийства могла стать его фамилия: дальние родственники Мохмы, четыре брата Мускиевых, были когда-то, во времена независимой Ичкерии, очень влиятельными боевиками и серьезными врагами семьи Кадыровых. Впоследствии часть мужчин из рода Мускиевых даже вынуждены были поменять фамилию (взять материнскую, что у чеченцев категорически не принято). Мохма Мускиев фамилию не поменял. 9 января его забрали прямо со стройки, в одежде, заляпанной бетоном, в галошах на босу ногу Среди задержанных 9–12 января больше всего оказалось жителей города Шали — 28 человек. Восемь из них попали в «расстрельный список». Причиной массовых задержаний в Шалях стали поиски участников (и их возможных связей) реально существующей вооруженной группы, в которую входили Райбек Идрисов, Умар Оздиев, Узум-Хаджи Мадаев, Алихан Купчиев, а также двоюродные братья Адам и Имран Дасаевы. Вербовщиком и, похоже, руководителем был некто Доку Рашидов. Группа существовала как минимум с 2015 года, в октябре 2016 года Идрисов, Купчиев и, видимо, Адам Дасаев совершили убийство сотрудника вневедомственной охраны Даутмерзаева, похитили его табельное оружие — пистолет Макарова и автомат Калашникова. Это убийство оставалось нераскрытым, пока в январе 2017 года УФСБ Чечни не передало МВД Чечни оперативную информацию на Узум-Хаджи Мадаева (житель села Курчалой, 1980 года рождения. В декабре 2004 года был осужден на 12 лет и шесть месяцев, с января 2015 года находился под административным надзором) и Имрана Дасаева. Видимо, даже у УФСБ информация была довольно расплывчатой, потому что 9 января более ста полицейских оцепили в Шалях дом Имрана Дасаева, а вот к Купчиеву и Идрисову никто из полицейских не приехал. Несмотря на оцепление, Имран Дасаев смог уйти и присоединиться к подельникам. По-тихому они выбрались из Шалей и, пока чеченские полицейские ломали полы в доме Дасаевых, ушли по направлению к селу Автуры. Однако заблудились и решили остановиться в селе Гелдаган у родной сестры Адама Дасаева. И еще большой вопрос, поймали бы эту группу, если бы не муж сестры, позвонивший и донесший своему родственнику, служащему в батальоне Нацгвардии «Север». Именно бойцы «Севера» в результате штурмовали 11 января дом, в котором засели пятеро в общем-то плохо вооруженных, не очень хорошо владеющих оружием человек. Шестой — Имран Дасаев — после нескольких неудачных попыток убедить подельников не оказывать сопротивление и попытаться вместо этого выбраться из республики сбежал сам. Уже на приличном расстоянии от дома шурина он услышал звуки боя. В ходе перестрелки и штурма были уничтожены четыре боевика. Адама Дасаева взяли живым. Погибли также трое сотрудников батальона «Север». С большой долей уверенности можно предположить, что от Адама Дасаева и узнали в результате о причастности группы к убийству сотрудника вневедомственной охраны Даутмерзаева. На месте боя было найдено его табельное оружие — автомат и пистолет. Пистолет в ночь с 12 на 13 января подложили в пакете в дом Имрана Дасаева. Дом этот полностью контролировался чеченскими силовиками с 9 января, о чем рассказали в суде сами Дасаевы и подтвердили их односельчане. Тем временем 14 января Имран Дасаев добрался до Грозного и, понимая, что шансов у него мало, решил сдаться. Недалеко от площади Минутка он подошел к участковому, назвал свое имя и был задержан. Вот как описал его задержание Рамзан Кадыров в своем Инстаграме. «Его настигли в районе площади «Минутка» во дворе торгового центра «Орбита». Сотрудники полиции блокировали бандита и предложили сдаться. Он бросил в их сторону гранату. Дацаева (так в тексте. — |