Главная страница
Навигация по странице:

  • - А душа животных

  • (А. Блок)

  • Природа в произведениях М. Природа в произведениях М. Зверева


    Скачать 57.14 Kb.
    НазваниеПрирода в произведениях М. Зверева
    Дата01.10.2020
    Размер57.14 Kb.
    Формат файлаdocx
    Имя файлаПрирода в произведениях М.docx
    ТипРассказ
    #140458


    Природа в произведениях М. Зверева.
    Цель своей жизни Максим Дмитриевич Зверев сформулировал четко и определенно: “...Рассказывать людям о природе, учить их любить природу, призывать к ее охране и рациональному использованию-это для меня дело моей жизни”. И теперь, когда Мак­сим Дмитриевич стал народным писателем Казахстана, можно смело сказать, что цели он своей достиг. В его книгах нет ничего придуманного, природа, животный мир оборачиваются к читателю новой, до сих пор не замеченной им стороной. Что это - счастливый дар, ниспосланный свыше? Да, конечно, для творчества нужен та­лант. Но одного таланта, не одухотворенного целью, без трудолюбия мало, чтобы быть писателем. В Максиме Дмитриевиче счастливо сочетаются чуткость к слову и образность изложения, знания ученого-зоолога и та великая цель, о которой он писал.

    М.Д.Зверев может работать в любых условиях: и в тиши писательского кабинета, и в походах, экспедициях, в вагоне поезда, в тесной кабине автомашины, в лодке и само­лете, в лесу, примостившись на пень. Рассказы “Горный эльф” и “Пешая птичка” написаны в самолете, летевшем из Иркутска в Алма-Ату. За одну ночь на вокзале же­лезнодорожной станции Ачинск написаны природоведческие миниатюры “Там, где рождается Томь”, писать же пришлось, стоя около окошка кассы, шумела за спиной толпа, но ничто не могло помешать писателю. Большинство произведений М.Зверева было написано, когда он надолго уединялся на лесных кордонах, в окружении при­роды: шума деревьев, пения птиц, журчанья ручьев, шелеста трав и т.п. Поэтому и мастерство М.Д.Зверева опирается на главный принцип его творчества - предельную достоверность повествования. У него почти нет вымышленных героев, реальные лица обычно имеют в рассказах и повестях М.Д.Зверева свои подлинные имена и фамилии. Строгое соответствие жизненной правде, документальность, автобиографичность - вот черты писательского почерка М.Д.Зверева.

    Материал для своих произведений писатель черпает из жизни и остается ей верным до такой степени, что его героев и нарисованные им картины природы можно увидеть в окружающем мире.

    Как же накапливает материал для творчества Зверев? Он не ведет ни дневников, ни записных книжек, а делает эскизами впечатлений и наблюдений записи на обычных библиотечных карточках о всем интересном, что заметил в поведении животных, их психологии. Сюда же делаются выписки из книг и журналов, приклеиваются вырезки из газет. На карточки же автор заносит пейзажные зарисовки, портреты, яркие, об­разные слова и выражения, необычные имена и т.д. Карточки систематизируются и раскладываются по местам в картотеку. Картотека имеет разделы: “Звери”, “Птицы”, “Охотники”, “Юннаты”, “Школьники”, “Критика” и т.п. Более шестидесяти лет бес­прерывно создается эта своеобразная энциклопедия животного и растительного мира на карточках. В специальных ящиках хранятся тысячи заполненных карточек, а у са­мого писателя всегда есть запас чистых.

    “В картотеке масса наблюдений,- рассказывает М.Д.Зверев-Когда я просматриваю карточки разных лет, я снова нахожусь в лесах и полях, ярко встают передо мною по­лузабытые впечатления, лишь кратко записанные когда-то. Хорошо помогает восста­новить в памяти давние события очень простой способ: прочесть карточку и закрыть глаза. Ничего не отвлекает, исчезают стены комнаты, и я вновь шагаю по снежному насту Алтайских гор, я снова участник зоологической экспедиции Томского универ­ситета 1921 года”.

     

    О любом звере, о любой птице может написать рассказ Максим Дмитриевич, обра­тившись к своей картотеке: все предельно систематизировано, и материал неизменно открыт и доступен. Разве можно так просто найти в дневнике или записной книжке полузабытый случай, происшедший несколько десятилетий назад? Карточки же по­могают создавать рассказы со значительно меньшей тратой времени и энергии. Вот как сам писатель говорит об этом: «Я извлекаю из своего собрания карточек запись об альпийском луге в знойный летний полдень. Некогда меня поразили цветы, свер­кающие яркими красками на белейшем снегу. Эта внезапная подробность природы давным-давно была записана на карточку, как были занесены и следы снежного барса на влажном берегу горного родника. Шли годы, и карточки не находили себе приме­нения. Но вот я засел за книжку про снежного барса. На моем столе расположились многочисленные карточки. В моем воображении возник медленно шагающий могу­чий зверь горных снегов. Он освещен чистым золотом солнечного света, вспыхивают искорки снежного покрова, и шерсть живота барса подсвечена белым зеркалом. Зверь охотится, он осторожно крадется к суркам, замершим возле своих нор меж яркими цветами на летнем альпийском лугу. А на краю луга растет огромная тянь-шанская ель, голубая красавица высокогорья, и на ее толстом суку сидит непривычно без­молвный ворон: он терпеливо ждет конца барсовой охоты - близка возможность по­лакомиться остатками звериной трапезы.

    Вы познакомились с пересказом новеллы “Снежный барс”. А на самом деле барс, сурки и ворон впервые встретились на моем письменном столе: все это существовало на карточках, разделенных почти десятилетиями”.

    Иногда произведения создаются писателем на основе события, о котором в карточке сказано лишь одной только фразой.

    Таким образом, эскизы впечатлений на карточках иногда, как кирпичики, складыва­ются в рассказ, иногда же заставляют писателя погрузиться в воспоминания, вызы­вают в памяти пройденные тропы и встреченных людей, животных. Но это не значит, что природа и характеры в произведениях Зверева - простая фотография явлений жизни. Нет, все увиденное и подмеченное писателем творчески переосмысливается. Любое произведение М.Зверева создается трудно, ценою подлинного творческого напряжения. Писатель способен заметить, казалось бы, неуловимые особенности жи­вотных и растений. У него каждое дерево в лесу имеет свое лицо и свою судьбу, а каждая певчая птица одного и того же вида поет на свой лад.

    Строг он и к языку произведений. Самый маленький рассказ Максим Дмитриевич пишет несколько дней. Первоначальный набросок вскоре оказывается испещренным многочисленными поправками, исправлениями, заменами слов, целых фраз и абза­цев. Размышления над черновым вариантом произведения не оставляют писателя ни на мгновение - ни на улице, ни дома. Количество исправлений растет, а тягостное чувство незавершенности и недовольства сделанным не покидает Максима Дмитрие­вича. Порою написанный текст вообще отбрасывается. Работа над рассказом или по­вестью начинается с самого начала.

    Недаром рассказы М.Д.Зверева получили высокую оценку в писательской среде. “Вот тем и хороши рассказы М. Зверева, что читаются они легко, с интересом, и в то же время располагают читателя к полному доверию, ибо достоверны в научном от­ношении. И трудно сказать, для детей они или для взрослых. И те и другие прочтут их с удовольствием

    В.В.Бианки в одном из писем к М.Звереву также отметил значимость его достоверно­сти: “Подлинность Ваших наблюдений в равной мере нужна и науке и искусству: в науке она служит анализу, в искусстве- синтезу жизни”.

    “Как хорошо, что будучи ученым, Вы как писатель сохраняете полную достовер­ность”,- отзывается Вс. Иванов.

    Достоверность лежит в самом подходе писателя к изображению природы. В этом он идет дальше В.В.Бианки и М.М. Пришвина, которые своим художественным методом избрали антропоморфизм создавая антропоморфический образ животного, растения. То есть В.В.Бианки оставлял за собой право изображать, как животные “чувствуют”, ссылаясь на толстовского “Холстомера” и чеховскую “Каштанку”. М.Пришвин счи­тает, что природу “со всеми ее вселенными” можно понять, как самого себя. Лириче­ское чувство у него порою вытесняет образ природы. Она сознательно очеловечена.

    Например, М.Пришвин писал: “Пусть небо безоблачное, а солнце смущенное”.

    М.Д.Зверев выступал в то время против наделения животных человеческими чув­ствами. “Спорили мы с В.В.Бианки о том, допустимо ли наделять животных челове­ческой психологией. Здесь наши мнения коренным образом разошлись. Я считал, что “антропоморфизма” в природоведческих книгах быть не должно...”. По убеждению М.Д.Зверева, антропоморфизм допустим только тогда, когда он не нарушает жизнен­ной правды, когда автор желает усилить общую картину, а читателю совершенно ясно, что на самом деле этого быть не может, например, в сказках о животных. Ан­тропоморфизм, по его мнению, как один из выразительных литературных приемов должен не искажать правду, а усиливать ее. Поэтому М.Зверев никогда не напишет, что какой-либо его герой -зверь или птица - с недоверием или презрительно посмот­рел, а обязательно добавит частицу “как бы”. Или же: “если бы он был человеком, то обязательно покраснел бы от стыда” и т. п.

    Уместен ли антропоморфизм в природоведческой, научно-художественной литера­туре? Дискуссия на эту тему продолжалась бурно и долго. Особенно она разгорелась в 1950 году при встрече писателей СССР. Для Максима Дмитриевича в этом вопросе все было ясно: он стремится нарисовать точные, зримые картины природы, каждый пейзаж у него - урок внимательного отношения к природе, умения понять ее. Она - главное действующее лицо всех его рассказов, повестей и сказок. Ее нельзя исклю­чить из повествования.

    Особенно ярко видна жизнь природы в миниатюрных зарисовках, публикуемых Зве­ревым под рубрикой “Заметки натуралиста” и “Этюды о природе”.

     Маленькие зарисовки природы даны так впечатляюще, что они зовут человека от­влечься от повседневных забот, пусть ненадолго пойти в парк, а если позволит время, и в горы, и в лес, и на реку. Они пробуждают в сознании читателя доброе отношение к природе, ко всему живому на земле.

     Порою писатель прибегает в своих “Этюдах” к неожиданным приемам. Чтобы по­мочь читателю явственно ощутить огромный возраст красавицы гор - тянь-шанской ели (а она может жить 450 лет), М.Д.Зверев отказался от сухого языка цифр и остано­вился на перечислении событий, пережитых человечеством, пока в горном лесу росла и старилась тянь-шанская ель: “Могущественный Тимур посетил Среднюю Азию, ко­гда елка начинала набирать рост. Его внук, ученый-астроном и полководец Улугбек захватил земли, которые с гор Заилийского Алатау елке были хорошо видны - это до­лина реки Или, а в ее верховьях Джаркент со ставкой Чингисхана. В середине XV века сформировался казахский народ и его язык, а все это при жизни одного дерева! А чего только не было за долгий век в русской истории

    Иван Грозный, первая книга в 1564 году Ивана Федорова, Степан Разин, Петр Первый, Пугачев, Ломоносов, Су­воров, нашествие Наполеона и освобождение крестьян от крепостного права, две ми­ровых войны и революция”.

     Он обучает своего читателя различать разнообразные лесные голоса: “Попробуйте прислушаться к лесу и вы убедитесь, что лес шумит по-разному, каждый своим голо­сом.

    Сосновый бор тягуче, как-то задумчиво, с едва заметным присвистом.

     Голос лиственного леса похож на шум горной речки, с ее журчанием, далеким зво­ном чуть слышных колокольчиков, слитый в общий хор.

     Молчаливее всех саксаульные леса пустынь. Они совсем не шумят, даже на сильном ветру, и только слабо шелестят, словно зимние голые осины с промерзшими на мо­розе ветвями.

     А если кому приходилось ночевать рядом со снежными вершинами гор, среди кра­сочных альпийских лугов на “опушке” зарослей полярных ив и березок, ростом всего до метра, то он помнит, как по ночам, во время бриза, едва слышно шипит по-змеи­ному этот карликовый лес поднебесных вершин”.

     Небольшие по размеру этюды, занимающие часто не более полстраницы, покоряют своей свежестью. Здесь все просто: нет пышных эпитетов, сложных метафор, тем не менее мы чувствуем красоту природы, радующую нас.

     Максим Дмитриевич Зверев умеет не только познать мир, но и рассказать об особой жизни природы, животных, показать их повадки, психологию. Этому способствуют его научные изыскания как зоопсихолога,, единственного специалиста в этой области в Казахстане, Средней Азии и Сибири.

     Ученый зоолог не может отойти от правды в сложных процессах психики животных, по художественность произведения требует воображения, фантазии, эмоционально­сти и образной выразительности. От умения писателя сочетать все это и зависит успех произведения.

     На фактах о зоопсихологии Зверев в 1976 году издал книгу “Кладовая чудес”. Через год ее переиздали в СШ А, затем - на украинском языке в Киеве, на болгарском в Со­фии, в 1984 году в Москве. За нее автору присуждена премия имени Абая Совета Министров Казахской ССР.

     В предисловии к книге А.Т.Губко написал: “Кладовая чудес” -необычная книга. Здесь все подчинено замыслу создать художественную книгу о психологии живот­ных. Пожалуй, в литературе не было такого прецедента. К этой своей книге Максим Дмитриевич шел всю жизнь, ибо главное его призвание как зоолога - зоопсихология”. Там же сказано: “Читая лекции на отделении психологии Киевского университета, я всегда пользуюсь наблюдениями М.Д.Зверева, подчас уникальными, по психологии животных”. Об этом же писали автору профессор Томского университета И.П.Лаптев, профессор Иркутского сельскохозяйственного института В.Н.Скалон, доцент Новосибирского педагогического института В.М.Антипин, доцент Усть-Ка­меногорского педагогического института Д. Родова и другие.

     Психология животных до сих пор - одна из неразгаданных тайн природы. С древ­нейших времен человеческий разум стремился постичь “душевную” жизнь живот­ных. Античные мыслители в своих философских размышлениях особенно большое внимание уделяли отношению психики животных к психике человека. В наше время изучением психики животных занимается наука зоопсихология.

     Раскрыть психологию животных в художественной литературе означает умение пи­сателя передать художественными средствами их внутренний мир, эмоциональную реакцию на явления действительности. Умение писателя правдиво, тонко, жизненно, глубоко выполнить это и есть искусство раскрытия “души” животных.

    Осмыслить психическую деятельность животных Звереву помогло близкое общение с профессором П.А.Мантейфелем, В.Л.Дуровым и переписка с зав. кафедрой физиоло­гии высшей нервной деятельности животных МГУ проф. Л.В.Крушинским. Они ре­комендовали М.Звереву методику изучения психической деятельности животных- в зоопарках и в природе.

    Алексей Тимофеевич Губко и Максим Дмитриевич десять дней жили, уединившись на лесном кордоне. Они забрали с собой более ста книг Максима Дмитриевича и со­ставили из них одну, все что опубликовано по зоопсихологии. Это было рождением “Кладовой чудес”.

     Учитывая возросший интерес к вопросам зоопсихологии в СССР и за рубежом, необходимо рассказать об истоках творчества автора над этой проблемой.

     В 1927 году в Московском зоопарке между заведующим научной частью профессо­ром П.А.Мантейфелем и дрессировщиком В.JI.Дуровым шел горячий “юношеский” спор о психической деятельности животных. На нем присутствовал тогда молодой зоолог М.Д.Зверев.

     - “Вот вы, дорогой профессор, считаете, что поведение животных складывается из привычек, унаследованных и приобретенных? -наседал В.Л.Дуров.

     - Конечно!


     - А душа животных?

     -Что?!

     Вот именно душа, веление сердца разве не может предсказать животному то или иное поведение? Кто дал право ученым лишать животных пускай примитивной, ни­чтожно малой, но разумной деятельности.

     - Позвольте, Владимир Леонидович, просить Вас привести пример!

     - Пожалуйста, приведу сколько угодно!

     В.Л.Дуров рассказал, как два медвежонка с азартом ездили по сцене на велосипедах. Нечаянно один толкнул другого, и тот упал вместе с велосипедом, а нарушитель но­мера продолжал ехать по арене дальше. Когда он снова поравнялся с упавшим мед­вежонком, тот вскочил и ударил лапой по морде виновника аварии. А сам поднял ве­лосипед, и оба долго и дружно катались. Разве не веление сердца подсказало одному медвежонку наказать, а другому безропотно, заслуженно получить оплеуху. Еще пример? Пожалуйста. И они посыпались, как из рога изобилия”.

     В свою очередь М. Зверев, обрадованный единомыслием с собеседником, рассказал аналогичный случай с собакой. Как-то раз он наказал сеттера веревкой. Сеттер мол­ниеносно схватил веревку, закопал ее и утрамбовал землю носом. “Собака совершила вполне сознательный волевой акт!” - воскликнул Дуров. Так состоялось их знаком­ство.

     М.Зверев пришел к убеждению, что живая природа - непревзойденный метеоролог. Бионические исследования показывают, что многие растения и животные в процессе эволюции выработали способность воспринимать такие явления, которые ни человек, ни современные метеорологические приборы не ощущают.

     В настоящее время биологи и ботаники всего мира могут представить метеорологам своеобразный каталог 600 видов животных, по поведению которых можно довольно точно предсказать перемену погоды.

     Это еще не все - животные способны делать долгосрочные прогнозы погоды: “пред­сказывать”, какое будет лето - сухое или дождливое, какой будет зима - теплой или лютой, и так далее. О такой способности животных повествуют рассказы Зверева “Предсказатели засухи”, “Птичка научила” и другие.

     О том, что животные предсказывают погоду, известно давно. Но М.Зверева особо заинтересовало то, что фламинго, луни, камышовки, лесные коньки угадывают по­году на несколько месяцев вперед.

     В 1916 году Зверев работал помощником лесничего в бору около Барнаула. Его за­интересовало, почему лесник Лапшин посадил огород около озера, а не на старом ме­сте. Оказалось, что деды и прадеды Лапшина с весны примечали, где будет вить гнездышко лесной конек. Если прямо на земле, в ямке - к засушливому лету, если на­мостит кочку из мха и травы, а на ней сделает гнездышко-будет дождливое лето. Лапшины поэтому и сажали огород то около воды, то на бугре. Объездчик показал прошлогоднее гнездышко конька на кочке, а нынешнее - в ямке, на земле.

     Полвека хранил М.Зверев эту запись, не решаясь написать из-за боязни, что ему не поверят. Но в 1971 гаду орнитолог Е.Д.Дерим-Оглу опубликовала книгу “Рассказы о лесных птицах” и отметила такое же замечательное свойство лесного конька: “Какое-то необъяснимое чувство подсказывает лесному коньку, что лето будет дождливое, и она предусмотрительно натаскивает мох, делает из него массивную горку, а затем на этом возвышении строит себе гнездо... а не круглое углубление в земле, как обычно”1.

     Только прочитав это, М. Зверев в 1976 году решил опубликовать рассказ “Птичка научила” и включить в сборник “Кладовая чудес”.

     Не менее удивительно ведут себя и фламинго, с весны наращивая прошлогодние кучи для гнезд, если летом будет много воды в озере. Камышовки вьют с весны гнезда на тростнике над водой то низко, если будет засуха, то высоко, если - дождли­вое лето. И пока это тайна птиц - они знают, а мы - нет! Еще одна из неразгаданных тайн психологии животных - способность ориентироваться в пространстве. С исполь­зованием современной техники миниатюрных передатчиков самолетов, планеров- многое удалось установить ученым: скорость полета птиц, маршруты, длину мигра­ций. Но все же тайна ориентации животных до конца не выяснена.

     В книге “Кладовая чудес” в главе “Живой компас” собраны рассказы, объединенные одной темой,- необыкновенной и до их пор не разгаданной способности животных ориентироваться в пространстве и безошибочно находить свой дом. Этому же посвя­щены рассказы: “Казачья лошадь”, “Сбежавшие верблюды”, “Скорей домой” и дру­гие.

     Интересный опыт проводился М.Зверевым в Алма-Атинском зоопарке. В полной изоляции росли в клетке два щенка собаки до двух лет. Кроме клетки они ничего не видели за эти годы. Их посадили отдельно в два темных ящика и возили по всему го­роду в разных направлениях в кузове грузовой машины. Затем привезли на край го­рода в Тастак. Одну собаку выпустили в одном месте, другую - за несколько кварта­лов. Дежурные юннаты на велосипедах ждали их и начали наблюдать за поведением двухлеток. Вначале животные проявили беспокойство, бегали туда-сюда. Успокоив­шись, каждая из них взяла нужное направление, и безошибочно разными путями они вернулись к зоопарку. Юннаты следовали за ними и отмечали маршрут их движения по городу.

     Тот же случай ностальгии по дому развит и у горлиц. Об этом говорится в рассказе Зверева “Карагая горлицы”. Смертельно раненная горлица вернулась умирать в “свой дом” на карагаче.

     В случае пожара известно, что лошади бегут в горящую конюшню, а фазаны летят в горящий тростник, где их “дом”, куры - в горящий курятник, хотя надо все делать наоборот. Такова тяга к дому у животных.

     Много еще неразгаданных загадок в психической деятельности животных. До насто­ящего времени ученые не могут понять, как животные находят дорогу к дому на больших расстояниях в местности, где никогда не были. Общеизвестно, что кошки, собаки, голуби и другие животные, увезенные за сотни километров, находят дорогу домой.

     Например, животные по-своему испытывают чувства любви, преданности, верности, радости, родительской привязанности и самопожертвования ради сохранения своего потомства.

     На постройке егерского кордона работала бригада плотников. В обеденный перерыв они сидели на бревнах, курили, отдыхали. На горе напротив тревожно закричал кеклик. Плотники были поражены, увидев, как на их глазах кеклик-самка с криком бросилась прямо под ноги лисице. Та схватила ее. И тут же во все стороны разбежа­лись птенцы. Они спрятались среди камней. Лиса скрылась в кустах с кекликом-ма­терью в зубах, пожертвовавшей собой ради спасения птенцов. Рассказали егерю, но он не удивился: это у Кекликов обычное явление, птенцов возьмет самец или сосед­ский выводок. Бывает до сорока птенцов водит одна самка или самец.

     Еще одна не менее поразительная особенность некоторых животных - внимание к музыке. Это неоднократно подтверждалось наблюдениями самого писателя, егерями, лесниками и охотниками, которые М.Д.Зверев обобщил в книге “Кладовая чудес”, в разделе “Забавы и музыка”, где собран десяток рассказов: “Водяная музыка”, “Цени­тели”, “Тонкий слух” и др.

     “Ценители музыки” - так назвал писатель кекликов (горных куропаток). В доме егеря купили приемник и включили его. Зазвучала музыка. Кеклики, услышав музыку, пре­небрегая опасностью, смело зашагали прямо к дому и застыли в неподвижности. Они стояли, не шелохнувшись, до тех пор, пока не был выключен приемник. В то же время домашние птицы никак не прореагировали на услышанную ими музыку.

     Тот же юмор мы наблюдаем в рассказе “Лежачего не бьют. На одном из кордонов сорвалась с цепи собака и оказалась на свободе. В первую минуту ей попался на глаза маленький щенок. Он косолапо плелся по двору. Как злой демон, пес набросился на него. Однако у щенка сработал древний инстинкт - щенок повалился на спину, под­нял лапу и принял позу покорности. Цепной пес не тронул щенка и даже завилял хво­стом. Но вот на дороге показалась явно бродячая собака, она пыталась спастись бег­ством, но не в силах была тягаться с сильным огромным псом. Тогда бродяжка, как и щенок, упала на спину и поджала заднюю лапу. Весь ее жалкий вид говорил: “Не тронь меня, ведь я сдаюсь!” Поза покорности выгодна не только маленькому щенку, но и слабому взрослому псу.

     Психологи некогда решили, что разумная деятельность -монополия человека и чело­векообразных обезьян. Когда поведение, казавшееся разумным, было обнаружено у животных, его попытались объяснить за счет инстинкта и эпизодического обучения по способу проб и ошибок. Профессор Московского университета Л.В.Крушинский утверждает, что не только звери, но и некоторые птицы, как, например, вороны и со­роки, наделены зачатками рассудочной деятельности больше, чем куриные и хищ­ные.

     Об этом идет речь в рассказе М.Зверева “Сорочья догадливость”.

     Учеными всего мира давно установлено, что врановые (к ним относятся вороны, со­роки, галки, ореховки, сойки и т.п.) из-за зачатков у них рассудочной деятельности считаются венцом эволюционного древа птиц. Они действительно обладают сравни­тельно высоким интеллектом, который проявляется в их “общественной” жизни и в том, насколько они умеют руководствоваться в своем поведении приобретенным или личным опытом. Бдительные и сообразительные, врановые часто поднимают тревогу при приближении опасности, серьезность которой они в определенной степени спо­собны правильно оценить. Каждому охотнику хорошо известно, что без ружья можно подойти к сидящей вороне гораздо ближе, чем с ружьем. Наглядно способности этих птиц видны при содержании их в неволе, где они могут многому научиться, в том числе и произношению отдельных слов: вороны неплохие имитаторы.

     Максим Дмитриевич, постигая “душу животных”, увидел в ней не только все доброе, но заметил и пороки: лень, воровство, жадность, трусость и другое. В книге “Кладо­вая чудес” выделена писателем отдельно глава под названием “И у них бывают по­роки”. Даже в названиях рассказов, включенных в эту главу, определенно подчерки­вается тот или иной порок животных - “Нахлебники”, “Воровка”, “Сокол, а вор!”, “Жадность и точный расчет”, “Обжоры”, “Собственник”, “Козел-алкоголик”, “Кот во хмелю”, “Медведь -психопат” и другие.

     При описании пороков зверей писатель снисходителен к ним. Присущий ему добро­душный юмор здесь приобретает особую значимость: юмор хорошо помогает выра­зить мысль писателя, тонко подшучивающего, подтрунивающего над захмелевшим от “зеленого змия” козлом, или воровством сорок, которое было у них до появления этого порока у людей.

     А сколько раз писали о воспитании волками детей вместе с волчатами, и это казалось вымыслом. И не только звери без боязни подходят к маленькому человеку, но и птицы.

     В охотничьем хозяйстве Бартугай среди леса стояло два домика и между ними- яб­лоневый сад. Осенью в сад прилетало много фазанов. Они ходили между яблонями, гребли лапками опавшие листья, совсем как домашние куры.

    Однажды утром из дома егеря вышла его внучка Катя шести лет и пошла по саду. Ни один фазан не взлетел. Птицы неторопливо отбегали в сторону и продолжали рыться в опавших листьях. Но стоило лишь показаться взрослому человеку, фазаны с криком улетали.

     В этом же хозяйстве у егеря жила ручная косуля Маська. Ее выкормили молоком из соски. Она свободно жила в лесу около кордона егеря. Когда у нее появился косуле­нок, Маська сразу одичала и не стала подходить к людям, воспитавшим ее, но де­вочку Катю подпускала к себе. Как объяснить такое поведение животных? Рассказ заканчивается предположением писателя; “Вероятно, маленькие размеры ребенка как и собственного детеныша вызывают у животного родительские чувства?”.

    Ряд убедительных фактов показывает особое отношение взрослых животных к ма­лышам, даже чужим. Механизмы, управляющие поведением животных, до сих пор не раскрыты, а потому загадочны и таинственны. Чем, например, можно объяснить точ­ное предчувствие бедствий (землетрясений, наводнений) животными?

     Рассказ Зверева “В Ашхабаде” написан по следам происшедших событий, связанных с землетрясением 1948 года. Когда собака спасла мальчика от смерти, а не довер­шившиеся ей взрослые погибли.

     Рассказывая о внутреннем мире животных, об их мотивированном поведении, Мак­сим Дмитриевич стремится сделать своего читателя соучастником пытливого разга­дывания многочисленных тайн природы^ и это придает его прозе энергичный харак­тер. Не случайно некоторые его рассказы так и озаглавлены: “Почему?”, “Что это?”, “Кто умнее?”, “Как объяснить?”, “Все ли к зиме готовы?”, “Кто как играет?”, “Сколько лет живут звери?”, “Кто поет в январе?” и другие.

     Для М.Д.Зверева чрезвычайно важна ответственная задача -собрать как можно больше в своих рассказах пока еще не объясненных фактов из жизни животных, но не для того, чтобы их разъяснить, а чтобы привлечь внимание к неразгаданным тайнам.

     Возможно, поэтому излюбленный жанр М.Зверева-короткий рассказ. Он написал их более 800. Как и 0“ Генри, любимому писателю М.Д.Зверева, ему нравятся эффект­ные концовки, неожиданные сюжетные завершения. Однако создавать заниматель­ные финалы в рассказах о животных, не нарушая правдоподобия, не противореча ис­тинному поведению четвероногих и пернатых героев, весьма и весьма нелегко. В.В.Бианки определил характер рассказов М.Д.Зверева как научно-художественный: “Книгу рассказов можно целиком отнести к литературе фактов, так называемой до­кументальной прозе.

     Искусство автора здесь в том, что он дает не протокольную запись интересных фак­тов, а эмоционально их окрашивает и рассказывает о них языком выразительным, экономным, но не сухим". Это создает художественный потенциал его произведе­ниям.

     Взгляд в творческую лабораторию М.Зверева помогает понять процесс формирова­ния его как художника, совершенствование его писательского мастерства. Основное изобразительное средство художественной литературы - слово. Вначале у Зверева еще не выработалась привычка критического отношения к языку своих рассказов, не возникало стремление максимально выразительно и возможно экономно пользо­ваться им, не было и опыта живоописания. В первых рассказах встречались неточ­ные, неуклюжие выражения, литературные штампы, порой просто ляпсусы. Мешало писателю и принятое в его научном мире словотворчество ученых, игнорирующих живой человеческий язык. Рассказы изобиловали терминами.

     Но, как уже упоминалось, М.Звереву посчастливилось быть в близких отношениях с талантливым писателем В.В.Бианки (1894-1959). Его рассказы и сказки о животном и растительном мире очень популярны. Особенный интерес вызвала у маленьких чита­телей его “Лесная газета”. Сын известного ученого, Виталий Валентинович Бианки тоже мог бы заняться наукой, но он любил путешествовать. Много исходил он лес­ными тропами Алтая, Южного и Северного Урала, Кавказа, Заполярья, лесов Ново­сибирска. Ему хорошо известны тайга и огромный лес, субтропики и лесная тундра. Но дороже всего - леса средней полосы России.

     С В.В.Бианки М.Д.Зверева познакомил профессор П.А.Мантейфель, широко извест­ный в то время у нас в стране. В.Бианки тогда уже был начинающим писателем, а М.Зверев начинающим зоологом. Вначале они не предполагали, как близко сойдутся их жизненные пути. Сначала переписка, а затем личные встречи сблизили их. Они были ровесники. Но М.Зверев отстал от писателя В. Бианки в писательском деле на двадцать пять лет. Поэтому, когда в 1952 году М.Зверев перешел на творческую ра­боту, В.В.Бианки сделался его настоящим наставником. Первая творческая учеба началась в тридцатых годах. В 1937 году вышел в свет первый сборник рассказов М.Зверева “В норах и гнездах”. В.В.Бланки тепло отозвался о нем и написал письмо с подробным анализом рассказов, где отмечал следующие достоинства: интересный поворот материала, экономный язык, четкость как языка, так и сюжетного поворота.

     В каждый свой приезд в Ленинград М.Зверев встречался с В.В.Бианки в его доме на Васильевском острове. Потом Отечественная война надолго разлучила писателей и только в конце сороковых годов вновь начались их переписка и встречи.

     В.В.Бианки написал десятки писем М.Д.Звереву, значение которых трудно переоце­нить. Письма эти -настоящая школа для начинающего писателя. Они сыграли реша­ющую роль в становлении писателя М.Д.Зверева. В.В.Бианки в 1951 году тяжело пе­реживший инсульт, писал М.Д.Звереву: “Нам, Антеям (природолюбам, природопы­там), это легче, чем городским, комнатным людям: стоило мне выехать за город, кос­нуться матери-земли, услышать птиц в зеленом золоте леса, как я начал воскресать, ноги мои все еще почти не действуют, но жизнерадостность, охота жить вернулась. А это - главное”.

     Почти в каждом письме он выражал свое желание побывать в Алма-Ате. Но не при­шлось. В.В.Бианки умер в расцвете своих творческих сил в 65 лет, оставив после себя двух своих учеников-последователей Н.И.Сладкова и М.Д.Зверева, всю свою жизнь посвятивших начатому Бианки делу -созданию художественной литературы о родной природе.

     Настоящий язык - по убеждению В.В.Бианки - предельно насыщен, подифоничен, однороден, и - что труднее всего - прост. Не менее значима и экономия слов. По-оте­чески неторопливо, обстоятельно, на ошибках из его же собственных рассказов он учил М.Зверева, как работать над языком, как критически относиться к тому, о чем пишешь, как уметь выразить свою мысль.

     Понимая, как трудно М.Звереву-ученому писать художественные произведения, В. Бианки тонко и деликатно разъяснял, в чем разница науки и искусства: “Наука стре­мится к полной объективности, т.е. к полному освобождению от личности наблюда­теля, искусство - все лично, все субъективно и вне индивидуальности невозможно. Мне кажется: Вам надо выдумать своего наблюдателя, постоянного для ряда вещей “героя”, который может быть и самим автором. И еще мне кажется: хорошо, если бы этот “герой” был чудак... Для художника все - ново, а новое удивительно, чудесно.

     Как мало в этой жизни надо

    Нам, детям,- и тебе, и мне.

    Ведь сердцу радоваться надо

    И самой малой новизне.

    Случайно на ноже карманном

    Найди пылинку дальних стран,

    И мир опять предстанет странным,

    Закутанным в цветной туман... (А. Блок)

     ... Посмотрите же, подслушайте в себе этого (в конце концов) ребенка,- смотрящего на мир широко раскрытыми и восхищенными глазами, и дайте ему жизнь в искус­стве”.

     В.В.Бианки сразу отметил как большое достоинство целеустремленность в рассказах М.Д.Зверева и как главные пороки - схематичность, геометричность, засушивание. В конце концов, самое главное во всяком произведении искусства так называемый “второй план”. Изображая каплю воды, надо всегда помнить, что она отражает весь мир. Каждый миг жизни заключает в себе всю жизнь. И в каждой настоящей художе­ственной вещи заключено гораздо больше, чем эта вещь сама по себе. Так, в рисунке на камне отражен первобытный человек, выкопанная из земли ваза рассказывает о целой эпохе. Эпохальна любая подлинная вещь “барокко”, “ампир” и т. д. “Второй план” есть, пожалуй, вся жизнь, “присутствующая за сценой”.

     Из писем В.В.Бианки мы видим, как много внимания и времени уделял Виталий Ва­лентинович ученикам, учил их премудростям художественной прозы о природе. 13 августа 1953 года он вновь пишет М.Д.Звереву из Дома творчества в Комарово.

    “Дорогой Максим Дмитриевич!

    Очень и очень порадовали вы меня своим письмом. Откровенно говоря, вскрывая конверт, я думал: “Наверное, Максим Дмитриевич рассердился на мою критику и по­сылает меня к черту...” А Вы еще и благодарите меня за мое письмо. Большую честь это делает Вам: кто может спокойно слушать критику, тот может расти и совершен­ствоваться.

     Итак, с вопросом об “антропоморфизме” в художественной литературе у нас пока, видимо, покончено. Теперь Вы пишете:

     Не вижу мусора в своих произведениях... Научите, как работать над своим языком, как научиться видеть больших и малых “блох” и ошибки у себя”. Вы понимаете, ко­нечно, что я не могу написать для Вас учебника. Но, окрыленный мыслью, что мои указания что-то Вам дают, хочу попытаться сформулировать несколько практических положений примерами, беря фразы, обороты, приемы из Вашей новой книжки “По заповедным тропам” (спасибо за нее!).

     Как работать над языком? И далее Бианки подробным образом разбирает те или иные неточности книги, заключая: Сохранившееся в Вас до седых волос и “все силь­нее клокочущее” детство... Дать ему, этому, скажем, лучше не “детству”, а ребенку в Вас, перо, чтобы он -а не скучный “ученый”, который “все” знает, которому давно поэтому все безразлично, все неинтересно,- который разучился удивляться (самое страшное для художника - смерть его!) - чтобы “клокочущий в Вас ребенок” писал бы Ваши рассказы, очерки, повести.

     Вот “чего Вы должны добиваться, чтобы совершенствоваться. Ибо все знающему, ничему не удивляющемуся, мертвому в Вас “ученому” человеку некуда совершен­ствоваться: он в тупике и слеп.

     Вы изумились: “Это меня-то В.В.Бианки называет мертвым ученым?! Ведь умею же я “видеть” в природе то, мимо чего проходят другие?!”

     Согласен: умеете. Но именно тогда видите, когда даете волю ребенку в себе - тому, скажем лучше: немноголетнему бузилке в Вас, который не признает решительно ни­чего открытого в мире другими, все сам для себя заново открывает, всему удивляется - и клокочет, клокочет от восторга, от восхищения (или возмущения), от страстного желания разгадать на каждом шагу возникшие перед ним загадки. Такой бузилка в Вас действительно живет и клокочет. Это я хорошо чувствую в Вас, а не чувствовал бы, - не стал бы зря тратить время и писать Вам многочисленные письма-диссертации на такие темы...

     ... И - вот мой завет Вам (не совет даже, а именно “завет”, ибо осталось мне недолго быть с вами, и это то, что хотелось бы мне завещать всем, кого люблю):

     Учите Ваших ребят любить слово, учите бережно обращаться с ним, учите владеть им. Слово - могучая сила!

     В заключение позволю высказать одну простую мысль.

     Писатель должен обладать умом мужчины, сердцем женщины и темпераментом ре­бенка. Привет Вовке, дочери Вашей и жене. Ваш Вит. Бианки”.

     Из пространных писем Виталия Валентиновича Бианки видно, с какой заинтересо­ванностью, умело, осторожно, чтобы не обидеть, помогал он осваивать профессио­нальное писательское мастерство. Мало этого, когда не понравился рассказ Зверева “Птичья мачеха”, Бианки сам написал «заново» этот рассказ и прислал Максиму Дмитриевичу (он сохранился в архиве М.Д.Зверева).

     Как совершенствовалось художественное мастерство писателя М.Д.Зверева можно проследить по его работе над повестью “Белый марал”. Первый вариант ее был запи­сан в тетради научных наблюдений экспедиции 1921 года в стиле научных записей профессионального зоолога.

     В 1929 году повесть впервые была издана в Ленинграде и затем до 1984 года переиз­давалась 15 раз. При этом автор не переставал работать над ней.

    С годами проза писателя становится лаконичной, что передает динамику природы - ее изменчивость как живого организма. Так, в пейзажных зарисовках он схватывает самое существенное, главное, а сверх того одухотворяет природу. Поэтому и пейзаж у Зверева лаконичен. Это не случайно - лаконизм происходит от достоверности. При­рода в его произведениях вечно жива, нова, прекрасна. На нее постоянно обращен взгляд писателя.

     В пейзажах Максим Дмитриевич воспроизводит жизнь движущейся природы, но че­рез них читателю передается определенное настроение, дается оценка изображае­мому. Поэтому в пейзажах М.Зверева читатель не только видит и слышит, но и чув­ствует мир природы, и в этом - одна из особенностей его словесной живописи.

     Другая стилистическая черта прозы Зверева - добродушный юмор. Юмор может быть смелым, насмешливым, в нем могут проскальзывать и оттенки презрения. У Ф.М.Достоевского есть высказывание, что о человеке можно судить по его смеху. Действительно, смех человека скорее всего обнаруживает его суть. Юмор у М.Зверева добродушный, беззлобный, в нем чувствуется улыбка. Он как бы подтру­нивает, мягко подшучивает над своими героями.

     Целый цикл юмористических рассказов Зверева об охотниках печатался в журналах “Шмель” (Алма-Ата), “Простор” (Алма-Ата), “Шипы и розы” (Москва) и в книге “На егерских кордонах”.

     Общая особенность их так же в том, что писатель широко использует живой народ­ный говор, слова, отдельные выражения, характерные для сибиряков, такие как: “смекать надоть”, “давайте спытаем”, “без догляду”, “нужно позарез”, “рехнулась”, “глянется”, “сам дела” и т.п. Даже в названиях многих его рассказов содержится иро­ния: “Отблагодарил”, “На “кораблях” пустыни”, “Жадины”, “Медведь-рыбак”, “Про­зевала”, “Болотная иностранка”, “Перелетные, но не птицы”, “Пернатый волк”, “Лю­бопытные козлы”, “Нахлебники зоопарка”, “Гуси приспособились”, “Наказанная ве­ревка”, “Сила привычки”, “Галантный кавалер”, “Провокатор”, “Сокол, а вор!”, “Об­жоры”, “Козел- алкоголик”, “Кот во хмелю” и т.д.

     С не меньшим мастерством рисует Зверев в своих произведениях и людей. Хотя кри­тики упрекали Зверева в том, что он в своих книгах забыл человека, пишет лишь о животных. В Москве в Доме литераторов раньше вывешивали на видном месте шаржи и эпиграммы. Поэт П.Богданов написал такую эпиграмму на Максима Дмит­риевича:

     Он пишет только про зверей,

    В наш век социализма.

    Но ведь и в норах иногда

    Немало реализма.

     Но даже, когда Зверев пишет только о жизни животных, при этом присутствует че­ловек. Ведь глазами человека подсмотрена жизнь волка, сайгака, лисицы, фазана и т.д. Больше того, авторская оценка личности человека дается через его отношение к природе. Способность человека понимать и защищать природу делает его духовно богатым, милосердным, гуманным. Одна из проблем творчества Максима Дмитрие­вича - единство, гармония человека и природы.

     Эта гармония воплощена им в егерях, лесниках, охотниках, проводниках, погранич­никах, ученых, юных натуралистах. Они тончайшими нитями своей души связаны с природой.

     Большинство героев рассказов Зверева - мергены, что означает “охотники”. Мы при­выкли видеть в охотнике лишь добытчика лесной живности, но писатель показывает мергенов как заботливых хозяев. Они тесно связаны с природой, бескорыстны и не­прихотливы, природа - их родной дом. Это мерген Кулахмет из книги “На зов таин­ственной горы”, мерген Дукен Кисанов из “Окна в природу”, Рамазан из “Мерген идет по следу”, Усен из “Когда гаснет гнев”. Все они имеют прототипов - многочис­ленных знакомых автору мергенов-следопытов пустынь, необозримых степей, гор­ных лесов. Через них автор передает свои мысли о жизни, счастье.

     Многих из героев знал писатель, имена и фамилии почти все достоверны. Многое, почти все, в рассказах Зверева увидено им самим. Герои так точно показаны М. Зве­ревым, что их родственники приезжали в Алма-Ату, посещали автора и выражали ему благодарность за то, что он познакомил с Рамазаном, Усеном и другими множе­ство читателей в его книге “Мерген идет по следу”. Сын мергена Даукена Кисанова Нагашибек дважды посещал писателя с выражениями благодарности за отца. В по­следний приезд он сообщил, что на могиле Даукена Кисанова сооружен обелиск в его честь, поскольку он получил широкую известность в Казахстане, благ одаря книге “Конец белого пятна”, выходившей на русском языке в 1955 и в 1977 годах в Алма-Ате, а в 1950 году - в Москве, где она получила премию на конкурсе Министерства просвещения РСФСР. На казахском языке книга вышла в Алма-Ате в 1963 году.

     Несомненная авторская удача - это старший егерь Мартын Павлович Петренко. Мы узнаем о нем из повестей и рассказов: “Когда гаснет гнев”, “На егерских кордонах”, “Охотники за барсами”, “Охотник с Кокпеча” и других. Петренко - конкретное лицо. Его хорошо знал Зверев. Он проработал вместе с ним более двадцати пяти лет в Алма-Атинском заповеднике, в охотничьих хозяйствах.

     В своих рассказах и повестях писатель сумел нарисовать нелегкий, а часто и опас­ный для жизни труд егерей, объездчиков, лесников. Не одному из них пришлось по­платиться здоровьем и даже жизнью. О беззащитности егерей перед браконьерами М.Зверев много писал в своих статьях в республиканских, областных и центральных газетах.

     Браконьер в понимании М.Д.Зверева - это целая психология приспособленчества, враждебная, античеловеческая и неприемлемая для общества.

     Мысль о том, что каждый из людей ответственен за сохранение природы, и о нераз­рывности крепких связей человека с природой пронизывает все творчество писателя. Ему хотелось, чтобы люди не только научились понимать прекрасное, наслаждаться красотой окружающей среды, но чтобы они вбирали в себя все совершенное, что несет природа. Эта нравственная философия писателя особенно необходима теперь, когда перед человечеством остро встали вопросы экологического равновесия.


    написать администратору сайта