Риторика Теория и практика речевой коммуникации - Зарецкая Е. Н.. Теория и практика

• Название: Теория и практика
• Анкор: Риторика Теория и практика речевой коммуникации - Зарецкая Е. Н..doc
• Дата: 16.03.2017
• Размер: 2.7 Mb.
• Имя файла: Риторика Теория и практика речевой коммуникации - Зарецкая Е. Н..doc
• Тип: Книга; #3857
• Категория: Языки. Языкознание
• страница: 39 из 42

Территориальные притязания.

С системой Body Language опосредованно связан энергетический канал приема и передачи информации, устанавливающий территори­альные притязания человека. Это чрезвычайно важный аспект челове­ческой коммуникации, который до работ по Body Language никогда впрямую не был отмечен, а вскользь в некоторых художественных про­изведениях проницательный взгляд автора иногда замечал нечто по­добное, но никогда не интерпретировал. Речь идет о том, что человек пытается подчинить себе окружающее его небольшое пространство и воспринимает все находящееся в этом пространстве как часть себя или свою собственность. Скажем, подходя близко к машине и находясь око­ло нее, человек демонстрирует эту машину как свою собственность, а если он хочет подчеркнуть факт собственности, он еще и опирается ру­кой на машину. Это типичное движение: опереться о капот машины и стоять около нее. Люди практически никогда не делают это с чужими машинами (обратите на это внимание). Это знак принадлежности дан­ного предмета мне. И точно то же самое происходит с другим челове­ком, который оказывается частью нашего пространства. На этом фак­те построена потребность человека, который любит, все время держать предмет своей любви, например, за руку. Если вы думаете, что в этом есть только эротический компонент, то ошибаетесь: на самом деле это потребность заявить данного человека в качестве своей собственности. Поэтому любимую женщину, и не просто любимую, а ту, которая как бы принадлежит мужчине, мужчина старается держать под руку или обнять ее за талию или, в крайнем случае, он дотрагивается до ее пальто. Таким образом он демонстрирует свои права на собственность. А другие люди воспринимают эту информацию и не хотят или отказыва­ют себе в желании на чужую собственность претендовать. Приведем пример. Представьте себе, что в компанию пришла пара — молодой человек с девушкой. Они сидят в разных концах стола и танцуют по отдельности, и вообще все время находятся порознь, и каждый считает для себя возможным пригласить эту девушку танцевать и, может быть, с ней пококетничать и завести с ней, скажем, серьезный разговор. А те­перь представьте, что эта пара пришла, села рядом друг с другом, и молодой человек все время прикасается к этой девушке: то теребит ее кофточку на плече, то берет ее за руку, то ей локон поправляет. Даже чисто психологически вам не захочется подойти и вмешаться в их раз­говор. Это не потому, что вам неудобно. Они могут ничего, связанного с эротикой, и не делать, и не собираться даже, но вам неловко подойти к ним, потому что вы наблюдаете демонстрацию прав собственности. И если при этом, скажем, по выражению лица девушки вы понимаете, что ее вполне эта ситуация устраивает, вы тем более не подойдете. Толь­ко если вы увидите в ее глазах раздражение от публичных посягательств на нее, тогда вы, может быть, подойдете к ней.

Происходит эта передача информации, как и любая передача информации в Body Language, практически на бессознательном уровне. Никто, кладя руку на плечо любимой девушке, не думает, что он в этот момент демонстрирует права собственности на нее, и никто, видя этот жест, тоже так не думает. Тем не менее люди ведут себя определен­ным образом: они получили сигнал: Не подходить! Чужое. Таким об­разом, это небольшое пространство (а оно определяется длиной руки, вытянутой с небольшим наклоном, т.е. это такое пространство, кото­рое физически досягаемо, если протянуть руку) каждый человек вос­принимает как часть себя или чего-то, приватно к нему относящегося. Важным научным достижением является понимание того, что человек в пространстве (с точки зрения его энергетики и с точки зрения его ментальности) занимает не только то место, которое соответствует объему его тела, — он занимает большее место, и, перемещаясь, он это пространство (радиусом в вытянутую руку) несет как часть себя. Про­исходит все это на совершенно бессознательном уровне.

Достаточно легко это проверяется в речевой коммуникации, где существует три уровня приближения. Расстояние 1 м 30 см — это зона, куда человек не пускает незнакомых ему людей, иначе он чувствует большой дискомфорт. Эта зона называется личностной. Представьте себе человека, которого вы видите первый раз в жизни и с которым вы начинаете разговаривать. Если расстояние между вами в беседе будет меньше, чем 1 м 30 см, вам это будет неприятно. Вторая зона скромнее — приблизительно 1 м в радиусе. Ее можно назвать социальной. Это зона, которая комфортна для вас при общении с людьми, которых вы хорошо знаете, скажем с вашими сослуживцами, с которыми вы ни в каких осо­бых (дополнительных) отношениях не находитесь. Покуривая или про­сто разговаривая на расстоянии 1 м, вы чувствуете себя комфортно, вам не нужно удалять собеседника еще на 50 см, как человека незнако­мого, но и приближать его тоже не хочется. Если такой человек встанет непосредственно перед вами, вас это будет раздражать и мешать ком­муникации. Третий уровень равняется приблизительно 45 см. Это ин­тимный уровень, на который человек допускает только очень близких себе людей, физически близких: ребенка, родителей и человека, с кото­рым находится в интимной близости. Эти люди могут стоять на рассто­янии 45 см, разговаривать, и это не вызовет дискомфорта. Это такое расстояние, на которое допускаются люди, которых вы готовы обнять, т.е. сократить эту дистанцию до нуля. Цифры неточные, так как они неодинаковы для разных людей (хотя варьируются незначительно). Это зависит, в частности, от национальности и места проживания челове­ка. Если люди привыкли жить не скученно, а на широком простран­стве, скажем в деревне, радиусы всех зон становятся немного длиннее, потому что у этих людей "больше" пространства. В городах (особенно в столицах) радиусы зон меньше. Трудно сказать, носит ли это харак­тер национальный или выработанный этнографически (скученность на­селения), но известно, что, например, японцы имеют значительно меньшие радиусы всех трех уровней по сравнению со шведами. Возможно, коммуникативная зона связана не только с национальной принадлеж­ностью, но и с энергетическими особенностями человека. Можно пред­положить, что это зависит от плотности энергетического кольца вок­руг человеческого тела, а энергетика у разных людей неодинакова. Есть люди, которые энергию раздают, и есть люди, которые ее собирают, и, таким образом, энергетические характеристики оказываются разными. Можно предположить, что люди, которые рассеивают энергию в про­странстве, имеют радиус распространения меньший, а жесткость гра­ниц — большую ("я готов допустить до себя людей немножко ближе, но после того, как они дошли до черты, я их не пропущу дальше ни на миллиметр и буду их сдерживать плотным барьером"). Скажем, вам ка­кой-то человек нравится, и вы хотите подойти к нему ближе. Известно, что к одним людям легко физически приблизиться, а к другим крайне сложно: что-то не позволяет, а именно сильное энергетическое поле, ко­торое осуществляет "запрет на вход".

Итак, человек ощущает себя находящимся в пространстве в соответствии не с объемом своего тела, а с большим объемом. Это внутренняя генетическая особенность человека. Тот факт, что мы кого-то к себе не подпускаем, вообще говоря, никому неизвестен, за исключением нескольких людей. Но, тем не менее, никто к нам слишком близко не подходит. Если человек не ощущает коммуникативного пространства, он почти наверняка психически болен (по этому симптому можно диагностировать душевное заболевание). Психически нормальный человек от природы ощущает, что к людям не надо приближаться более, чем на определенное расстояние, и этого не делает. Психически больной человек часто нарушает генетико-психологические законы человеческого по­ведения, и именно поэтому общество опознает его как человека боль­ного. Любопытный факт: психически больные люди часто умеют де­лать то, чего не умеют делать другие (гениальность в безумии), но это мало кого интересует, а вот то, что они нарушают негласные законы поведения, есть повод для изоляции (через помещение в клинику).

Понимание важности того, как человек ощущает себя в простран­стве, дает возможность осознать, как часто мы входим в состояние не­рвного стресса оттого, что нарушаются наши территориальные при­тязания. Первый типовой пример — это, конечно, транспорт. В го­родском транспорте происходит наложение полей разных людей друг на друга, при нарушении всех зон общения: кто-то может на вас по­чти лежать (в метро и автобусах часто так и бывает). И никто никог­да не считал и на специальных приборах не проверял, каков же уро­вень нервного стресса у людей, которые таким образом лишаются ча­сти себя в пространстве. Из-за этого каждый человек, который там находится, ощущает себя, во-первых, униженным, а во-вторых, жерт­вой агрессии. Люди в толчее городского транспорта все страдают; их внутреннее состояние не агрессивное, а подавленное. Что происходит в тот момент, когда люди так близко находятся друг к другу? Все коммуникативные расстояния уменьшаются, энергетика очень сильно спрессовывается и начинает проникать внутрь и давить, поэтому сердечный приступ в толчее вполне вероятен: сердце не справляется с энер­гетикой, которая направлена в обратную сторону. В транспорте люди не делятся на добрых и злых — там всем плохо. Конечно, существуют маленькие хитрости, позволяющие человеку облегчить стрессовое со­стояние. В некоторых местах люди, интуитивно понимая, что они на­ходятся в большом дискомфорте, выработали определенную систему поведения в стрессовых условиях, которая хоть чуть-чуть помогает им существовать. Для примера можно привести парижское метро, где тол­чея бывает немалая. Типовое поведение парижанина в метро следующее: он молча и деликатно входит, ни на кого не смотрит и ни с кем не разго­варивает — по нему видно, что он "закрылся". Если это человек с длин­ными волосами (неважно, какого пола), он делает такое движение голо­вой, что все волосы опускаются на лицо: барьер полный. Если на голове у человека шляпа (а в Париже любят носить шляпы), она надвигается на глаза. Если ни длинных волос, ни шляпы нет, то, хотя в транспорте вообще читают мало, достается газета или книга для того, чтобы себя закрыть. В таком "коконе" люди молча "просачиваются" друг между дру­гом (они все довольно изящные). В метро люди практически не разгова­ривают, даже если едет пара близких знакомых. Метро — не место для разговоров. В России принято громко переговариваться, так, чтобы все слышали; то, что думает какая-нибудь Марья Ивановна, должен знать весь вагон. В Париже люди в метро молчат, т.е. они, как могут, выстав­ляют коммуникативный барьер. В транспорте не надо ни на кого смот­реть и по возможности сделать так, чтобы вы тоже были не очень замет­ны: волосы следует распустить и смотреть вниз, желательно на свои во­лосы изнутри. Это действительно хорошо помогает, потому что ощуще­ние прессинга становится минимальным.

Можно утверждать, что серьезные катаклизмы, личные и соци­альные, происходят по причине спрессованности пространства. Чело­век не просто переносит себя в пространстве вместе со своим полем, он еще как бы оставляет это поле в тех местах, где он часто бывает. И фи­зическое место, которое он обычно занимает, он считает своим. Ко­нечно, в первую очередь это распространяется на собственный дом. В доме у каждого, кто в нем живет, как правило, существует своя терри­тория, и она психологически отмечена. Посягательство на "его" тер­риторию вызывает в человеке ответную отрицательную реакцию, как любое посягательство на собственность. Какое место в квартире мо­жет быть вашей территорией? В принципе — любое. Другое дело, что человек часто сам не осознает, где оно. Поэтому его надо на созна­тельном уровне "поискать" в квартире и найти. Чаще всего это быва­ет кровать, на которой человек спит. Поэтому обратите внимание, как ревностно мы относимся к тому, что какой-то человек подходит к на­шей кровати, даже из домашних. Родители очень часто говорят де­тям: "Спи только в своей комнате!" Но кровать — это далеко не единственная потенциальная территория. Ею может быть письменный стол., Часто можно наблюдать, как при приближении постороннего к письменному столу, за которым человек привык работать и где разложены его бумаги, ему становится не по себе, в глазах появляется испуг, и не потому, что подходящий к столу сейчас переложит все бумаги и та­ким образом разрушит там систему, которая только с внешней точки зрения есть хаос. Нет, ему просто плохо, потому что приближаются к "его" месту. Можно назвать и более пикантные места в квартире, ко­торые человек считает своими. Приведем достоверный пример.

В квартире живет семья, состоящая из трех человек: муж, жена и подросшая дочь. Обе эти дамы, жена и дочь, принадлежат к категории женщин, которые есть везде. Их вещи везде и сами они везде. А единственному мужчине в этой семье остается очень мало места в этой большой квартире. И интуитивно он находит себе территорию: туалет. Туалет специальным образом оборудован: красивое место для курения, там обязательно лежит несколько книг и газет — короче говоря, он туда уходит надолго. И там ему хо­рошо: это действительно территория данного человека, на кото­рую лучше не посягать. Трудно представить себе, с какой ревно­стью он смотрит на людей, которые направляются в эту сторону. Планировка квартиры такова, что, сидя на кухне, через стеклян­ную дверь можно придирчиво смотреть на человека, который на­правляется к туалету, и в душе у хозяина очевидное беспокой­ство (это видно по его глазам), и у него вырывается вздох облег­чения, когда человек оттуда выходит.

Это крайне любопытно. Это его зона, очень неудачная, потому что это все-таки место общего пользования, и он это очень мучительно пе­реживает. Надо сказать, что для многих людей таким местом является ванная комната, их невозможно "вытащить" оттуда. Что они там де­лают часами, никто не знает, но это их место, и они там находятся. Для самого человека очень важно, чтобы он понял, где его место в доме, но не менее важно понять, где места других членов семьи. Классическим примером является распределение стульев за столом в семье. Каждая се­мья знает, что когда они все садятся за стол, скажем, утром, они садятся на одни и те же места. И каждый раз начинаются претензии, если, не дай бог, кто-то сел на папин стул или что-нибудь в этом роде. А люби­мое кресло человека — это вообще святое место, туда садиться нельзя. И может быть, некоторые из вас наблюдали бешенство, с которым человек реагирует на то, что сели в его кресло: "Лучше наденьте мою одежду, только кресло оставьте в покое!" Это действительно так, и понимание этого факта приводит к очевидному улучшению домашнего климата. Бывают очень сложные ситуации (чаще всего между братьями и сестра­ми), когда они считают своим одно и то же место. Наложение мест, вообще, может происходить в семье — это драматическая ситуация, и са­мый умный должен уступить это место и найти себе другое, иначе бу­дут бесконечные драки за стул, за угол, за место у телевизора, неизвес­тно вообще за что... На самом деле это не шутки. Как уже говорилось, с человеком не происходит ничего случайного. Все, что происходит с ним, крайне важно. И поэтому когда брат с сестрой, даже маленькие, дерут­ся за какой-то стул, то это тоже серьезно, они это делают не просто так, а потому, что у них наложились территориальные притязания. Трудно даже представить, какое количество семейных конфликтов на этом ос­новано. В семье один человек может бесконечно раздражать другого только потому, что он претендует на его территорию, и это все. Если он перестанет претендовать, то отношения между ними резко улучшают­ся. Человек, входя в другой дом, должен вести себя крайне осторожно, в какие-то места он входить просто не должен, в спальню например. Это наше типовое отечественное неумение себя вести: мы приходим в чужой дом, сваливаем шубу на кровать в спальне, потому что нет мест на ве­шалке, и ведем себя в этом доме так, как будто он наш, — это возмути­тельно. И ничего, кроме внутреннего отторжения, у хозяина дома выз­вать не можем, хотя этого не замечаем. Надо вести себя крайне осторож­но: повесить пальто и ждать, когда вас проведут. Идти надо за хозяи­ном дома, и куда он вас приведет, вот там и сидеть. Радушный хозяин предлагает вам всюду ходить и, естественно, вести себя как будет угод­но; мы так и поступаем. А делать этого категорически нельзя. Самая главная ошибка заключается в том, что мы можем "плюхнуться" в лю­бимое кресло хозяина. Войдя в гостиную, следует постоять до тех пор, пока вы не вынудите хозяина показать, куда вам полагается сесть.

Точно так же, как в собственном доме, человек может "метить" территорию в других местах. Классическим примером является излюбленное место в кафе. Это не российская реалия, но для очень многих стран, в частности для Франции, понятие "своего кафе" — совершенно типовое понятие. И надо сказать, что владельцы кафе на интуитивном уровне это прекрасно понимают. Если вы каждое утро в определенное время приходите с газетой или с, листком бумаги в какое-то кафе, все­гда садитесь за один и тот же столик, хозяин ваш стол знает, и в это время он его никому не отдаст (если он человек, который умеет рабо­тать с клиентами). Может быть, этот столик ничем не лучше, чем дру­гие, и даже менее удобен, но он уже ваш, и хозяин не позволит его занять, если вы приходите регулярно, и совершенно правильно сдела­ет, потому что вы пришли на свою территорию.

Теперь позволим себе сказать о вещах более сложных. Задумаемся над феноменом массовых доносов в нашей стране в 30-х и 40-х годах¹.

Анализируя отечественные доносы тех лет, поражаешься одному обстоятельству: доносы эти на 80% исходили от людей, которые про­живали с тем, на кого донесли, в одной квартире, а не квартирой выше, не в другом подъезде, т. е. очень близко. Систему доносов следует свя­зать с понятием "коммунальная квартира". Конечно, это носит не то­тальный характер, но очень распространено. Можно предположить, что часть доносов была написана с бессознательной мотивацией — жела­нием отвоевать свою территорию, принявшей дикую форму в диких ус­ловиях. Борьба за туалет, ванную, нахождение у плиты, борьба за те­лефон, который один на десять семей, — каждодневная борьба за одни и те же территории привела к тому, что люди физически искали исхода из спрессованного пространства. А исход очень простой: если опеча­тывали какую-то комнату и семью арестовывали, то комната почти всегда доставалась одному из тех, кто жил в этой коммуналке. Воз­можно, власти внутренне поняли этот факт и на нем играли, что по­зволило получить огромное количество доносов, и людей охватило безумие. Мало того что они очень уныло и в страхе жили, они испы­тывали значительный психологический прессинг — постоянные тер­риториальные претензии. Причем многие из них не привыкли жить в такой скученности, люди так не жили до революции: ни богатые, ни бедные. Просто после революции огромное количество людей приеха­ло в города, так как в деревнях жизнь стала невыносимой. В столице оказалось людей больше, чем она могла принять. Таким образом, мож­но предположить, что значительная часть греха, который падает на наших людей, может быть объяснена с психофизиологической точки зрения условиями их существования. Тут дело не только в неестествен­ности такого существования, а в его непривычности. Ведь те, кто вы­рос в необыкновенной тесноте, привыкли к этому спрессованному про­странству и вели себя, как правило, по-другому.

Сделаем еще одно замечание: очень страшно, когда из дома, в кото­ром вы живете, кто-то хочет уйти. Это беда, когда из дома хочет уйти подросший ребенок или жена, когда какой-то человек в вашей семье ищет исхода. Куда бы ему только ни идти, лишь бы не домой. Причем на логическом уровне человек часто не может объяснить, почему его тянет куда угодно, только не домой, ведь конфликтной ситуации там вроде бы нет. Это очень часто связано с тем, что человек не нашел себе места, территории в своем доме, и тогда он ищет эту территорию в дру­гом месте. И находит, потому что без территории человек существовать не может. Возвращаясь к коммуналкам сталинского времени, можно ска­зать, что дети и особенно подростки в этом отношении были удачливее своих родителей: они искали себе эти территории и находили, к приме­ру голубятни. В Москве было очень много голубятен, которые сейчас почему-то пропали — вас это не удивляет? Два метра голубятни во дво­ре были чьей-то территорией, человек ее "пометил", потому что он не нашел себе территории в своей квартире. И дети выходили во двор, а дворов было много, и во дворах у кого-то были заветные лавочки, у кого-то голубятни, у кого-то другие уголки. Первым признаком того, что член вашей семьи в квартире не находит себе территории, является тот факт, что он постоянно выходит на лестничную клетку: или переку­рить, или поговорить с соседом. Человек все время поглядывает на дверь: как бы ему выйти. Это, на первый взгляд, может показаться странным, а на самом деле ничего странного в этом нет: он себе там нашел терри­торию, и там ему хорошо, и там он будет находиться. Для семейных взаимоотношений это крайне опасно. Еще страшнее, если человек на­ходит себе территорию в чужом доме. Вдруг выясняются странные вещи: невозможно вытянуть, скажем, мальчишку из дома приятеля, куда он "заладил" ходить каждый день. Он сидит там в одном углу, и его невозможно вытащить оттуда — там его территория. И это большая беда, потому что человек должен иметь территорию в своем собственном доме, иначе его будет все время тянуть оттуда, и в конце концов он уйдет, поскольку человеческая потребность в собственной территории, види­мо, очень сильна.

Бывают случаи (и очень нередкие), когда, поменяв квартиру, че­ловек не может в ней жить по причинам, совершенно ему неведомым. На самом деле в прежнем доме он территорию имел, а в этом не имеет, не складывается. Вы не можете насильно сделать какое-то место физиологически своим, это что-то внутри человека, которое само ищет и само находит, вы практически не властны над этим. Так вот в каком-то доме места может и не найтись. Переезжая из одного дома в другой, вы обязательно теряете то, что в нем имели — свою территорию. По­этому любой переезд даже из самых плохих условий в самые хоро­шие — это обязательно стресс, потому что там у человека была терри­тория, и он с ней расстается. И он ищет и не сразу находит новую для себя территорию в новом доме. Иногда люди меняются назад, а если это не удается, то наступает беда. Еще страшнее, когда человек уез­жает далеко: в другой город или даже в другую страну, и не находит себе там места, тогда дело кончается обращением к психиатру: он все время тоскует по какой-то комнатухе, которая ничего собой не пред­ставляла, в ней была жалкая и убогая обстановка, но она ему снится по ночам, потому что это его территория. Он эту территорию потерял, а там осталась часть его самого: его энергетика, его биополе, может быть, часть его духа — как хотите называйте, он там часть себя оста­вил. Это становится настоящей трагедией для человека.

Эти проблемы совершенно не изучены, а они не только заслужи­вают пристального внимания, они заслуживают того, чтобы каждый человек проанализировал и понял, где его место на земле и где место на земле людей, которые рядом с ним находятся, и потеснился. Тогда взаимоотношения между людьми, и речевая, и просто человеческая коммуникация станут несравнимо благополучнее. Это касается любых отношений, в частности деловых.