Деятельность Жилищного строительного сберегательного банка Республики Казахстан.. ДКБ Захарова СРОП 1. В том же плане высказывались Иоанн Златоуст, св. Иероним
 Скачать 14.6 Kb.
|
|
Теория процента, изначально опираясь на аргументы, взятые из библейских текстов и патриотической литературы, с течением времени изменялась под влиянием традиции римского права и аристотелевской критики «хрематистики». Но сколь бы значительным ни было ее развитие на протяжении всех Средних веков, одна и та же поучительная история пересказывается всеми авторами: заемщик, находясь в отчаянном состоянии, слишком нуждаясь в деньгах, чтобы торговаться по поводу условий ссуды, одалживается у богатого кредитора, который не знает других ограничений при установлении процента, кроме платежеспособности дебитора. Этот сюжет встречается уже в текстах Гийома из Осера и Роберта де Курсона, т.е. до того, как латинские переводы «Этики» и «Политики» Аристотеля получили распространение. Поэтому здесь, безусловно, нужно говорить о влиянии патристики. В частности, можно вспомнить о высказываниях Григория Богослова[1], обличавшего в IV в. того, «кто осквернил землю лихоимством и корыстолюбием, собирая, где не сеял, и пожиная, где не расточал, возделывая не землю, но нужды бедных»1. В том же плане высказывались Иоанн Златоуст, св. Иероним[2] [3], св. Амвросий Медиоланский[4]. Этот образ кредитора как вечного подозреваемого, в противоположность заемщику, который предстает жертвой, невинным соучастником греховной сделки, которому легко прощается его грех[5], оказывается очень устойчивым на протяжении всех Средних веков. Его воспроизводит и Фома Аквинский: «Заемщик, который платит процент, не свободен в полной мере, он платит его в силу стесненных обстоятельств и по принуждению, поскольку, с одной стороны, у него есть потребность в займе средств и, с другой стороны, кредитор, который располагает этой суммой, не желает ее предоставить без получения процента»[6]. При этом схоластов не смущал тот факт, что зачастую заемщиком являлся государь, а кредитор заканчивал свою карьеру на виселице[7]. В результате денежный заем изначально рассматривался как обмен, в котором участники сделки находятся в неравных условиях: договор займа представляется как «абсолютно свободный» для кредитора и «вынужденный» для заемщика. В этой ситуации даже добровольный характер соглашения не защищает от злоупотреблений сильной стороны. Именно эта возможность злоупотребления и заставляет схоластов относиться к такому договору с крайней настороженностью. Но вытекающее отсюда безусловное осуждение процента[8] имеет более сложное аналитическое основание. Ссуда под процент рассматривалась как торговая сделка, которая, как и любая другая, совершается к взаимной выгоде. Процент — это та выгода, которую получает кредитор, предоставляя ссуду. Следовательно, сам по себе он не является незаконным. Проблема заключалась в том, что, как известно, при заключении двухсторонних сделок цена зависит от относительной способности сторон навязывать свои условия. Именно поэтому вышеупомянутый исторический образ ссудной сделки приобретает важную роль: поскольку за кредитором a priori признается преимущественное положение и в то же время стороннему наблюдателю очень сложно оценить, какой должна быть справедливая пропорция, возникали подозрения, что процент — это вся выгода от обмена, присвоенная кредитором. Таким образом, осуждению подвергалась чрезмерность той доли дохода от сделки, которая приходилась на процент. А поскольку более тонких инструментов борьбы с такого рода злоупотреблениями не имелось, осуждению подвергался сам принцип взимания процента. |