Оптимистичное радио. Не американец, озвучил мысли я, но и не наш Размах крыльев ох
 Скачать 22.63 Kb.
|
|
Я увидел знамение. Сегодня утром, когда я уже был готов отправиться в путешествие, когда все мои небольшие сбережения были плотно упакованы в походный рюкзак… произошло нечто. По небу, спокойно и беззвучно, впрочем, как и всё остальное в этом мире, летел самолёт, с востока на запад. Я же только и мог, что, раззявив рот, завороженно смотреть ввысь. В голове было пусто. И только один из осколков сознания, в этот момент мне явно не принадлежавший, пытался определить тип и принадлежность самолёта. По крайней мере, делал вид. — Не американец, — озвучил мысли я, — но и не наш… Размах крыльев… ох… Только после того, как я исполнил то, что нам так усердно вбивали в головы в училище, я начал действовать по своей инициативе. Я ворвался в дом, едва не опрокинув лампу с закипающей на ней кружкой воды, сбросил на пол шапку и молниеносно нацепил на себя наушники. Дёрнул два рычажка: передатчика и «Кауфмана’а». — Пожалуйста, пожалуйста… Одной рукой я поправлял микрофон так, чтобы тот находился у моего рта, второй же крутил ручку передатчика. Всё произошло словно автоматически — и вот уже через секунду я настроился на частоту вещания в три мегагерца… — Приём, приём! Неопознанный самолёт… — и тут я запнулся. А что дальше? Дальше обычно вставлялись стандартные фразу вроде «посадку разрешаю» или «покиньте воздушное пространство», этих шаблонов существовало штук двадцать и я, конечно же, знал наизусть все. Но вопрос был не в том, что я не знал, какой из них применить, а в том, что я не знал, что я вообще должен был сказать? Что я хотел сказать? Что я мог такого сказать человеку, собравшемуся улетать из этого города и попытать счастья в другом? «Подождите»? «Приземлитесь»? «Возьмите меня с собой»? Пожалуй, последнее уже ближе, но это всё равно не то. Секунду спустя я снова поправил микрофон и решился повторить попытку… — Неопознанный самолёт… Приветствую вас! — меня чуть не перекосило от того, насколько нелепо это прозвучало, голос мой дрогнул. — Меня зовут Ямашита Киоши! Я веду радиопередачи уже год, хотя вы могли этого и не слышать. Назовите себя! Дайте понять, что вы меня слышите! Ответьте! — и тут на спине выступил холодный пот. Я с ужасом осознал, что совершенно ничего не знаю о верхних этажах. Вдруг на самолёте нет передатчика? Вдруг их приёмник неспособен принимать столь примитивные — на их взгляд — сигналы. В конце концов, если наверху цивилизация, то с чего я взял, что пилоту вообще есть дело до меня? И всё же, если хотя бы на один из вопросов я мог найти ответ, просто на всякий случай, надо было сказать... Помашите крылом! — закричал я и отчаянно попытался отыскать глазами самолёт через распахнутую настежь дверь. Я прокрутил ручку «Кауфман’а»: на этот старый супергетеродин я принимал сигналы. В наушниках зазвучали голоса: одни что-то напряжённо приказывали, другие обменивались протокольными фразами. Третьи плакали. Четвёртые монотонно читали молитвы. Остальные же утопали в шумах, пытались перекричать друг друга и выбороть право быть услышанными, и превращаясь в шум сами… Но это были лишь призраки. Самолёт не дрогнул. Я начал перебирать ручки и переключатели. некоторые переключались рывками, на других же, что крутились плавно, приходилось задерживаться чуть дольше. И на всех стандартных частотах, что только остались в моей памяти, я кричал, кричал… и слушал. И как бы мне не хотелось побыстрее перебрать все каналы, я понимал, что надо дать пилоту хотя бы пять секунд на ответ… Тук-тук… Тук-тук… Я мог слышать стук своего сердца. Это означало, что даже фантомные шумы отступили, их затмила тишина, включенная на полную громкость. Пять секунд… Мучительные стандартные пять секунд… Каждый раз я пытался отсчитывать их, не сбиваясь и не торопясь, но чувство времени меня явно подводило. Дышал я тяжело, зашедший с улицы воздух обжигал лёгкие. Самолёт летел высоко, возможно, он с третьего или даже четвёртого уровня, где технологии были более развиты. Поэтому я решил поднимать частоту передатчика. И вот, когда я почувствовал, что выкрутил ручку до предела, меня паника охватила. Ничтожная, хлипкая ручка! На самом деле, если надавить как следует, то можно её и выломать, но меня она связывала словно цепи, обвитые вокруг сердца. Сломаешь ручку — умрёт последняя надежда. И когда я уже был готов от отчаянья выйти на улицу и махать руками… самолёт тронулся. Меня переполнила… радость, наверное? Можно ли описать радостью чувство, когда исполняется то, ради чего ты жил? Когда мысль, с которой ты засыпал и просыпался, наконец воплощается в реальность? Самолёт дрогнул! Эйфория затуманила мои глаза, весь мир перестал существовать. И только через несколько секунд я понял, что самолёт сломан. Сломан как детская игрушка, как карточный домик, нелепо и грубо. Его крылья вывернулись под аномальным углом, это полностью исключало возможность, что я просто увидел его под необычным ракурсом. Вскоре мои догадки подтвердились, и он начал падать, медленно, точно как снежинка. Бледная и бесконечно маленькая на фоне другого города, к которому пилот этого самолёта так стремился. //Тут криво Мне показалось, что туман сожрал его. Будто и нет вдалеке никакого другого города — так, декорация — которая просто желает сохранить свой секрет. Это многое объяснило бы. Это также означало бы, что мои шансы так же ничтожны, как и у этого бедолаги. Я провёл все действия в обратном порядке: выключил радиостанцию, надел шапку и выбежал из дому. И опять это чувство: ты хочешь бежать что есть мочи, но не можешь. Боишься, что конструкция не выдержит. О последствиях я тогда и думать не хотел. И вот, когда я уже на четвереньках подполз к краю и лёг на снег, мне открылся взор на второй уровень. Метров пятьсот вниз тянулись бесчисленные балки, трубы, провода и проходы, асимметрично, неправильно. Некоторые их части выпирали над пропастью и грозились в неё упасть, некоторые же всё ещё оставались на своих местах, напоминая части разных комплексов: заводов и фабрик — и выглядели так, будто в любой момент могут ожить снова. Этот рукодельный монстр был настолько большим, что одним ещё до боя мог сломать мировоззрение человека, порвать душу в клочья и оставить лишь желание спрятаться в своём домике и уверять себя, что всё это сон. Но это не было ни сном, ни выдумкой. Второй уровень был реален. Настолько реален, что, если ударить пол со всей силы, можно расшибить руку. А ведь второй этаж был лишь малой частью города: и над этим комплексом, и под ним, располагались другие такие же параллельные миры, удерживаемые массивными опорами. Я был там, я поднимался по ним, я блудил по останкам цехов в поисках еды. Но всё равно я каждый раз никак не мог отвести взгляд от второго этажа, даже если всего секунду до этого был занят совершенно другим. А самолёт всё так же падал. Но теперь рядом с ним парила чуть более медленная снежинка — парашют: пилот успел катапультироваться. Я вздохнул с облегчением. Я смотрел и пытался изо всех сил запомнить точку на первом уровне, куда его занесёт ветер. Почему я не взял блокнот? Но думать об этом было уже поздно. Я пытался выбросить из головы всё, кроме человека, чей парашют становился всё более и более бледной точкой. Тем временем аппарат уже упал и загорелся ярким пламенем: его будет просто найти и нанести на карту. Время тянулось медленно. Пламя самолёта уже начало угасать. Я хотел уже метнуться за блокнотом, однако прекрасно осознавал, что, потеряв из виду парашютиста, не найду его вновь, поэтому и остался лежать на холодном снегу. И вот спустя пять минут белая точка поблёкла. — Запомнил, — прохрипел я и побрёл домой. Я старался ни о чём не думать, даже не пытался насильно удерживать карту местности перед собой. Вместо этого я просто отложил все свои мысли на край мозга и вошёл в гибернацию. Машинально взял блокнот и всё так же машинально вернулся к своему положению. Сработало: мысли продолжили свой изначальный ход, как будто я никуда и не ходил. Отлично. В блокноте уже в деталях был нарисован эскиз первого уровня: необъятного и изуродованного миллионами бомб. Это был мой город. Не знаю почему, но когда-то — а впрочем, не так уж и давно — я решил зарисовать его. Может быть, чтобы наблюдать изменения со временем, а может быть, чтобы забрать его с собой на верхние уровни. Хоть хорошими навыками рисования я и не отличался, мне было немного жаль использовать картину в качестве карты. Но сейчас это разумнее всего. Я быстро нашёл ту самую неподвижную снежинку и отметил карандашом две точки — самолёт и парашютиста — на карте и снова поплёлся домой, пытаясь обдумать значение сегодняшнего знамения. Самолёт летел на запад. Я собирался идти на восток. Мне ничего не оставалось, кроме как принять эти два факта и выругаться про себя. Неправильное какое-то знамение: ни хорошее, ни плохое. Не должны ли знамения провожать путников в дорогу, желая счастливого пути и вселяя надежду? Не должны ли предупреждать о опасностях? Я слышал, что когда-то знамением могло быть внезапное наступление ночи посреди дня — вот уж не знаю, как такое может быть, и стоит ли мне этому верить. Для меня же и летящий самолёт был знамением, но что оно значит? «Развернись и иди назад?» Это же абсурд! И тем не менее, я был намерен повиноваться этому ему, и два крестика на карте это подтверждали. Я открыл дверь, зашёл. Вода в кружке уже закипела, так что я погасил лампу. Теперь пришло время для анализа ситуации, длящегося целую вечность. Радиостанцию я включил, не проверив напряжение в сети, и рисковал потерять одну из вакуумных ламп. Последнюю сигнальную ракету, которой ямог бы привлечь внимание, я выстрелил ещё вчера вечером. Но и за это корить я себя не стал: запустить эти ракеты вчера в темноте было логичнее, чем таскать их весь поход на спине. Кроме того, что за детское «Помашите крылом»? «Возьмите крен», «наклоните самолёт» на худой конец! Времени было мало, а я волновался, так что и тут прощён. Но на самом деле всё это было ничто. Не разбился ли самолёт из-за меня? Шок ещё не прошёл, но я уже осознавал, насколько мучительно будет задаваться этим вопросом — а о чём же ещё думать в походе — ближайшие недели две? Ведь пилот, вышедший на нормальную скорость, не должен был предпринимать никаких манёвров, тем более настолько серьёзных, как «помахать крылом». Если это действительно было так… то мою жизнь можно считать конченой. Зачем нужны были все мои «здравствуйте», «до свидания» и «дорогие радиослушатели», если встретив человека, я только сломал его самолёт? Стоило оно того, Ямашита? Стоило своим идиотским«здравствуйте» и эгоистичным желанием поговорить ни о чём ломать жизнь человеку? Нет, не стоило. Но что мне оставалось делать? Стоять на краю и махать рукой? Я вздохнул. Именно это и нужно было сделать: стоять и махать рукой. И желать удачи. И говорить радиослушателям, что кто-то с третьего, а может и с четвёртого этажа, соорудил самолёт и улетел из этого проклятого города в лучшую жизнь. И лить слёзы о упущенном шансе. Смог бы я это сделать? Ответа не было. В любом случае, сейчас надо было немного перепаковать сумки и настроить радиостанцию на автоматическое вещание. Но прежде — позавтракать. Я насыпал в кипяток непонятный порошок под названием «эрзац-чай», распечатал несколько сухпайков, оставленных на столе. В мирное время не растолстеть на этом ужасно калорийном печеньи, наполовину состоящем из подплавленногосахара — сложная задача, я же об этом вообще не заботился. Спасибо вечной мерзлоте и, в какой-то степени, генам. Вкус, кстати, совсем не ощущался. После этого я распаковал сумку и начал вытаскивать оттуда моё изобретение — автоматическую радиостанцию. Суть её была проста, но реализовать на современных технологиях было крайне сложно. Аппарат подключался к передатчику и непрерывно проигрывал одно и то же сообщение, записанное на кассете, на разных частотах. Изначально я хотел идти на восток, на третий уровень, а сутра дать только одно сообщение, но раз я на какое-то время спускаюсь вниз, то вещатель нужно оставить здесь — тогда мне удастся уменьшить нагрузку на себя и продолжить покрывать второй уровень, даже если это будет всего лишь запись. С этими мыслями я выставил аппарат на стол, раскрутил и начал вставлять туда электронные лампы, которые я вчера заблаговременно вынул и разложил по коробочкам. Какая ирония! Потом оставалось подключить это к передатчику — самодельному и ужасно простому. Однако именно его простота и обилие шумов, которые он выдавал, увеличивали его выходную мощность и диапазон частот. В завершение я переткнул наушники из «Кауфман’а», хлебнул остатки «чая» и нажал кнопку записи. Вот именно из-за этого момента и ради него я всё ещё живу. — Доброго времени суток, дорогие радиослушатели! В эфире «Оптимистичное радио» и его неизменный ведущий — ЯмашитаКиоши. Как я уже говорил ранее, я ухожу. Однако планы неожиданно изменились. Сегодня утром я увидел самолёт, летевший с третьего или четвёртого этажа на запад. К сожалению, он разбился, но пилот катапультировался. Мне очень жаль покидать вас, но я должен спуститься на первый уровень и помочь этому человеку. Так что ближайший месяц «литературного часа» и прочих постоянных рубрик не будет. Но я по-прежнему буду слушать вас на первом уровне. Мои основные частоты: 100кГц, 3МГц, 27МГц, амплитудная модуляция, включаюсь на пару минут ровно на закате… закате первого уровня. Координаты жилища: ХХХ, на остром выступе восточно-севернее опоры #137. Двигаюсь на восток. Дома оставляю книги, которые уже прочитал, и немного бензина. Понадобятся – забирайте. И, как обычно, краткое напутствие: если вы нашли живое растение, особенно плодоносное, не ешьте его. Разумнее посадить в землю. Если вы нашли животное, не следует его убивать, лучше проследите, чем оно питается. Если вы нашли радио — пожалуйста, подождите, пока я не вернусь и не продолжу свои постоянные рубрики, уверяю, они намного полезнее этого пятиминутного сообщения. И самое главное — в любой ситуации продолжайте мыслить позитивно! Я отпускаю кнопку. Снимаю кассету, карандашом отматываю её на начало и возвращаю на место. Некоторое время спустя аппарат начинает медленно прокручивать ленту. Я снова включаю Кауфман – предварительно убедившись, что напряжение на лампах в пределах нормы, – настраиваюсь на частоту и прислоняю наушники к уху. «… на восток. Дома оставляю книги…» - да, радиостанция работает. Протягивает ленту немного медленно, отчего мой голос кажется неестественно низким, но, в целом, терпимо. Поправлять что-то сейчас – только тянуть время, да и передатчик сломать можно. Как и планировал, я отправляюсь. |