контрольная 4.5. Контрольная работа по археографии
 Скачать 26.11 Kb.
|
|
Контрольная работа по археографии (Советский период. Часть 2). Как повлияла Великая отечественная война на развитие советской археографии? В годы Великой Отечественной войны археографическая деятельность по понятным причинам резко сократилась (в том числе перестали выходить журналы архив” и “Пролетарская революция”), но не остановилась. Особую актуальность приобрел опыт гражданской войны — ей было посвящено несколько сборников агитационно-пропагандистского характера. Отмечено было и 25-летие Октябрьской революции. Злободневно звучали два сборника Документов о немецких зверствах 1914—1918 гг. Что такое «золотой век отечественной археографии», с чем связано это понятие? Период с середины 1950-х до середины 1980-х гг. считают «золотым веком» советской археографии. В описываемый период археографическая деятельность достигла невиданных масштабов. С 1955 по 1980 г. было опубликовано 1574 сборника документов по отечественной истории, большая часть которых относилась к истории ХХ века. Были существенно раздвинуты хронологические рамки. Многократное увеличение масштабов археографической деятельности способствовало накоплению опыта. Чему, в основном, были посвящены публикации 1960-1980-х гг.? В период 1961-1980 гг. в тематике публикаций госархивов по истории советского общества более 20% составляли сборники по истории ВОВ. Характер партийного руководства археографической деятельностью хорошо прослеживается на судьбе журнала «Исторический архив». Выходивший в период «оттепели» (с 1955 г.), журнал по тем временам отнюдь не выглядел радикальным. Он официально был органом Института истории АН СССР, издавался с участием ИМЛ и Главархива. Состав публикаций редко выходил за существовавшие идеологические рамки. Отбор материалов и представление публикаций всегда шло под контролем цензуры и соответствующих отделов ЦК КПСС. Несмотря на это, стремление редакторов наиболее полно и документально точно представить освещавшиеся события часто приводило к ситуации, когда ту или иную публикацию приходилось отстаивать, давать объяснения по поводу ее выхода. В 1961 г. журнал был неожиданно закрыт по инициативе Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС и под надуманным предлогом «нерентабельности». Но в поддержку журнала выступили многие лица и учреждения. Издание было возобновлено в 1962 г., но ненадолго. Журнал с его вполне лояльными материалами всё же раздражал его идеологических надсмотрщиков. В том же году журнал вновь был закрыт и уже на долгих 30 лет. Своеобразным символическим завершением археографии советского периода стало второе, исправленное и дополненное издание «Правил издания исторических документов в СССР» (1990). По сравнению с первыми правилами 1969 г., во второе издание было внесено множество существенных изменений и дополнений, основанных на накопившемся 20-летнем опыте. Подводя итог, можно сказать, что системообразующей особенностью советской археографии являлось глубокое противоречие между археографической методикой, достигавшей высокого уровня, и археографической политикой, подчинявшейся принципу коммунистической партийности. Российские архивисты совместно с учеными АН и вузов сумели подготовить и опубликовать ряд фундаментальных изданий, снискавших признание отечественной и мировой общественности. До 1991 г. в СССР ежегодно выходили в свет до 30 сборников архивных документов. Но на значительной их части сказались все недостатки, присущие советской исторической науке, вынужденной следовать официальной идеологизированной и политизированной концепции исторического процесса: субъективизм и тенденциозность в выборе тематики, отборе документов, диспропорции в документальном освещении разных исторических периодов. Несмотря на то, что в общественный оборот было введено свыше 500 тыс. документов, подлинная правда об исторических событиях оставалась скрытой. Изменения в археографии в период «перестройки». Началом перестройки в археографии можно считать 1989 г. Появился новый журнал «Известия ЦК КПСС», где большое место заняли публикации документов из ранее недоступных архивов. Уже второй номер произвел сенсацию – в нем впервые был опубликован текст доклада Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях». В свое время этот доклад зачитывался во всех коллективах, но издан не был. Появление доклада на страницах официального партийного органа воспринималось как начало новой эры в исторической науке. За три года своего существования «Известия ЦК КПСС» опубликовали значительное количество документов, содержащих совершенно новую для своего времени информацию, особенно по ленинскому периоду. Появились материалы, освещавшие отношения Ленина с Троцким, Бухариным, Каменевым, Зиновьевым и др. Большой интерес вызвали публикации материалов закрытых заседаний ЦК, Политбюро и Оргбюро, оппозиционных течений в партии. Аналогичные документы публиковали также журналы «Вопросы истории КПСС» и «Коммунист». В 1989 г. стал выходить журнал «Родина», на страницах которого заметное место заняли публикации источников из разных архивов по нетрадиционной тематике. Постепенно в освоение «археографической целины» стали втягиваться и академические журналы: «Вопросы истории», «История СССР», «Новая и новейшая история» и др. Наряду с журнальными публикациями стали появляться и сборники документов в духе «гласности». Это документы внешней политики СССР 1939-1941 гг., прежде всего секретный дополнительный протокол к договору о ненападении между Германией и СССР от23 августа 1939 г. (пакт Молотова – Риббентропа). Документ впервые был опубликован в 1948 г. в США по германскому архиву, но в СССР упорно отрицался сам факт существования такого протокола. Этот документ увидел свет в 1990 г. во втором томе изданного под грифом МИД СССР сборника «Год кризиса. 1938-1939». Заметным событием стал выпуск книг, по-новому освещавших историю коллективизации: «Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927-1932 гг.» (1989). Началась перепечатка самиздатовских и «тамиздатовских» альманахов и сборников. Как признак нового времени воспринималось и появление таких изданий, как «Совет Министров Российской империи. 1905-1906 гг.» и «Дневники императора Николая II» (1990). В целом можно сказать, что в период перестройки наметились основные тенденции необходимого освоения «археографической целины» отечественной истории ХХ века, но сколько-нибудь существенное развитие этих тенденций стало возможным уже в принципиально иной обстановке. «Археографическая революция» Процессы, протекавшие в отечественном архивном деле после 1991 г., получили название «архивная революция». По аналогии можно говорить и об «археографической революции», поскольку в сфере археографии произошли кардинальные изменения, порожденные соответствующими процессами в исторической науке, архивном и издательском деле. Историческая наука избавилась от идейно-политического контроля, включая цензуру. Исчезли запретные зоны и обязательные концепции. Всё это порождало спрос на новые факты и, соответственно, на новые источники и их публикации. В архивном деле крупнейшим событием стала передача архивов КПСС в систему государственной архивной службы. Начался процесс массового рассекречивания документов. Это открывало перед археографами новые пространства для освоения. Но эти процессы проходили в условиях экономического кризиса. Экономические проблемы существенно проявились в издательском деле, где на первый план вышла проблема прибыльности археографических изданий. Данное обстоятельство играло негативную роль. Существенную поддержку археографическим проектам оказали Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ) и Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ). Важным аспектом «археографической революции» стало взаимодействие отечественной и зарубежной археографии, которое проявилось в подготовке совместных публикаций. К числу издержек археографической революции, особенно начального его этапа, следует отнести бурный рост ненаучных публикаций, прежде всего в СМИ. В погоне за жареными фактами газеты и журналы зачастую осуществляли неверное или чересчур выборочное воспроизведение текста, не давали информацию о документе, порой публиковались фальшивки. Но постепенно вал «острых» публикаций сенсационного характера сменился серьезными изданиями. Традиционные серии перестали существовать, за исключением серий «Декреты советской власти», «Документы внешней политики» и некоторых других. На первый план вышли совершенно новые археографические проекты по следующим направлениям: - материалы личного происхождения и биографические документы; - власть и культура; - «документы вождей»; - церковь и государство; - принятие решений: внутренняя политика; - общество и власть; - депортации народов и национальные отношения в СССР; - внешняя политика, история разведки и контрразведки; - СССР во Второй мировой войне, международные кризисы и военные конфликты; - политические репрессии, репрессивный аппарат; - судьбы крестьянства. Если говорить не о тематическом критерии, а о критерии степени новизны, то можно сказать, что имелись следующие варианты: 1) публикация документов по темам, ранее полностью закрытым для изучения (репрессии, ГУЛАГ, голод, разведка и др.); 2) публикации по темам, которые можно было изучать, но не публиковать (непролетарские партии, белое движение, эмиграция и др.); 3) публикации по темам, археографическое освоение которых прежде велось, но тенденциозно (коллективизация, внешняя политика, ВОВ); 4) публикации о событиях, само существование которых ранее отрицалось (пакт Молотова – Риббентропа, Катынь – сборник «Катынь. Пленники необъявленной войны» о расстреле 22 тыс. пленных поляков в СССР. Документы были засекречены в архиве Политбюро ЦК КПСС, право доступа имело только первое лицо, Горбачев отрицал их наличие, передал Ельцину только после своей отставки в 1991 г.). В СССР и России за 1917-2000 гг., по сведениям библиографического указателя «Открытый архив – 2», вышло в свет 5445 документальных публикаций. За период же с 1996 –2000 гг. вышло 996 публикаций, т.е. почти пятая часть общего корпуса изданий. Каковы же основные направления развития археографии в эти годы? Во-первых, были продолжены классические советские академические издания, например, такие, как «Полное собрание русских летописей», «Письма и бумаги императора Петра Великого», «Восстание декабристов», «Декреты Советской власти», «Внешняя политика России», «Приказы Наркома обороны СССР» и др. Во-вторых, в 1992-2005 гг. возникли и реализованы новые крупные серийные документальные публикации, в числе которых «Политические партии России» (получила Государственную премию в области науки и техники за 2002 г.), «История Сталинского ГУЛАГа» в 7 томах, «Культура и власть. От Сталина до Горбачева» в 6 т., «Совершенно секретно. Лубянка – Сталину» в 8 т., «Трагедия советской деревни» в 5 т., «Атомный проект СССР» в 5 книгах и др. В-третьих, издавались так называемые трансграничные публикации, т. е. публикации по определенной теме, основанные на документах разных стран: «Красная Армия в Австрии», «Мировые войны в истории ХХ века», «Катынь. Пленники необъявленной войны» (последний сборник представляет собой публикацию о событиях, само существование которых ранее отрицалось. Документы, касающиеся расстрела 22 тысяч поляков в СССР, были глубочайшим образом спрятаны в архиве Политбюро ЦК КПСС, причем правом вскрытия «катынского пакета» обладало только первое лицо в государстве. Последнее «первое лицо» в СССР М.С.Горбачев упорно отрицал наличие у него соответствующих документов даже после того, как другие документы по теме были найдены историками. Лишь после своей отставки Горбачев передал пакет с «катынскими» бумагами Ельцину, сказав, что «здесь могут возникнуть международные осложнения»). В-четвертых, документальные публикации последних лет не просто ввели в научный оборот ранее неизвестный или недоступный массив ретроспективной документной информации. Они сделали известными ранее скрытые или невостребованные по политическим и идеологическим соображениям документные системы и подсистемы, типы и виды документов официального документирования. Это, прежде всего, партийная документация, отраженная в таких публикациях, как «Протокольные записи, стенограммы заседаний и постановлений Президиума ЦК КПСС», «Лаврентий Берия», «Политбюро ЦК РКП(б) –ВКП(б). Повестки дня заседаний» и др. В-пятых, появилось много публикаций, отразивших неофициальное документирование – дневники, письма граждан во власть («Народ не молчал»), фронтовые письма («Письма Великой Отечественной»), фотодокументы («Российская империя в фотографиях») и др. Публикации документов неофициального происхождения очеловечили историю России. В-шестых, выработан новый тип документальных публикаций, который В.П.Козлов назвал «тематической каскадной публикацией». Суть его в том, что в основу публикации берется не какая-то одна, одного уровня документальная среда, а документы разных уровней, позволяющие представить процесс выработки, принятия и реализации решений. Например, в издании «Трагедия советской деревни» включены документные цепочки от решений Политбюро до документации колхозов. В-седьмых, идет процесс создания и издания документальных публикаций не в традиционной, а в технотронной форме, с использованием современных информационных технологий. Причем первенство в их подготовке принадлежит не федеральным архивам, а региональным («Новосибирская область в годы Великой Отечественной войны», «Чувашский край во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг.» и др. Дать общую оценку развития советской археографии (достижения, плюсы и минусы и т.п.). Именно ХХ век, и не только в России, показал, как ангажированный, фактологический, субъективный принцип отбора документов определяет некую грань, за которой прошлое — уже не материал для беспристрастного исследования, но объект интерпретации в интересах современности. Пожалуй, еще одним итогом взаимодействия текстов с профессиональной средой, который стал очевиден именно в ХХ веке, можно считать результат обнародования источника. Имеем в виду «оперативное издание документа» как средство идеологического и информационного воздействия — мало известную широким кругам «научную публикацию», которая вполне может остаться, по слову Николая Новикова, «мертвым капиталом», — и археографию, являющую собой метод познания прошлого путем вовлечения опубликованных источников в научный оборот, широкое использование сборников, электронных публикаций в историографии, при организации учебного процесса. Этот последний аспект функционирования исторического источника в обществе очень значим. Не только в постсоветский период, но и прежде можно насчитать не много исследований, монографических работ, где бы изучалась археография проблемы, давался анализ опубликованных сборников по теме. Отчасти это связано (на современном этапе особенно) с отсутствием единого регистрирующего органа, учреждения, которое бы учитывало не только публикации федеральных архивов, но и всех археографических центров, включая издательства (хотя они таковыми в полной мере не являются), музеи, государственные или общественные фонды и т.п. Таким образом, несмотря на все плюсы определенного либерализма в книжном деле, осуществлении исторических исследований, проблемы учета огромной археографической базы сегодня весьма актуальны Свобода печати и организации издательств, археографических центров с разной формой собственности, более свободный доступ в архивы вкупе со сложностями финансирования государственных архивов и линия на свертывание их публикаторской деятельности — все эти приметы постсоветского периода существенно изменили вектор развития археографии и проблематику исследований. Не менее существенный момент — как эти проблемы влияют на содержание публикаций и традиционное для нашей страны планирование публикаторской деятельности. Здесь напрашиваются определенные параллели, ибо есть существенные нюансы, сближающие судьбы археографии в России в начале и конце ХХ столетия. Прежде всего, это касается направления исследований: открытие секретных документов, в той или иной степени «десакрализировавших» прежнюю власть, были характерны для публикаций как первых лет СССР, так и периода перестройки. Хотя проблематика, естественно, разнилась, а уровень исполнения конца ХХ в. был на порядок выше, сенсационный характер содержания схож: преобладание публикаций по истории функционирования власти как аппарата принуждения, интерес к оппозиционному движению. Различие состояло в том, что если в начале 20-х годов ХХ в. М.Н. Покровский говорил о политическом значении архивов, их главной функции — иллюстрировать документами решения партии (что хорошо просматривалось и в публикациях 60—70-х гг.)8, то в конце века фундаментальные серии документов иллюстрировали авторитарный характер этих же партийных решений советской власти. В постсоветский период вплоть до 2010-х гг. финансирование археографических проектов осуществлялось у нас не только и не столько архивными учреждениями, которые традиционно занимаются в России публикацией источников. С одной стороны, это способствовало существенному и быстрому расширению археографического фонда, что в условиях лишения архивов статуса научных учреждений нельзя не признать положительным моментом. Однако этот же процесс, в связи с уменьшением дотирования исторической науки вообще, не привел к широкому развитию публикаторской деятельности в институтах, университетах, академических исследовательских центрах, — как это существует в ряде зарубежных стран. Археография всегда была занятием дорогостоящим, требовавшим капитальных затрат, и до тех пор, пока издание многотомных (но нередко и сравнительно небольших) проектов оправдывалось идеологическими соображениями, средства особенно не считали. В постсоветский же период публикации источников в силу нечеткости политических установок власти, более либеральной системы доступа в архивы перестали быть исключительным правом «высоких сфер». Результаты, однако, имели определенное сходство — отторжение либо скептическое восприятие истории собственной страны. Это стало одной из важных причин, с одной стороны, раскрепощения сознания, но с другой, — однобокости подходов при изучении недавнего прошлого. Предельно тщательному, нередко однонаправленному «сканированию» была подвергнута в итоге вся советская эпоха, — точно так же, как в довоенный период — история самодержавной России. Аккуратно выстраиваемая прежде система идеологически выверенных публикаций уступила место, на первый взгляд, совершенно новым (в смысле открывания «белых пятен») документальным изданиям. Это сближало советские издания 1920—1930-х гг. с публикациями 1990-х гг. – самого начала ХХ в. Археографический фонд начал формироваться силами целого ряда негосударственных и государственных учреждений, организаций, партий, — причем, далеко не всегда к этому привлекались профессионалы. Отсюда шло манипулирование историческими источниками в пользу современности. Сегодня в целом мы располагаем значительным собранием из сотен тысяч источников, которые открывают «мрачное прошлое» советской эпохи, едва ли не подокументно изучают общественную жизнь императорской и республиканской России конца XIX — 1917 г. и в целом дают возможность исследования-реконструкции ряда сюжетов недавнего прошлого. С известными пробелами эти богатые комплексы были обобщены в справочниках И.А. Кондаковой9. Но вместе с тем некоторые страницы уникального советского эксперимента освещены односторонне, на уровне фактологического подхода. Вероятно, противоречивость той эпохи определяет крайности в ее исследовании. А между тем проблемы не выборочного, не «юбилейного» характера планирования публикаторской практики актуальны как никогда (впрочем, здесь многое упирается в финансирование, которое даже при тенденции на повышение не поспевает за открывающимися возможностями). Вопрос «репертуара» археографических проектов наглядно показывает, как публикации воспитывают и формируют профессиональное сознание прежде всего специалистов, а уже затем — общественное мнение. Изучение того, какие виды источников и в какие периоды, по каким проблемам вовлекались в научный оборот способно даже в большей степени, чем историография, показать причины лакун и искажений в профессиональном сознании. История археографии, уровень археографической культуры10 существенно дополняют общую картину формирования национальных традиций в области гуманитарного знания, проблем организации науки, показывают важность документальных публикаций для сохранения свободного информационного пространства, долгосрочных научных приоритетов. Подобная «рефлексия» археографии является ее фундаментальным свойством. Именно поэтому труд археографа — миссия огромной важности, а публикаторская деятельность не должна становиться заложницей очередных мифов. |