Главная страница

Реферат_Вторжение войс Чингисхана в Среднюю азию. Реферат по дисциплине История на тему Вторжение войск Чингисхана в Среднюю Азию и Закавказье


Скачать 67.7 Kb.
НазваниеРеферат по дисциплине История на тему Вторжение войск Чингисхана в Среднюю Азию и Закавказье
АнкорРеферат_Вторжение войс Чингисхана в Среднюю азию
Дата24.12.2022
Размер67.7 Kb.
Формат файлаdocx
Имя файлаReferat_Cheremnyi_3Cd-119_Chingiskhan.docx
ТипРеферат
#861633
страница3 из 6
1   2   3   4   5   6

Подготовка Хорезма к войне с Чингисханом


Немедленно по получении этого грозного известия хорезмшах собирает своих эмиров и беков на большое совещание. Главный вопрос повестки дня — выбор стратегической линии на предстоящую войну. Собрав­шиеся предлагали разные планы действий, но основ­ных мнений было два. Группа более смелых воителей, рупором которых выступил старший сын шаха, Джелал ад-Дин, требовала быстрой мобилизации армии и выступления навстречу монголам, с тем чтобы дать бой у границ державы, в максимально удобном месте (например, на переправе через Сырдарью). Битва сра­зу должна была решить исход войны, и, по мнению Джелал ад-Дина, хорезмийцы имели все шансы на победу — ведь армия хорезмшаха имела двукратное превосходство в людях. Другая группа, состоявшая из более осторожных или трусливых беков, предлагала полностью оставить Мавераннахр в распоряжение мон­голов, увести войска в Хорасан и Иран и здесь, в более благоприятных природных условиях (в этой местности преобладают горы и предгорья) ожидать Чингисхана. Вполне возможно, что эти беки предполагали, что Чингисхан не рискнет пойти за Амударью и, тем самым, слишком удалиться от родных степей. А Мавераннахр — что ж.. жителей, конечно, жаль, но такова уж судьба простых дехкан: «белые приходят — грабят, красные приходят — грабят».

Пессимистически настроенная часть элиты, видимо, составляла большинство, и мнение Джелал ад-Дина было напрочь отвергнуто. Мухаммед назвал идею смель­чаков — разбить монголов в сражении — ребячеством. Однако и позиция трусов не была им принята в пол­ном объеме. Хорезмшах отказался от вывода армии из Мавераннахра, вместо этого распределив силы по гар­низонам: двадцать тысяч в Отраре, тридцать тысяч в Бухаре, по десять тысяч в Бенакете и Ходженте и так далее. Центром этой пассивной обороны он сделал Са­марканд, где было собрано, по некоторым данным (ве­роятно, преувеличенным), до ста десяти тысяч воинов. Сам же Мухаммед ушел за Амударью собирать новую армию, прихватив с собой всю свою огромную казну.

Эти действия хорезмшаха впоследствии вызвали ги­перкритическую оценку и наших источников и, вслед за ними — подавляющего большинства современных историков. Решение Мухаммеда объявляется несусвет­но глупым, чрезмерно трусливым, а некоторые прямо обвиняют хорезмшаха в том, что он сошел с ума от страха и его действия — бред сумасшедшего. К подоб­ной точке зрения, например, склоняется Рашид ад-Дин, у которого позже появляется немало сторонников. И по сей день такое мнение имеет большой вес в историчес­кой литературе, посвященной Среднеазиатскому похо­ду Чингисхана. Но можно ли признать это суждение (пусть даже в самом мягком варианте) правомерным? Нет, ни в коем случае!

Историки, описывающие действия Мухаммеда в канун монгольского нашествия, допускают одну боль­шую (но, увы, свойственную очень многим) логическую ошибку. В своих выкладках они почти бессознательно учитывают то, как пошли события после начала мон­гольского похода — быстрое падение главнейших кре­постей и полный крах всей системы обороны Мавераннахра уже весной 1220 года. Но хорезмшах принимал свое действительно судьбоносное решение до начала нашествия и мог опираться только на ту информацию, которой реально владел на данный момент.

Трагическое для своей державы развитие событий хорезмшах предвидеть не сумел. Но Ала ад-Дин Му­хаммед ибн Текеш не был ни глупцом, ни трусом. Он был хорошим полководцем и очень неплохим стратегом — об этом свидетельствует цепь почти непрерывных по­бед в течение двадцати лет. Более того: стратегия, избранная хорезмшахом, была наиболее продуманной и выверенной из предлагаемых и опти­мально учитывала всю имевшуюся в распоряжении Мухаммеда информацию. Но она не могла учесть того, что часть этой информации — в первую очередь, каса­тельно потенциала монголов — была неверной либо устаревшей. Великого азиатского владыку подвела слабость его разведывательной службы. И потому его решение обернулось ужасной, трагической ошибкой, повлекшей за собой полную гибель державы Хорезмшахов. Но мог ли Ала ад-Дин Мухаммед поступить иначе? Попробуем разобраться в этом вопросе более обстоятельно.

Иранские и тюркские авторы XIII—XIV веков вся­чески превозносят Джелал ад-Дина и отстаиваемое им стратегическое решение. Им вторят современные историки и литераторы: вот если бы Мухаммед послушался сына и двинулся на монголов со своим огромным войском, все пошло бы совершенно иначе. Полно, так ли это? Молодому горячему Джелал ад-Дину, только что одер­жавшему локальную победу над монголами, могло так казаться: вспомним, возглавленное им правое крыло потеснило левый фланг монголов в битве при Иргизе и тем спасло хорезмскую армию от поражения. Но умудренный опытом хорезмшах отнюдь не обольщался этим незначительным успехом части войска. В отличие от сына, он видел и другое — лучшая часть его армии, по сути, кадровые войска, лишь чудом не была раз­громлена монголами, которые количественно уступали в два-три раза. И отлично понимал, что у наспех со­бранной, пусть и огромной, но слабо дисциплинирован­ной армии будет еще меньше шансов в полевом сраже­нии с железными туменами Чингисхана. Рискнуть всем, без больших шансов на победу, и потерять все разом, не исключая свободу и жизнь (а на том же Иргизе он был как никогда близок к позорному пленению и, уж конечно, об этом не забыл) ... Понятно, почему Мухам­мед назвал план Джелал ад-Дина ребячеством.

Может быть, хорезмшаху следовало послушать сво­их осторожных (мягко говоря) беков и отступить за Амударью, оставив Чингисхану важнейшую часть сво­ей державы без боя? Амударья в этом случае могла бы стать мощным оборонительным рубежом, который при наличии столь огромной армии не слишком слож­но было удержать, тем более — можно было рассчи­тывать, что хан монголов удовлетворится столь лако­мым куском, в конце концов, история знает и другие случаи стратегического отступления такого масштаба: Ганнибал в Италии стоял у ворот Рима, а Кутузов отдал Наполеону Москву, но победы в этих войнах одержала отнюдь не наступающая первоначально сто­рона. Конечно, такой шаг был бы явной трусостью и обернулся трагедией для миллионов жителей Средней Азии, но не лучше ли иногда поступиться частью, чем потерять все — нормальная мысль для любой полити­ческой элиты во все века, ведь «своя рубашка ближе к телу». Но и так поступить Мухаммед не мог, хотя уже по другой причине.

Чтобы понять это, нужно представить политичес­кую ситуацию в державе Хорезмшахов того времени. А ситуация эта была очень и очень непростой. Ведь две трети огромной империи Мухаммеда составляли земли, завоеванные им самим за последние двадцать лет. Соответственно, и лояльность только что покоренных народов (и, отметим особо, властной элиты завоеван­ных земель) зиждилась лишь на страхе перед военной силой хорезмшаха и вере в его непобедимость как пол­ководца. Раздутая, рыхлая, многонациональная импе­рия, к тому же отнюдь не спаянная какой-либо единой идеей, была поистине колоссом на глиняных ногах. Оставить Мавераннахр без боя, продемонстрировать столь явную трусость перед монголами — означало расписаться в собственной слабости. А это привело бы к взрыву антихорезмийских настроений в недавно за­воеванных землях, резкому росту центробежных тен­денций и, как следствие, к вероятному распаду держа­вы. Отступив за Амударью, Мухаммед мог потерять без боя не только Мавераннахр, но и всю империю. И шах это понимал гораздо лучше своих беков, защищав­ших, по сути, собственные узкокорыстные интересы.

Другим следствием оставления Мавераннахра стал бы глубокий раскол тех сил, что составляли опору трона хорезмшахов. Армия Мухаммеда, творец его многочис­ленных побед, основа его власти, тоже вовсе не была единой. Она делилась на две в целом равносильные национальные группы: южных тюрок — туркмен и северных тюрок — кыпчаков. Между этими двумя силами вынужден был лавировать и сам шах, который, лишь поддерживая определенное равновесие, мог оста­ваться верховным арбитром и властелином. А это было нелегким делом — ведь отношения между двумя час­тями войска (особенно его верхушки) были, мягко го­воря, натянутыми. И уход войска за Амударью привел бы к неминуемому расколу, если не к гражданской войне. Туркмен такой расклад затрагивал мало: корен­ные туркменские земли лежали как раз в левобережье Амударьи. Но для северян-кыпчаков подобное отступ­ление было неприемлемо — это отдавало их родные степи на съедение монголам. Весьма вероятно, что кыпчакские части в случае приказа об отступлении за Амударью вообще подняли бы мятеж, а то и переки­нулись бы на сторону Чингисхана — столь опытный правитель, как Мухаммед, должен был учитывать и такую возможность.

Таким образом, два предложенных варианта стра­тегии войны с монголами шах мог считать невозмож­ными и предложил третий: рассредоточить войска по гарнизонам. Решение это привело к катастрофе, но оно не могло быть другим. На чем же основывался в дан­ном случае правитель Хорезмской державы? Как это ни парадоксально — на хорошем знании военных прин­ципов кочевых народов. А принципы эти уже в течение многих столетий оставались одинаковыми: набег — раз­грабление — уход. Закрепиться на землях оседлых на­родов кочевники не могли — они не умели брать кре­пости. Лишь два способа взятия укрепленных цитаделей знали степняки — выманивание гарнизона в поле и последующий его разгром и долгую изнурительную блокаду, которая, кстати, довольно редко приводила к успеху: ведь и самим осаждающим (и их коням!) нужно есть. Вот это знание и привело Мухаммеда к логично­му выводу, что обороняться следует в крепостях, при­чем хорошо подготовленных к обороне. В этом случае кочевники либо вынуждены будут уйти, либо оконча­тельно завязнут в долгих осадах. К тому же это потре­бует от них значительного раздробления сил.

Это мнение хорезмшаха отнюдь не было поколебле­но и известными ему успехами монголов в Китае. Наоборот, монголо-китайская война во многом укрепи­ла его в таком воззрении. Ведь его единственное по­сольство 1215 года довольно уверенно доложило шаху, что монголы так, в общем, и не научились брать кре­пости: Чжунду пал только тогда, когда у защитников кончились все припасы. Вывод: против крепких стен, многочисленных защитников и запасливых комендан­тов монголы бессильны. И надо признать, что подоб­ная оценка ситуации Мухаммедом на тот момент была, в общем, правильной. Но только на тот момент, ибо к осени 1219 года, к началу Среднеазиатского похода, монголы были уже совсем иными. Китайский опыт, китайские машины, китайские специалисты сде­лали монгольскую армию способной взять любую кре­пость, преодолеть любое препятствие. Но «разведка не доложила точно», и потому новые умения монголов стали ужасным откровением и для жителей Мавераннахра, и для их правителя. Все учел властитель Хорезмийского царства, неучтенным осталось только одно — военный гений Чингисхана, превратившего монгольское войско в непревзойденную боевую машину.

1   2   3   4   5   6


написать администратору сайта