Дети Ванюшина. С. Найденов Дети Ванюшина
 Скачать 23.11 Kb.
|
|
С. Найденов Дети Ванюшина Драма в четырех действиях ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Александр Егорович Ванюшин -- купец, член городской управы. Арина Ивановна -- жена его. Константин | Алексей | Клавдия | Людмила } их дети. Аня | Катя | Елена -- племянница Ванюшина. Павел Сергеевич Щеткин -- муж Клавдии, чиновник. Степан Федорович Красавин -- муж Людмилы, доверенный богатой московской фирмы. Генеральша Кукарникова -- вдова. Инна -- ее дочь. Авдотья -- экономка в доме Ванюшина. Акулина -- горничная. Старик в лохмотьях. Несколько человек с улицы. Ванюшин -- высокий, сутуловатый старик лет шестидесяти пяти, еще бодрый и сильный; суровое, бритое, синевато-красное лицо; на голове большая лысина, окаймленная седыми волосами. При раздражении сурово сжимаются брови, синеет лицо и раздуваются ноздри. Он редко смеется и шутит, и его смех и шутки не смешны для других. В нем есть что-то подавляющее, гнетущее, исключающее впечатление человека доброго и простого, хотя этими качествами старик наделен природой в достаточной степени. Главная его особенность характера — замкнутость. Ванюшин (продолжает думать вслух; глаза его наполняются слезами, но не теряют обыкновенного своего выражения -- суровости). Тридцать лет ждал сына. Вырос, и... Детки! Что им отец? Учились, да ничему, кроме фу-ты да ну-ты, не выучились. Учить-то не стоило... Арина Ивановна. Говорила я тебе... Ванюшин. Ступай, старуха, молись. Арина Ивановна. А ты и лба по утрам не перекрестишь! Только торговля на уме-то... Бога забыл... Ванюшин. А кормить-то вас кто будет? Арина Ивановна. Бог прежде всего; без его и дела плохи. Щеткин. Больше недели прошло после первого. Вы коммерческий человек, должны понимать, что значат для маленького человека вовремя деньги. Ванюшин. Как не понимать! Понимаю. Извините, Павел Сергеевич, не приготовили, сделайте милость. Щеткин. У вас никогда нет. Странно. Ванюшин. С квартиры вытурю! Зазнался, дери тебя горой! Щеткин. Ну это вы пожалуйста! Все знают, что квартиру в доме и пятьдесят рублей в месяц вы обязались платить мне, и все будут знать, как вы держите свое слово. Я не из тех зятьев, которых можно дурачить, прошу это заметить. В управе и то все удивляются... Авдотья. Хитрый... Где ночь-то сегодня шатался? Все, чай, по девочкам? Алексей. С твоей легкой руки. Авдотья. А ты старое-то не вспоминай... нехорошо... старуха я совсем стала. Алексей. Учительница! Авдотья. Не вспоминай... Ишь у тебя волосики-то как стали виться... (Гладит его по голове.) Алексей. Уйди! (Отталкивает ее.) Входит Клавдия, она немного горбатая и кривобокая, сухая, рыхлая, с веснушками на лице. Часто курит, в руках у нее папироска. Трудно определить, сколько ей лет. Пять лет замужества состарили и искалечили эту женщину. Константин. Постоянно хлев! Прилично дома нельзя напиться чаю; ни сыру, ни масла... Арина Ивановна (наливает ему стакан чаю). Купим сегодня. (Хочет сказать ему о деньгах, но не решается и боится.) Расходы, Костенька, большие. Константин. Вот в этом-то и горе!.. Расходы большие, а в каждой чиновнической семье приличнее, чем у нас. Арина Ивановна. На Распоповой хочется отцу-то женить Костеньку. Велел узнать, сколько за ней денег. Она барышня ничего... у обедни каждое воскресенье бывает, так смиренно стоит... Клавдия. Не женится он на ней... содержанку-то куда денет? Арина Ивановна. А ты не болтай вздор! Ванюшин. Зачем ты? Людмила (падает к его ногам). Не гоните меня. Я к вам приехала. Ванюшин. Постой... (Приподнимает ее.) Что ты, обезумела? Расскажи все толком. Людмила. Я бросила мужа... тихонько убежала. Он запер меня, бил. Я не могла... Ванюшин. За что же? Как он смел? Людмила. Тогда... после свадьбы... как поезд отошел, пришли мы в вагон, и он стал требовать денег... Я сказала, что вы мне ничего не дали... только на карманные расходы двадцать пять рублей... Ушел, не приходил всю ночь и целую неделю мучил меня и издевался. Ванюшин (тяжело дыша, опускается на стул и задумывается). Здесь что-то не так... Я ему русским языком говорил, что денег за тобой нет... Как же он смел? Людмила. Пьяница он: и ночью и днем пьет; ничего не понимает. Папаша, зачем вы хвалили его? Отдали меня? Кому же я могла верить, как не вам? приезжает муж Людмилы, требует 15 тысяч Ванюшин хочет, чтобы Костя женился на богатой Распоповой, тот наотрез отказывается Ванюшин. Не обойдется... нельзя, чтобы обойтись... Души у них у всех несчастные. Арина Ивановна. Да про кого ты говоришь? Ванюшин. Работать не могут, жить не могут... Старуха, кто у нас детей-то сделал такими? Откуда они? Наши ли? Арина Ивановна. Уж я не знаю, что ты и говоришь... Ванюшин. Для них старался, для них делал -- и всем врагом стал. Арина Ивановна. Грозен ты уж больно. Вон Алешеньку-то как перепугал. Ванюшин. Грозен, боятся... А знают ли они, как смотреть-то на них жалко? Не чувствуют, ничего не чувствуют... Словно не отец я им. Арина Ивановна. Я Алешеньке скажу. Ванюшин. Не надо. Пусть думают что хотят про отца. Все равно, немного нам с тобой жить, как-нибудь доживем. Устал я сорок лет вести вас. Рукой на все махну. Пусть живут как хотят! И для чего работал? Для чего жил? Грош к грошу кровью приклеивал... Суетна ты, жизнь человеческая! Ванюшин. Погоди. (Обращается к Людмиле.) Вот муж в Москву зовет -- поедешь? Говори, что есть на душе; помни, отец у тебя не зверь, худого тебе не желает, лишний рот не разорит его. Людмила. Я не знаю. Ванюшин. Как не знаешь? Людмила. Ни к нему ехать, ни у вас не хотелось бы остаться. Это вы так говорите, а потом будете молчать да дуться. От одних ваших взглядов убежишь. Красавин. Понятно, так. Что на шее у отца-то сидеть... Поедем, Людмилочка. Ванюшина больно затрагивают слова дочери; он хотел бы сказать ей, как она несправедлива, но не умеет высказать этого. Ванюшин. Нет, не так. Я всегда и тебе и другим желал только хорошего, а выходит не то. Глядел -- душа плакала, а вы злобу да вражду во взглядах моих видели. Отца-то вы не знаете. Людмила. Вы все молчите, а если говорите, то ругаетесь. Ванюшин. А вот теперь тебе говорю и не ругаюсь: погоди ехать; видишь, каким он хахалем стал! Пусть переменится, пить перестанет, за ум возьмется, тогда сам пошлю, сам буду советовать. Красавин. Да если, Людмилочка, ты поедешь -- не узнаешь меня! Все забуду, язык сам себе вырву, когда он хоть одним словом посмеет намекнуть. Вот как! Людмила. А пить не будешь? Красавин. Ни рюмки! За десятерых буду работать! Через два-три года на резиновых шинах поедем... Людмила. Какой вы глупый! Ванюшин. Нет, говори. Слушаю я тебя и сам не знаю, что думать. Ишь какой адвокат! Я не знал, что ты так и говорить-то умеешь. Алексей. Не мудрено. Ведь как это ни странно, я с вами говорю первый раз в жизни. Я многое мог бы сказать вам, да мне неловко и стыдно говорить с вами. Ванюшин. Говори. Алексей. Не могу. Я только буду просить вас позволить мне уехать отсюда. Дайте мне на первое время денег, и я больше не буду вас беспокоить ничем. Вот что я решил. Ванюшин. И ты, значит, бежишь от меня? Все бегут... Куда же ты поедешь? Алексей. В Петербург. Постараюсь сдать экзамен на аттестат зрелости и жить уроками. Ванюшин. Что же тебе дома не готовиться? Без всяких уроков мог бы жить. Алексей. Дома! У нас дома жить нельзя, а не только готовиться. Здесь, не говоря ни слова, молча гнетут и сушат друг друга. Дышать свободно нельзя! Аня. Не смеешь... не смеешь... Алешу обижать... тоже... папашу... в глаза... Людмила. Полно, Аня... что с тобой? Аня. Мы с Катей все знаем... мы дневник ее читали... письма... (Вскрикивает, обращаясь к Константину.) Нехорошо! Нехорошо... (С ней истерика, плачет и хохочет в одно и то же время.) Щеткин и Людмила выводят ее из гостиной. Арина Ивановна, потрясенная всем слышанным, из доброй, кроткой старушки превращается в не похожую на себя женщину. С отчаянием, сжав кулаки, она подбегает к Леночке, кричит и топает ногами. Все удивленно смотрят на нее. Арина Ивановна. Вон, греховодница, из дому! Вон! (За этой вспышкой следует мгновенный упадок сил. Она вся дрожит и с трудом стоит на ногах.) Ванюшин. Так откуда же вы такие? Алексей. Сверху. Вот в том-то и дело, папаша, что мы жили наверху, а вы внизу. Внизу вы работали, трудились, чтобы нам жилось спокойно наверху... и мы жили как кто хотел, как бог на душу положит. Ванюшин перестает рыдать и внимательно слушает сына, покачивая головой. Ванюшин. Так... так... Алексей. Вы знали, что мы чему-то учимся, что-то читаем, где-то бываем, но как мы воспринимаем, где бываем -- вы этого не знали. По крышам еще мальчишками мы убегали сверху и нередко взрослыми проделывали то же самое. Нас развращали няньки и горничные, мы сами себя развращали -- старшие младших. Все это делалось наверху, и вы ничего не знали. Ванюшин. Так... так... Алексей. Вы рождали нас и отправляли наверх. Редко мы спускались к вам вниз, если не хотелось пить и есть, а вы поднимались к нам только тогда, когда находили необходимым ругать нас и бить. И вот мы выросли, мы сошли сверху уже взрослыми людьми со своими вкусами, желаниями и требованиями; и вы не узнаете нас; вы спрашиваете -- откуда мы такие? Как, должно быть, тяжело вам! (Опирается руками на ручку кресла, на котором сидит Ванюшин, и плачет.) Ванюшин целует его в голову Вы целуете? Ведь это первый поцелуй отца! Папаша!.. (Склоняется перед ним на колени и целует руку.) Ванюшин. Поезжай... куда хочешь поезжай, помогать буду... (Крепко прижимает его к груди.) Родной мой! Арина Ивановна. Уж больно у меня на сердце неспокойно, Александр Егорович. И чего затевает -- сами не знаем! Худая, желтая она ведь, а понравилась... Просто, как это Алешенька говорил, белены парень объелся. Ванюшин. Пусть... все равно. Арина Ивановна. А грех-то какой на душе у него остается. Подумать страшно! Вот говорят, можно было бы выхлопотать в Петербурге, чтоб ему жениться на Леночке... уж лучше на ней, -- денег-то все равно не берет. Константин. Я скажу прямо. Ты, понятно, настолько умна и настолько знаешь жизнь, что не представляешь себе мужчин какими-то безупречными ангелами... Инна. Дальше. Вы хотите говорить о вашем бывшем романе? Начинайте прямо с нее... Кто она? Константин. Вот видишь ли... Инна. Ничего я не вижу. Кто она? Константин. У нас здесь жила... моя родственница. Я был моложе, увлекся... думал сделать из нее человека... Инна. И сделали из нее любовницу? Константин. Я искренне увлекся, Инна, и, может быть, это увлечение не прошло бы до сих пор, если бы она была другой... Но она оказалась такой мелкой, мещанской натурой, узкой и эгоистичной, что я не нашел с ней ничего общего. Когда же я сходился, у меня были честные намерения: я мечтал образовать ее -- она почти ничего не знала, -- воспитать в ней себе жену по своему идеалу, но из этого ровно ничего не выходило. Каждый день я убеждался в ее природной тупости, в неспособности... ее буржуазные вкусы, наклонности возмущали меня, и я... Мы расстались. Ты, вероятно, услышала бы здесь эту историю в искаженной редакции, и я счел необходимым рассказать тебе. Инна. Где она теперь? Константин. Она уехала к матери в Самару. У нее три сестры; имеют мастерскую, сами шьют... Я помогаю. (Берет Инну за руку.) Прости меня. Чего я искал в ней, я нашел в тебе... Не разбивай моего счастья. Инна. Я серьезно благодарю вас. Константин. За что? Инна. Вы облегчили меня: я должна была вам тоже сказать... На все, что вы мне сказали, я отвечу русской пословицей: "долг платежом красен". Вы тоже у меня будете не первым... Константин. Ты шутишь? Инна. Нисколько. Арина Ивановна. Нет, не он... Константин. Продолжайте, Инна. Аня. Простите, я вам помешала петь. Инна. Ничего. (Продолжает петь.) Через некоторое время доносится какой-то неопределенный шум. По залу пробегает Акулина. Аня, Арина Ивановна и Константин прислушиваются к шуму. Инна продолжает петь. Шум ближе -- ясно слышно топанье ног. Скоро в зале появляются незнакомые люди, кто-то из них говорит: "Сюда". Инна смолкает. В гостиной тишина. Вносят труп Ванюшина. Несут старик в лохмотьях, татарин и еще несколько человек из простонародья. В толпе заметен один только интеллигентный человек в цилиндре. Люди с трупом входят в гостиную. Константин (не уясняя происшедшего, робко и тихо спрашивает старика). Что с ним? Старик в лохмотьях (глухим голосом). Застрелился... в саду. Константин делает шаг вперед и с искаженным от ужаса лицом смотрит на труп; Арина Ивановна остолбенела на месте; лицо Клавдии подергивают судороги; Аня сейчас вскрикнет и упадет в обморок. Кукарникова и Инна, недоумевая, глядят друг на друга. Страшная пауза. Еще момент -- и трагедия их душ воплями и стонами вырвется наружу. |