бедная лиза. Бедная Лиза Макаева. Повесть Н. М. Карамзина Бедная Лиза как произведение русского сентиментализма
 Скачать 57.4 Kb.
|
1 2 Задания:Посправочнойиучебнойлитературеотработайтепонятие«сентиментализм», «творческий метод», «художественная система». Ответ: 1. Сентиментализм – это литературное течение, в котором большое внимание уделялось чувствам и переживаниям человека. 2. Направление в западноевропейской и русской культуре и соответствующее литературное направление. Произведения, написанные в рамках данного художественного направления, делают особый акцент на чувственность, возникающую при их прочтении. Творческий метод – это основные художественные принципы оценки, отбора и воспроизведения действительности в произведении. Художественная система – это тип духовно-практического освоения мира, который имеет свою содержательную структуру, особенности художественной формы и составляет качественно своеобразный этап в поступательном художественном развитии. Примеры: аничная классика, литература Возрождения, классицизм, литература Просвещения, литература XIX-XX веков. Сделайте выписки из текста, позволяющие судить о приемах, с помощью которых Карамзин показывает зарождение и процесс развития любовного чувства героев. Как развивается любовь Эраста и Лизы? Уже увлечённая Эрастом, Лиза мечтает о том, чтобы исчезла преграда, разделяющая её с любимым: Если бы тот, кто занимает теперь мысли мои, рождён был простым крестьянином, пастухом, — и если бы он теперь мимо меня гнал стадо своё: ах! я поклонилась бы ему с улыбкою и сказала бы приветливо: «Здравствуй, любезный пастушок! Куда гонишь ты стадо своё? И здесь растёт зелёная трава для овец твоих, и здесь алеют цветы, из которых можно сплести венок для шляпы твоей». Он взглянул бы на меня с видом ласковым — взял бы, может быть, руку мою… Мечта! В этот самый момент появляется Эраст — и буквально повторяет Лизину мечту: «он взглянул на неё с видом ласковым, взял её за руку...» (эта буквальность вдобавок выделена всегда значимым у Карамзина курсивом). Такие совпадения мыслей и реальности, которые известны, вероятно, каждому влюблённому, Карамзин описывает впервые; впоследствии их описание станет отдельным приёмом, например, у Толстого. Несмотря на сладостное исполнение мечтаний, проблема социального неравенства никуда не девается, а в отношения Эраста с Лизой, пока ещё более-менее невинные, сразу вкрадывается обман: Эраст просит Лизу ничего не говорить матери о новых отношениях с ним. «Его ложная чувствительность и книжность мышления, усиленные нарциссической самовлюблённостью, превратили «мнимого пастушка» в соблазнителя, без труда идентифицируемого с тем безымянным «каким-нибудь дурным человеком», от общения с которым предостерегала Лизу её мать», — замечает современная исследовательница 16 . Подобная поверка чувства доверием к родителям — не новый в литературе мотив: Карамзин мог знать, например, «Зимнюю сказку» Шекспира, в которой принц Флоризель, желая взять в жёны прелестную пастушку Пердиту (на самом деле — принцессу, о чём никто до поры до времени не знает), боится рассказать о своём намерении отцу, чем вызывает его гнев. Ах! Я люблю те предметы, которые трогают моё сердце и заставляют меня проливать слёзы нежной скорби! НИКОЛАЙ КАРАМЗИН Поначалу платонические чувства Эраста («Я буду жить с Лизою, как брат с сестрою, — думал он, — не употреблю во зло любви её и буду всегда счастлив!») вскоре утрачивают бесплотность — что предрекает вмешивающийся в мысли Эраста повествователь: «Безрассудный молодой человек! Знаешь ли ты своё сердце? Всегда ли можешь отвечать за свои движения? Всегда ли рассудок есть царь чувств твоих?» Здесь нет осуждения Эраста — Карамзин вообще воздерживается от морализаторства. Следом за Руссо он полагает, что всё происходящее с влюблёнными естественно, так что повествование закономерно движется к кульминации. Рассмотрим сцену «падения» Лизы: Она бросилась в его объятия — и в сей час надлежало погибнуть непорочности! — Эраст чувствовал необыкновенное волнение в крови своей — никогда Лиза не казалась ему столь прелестною — никогда ласки её не трогали его так сильно — никогда её поцелуи не были столь пламенны — она ничего не знала, ничего не подозревала, ничего не боялась — мрак вечера питал желания — ни одной звёздочки не сияло на небе — никакой луч не мог осветить заблуждения. — Эраст чувствует в себе трепет — Лиза также, не зная отчего — не зная, что с нею делается… Ах, Лиза, Лиза! Где ангел-хранитель твой? Где — твоя невинность? «В самом рискованном месте — одна пунктуация: тире, многоточия, восклицательные знаки», — замечают Вайль и Генис, предлагая отсчитывать отсюда русскую традицию избегания прямых описаний секса 17 . Между тем этот фрагмент — один прозрачный намёк: карамзинские тире и короткие предложения резко выделяются на фоне остального гладкого текста, разрывают его, напоминают движения и дыхание любовников. После этой сцены отношения Эраста и Лизы меняются и неумолимо движутся к завершению: срочно возникает война, на которую Эрасту непременно нужно ехать (если мы относим действие к началу 1760-х, то речь идёт о завершающейся Семилетней войне ); сцена расставания пронзена такими же тире, напрямую передающими психологическое состояние влюблённых: «Лиза рыдала — Эраст плакал — оставил её — она упала — стала на колени, подняла руки к небу и смотрела на Эраста, который удалялся — далее — далее — и, наконец, скрылся — воссияло солнце, и Лиза, оставленная, бедная, лишилась чувств и памяти». Затем выясняется, что Эраст проигрался в карты, в армию не поехал и вынужден был жениться на богатой вдове, на прощание лишь «посвятив искренний вздох Лизе своей». Нидерландский исследователь Иоахим Клейн предполагает, что Карамзин подчёркивает поверхностность чувств Эраста, вводя в повесть «лейтмотив денег» — от первого рубля, за который он хочет купить у Лизы цветы (стоящие в 20 раз дешевле), до ста рублей, которыми он затем пытается откупиться от бывшей возлюбленной 18 . Лиза ведёт себя прямо противоположным образом, отказываясь от замужества с сыном богатого крестьянина, и погибает не из-за своего позора, а из-за обмана Эраста, из-за расставания с ним. Она, впрочем, берёт у Эраста деньги — что позволяет Александру Архангельскому сказать, что Лиза «оказывается отчасти заражена духом неискренности», — но делает это машинально, неосознанно: «Город её погубил, но сельская чистота не исчезла» 19 . Важно при этом, что и Эраст «многое перенимает» у Лизы: «Он до конца жизни останется чувствительным, не сможет утешиться — и то, что именно он рассказывает повествователю эту историю, говорит о том, что сюжет для него со смертью Лизы не развязался» . Как вы считаете, «Бедная Лиза» Карамзина и «Бедная Анюта» Радищева: два течения русского сентиментализма или сентименталистская идеализация и натурализм стихийно-реалистического описания? Аргументируйте своемнение. Может показаться неожиданным и спорным такое заглавие статьи. «Бедная Лиза» Карамзина — прославленное произведение, давно ставшее предметом школьного изучения. Но что такое «Бедная Анюта» Радищева? Под таким заглавием у Радищева нет ни отдельного произведения, ни даже особой главы в том или ином произведении. Да, такого произведения или такой отдельной главы нет у Радищева. Но в «Путешествии из Петербурга в Москву» есть глава «Едрово», вся посвященная крестьянской девушке Анюте, и там Анюта неоднократно сама называет себя «бедной». Это и дает мне право выделить эту главу, дать ей наименование «Бедная Анюта»—и сопоставить с карамзинской «Бедной Лизой». И не только сопоставить, но и противопоставить и предпочесть радищевский очерк карамзинской повести. Судьба «Бедной Анюты» Радищева была иная. В те десятилетия, когда в литературе и обществе шумела «Бедная Лиза», нельзя было и пытаться писать о радищевской Анюте, поскольку всё «Путешествие» Радищева было под политическим запретом. Да и позже, когда этот запрет был свергнут, гипноз «Бедной Лизы» оставался еще так велик, а понимание литературного метода Радищева было таким превратным, что даже в советское время глава «Путешествия», посвященная бедной Анюте, долгое время не находила правильной, справедливой оценки. В своем университетском курсе истории русской литературы, еще с 1938 года, я ставил задачу сравнительной оценки «Бедной Анюты» и «Бедной Лизы»; в статье «Радищев и Грибоедов» 1950 года и в статье «Великий мыслитель и гражданин» в 1952 году я настаивал на раскрытии такого сопоставления — в пользу Радищева. Тормозом, мешавшим правильному осмыслению литературного творчества Радищева, было превратное понимание его художественного метода. Издавна литературоведы-компаративисты связывали «Путешествие» Радищева, да и другие его произведения, с западным сентиментализмом, со стернианством, с руссоизмом, а также и с русским сентиментализмом, с карамзинизмом. Так делал (в своих «Западных влияниях») Алексей Веселовский и вслед за отцом — Юрий Веселовский. Ошибочное отнесение Радищева к сентименталистам сказалось и в некоторых работах советского времени. Характерны тут работы Л. В. Пумпянского, Л. Б. Лехтблау и других. Блуждания литературоведов-руссистов отозвались и у литературоведов-западников; так, в коллективной «Истории английской литературы» А. А. Елистратова подчиняет Радищева влиянию Стерна. Руссисты-историки в коллективной «Истории СССР»3 категорически утверждают: «Литературная форма „Путешествия" была взята Радищевым у английского писателя Стерна». Здесь наглядно и упрямо проявляется неизжитый формализм. Хватаются за внешние приметы литературного сентиментализма, какие можно найти в текстах Радищева. Для сентиментализма характерна чувствительность — у Радищева в ходу словечко «чувствительность». Сентименталисты любят лирические излияния — у Радищева наблюдается повышенная эмоциональность фразеологии. «Сентиментальный путешественник» (Стерн, Карамзин) охотно излагает свои впечатления и настроения от встреч с людьми, от картин природы — у Радищева то же самое. Для сентиментальной литературы характерен жанр «путешествия» — Радищев написал «Путешествие из Петербурга в Москву». Так учиняют разрыв формы и содержания и форме придают решающее значение в определении литературно-художественного направления. Само направление сводится к «стилю», «жанру». Но такие большие явления в истории литературы, как классицизм, сентиментализм, реализм, не сводимы к стилю. Стиль для них явление вторичное, производное. Стиль определяется и обусловливается мировоззрением, которое само зависит от жизни. Мировоззрение сентиментализма — идеалистическое, с большими примесями фидеизма, религиозности. Социальнополитические взгляды сентименталистов — взгляды умереннолиберальные, консервативные, в последнем счете реакционные. По внешним приметам к сентименталистам причисляют Руссо, а Радищева — к руссоистам. Но борьба Руссо против феодального строя, его демократизм, теория народного суверенитета, учение о свободе и равенстве, об уравнении собственности — все эти элементы революционности выключают его из круга сентименталистов. Не к Стерну, не к Клопштоку или Бернардену де Сен-Пьеру, а к якобинцам тяготеет по существу литературно-идеологическое творчество Руссо. Язык произведений Радищева крайне своеобразен. В соответствии с революционным пафосом, с агитационно-пропагандистскими заданиями, с высоким строем философской и социальной мысли язык и стиль Радищева страстен, возвышен, публицистичен. Это — язык трибуна. Здесь много книжного, изобильны элементы церковно-славянскои лексики, синтаксиса и фразеологии. Но когда Радищев говорит не от себя, а от своих героев, он умеет придать их речи житейскую простоту, естественность, социально-бытовую характерность. Крестьянин, семинарист, купец, дворянин говорят у него каждый по-своему. Так же умеет Радищев придать характерность, типичность создаваемым образам, персонажам. Реалистически зарисовывает Радищев бытовую жизнь — мужицкую, помещичью, купеческую. Радищев чужд жеманности сентименталистов. Он изображает быт, каков он есть в действительности, он не боится дать и натуралистическую деталь, когда это надо. Реализм писателя-социолога, экономиста сказывается в создании широких картин народного и государственного хозяйства (например, Вышневолоцкого канала). Еще глубже, новаторски смелее социальный реализм у Радищева в изображении знати и дворянства, крепостнических насилий, роста народного гнева и классовой борьбы. Никто до Радищева (да и долго после него) не создавал таких реалистических картин народного мятежа, как в «Путешествии». Противопоставлять же Радищева следует Карамзину и сентиментальной школе. «Бедную Лизу» в литературном обиходе принято считать лучшим образцом русского сентиментального повествовательного стиля. Это неверно. Ценнее в художественном отношении и глубже в идейно-психологическом другая повесть Карамзина, «Юл ия» (1794). Но согласимся, что «Бедная Лиза» очень показательна и характерна. Характерен самый язык этой повести. Вот несколько примеров. Крестьянская девушка Лиза: «Ах, нет, матушка! Я этого не думаю». Старая крестьянка: «Надобно, чтобы царь небесный очень любил человека, когда он так хорошо убрал для него здешний свет»; «не могу наглядеться на чистое небо, похожее на высокий шатер». Лиза Эрасту: «Без твоего голоса скучен соловей поющий; без твоего дыхания ветерок мне неприятен»; «Видеть тебя есть великое благополучие для всякого»; «Жестокий человек! ты думаешь лишить меня и этой отрады! Нет! расставшись с тобою, разве тогда перестану плакать, когда высохнет сердце мое». Она же: «О, если бы упало на меня небо! Если бы земля поглотила бедную! Неті небо не падает; земля не колеблется. Горе мне!». Эраст выпил поданный Лизой стакан молока — «и нектар из рук Гебы не мог бы показаться ему вкуснее». Еще: «Мать благословила дочь свою и пожелала ей кроткого сна». Еще: «Рощи, кусточки оживились; птички вспорхнули и запели; цветы подняли свои головки, чтобы напиться животворными лучами солнца»; еще о Лизе: «Часто печальная горлица соединяла жалобный голос свой с ее стенаниями». Карамзин охотно включает в свою сентиментальную повесть пастораль-миниатюру: когда «молодой пастух по берегу реки гнал стадо, играя на свирели», Лиза думала: «Естли бы тот, кто занимает теперь мысли мои, рожден был простым крестьянином, пастухом, и естли бы он теперь мимо меня гнал стадо свое: ах! я поклонилась бы ему с улыбкою и сказала бы приветливо: Здравствуй, любезный пастушок! куда гонишь ты стадо свое? И здесь растет зеленая трава для овец твоих; и здесь алеют цветы, из которых можно сплести венок для шляпы твоей» и т. д. Эраст — «... восхищался своей пастушкой — так называл Лизу». И Лиза, и ее шестидесятилетняя мать часто произносят лирические монологи. Нередко эти монологи начинаются междометием «Ах!» —тем междометием, от которого потом образована критиками ироническая фамилия Ахалкин. Сам автор не уступает своим героиням в лиризме и патетике. Вот для примера: сообщив читателям, что Эраст выпроводил Лизу из кабинета при содействии слуги, Карамзин продолжает: «Сердце мое обливается кровию в сию минуту. Я забываю человека в Эрасте — готов проклинать его — но язык мой не движется — смотрю на небо, и слеза катится по лицу моему. Ах! для чего пишу не роман, а печальную быль?» Настойчиво Карамзин создает особую психологию своих героинь — необычайно эмоциональную, типично сентиментальную. Постепенно и неуклонно складывается образ Лизы как образ барышни-крестьянки, вернее — крестьянки-барышни, с изысканным литературным языком, с повышенной чувствительностью и т. д. Автор щедро рассыпает в применении к ней эпитеты: нежная, робкая и пр. Да и мать Лизы изображена чертами какой-то барыни-крестьянки или крестьянки-барыни — вне реального трудового быта крестьянства. Автор неохотно касается бытовой, трудовой жизни героинь. Правда, вначале он сообщает читателям скороговоркой, что Лиза, «не щадя своей нежной молодости, не щадя редкой красоты своей, трудилась день и ночь — ткала холсты, вязала чулки, весною рвала цветы, а летом брала ягоды и всё сие продавала в Москве». Но в ходе повествования крестьянский труд не показан; автор словно забывает о нем. Так, Лиза поутру пропадает целых два часа на свидании с Эрастом — и мать этого не замечает. О самой матери Карамзин рассказывает: «Старушка, подпираясь клюкою, вышла на луг, чтобы насладиться утром, которое Лиза такими прелестными красками описывала»,— и только; кроме наслаждения природой, ни о чем другом не упомянуто. Совсем иначе, контрастно и по существу антагонистично «Бедной Лизе», строит свою повесть о бедной Анюте Радищев. Впрочем, необходимо отметить, что у Радищева с Карамзиным имеется немало внешних, фабулярных сближений. Как у Карамзина, у Радищева барин заводит знакомство с бедной крестьянской девушкой. У девушки есть мать-вдова, и барин с нею встречается. Как и у Карамзина, барин у Радищева предлагает вдове и ее дочери денежную помощь. И там, и здесь к девушке сватается деревенский парень. Всё это помогает сравнительному анализу двух повестей. Но при сравнении сразу же начинают вырастать контрасты. Когда проезжий-барин, т. е. сам Радищев, на станции Едрово, встретив девушку Аннушку, несущую на коромысле тяжелое мокрое белье, затевает с нею разговор (в стиле Эраста), Анюта отвергает его помощь: «Спасибо, спасибо; часто мы видим таких щелкунов, как ты; пожалуй, проходи своею дорогою»; «не подъезжай, пожалуй». Барин уверяет Аннушку, что он не негодяй, не хочет ее обесчестить, что он чтит искренность чувств деревенских девушек. И дальше мы читаем строки, подобных которым не найдем у Карамзина: Девка в сие время смотрела на меня, выпяля глаза с удивлением. Да; и так быть должно; ибо кто не знает, с какою наглостию дворянская дерзкая рука поползается на непристойные и оскорбительные целомудрию шутки с деревенскими девками. Они в глазах дворян старых и малых суть, твари, созданные на их угождение. Так они и поступают; а особливо с несчастными, подвластными их велениям . А рядом — еще более резкая тирада: В бывшее пугачевское возмущение, когда все служители вооружились на своих господ, некакие крестьяне (повесть сия нелжива), связав своего господина, везли его на неизбежную казнь. Какая тому была причина? Он во всем был господин добрый и человеколюбивый, но муж не был безопасен в своей жене, отец в дочери. Каждую ночь посланные его приводили к нему на жертву бесчестия ту, которую он того дня назначив. Известно в деревне было, что он омерзил 60 девиц, лишив их непорочности. Наехавшая команда выручила сего варвара из рук на него злобствовавших (144). Автор считает эту тему столь существенной, что на следующей же странице вновь к ней возвращается. Словно предвосхищая поведение карамзинского Эраста, Радищев пишет: Не бойся меня, любезная Анюта, не подобен я хищному зверю, как наши молодые господчики, которые отъятие непорочности ни во что вменяют. Глубокое мужицкое недоверие к искренности «доброго барина» проявляется и во встрече путешественника-автора с матерью Анюты. От девушки автор узнает, что за нее сватается хороший парень, но родители не отпускают его к ней в дом — 7 Цитаты приводятся по тому же изданию: «просят сто рублей». «А матушка меня не отдает; я у ней одна работница». Тогда повествователь решает подарить эти сто рублей матери Анюты и идет в их избу. Мать он застает не в сентиментальной элегической бездеятельности, как мать Лизы, а за обычной крестьянской работой. Происходит замечательный диалог. Радищев рассказывает: В избе я нашел Анютину мать, которая квашню месила; подле нее на лавке сидел будущий ее зять. Я без дальних околичностей ей сказал, что я желаю, чтобы дочь ее была замужем за Иваном, и для того принес ей то, что надобно для отвлечения препятствия в сем деле. — Спасибо, барин, — сказала старуха, — в этом теперь уж нет нужды. Ванюха теперь пришед сказывал, что отец уж отпускает его ко мне в дом. И у нас в воскресенье будет свадьба. — Пускай же посуленное от меня будет Анюте в приданое. — И на том спасибо. Приданого бояре девкам даром не дают. Если ты над моей Анютой что сделал и за то даешь ей приданое, то бог тебя накажет за твое беспутство; а денег я не возьму. Если же ты добрый человек и не ругаешься над бедными, то, взяв я от тебя деньги, лихие люди мало ли что подумают... Я было еще попытался дать им денег, отдавая их Ивану на заведение дому; но он мне сказал: — У меня, барин, есть две руки, я ими дом и заведу. — Приметив, что им мое присутствие было не очень приятно, я их оставил и возвратился к моей кибитке. Автор заключает: «Я не мог надивиться, нашед толико бла* городства в образе мыслей у сельских жителей». Радищев не вдается в подробное описание бытовой обстановки, в какой происходила замечательная беседа. Это здесь и не нужно: в главе «Пешки» Радищев дает описание крестьянской избы — настолько точное и реалистичное, что советские музеи быта по нему изготовляют макеты «черной» избы XVIII века: Покажите типологическое сходство приемов литературы и живописи сентиментализма. С этой целью проанализируйте поэтику карамзинской прозы в контексте русской живописи конца XVIII в. (Боровиковский,Рокотов). Подготовьте сообщение на тему ««Лизин текст» в русской литературе XIX–XX вв.» Девушка по имени Лиза стала одним из сквозных образов русской литературы; более того, «поэтоним Лиза в русской языковой картине «богат» культурными коннотациями». В истории насчитывается несколько традиций употребления этого имени, сформировавших контекст для рождения образа, своего рода «литературного жития» Лизы, отмеченного темой страданий, жертвенности, несчастной любви. По выражению П.Вайля и А.Гениса, «на почве, увлажненной слезами бедной Лизы, выросли многие цветы сада российской словесности». Имя имеет еврейское происхождение, имя Елизавета (греколатинский вариант еврейского Elisheba) теофорно; оно переводится как «Бог– моя клятва», «Бог есть клятва ее»3 . Л.Ю. Горнакова, исследовавшая историю вопроса в лингвокультурном ключе, замечает: «Этимология не дает нам какой-либо информации по поводу имяупотребления в художественном тексте, поэтому нам представляется правильным рассматривать имя Лиза как условный знак, подбираемый по законам звукописи»; однако, по нашему мнению, этимология «Бог есть клятва ее» может содержать указание на верность и положительную окраску образа Лизы, актуализирующиеся в произведениях русской литературы. Значение имени и образа Лизы в творчестве Н.М. Карамзина По верному замечанию В.Топорова, «в центре «Лизина» текста стоит, конечно, сам Карамзин и прежде всего его «Бедная Лиза». Имя Лизы играло большую роль не только в литературном контексте, но в самой жизни Карамзина. В центре «жизненного» текста Лизы у Карамзина – его первая жена Елизавета Протасова, на которой он женился в 1801 г., но с которой до этого был знаком 13 лет. Эта Лиза из жизни Карамзина обладает некоторым доходом, но она также бедная: слаба здоровьем; вскоре после рождения дочери Софии, в 1802 году, она скончалась. Карамзин был преисполнен скорби. Свою последнюю дочь, родившуюся в 1821 г. от второй жены, Екатерины Колывановой, он также назвал Лизой. Как отмечал В.Н. Топоров, «1792 – отмеченный год не только в истории русской литературы, но и в литературном освоении имени Лиза, в осознании особой остроты его знаковых коннотаций, в формировании некоей культурно-эстетической престижности, с этим именем связываемой»10. Имя Лизы со времен «Бедной Лизы» стало знаком эпохи сентиментализма. Незамысловатый сюжет повести раскрывает образ героини как девушки небогатой, но трудолюбивой. Благородные намерения дворянина Эраста, очарованного ее красотой и плененного добрым нравом, переходят в банальную историю соблазнения невинной девушки. Вскоре ее возлюбленный оказывается помолвлен на богатой вдове, и потрясенная Лиза топится в пруду. Главные черты образа Лизы – умение любить искренне и сильно, несмотря на сословные препятствия, пылкость и горячность, то есть та чувствительность, которая была важнейшей особенностью героев литературы сентиментализма, причем у Карамзина такой чувствительностью обладает не дама из высшего общества, а девушка простого звания. Девушка по имени Лиза стала одним из сквозных образов русской литературы. Имя Лизы со времен «Бедной Лизы» стало знаком эпохи сентиментализма. Главные черты образа Лизы – умение любить искренне и сильно, несмотря на сословные препятствия, пылкость и горячность. Повесть Пушкина «Барышня-крестьянка», завершающая цикл «Повестей Белкина», во многом опирается на переосмысление истории Лизы Карамзина; но литературные роли тесны героям, жизнь шире и правдивее схем. Образ бедной Лизы более сложно художественно трансформирован Пушкиным в «Пиковой даме». Сообщая в конце повести, что у благополучно вышедшей замуж героини воспитывается бедная родственница, Пушкин дает намек, что девушка может сама стать своего рода старой графиней, своего рода Пиковой дамой. Героиня Тургенева Лиза Калитина обладает цельным характером и сильной волей, она занята мыслями о самосовершенствовании; вместе с тем ее гнетет чувство вины за несовершенство жизни, и она уходит в монастырь «отмаливать грехи отцов». Лиза Калитина отмечена русской ментальностью; для нее самоубийство табуировано, и внутреннюю свободу Рекомендуемая литература:Карамзин Н.М. Бедная Лиза // Карамзин Н.М. Избранные сочинения. В 2 т. Т. 1. М.; Л., 1964 (или другое издание). Пиксанов Н.К. «Бедная Анюта» и «Бедная Лиза» // XVIII век. – М.; Л., 1958. Орлов П.А. Русский сентиментализм. – М., 1977. Павлович С.Э. Пути развития русской сентиментальной прозы XVIII века. – Саратов, 1974. Пурыскина Н.Г. Слово и жест в сентиментальной повести «Бедная Лиза» Н.М.Карамзина // Проблемы изучения русской литературы XVIII века: Метод и жанр. – Л., 1985. Топоров В.Н. О « Бедной Лизе» Карамзина // Славяноведение. – 1992. – № 5. Или: Топоров В.Н. «Бедная Лиза» Карамзина: Опыт прочтения. – М., 1995. Зорин А.Л., Немзер А.С. Парадоксы чувствительности // «Столетья не сотрут...»: Русские классики и их читатели. – М.: Книга, 1989. 1 2 |