Проблемы в Венесуэле. Дуйшегулова_Жибек_финальный_вариант. Случайных людей
 Скачать 119 Kb.
|
|
Polis. Political Studies. 2018. No. 6. P. 142-154 DOI: 10.17976/jpps/2018.06.10 Т.А. Алексеева, И.Д. Лошкарёв, Д.А. Пареньков ПРИДЕТ ЛИ ВРЕМЯ “СЛУЧАЙНЫХ ЛЮДЕЙ” ВО ВЛАСТИ? В “Лотерее в Вавилоне” Х.Л. Борхеса вся человеческая жизнь, включая и политическое ее измерение, оказалась в руках слепого жребия. Периодическое введение хаоса в миропорядок посредством лотереи установило господство “бесконечной игры случайностей”, способной как вознести на властную вершину, так и смести прочь обладателя несчастливого билета. Место “священному беспорядку” как элементу институциональной архитектуры политической системы обнаруживается и за пределами литературного воображения. В античных Афинах жребий был значимым условием функционирования трех из четырех основных институтов управления: около 600 из 700 должностных лиц полиса выбирались случайным образом (за исключением, например, военных лидеров-стратегов); ежегодно в Совет пятисот по 50 граждан выбиралось случайным образом от каждой из 10 территориально-родовых единиц (фил); каждый год с помощью жребия 6 000 человек отбиралось в состав народного суда (дикастерия), также жребием определялся конкретный состав судей на каждое судебное дело. Лотерея играла важную роль в политической организации и средневековых итальянских городов-государств (Флоренции, Венеции). Причем если в Афинах случай реализовывал в первую очередь религиозную функцию то во Флорентийской Республике элементы лотереи были призваны решить прикладную политтехнологическую задачу урегулирования конфликтов и поддержания хрупкого баланса сил между ключевыми семьями. Изучение лотереи не сводится к одной лишь “политической истории и археологии”: сама логика постнеклассической научной картины мира дает повод пристальнее взглянуть на роль и место случая (в статистическом смысле – вероятности) в формировании и функционировании политических институтов. Приоритет случайности, относительность пространства и времени подталкивают к отходу от механистической традиции в интерпретации политического. Выход за рамки классической научной картины мира, вокруг которой по-прежнему структурируется доминирующая политическая мысль, позволяет рассмотреть связанные со жребием политические практики в новом ключе, чтобы попробовать найти что-то актуальное в “хорошо забытом старом”. К феномену “политических лотерей” и рассматривают возможные политические последствия при введении той или иной лотерейной модели. СОВРЕМЕННАЯ ПРАКТИКА ПОЛИТИЧЕСКИХ ЛОТЕРЕЙ В последнее время в Канаде активно обсуждается вопрос реформирования сената. Как известно, членов канадского сената назначает генерал-губернатор по согласованию с премьер-министром, что вызывает вопросы о полноте соблюдения принципа разделения властей. В конце 2015 г. глава правительства Канады Дж. Трюдо учредил консультативный совет, который должен отбирать кандидатуры сенаторов, исходя из отсутствия у них членства в политических партиях и наличия профессиональных достижений. По замыслу Дж. Трюдо, учреждение консультативного совета должно способствовать открытости при отборе сенаторов и отсеиванию представителей крайних взглядов. Безусловно, это мера половинчатая: сенаторы по-прежнему назначаются, а верхняя палата в целом по-прежнему не отражает мнения жителей страны. Предложений по реформе канадского сената предостаточно. Наиболее радикальное решение – упразднение верхней палаты – осуществить сложно, так как Верховный суд Канады установил, что для этого необходимо единогласное одобрение обеих палат общенационального парламента и парламентов всех провинций. Канадские консерваторы предлагают более умеренный вариант – обязать премьер-министра рекомендовать к назначению кандидатов, избранных провинциями. В ходе продолжающихся дебатов о реформе сената профессор кафедры политической науки Университета Макгилл А. Абизадех напомнил о еще одной альтернативе: “До недавнего времени демократию ассоциировали в первую очередь с лотереей, а не с выборами. Именно так отбирались кандидаты на должности там, где зародилась демократия, – в древних Афинах. Путем случайного отбора граждан, желающих служить обществу” Помимо отсылок к авторитету античной демократии, сторонники применения лотереи (жеребьевки) как механизма отбора на политические должности ссылаются на опыт двух канадских провинций, которые уже созывали ассамблеи граждан, отобранных случайным образом. В 2003 г. в провинции Британская Колумбия и в 2005 г. в провинции Онтарио были созваны ассамблеи граждан, разработавшие предложения по избирательной реформе. В данные органы были случайным образом отобраны лица, внесенные в списки избирателей по провинции и затем согласившиеся на работу в ассамблее за фиксированное вознаграждение. Хотя предложения данных лотерейных органов не были приняты, некоторые исследователи полагают, что опыт таких ассамблей можно применить и на общегосударственном уровне. Это далеко не единственный пример использования “присяжных” в законодательных, а не в судебных целях. В 2012-2014 гг. в Ирландии работал Конституционный конвент, которому было поручено разработать предложения по конституционной реформе. По существовавшим нормам правительство страны должно было дать формальный ответ на предложения Конвента, но прислушиваться к ним было не обязано. В итоге правительство дало формальный ответ на шесть из девяти предложений Конвента, а два предложения даже были вынесены на общенациональный референдум. 66 из 100 членов этого законосовещательного органа были отобраны случайным образом. Несмотря на относительно низкую результативность Конвента, в 2016 г. Ирландия повторила этот опыт: была учреждена Ассамблея граждан, которая получила ограниченное право законодательной инициативы. Интересно, что 99 из 100 членов Ассамблеи были отобраны случайным образом, как и еще 99 резервных членов. Отбор запасных членов Ассамблеи оказался ненапрасным: от работы в Ассамблее отказалось 24 человека. На локальном уровне случайно отобранные представители действовали и в Германии, где данную идею в 1970-е годы обосновал профессор социологии П. Денель. По его мнению, “ячейки планирования” или “собрания горожан” , можно использовать для разработки предложений по усовершенствованию работы муниципальных служб. В 1995-1996 гг. эта идея была впервые опробована в Ганновере: почти 300 горожан отобрали для обсуждения предложений по работе транспорта в городе. “Собрание горожан” разделили на 16 рабочих групп, в которых проходило обсуждение узкой проблематики (тарифы на проезд, доступность транспорта для лиц с ограниченными возможностями). После нескольких мозговых штурмов и обсуждений с экспертами “собрание горожан” подготовило 200-страничный том с предложениями по усовершенствованию работы транспортной системы Ганновера. C тех пор подобные мероприятия в Германии не редкость. Только в 2017 г. “ячейки планирования” собирались для обсуждения вопросов развития городской агломерации в Мюнхене и Бохольте, а проблем климата – в Брауншвейге. Таким образом, предложение сформировать канадский сенат из “случайных” людей опирается на некоторый эмпирический опыт в ряде современных государств. МАСШТАБ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ – В НАЗВАНИИ Общая идея случайного отбора властвующих достаточно проста. Сложности могут возникнуть с коллективными органами управления: какое количество индивидов необходимо отбирать, отбирать ли всех по жребию или часть членов такого органа определить иным образом, оставить ли на рассмотрение такого органа некий узкий вопрос или предоставить самому органу решать, чем заняться. В общем, практическая реализация “политических лотерей” вызывает ожесточенные дискуссии – в частности, по поводу разумного масштаба их использования. Это особенно заметно по тому, как исследователи называют описываемый феномен – предлагаем выделить как минимум три подхода. Первый подход – минималистский – восходит к работам Р. Даля, рассматривавшего “демократическое участие по жребию” (англ. participation by a lot). Согласно Р. Далю, для совершенствования демократических режимов можно создавать консультативные органы, в которые необходимо отбирать случайным образом, но этот метод отбора ни в коем случае не должен касаться представителей законодательной и исполнительной власти. Даль воспринимал эти консультативные органы как уменьшенную копию общества и стремился укрепить с их помощью делиберативную составляющую существующих режимов. В подобном ключе рассуждал и ученик Даля, предлагавший проводить регулярные “делиберативные опросы”. В настоящее время представители такого подхода чаще используют термины “миниобщества” и “небольшие делиберативные общественные собрания” , что по смыслу совпадает с немецкими “собраниями горожан” и “ячейками планирования”. Ограниченность использования “мини-обществ” представители данного подхода обосновывают небольшим объемом эмпирического материала, нарушением свободы случайно отобранных лиц при их назначении на государственные должности (появление ответственности за решение, встраивание в существующие формальные и неформальные институты). Другими недостатками “мини-обществ” считаются неспособность работать на общегосударственном (нелокальном) уровне, невысокая эффективность в случае широко поставленных задач. Более того, на уровне гипотезы предполагается, что легитимность органов со случайно отобранными представителями будет ниже по сравнению с представительскими институтами, поскольку метод отбора отсекает многие неформальные связи, повышающие политическую активность граждан. Есть и противоположная точка зрения: канадский психолог К. О’Догерти отмечает, что и цель данных консультативных институтов другая – не получение власти, а обеспечение социальной связности. Иными словами, участники подобных собраний должны “выговориться” и согласиться друг с другом хотя бы частично, чтобы снять напряженность по поводу политических проблем. Второй подход можно условно назвать инклюзивистским, поскольку главный тезис его сторонников заключается в активном использовании различных методов отбора в органы власти – в том числе “политических лотерей”. В большинстве случаев представители данного подхода используют термин “жеребьевка” или “отбор по жребию”, а также собственно “лотерея”. В. Пьер-Этьенн и А. Веррет-Хамелин отмечают, что неправильно применять случайный отбор должностных лиц только в консультативных органах (на микроуровне), как это нередко предлагают минималисты: в условиях глобализации уровни принятия решений размываются и переплетаются, так что само разделение на “важное” и “второстепенное” отходит в прошлое. Распространенным тезисом о возрастающей роли глобализации в данном случае опровергается аргументация о локальном использовании “политических лотерей”. Представители инклюзивистского подхода не согласны и с тем, что применение лотерей делегитимизирует кого-либо, отобранного с их помощью на конкретную должность. П. Стоун отмечает, что существующие представительные институты во многом основаны на идее пропорционального представительства: каждой группе отведена некая квота, которая меняется по мере определения новых групп и изменения размеров уже устоявшихся. Но в подобной системе группы выявляются по лимитированному количеству критериев, в то время как политическая лотерея не имеет таких ограничений. Более того, применение политических лотерей подчиняется закону больших чисел: вероятность репрезентативной выборки растет при увеличении числа отбираемых. В рамках теории рационального выбора такое соображение должно обеспечивать большую легитимность, нежели представительство от ограниченного числа групп. Если же легитимность базируется на нерациональных основаниях, то ее изменение в условиях лотереи предугадать невозможно: не исключено, что удача (победа в лотерейном отборе) может послужить только росту общественной поддержки отобранного случайным образом властителя. Хотя аргументы минималистов можно поставить под сомнение, это не значит, что “политические лотереи” нужно использовать в масштабе всей сферы политического. Один из главных теоретиков данного подхода О. Доулен отмечает, что лотерея – это не способ управления, а способ отбора, и значит, ситуации неправильного применения лотерей вполне возможны. Как способ отбора лотерея внерациональна, что накладывает определенные ограничения: иногда необходимо в институциональный дизайн добавлять соответствующие элементы, которые уравновешивают внерациональность, добавляют субъективизм или, наоборот, рациональность (пусть и ограниченную). Такими инструментами может быть введение регулярной ротации и неравновесных лотерей, т.е. лотерей, которые обеспечивают распределение по квотам для отдельных меньшинств. Главная идея инклюзивистского подхода – не следует использовать только один из видов институционального дизайна, необходимо их комбинировать для получения максимальной отдачи. Сочетание политических лотерей с общепринятыми политическими институтами может выразиться в лотерейном отборе одной из палат парламента в бикамеральных политических системах, в создании отдельной (“народной”) ветви власти как еще одного элемента механизма сдержек и противовесов, в комбинировании с референдумами для принятия важных решений или в решении отдельных существенных вопросов – например, при “партисипаторном бюджетировании”. Наконец, последний подход – максималистский – позиционирует политические лотереи как новый тип политического режима. Поэтому сторонники данного подхода предпочитают обозначать случайный отбор во властные органы с помощью “режимных” терминов – в частности, “демархия”, “лотократия”, “алеаторная демократия”, “рандомократия”. В то же время максималистское видение “политических лотерей” отличается наименьшей проработкой – во многом из-за отсутствия практического воплощения (во всяком случае, на сегодняшний день). Один из первых проектов, разработанных в максималистской логике, – это “демархия” австралийского профессора Дж. Бернхейма. Хотя его книга была опубликована в 1985 г., пристальное внимание к ней возникло относительно недавно. Бернхейм предложил упразднить бюрократический аппарат и передать исполнительную власть в руки отраслевых коллективных органов, члены которых отбираются случайным образом. Разногласия по сферам ведения между отраслевыми органами не исключены, поэтому необходимы также законодательные органы, которые будут разграничивать сферу компетенции исполнительных органов власти, но не смогут участвовать в принятии решений. Обратную логику рассуждений предлагает исследователь из Университета Пенсильвании А. Гурреро, который описал гипотетическую систему законодательных органов по узким политико-правовым проблемам (англ. single-issue legislatures): каждый из таких органов должен формироваться путем случайного отбора. Один из частых упреков в отношении случайного отбора заключается в том, что “случайные” люди вряд ли смогут прийти к оптимальному решению – в силу отсутствия необходимых опыта и знаний. Поэтому А. Гурреро предлагает дополнить “лотократию” еще и “экспертократией” – отбором экспертов, которые введут законодателей в курс дела, сформулируют для них суть решаемой проблемы. Чтобы уравновесить давление экспертного знания, Гурреро также намечает проведение интенсивных консультаций законодателей друг с другом и с обычными гражданами. Очевидно, что представители максималистского подхода не в полной мере отдают себе отчет в том, какое количество текущих и долгосрочных задач приходится решать органам государственной власти, а также не до конца прорабатывают проблематику затрат на содержание органов власти в “лотерейных” политических режимах. Более того, хотя данный подход наиболее последователен в вопросе внедрения случайного выбора в качестве процедуры рекрутирования органов власти, его сторонникам приходится признать, что “лотерейные” институты нуждаются в сдержках и противовесах не меньше, если даже не больше, чем привычные институты управления. В ЗАЩИТУ ЖРЕБИЯ Почему случайный отбор в органы власти может быть лучше назначения или избрания? Сам этот вопрос с точки зрения здравого смысла может показаться глубоко ошибочным. Тем не менее, если отталкиваться от критики господствующих механизмов принятия политических решений, он может иметь право на существование. Первое измерение неэффективности современных политических институтов, прежде всего выборных, связано с недостатком обратной связи между гражданами и избранными ими представителями. В теории, если некоторая группа людей (объединенная в избирательный округ, административную единицу) полагает, что некий результат может быть в ее интересах, то избранный представитель должен добиваться этого результата. Если представитель не добивается данного результата, то это влечет за собой публичное осуждение, протесты, проигрыш на выборах – различные формы ответственности за невыполнение воли избирателей. Однако на практике обратная связь далеко не такая линейная: нередко избиратели не имеют сформированного интереса, его формируют общественные организации, СМИ и, в конечном счете, сами представители. Также избиратели в теории должны быть способны отслеживать деятельность своих представителей, разбираться в основных политических проблемах и знать возможные пути их решения. Исследование Дж. Хакера и П. Пирсона, посвященное соотношению социальных групп и проводимой экономической политики в США, показало, что средний класс – одна из крупнейших групп американского общества – был оттеснен от управления представителями граждан с более высоким достатком. Это сказалось непосредственно на налоговой политике и правовом регулировании деятельности корпораций: из-за того, что интересы среднего класса в значительной степени не учитывались, началось сокращение его численности. И такой результат во многом стал возможен из-за электорального поведения самого среднего класса. Более того, формы ответственности за невыполнение воли избирателей могут размываться за счет агрессивных избирательных кампаний, связей кандидата-“нарушителя” с крупным бизнесом, особенностей партийных систем (например, двухпартийной), переделывания границ избирательных округов. Еще один важный феномен в современных политических реалиях можно назвать “политическим поглощением” (по аналогии с корпоративным), в результате которого избранный представитель уже после выборов меняет свою позицию по вопросу в обмен на личные блага. Этот феномен нельзя преодолеть проведением новых выборов, поскольку “политические поглощения” могут случиться с несколькими представителями, избранными от одного и того же округа подряд, – при наличии соответствующих ресурсов у заинтересованных сторон. Таким образом, избранные представители далеко не всегда действуют в интересах своих избирателей, и далеко не всегда наступает политическая ответственность за это. Второе измерение неэффективности связано со степенью справедливости принимаемых решений. Дж. Фишкин отмечал, что справедливость можно оценить, если определиться с ответами на три непростых вопроса: что есть благо (деньги, престиж, удовлетворение базовых потребностей), как его нужно распределять и кому предоставляются позиции в иерархии распределения. Кроме того, определение справедливости (блага) подразумевает нередко и обозначение границ допустимого вреда, причиняемого в интересах получения блага . Очевидно, что при несовершенной обратной связи благо определяется со значительным искажением (о чем нас активно предупреждал Ж. Бодрийяр), его распределение крайне неравномерно, а иерархия распределения формируется непрозрачно. В таких условиях не срабатывают институты разделения властей и горизонтального сдерживания – формируются относительно устойчивые политические меньшинства. Проблема заключается не в самих меньшинствах – их образование неизбежно. Проблема в устойчивости меньшинств, в невосприимчивости социальной структуры к переменам, поскольку такого рода устойчивость в долгосрочной перспективе ведет к росту конфликтности и к неустойчивости политических режимов. Еще Джеймс Мэдисон писал: “Желание иметь различные точки зрения на религию, правительство и множество других проблем; приверженность различным лидерам, честолюбиво конкурирующим между собой за превосходство и власть над другими, или к другим личностям, чьи достоинства представляли интерес для порывов человеческой души, разделили, в свою очередь, людей на партии cделали их более расположенными к взаимному раздражению и угнетению, чем к сотрудничеству во имя общего блага”. Возможные инструменты повышения эффективности институтов представительства ограничены и по большому счету сводятся к четырем способам: –– ослабление значения должностей (в том числе выборных) путем дробления функций институтов, их дублирования и локализации: в теории предполагается, что при слишком большом числе лиц, принимающих решения, влияние партийных систем, крупного бизнеса и СМИ будет не столь критичным, а значит, увеличится возможность наступления ответственности за неисполнение воли граждан; –– усиление конкуренции между кандидатами на должности (проведение публичных дебатов, ограничение сроков пребывания в должности, верхние ограничения по имущественному цензу, регулирование финансовых показателей избирательных кампаний); –– усиление обратной ответственности – ответственности граждан (введение обязанности голосовать, принудительное образование в сфере политического); –– изменение правил игры (замена избрания, назначения или отбора по конкурсу на нечто новое). Именно последний путь предлагают сторонники случайного отбора кандидатов на должности в органах власти. Аргументы их таковы. Во-первых, большинство оставшихся мер по улучшению существующих режимов связаны с ограничением свободы, а значит, создают основу для новых типов злоупотреблений. Во-вторых, многие современные политические проблемы достаточно сложны, пути их решения можно определить только в ходе полноценной общественной дискуссии (англ. deliberation), т.е. с участием тех меньшинств, которые отсекаются от обсуждения существующим институциональным дизайном. Получается замкнутый круг: чтобы спасти нынешние режимы, надо сделать то, на что они бы никогда не пошли. В-третьих, предложенные меры (кроме последней) никак не меняют ключевой недостаток любой системы принятия решений – асимметричность информации, ее неравномерное распределение. Иными словами, избиратели могут так и не узнать критически важные новости, равно как и те, кто назначает на определенные должности. Более того, иногда граждане не подозревают, что их представитель на государственной должности действует в их долгосрочных интересах – ведь для осознания этого должно пройти немало времени. Почему в качестве новых правил игры следует принять политическую лотерею? Во-первых, наиболее простые виды лотереи носят фундаментально эгалитарный характер: шанс занять некую должность есть у каждого. Иными словами, восстанавливается та часть общественной справедливости, которая связана с иерархией распределения благ. Во-вторых, случайный отбор кандидатов в законодательные и законосовещательные органы позволяет создать мини-модель сообщества граждан, которая будет отражать статистическую (а не политическую) структуру общества. Таким путем можно развить полноценную дискуссию по существующим проблемам – с участием всех меньшинств. В свою очередь это приводит к более детальному определению, что есть благо и как его распределять. Иными словами, этот довод отсылает к убеждению многих теоретиков демократии и “делиберативного поворота”, что полноценное обсуждение снижает неравномерность распределения информации. В-третьих, подбор претендентов на должности случайным образом делает результат абсолютно непредсказуемым для заинтересованных лиц, что во многом исключает коррупционную составляющую (кроме, пожалуй, “политических поглощений”). Ряд авторов полагает “период неизвестности” (англ. blind break) едва ли не главным преимуществом лотерейного отбора. В-четвертых, регулярное проведение политических жеребьевок может способствовать политической стабильности: представители любых меньшинств будут иметь возможность попасть в органы власти, станут выстраивать свое поведение в соответствии с этим ожиданием. Таким образом, случайный отбор предстает как альтернатива проведению выборов (или назначению), потенциально способная повысить политическую стабильность, снизить уровень политической коррупции и размыть разделительные линии в обществе. Анализ В статье анализируется понятие политической лотереи – не только как способа отбора кандидатов на властные должности, но и как полноценного политического института. Использование лотерей в таком качестве имеет давнюю традицию, уходящую корнями в опыт древнегреческих полисов – прежде всего Афин. В наши дни политические лотереи применяются в ряде государств, в том числе в Ирландии и Германии. В других государствах обсуждаются целесообразность и конкретные формы реализации отбора “случайных” людей в органы, принимающие политические решения. В моем анализе я бы хотела объяснить свою позицию на тему использования «Лотореи» при назначении на политические посты, рассказать с какими подходами согласна, а с какими нет. Сегодня выборы воспринимаются безальтернативным способом избрания представителей (или депутатов) в представительных демократиях. При этом наблюдатели часто отмечают снижение интереса к выборам со стороны представляемых или избирателей. Свидетельством тому является низкая явка на выборах, уверенность в том, что отдельно взятый голос не может ничего изменить. Часто можно услышать, что власти предержащие преследуют свои собственные интересы, имеющие мало общего с интересами народа. Политическая элита в сознании избирателя выступает изолированной от него группой. Простому человеку вход во власть как минимум ограничен, если не полностью закрыт. И при ближайшем рассмотрении оказывается, что во властных структурах, как правило, циркулируют одни и те же люди. У рядовых граждан такое положение вещей вполне ожидаемо вызывает апатию и недовольство властью и, вполне возможно, содействует утере гражданской ответственности за происходящее рядом с ними (во дворе, районе, городе). Вопрос расширения участия в общественной жизни является одним из ключевых в современных дискуссиях о демократии. Не последнее место в нем отводится институциональным механизмам, которые и отвечают за участие граждан в управлении. Данная статья основывается на теоретических положениях, изложенных в книге Бернара Манена “Принципы представительного правления”1, и посвящена использованию жеребьевки как процедуры назначения на должности, отказ от которой произошел в современных демократиях, провозгласивших принцип широкого участия народа в управлении. Воспроизводя логику книги Манена и описывая примеры использования жребия, мы постараемся показать релевантность этого способа наделения властными полномочиями для современных демократий. Как отмечает Манен, одно из основных отличий современных демократий от античных и средневековых республик состоит в практически полном отсутствии жребия. Сегодня использование жребия в политике, особенно при назначении на должности, действительно может показаться странным или даже недальновидным средством. Жребий ведь вполне может дать власть некомпетентным людям, что может привести к плачевным последствиям для всего общества. Но те, кто использовал жребий в политике, а именно греки, римляне и средневековые итальянские республики, также осознавали возможные риски его использования и тем не менее продолжали обращаться к нему как к средству, позволяющему добиться справедливости лучше других способов. Древние были искушенными политиками и, чтобы смягчить возможные негативные последствия использования жребия, вводили средства его коррекции. Авторы статьи выделяют несколько подходов к рассматриваемому феномену. Первый подход минималистический, суть которого заключается в “демократическом участии по жребию”2 (англ. participation by a lot). Он гласит, что для совершенствования демократических режимов можно создавать консультативные органы, в которые необходимо отбирать случайным образом, но этот метод отбора ни в коем случае не должен касаться представителей законодательной и исполнительной власти. Я считаю, что данный подходя тяжело применить на практике, т.к. консультативный характер не может полностью влиять на работу государственных аппаратов. Даже если в «мини-обществе» будет репрезентативность всех слоев населения и они будут обсуждать проблемы и находить пути решения данных проблем, то реализация решения проблем ставится под вопрос, т.к. все их решения будут нести консультативный характер и могут быть отклонены или не одобрены, соответственно эффективности в данном подходе нет. Но с другой стороны данный подход дает возможность части населения быть вовлеченными в выявление проблем и нахождение путей решения. Это один из плюсов данного подхода, но все же эффективность данного подхода все еще под вопросом. Ярким примером данного дохода являются «мини – сообщества» 2 округа Канады. Следующий подход инклюзивный, данный подход гласит, что политические лотереи применимы в различных ситуациях и масштаб их применения не следует ограничивать местном уровнем принятия решений: органы, отобранные с помощью политических лотерей, можно встраивать в систему существующих политических институтов. Главный тезис его сторонников заключается в активном использовании различных методов отбора в органы власти – в том числе “политических лотерей”. Отличие данного подхода от предыдущего в том, что неправильно применять случайный отбор должностных лиц только в консультативных органах, т.к в условиях глобализации уровни принятия решений размываются и переплетаются, так что само разделение на “важное” и “второстепенное” отходит в прошлое. Мне кажется, что существующие представительные институты во многом основаны на идее пропорционального представительства: каждой группе отведена некая квота, которая меняется по мере определения новых групп и изменения размеров уже устоявшихся. Но в подобной системе группы выявляются по лимитированному количеству критериев, в то время как политическая лотерея не имеет таких ограничений. Более того, применение политических лотерей подчиняется закону больших чисел: вероятность репрезентативной выборки растет при увеличении числа отбираемых. В рамках теории рационального выбора такое соображение должно обеспечивать большую легитимность, нежели представительство от ограниченного числа групп. Если же легитимность базируется на нерациональных основаниях, то ее изменение в условиях лотереи предугадать невозможно: не исключено, что удача (победа в лотерейном отборе) может послужить только росту общественной поддержки отобранного случайным образом властителя. Хотя аргументы минималистов можно поставить под сомнение, это не значит, что “политические лотереи” нужно использовать в масштабе всей сферы политического. Один из главных теоретиков данного подхода О. Доулен отмечает, что лотерея – это не способ управления, а способ отбора, и значит, ситуации неправильного применения лотерей вполне возможны. Как способ отбора лотерея внерациональна, что накладывает определенные ограничения: иногда необходимо в институциональный дизайн добавлять соответствующие элементы, которые уравновешивают внерациональность, добавляют субъективизм или, наоборот, рациональность (пусть и ограниченную). Такими инструментами может быть введение регулярной ротации и неравновесных лотерей, т.е. лотерей, которые обеспечивают распределение по квотам для отдельных меньшинств. Наверное, логично будет после описания совей позиции по жребию сравнить ее с выборами на любые должности, которые проводятся почти во всех странах и уже потом делать полноформатный анализ. Демократия теперь прочно ассоциируется с выборами. В умах образовалась неразрывная спайка между правом избирать и быть избранным и истинно демократическим строем. «Демократия — это честные, свободные и конкурентные выборы». На самом деле нет. Даже наоборот. Если уж вспоминать античность, подарившую нам само понятие демократии, то у древних народовластие прочно ассоциировалось не с выборами, а со жребием. Предложим читателю провести мысленный эксперимент, представив, что на должность, скажем, модератора комментариев в «Спутнике и Погроме» объявлен конкурс. И есть два варианта: вести предвыборную кампанию, заниматься агитацией за себя, заключать подковёрные союзы, топить конкурентов, или всем вместе отдаться воле случая, предоставив жребию право решить, кто станет модератором. Какой из этих вариантов вам по душе? В западной политической мысли проблему оппозиции жребия и голосования поставил профессор Университета Нью-Йорка Бернар Манен. В России издана его программная книга «Принципы представительного правления». Эта статья — в основном вольное изложение тезисов Манена и его русского переводчика и популяризатора Евгения Рощина. Считается, что представительная демократия наряду с прямой демократией является разновидностью народовластия, при которой народ избирает своих правителей и так осуществляет власть. На деле то, что называют сегодня представительной демократией, возникло не так давно — чуть более двух веков назад — на основе институтов, берущих своё начало в английской, американской и французской революциях. Поначалу эта форма правления даже не воспринималась как демократия. Жан-Жак Руссо, познакомившись с системой представительства в Англии XVIII века, назвал её «рабством с вкраплениями свободы». Отчётливо разницу между прямой демократией, когда народ принимает законы, и представительным правлением, когда народ избирает тех, кто принимает законы, понимали и корифеи политической философии Джеймс Мэдисон и Эммануэль-Жозеф Сийес, повлиявшие на само формирование института представительства. В результате долгой целенаправленной пропаганды антидемократическое по смыслу представительство мутировало в гибрид «представительной демократии», альтернативы которой в массовых стереотипах, кажется, уже не видно. Люди с пеной у рта готовы отстаивать избирательное право. Часто они не подозревают, что отстаивают в античном понимании аристократический — а то и вовсе олигархический — строй. Ведь олигархия и есть «власть немногих» — немногих избранных. Во многом переход к массовым выборам в эпоху национальных государств и индустриальной фазы развития человечества был разумным и осмысленным. В странах-заводах предусматривались люди-винтики на любой случай. Так появилась на свет профессиональная бюрократия, профессиональный менеджмент и, конечно, профессионализированная политика, плодящая людей-депутатов, людей-мэров, людей-аппаратчиков. Однако представительная демократия и её стержневой элемент, — электоральный процесс — как и всякое тварное явление, имеет множество побочных эффектов. Во-первых, система отчуждает народ от участия во власти и не даёт ему вовлечься в правление. Проблема низкого политического участия является одной из центральных в политологии XX века. Граждане отчуждаются от политики под лозунгами «Наверху виднее», «Что я могу? Там дело делают профессионалы», «Я за них не голосовал» и так далее. Ответственность переносится на избранную власть — хоть со знаком «плюс» («Им виднее. Они люди опытные»), хоть со знаком «минус» («Мы за них голосовали, а они нам не сделали»). Народ приучается к гражданской безответственности, политическому инфантилизму и апатии. И страдает от этого, прежде всего, сама власть: «Мы им Крым подарили, а они из-за хамона ворчат». У безответственных же моральных страданий не бывает — они перед собой ни в чём не виноваты. Во-вторых, при голосовании людям полагается избрать самого лучшего. В результате система оказывается обречённой даже при идеальных выборах, поскольку тогда систематически и раз за разом будут избирать лучших из лучших. Они в конце концов образуют наверху устойчивую и почти несменяемую группу the best of the best, потому что хороший политик с опытом власти лучше хорошего политика без опыта власти. Группа политических сверхпрофессионалов с механической неизбежностью выродится в группировку узурпаторов в самом прямом и беззлобном смысле этого слова. В-третьих, побочный эффект избирательного процесса — все издержки войны, пусть и политической. «Горе побежденным» и «победителей не судят», руины в информационном пространстве после бомбёжки компроматом, сломанные судьбы, ворох гласных обещаний и закулисных обязательств перед спонсорами, популизм и торжество бесчестия, увенчанного чеширской улыбкой политтехнологов. Метафорическая война избирательных штабов часто переходит в буквальную. Недаром одиозный Джин Шарп считает одним из лучших моментов для запуска цветных революций выборы. Первый украинский майдан сыграл как раз на этом: «У нас украли победу». Худшим же последствием такой войны оказывается клубок договоренностей и обязательств, которые приходится брать на себя кандидатам. После прихода к власти они вынуждены расплачиваться вовсе не перед народом. К примеру, талантливый политикан-коммунист Анатолий Локоть после победы на выборах мэра Новосибирска был вынужден отдать совладельцу полукриминальной новосибирской «барахолки» Араму Суваряну должность по распределению всех пассажирских перевозок в городе. Через некоторое время армянороссиянин попался с поличным на взятке в 2 млн рублей и развернул в армянских СМИ кампанию под лозунгом «армянам не дают работать в России». Вряд ли Локтю пришлось бы так дорого расплачиваться со своими спонсорами, будь он избран по жребию. Но неужели жребий лишён всех этих недостатков? Ведь случайно избранные правители могут оказаться городскими сумасшедшими (в любом деле они всегда в первых рядах), подлецами, уголовниками, дураками и маргиналами. Древние понимали это не хуже нас, и потому выработали ряд способов компенсировать побочные эффекты жеребьёвки. Манен, ссылаясь на исследование Могенса Гансена, перечисляет несколько. Во-первых, избранные на должность жёстко ограничивались в сроке правления — к примеру, не более года. Во-вторых, гражданин не имел права занимать одну и ту же должность два раза подряд. В-третьих, гражданин не имел права занять другую должность, не предоставив отчёт о деятельности в прежней. Три этих условия задавали принцип непреодолимой ротации. В-четвёртых, перед вступлением в должность граждане проходили обязательную процедуру освидетельствования. Причём проверялось не насколько человек компетентен, а насколько он нормален в целом: платил ли налоги, исполнил ли воинский долг, хорошо ли относится к родителям. В-пятых — главное — деятельность избранных находилась под постоянным контролем. Любой гражданин мог выдвинуть против магистрата обвинение и потребовать его временного отстранения от должности, после чего судьбу чиновника решал суд, исполнявший в древности в значительной мере политические функции. В дальнейшем, говоря о жребии, следует понимать под ним весь технологический пакет «ротация-освидетельствование-непрерывный контроль», а вовсе не простое вытягивание спичек вида «кому водить». Такая система препятствовала формированию профессиональной номенклатуры или политической элиты в нынешнем смысле слова. Возможно, на уровне многомиллионного государства это не так эффективно. Но на уровне полиса — более чем. Полисная организация жизни в этом смысле больше всего похожа на клуб. Неслучайно автор клубной теории Георгий Щедровицкий замечал, что настоящая политика (от слова «полис») делается в клубах. Главным эффектом такого всеобщего участия в управлении обществом через жеребьёвку оказывается даже не равенство, справедливость или какая-нибудь особая политическая свобода. Главным эффектом такого устройства становится возложение людьми ответственности за свою жизнь на самих себя. Жизнь в античном полисе, где, по выражению Аристотеля, сегодня ты управляешь тем, кому будешь подчиняться завтра, — это непрерывная тренировка ответственности. Граждане тогда раскачивали политические мускулы до невиданной теперь степени. Неудивительно, что греки создали политическую философию, древние римляне — образцовую систему публичного права, а итальянцы эпохи Возрождения — современную политику. У всех перечисленных был институт жеребьёвки. В должности секретаря одного из флорентийских коллективных органов правления набрался мудрости Никколо Макиавелли Возможно ли такое сегодня, в условиях многомиллионных мегаполисов и циклопических государств? Западной Европе уже сотни городов занимаются организацией партиципаторного (то есть частичного) бюджетирования по данной модели: Сюжет сводится примерно к следующему, если описать одну из 6 моделей. Вы никогда не можете отдать весь городской бюджет на обсуждение или аллокацию жителям: это было бы абсурдно. Но вы можете какую-то малую часть передать им, чтобы они занялись бюджетированием вместе с чиновниками. Многие города — даю примеры навскидку: Нант во Франции, Малага в Испании, Плоцк в Польше — отдают, например, 5% бюджета определенного комитета на создание комиссии… И дальше вы с помощью такого классического республиканского механизма, как жребий, набираете в этот совместный комитет тех, кому не все равно. В Берлине попробовали это впервые в конце 1990-х, когда Шредер выдал по 500 000 евро некоторым микрорайонам и сказал: «Мы не можем мобилизовать энергию граждан на улучшение жизни в этих микрорайонах; может, деньги помогут?» Начали рассылать письма: «Хотите участвовать в комитете, который будет делить 500 000 евро?» Из 15 000 жителей отвечают обычно человек 300-500, что готовы. Дальше из них жребием выделяют 60. Дальше оставшимся говорят: «Знаете, плата за то, что вы будете делить реальные деньги, — это то, что вам придется 4 месяца ходить по уик-эндам на курсы повышения квалификации и слушать про проблемы микрорайонов…» После лекций специалистов и нескольких уик-эндов остается человек десять. Из них жребием выбираются те пятеро, что и пойдут в комитет, куда войдут еще и пятеро членов профильного комитета мэрии, которые и будут делить 5% бюджета этого комитета Политическая жизнь кипела на главной площади Флоренции, где три основных органа управления — Синьорию, Двенадцать добрых мужей и Шестнадцать знаменосцев — выбирали по жребию Часто задается вопрос: а кто эти горожане, кому хочется сидеть и тратить свое время по уик-эндам на лекции про эти заглушки? Оказывается, есть такие люди, и необязательно это женщины преклонного возраста, которые составляли в 1990-е годы основу судов присяжных в России… Оказывается, что человек, возможно, сначала приходит туда с одной мотивацией, а когда начинает ходить — то у него развиваются другие. Одна из них — следующая. Когда людям дают возможность потратить реальные деньги, и они понимают, что их решение что-то значит, им становится интересно. Конечно, может быть и экзистенциальная мотивация — если у вас при купании серьезно обварило ребенка из-за того, что кто-то перепутал и подал кипяток в кран с холодной водой, то некоторые дойдут до последнего и просидят несколько уик-эндов на лекциях, чтобы исключить подобные сюжеты для других. В комитетах по партиципаторному бюджетированию обязательна частичная ротация. Почему при такой международной практике и при такой богатой политической философии жеребьёвки в России до сих пор проходят тысячи начисто лишённых смысла выборов муниципальных депутатов? Потому что читатель этих строк ни разу не сделал ничего, чтобы было иначе. Вопрос ответственности — ключевой во всём разговоре о способах правления, будь то прямая демократия или непрямое представительство. Правит тот, кто готов взять её на себя. Разница между нами и древними греками, римлянами, итальянцами заключается лишь в том, что их строй стимулировал непрерывную ответственность за политику, а наш строй сводит всё дело к тому, чтобы опустить бумажку в урну один-два раза в год. И было бы в высшей степени нелепо гордиться правом опускать эту бумажку в прозрачную урну честно, свободно и конкурентно. Резюмирую все выше перечисленное, каждая система имеет свои преимущества и недостатки, но я все же склонна к выборам, для меня как для гражданина, который хочет выбрать будущее страны важно видеть, что я тоже прилагаю усилия к формированию правительства, да вообще, любого органа, но жребий частично снимает с меня эту ответственность. Конечно, чтобы баллотироваться понадобится достаточное количество ресурсов, как денежных, так и человеческих, но мне кажется, что это тоже важно. Думаю, что достижение какого либо поста должно стоить того, пусть и при затрате огромных ресурсов. 1 Манен Б. Принципы представительного правления. СПб.: Издательство ЕУСПб, 2007 (в печати) 2 Афинская демократия (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1%84%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B4%D0%B5%D0%BC%D0%BE%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%B8%D1%8F) |