булат окуджава. Окуджава Булат Шалвович поэт, прозаик, драматург, композитор
 Скачать 94.43 Kb.
|
|
Окуджава Булат Шалвович поэт, прозаик, драматург, композитор. Б. Окуджава родился в 1924г., в Москве. Его родители - партийные работники - были репрессированы. Семнадцатилетним добровольцем в 1942 г. ушёл на фронт. Был ранен, потом демобилизован. В 1950г. закончил филологический факультет Тбилисского университета. Затем работал учителем в школах Калужской области. После реабилитации родителей вернулся в Москву, работал редактором в издательстве «Молодая гвардия», в «Литературной газете». Первые его песни появляются в 1956г. и уже к началу 60-х годов получают широкую известность. Изданы сборники стихов е «Лирика», «Острова», а также прозаические книги. Исторические повести и романы изданы во многих странах мира. Поэтический мир Окуджавы создаётся не по законам бытового правдоподобию, а по «образу и духу своему». Моделью этого мира, где сложно отражались и законы самой жизни, и представления поэта о человеке, стал мир арбатских переулков и дворов. «Ах, Арбат, мой Арбат, ты - моё Отечество, ты и радость моя, и моя беда», - пел Окуджава, и было ясно, что с образом Арбата связаны все его эмоциональные и этические представления. Герой Окуджавы потому и оказался подготовлен к войне, что в его сознании уже существовали определённые представления о жизни: на «тёплых камнях» арбатского двора оттачивались законы братства. Это там над подростками витал дух «комиссаров в пыльных шлемах», там всемогущество короля измерялось его способностью к верности и спасением друга, там похороны снежной бабы вызывали в сознании образ овдовевшей женщины и чувство сострадания: «будьте, дети, добры и внимательны к женщине…». «Том самый двор, где я сажал берёзы…» - вспомнит позднее Окуджава и вслед за тем расскажет о самом главном, чем ещё в юности одарила его судьба: Тот самый двор, где я сажал берёзы, был создан по законам вечной прозы и образцом дворов арбатских слыл; там, правда, не выращивались розы, да и Гомер туда не заходил… Зато поэт Глазков напротив жил. Друг друга мы не знали совершенно, но, познавая белый снег блаженно, попеременно - снег, дожди и сушь, разгулы будней и подъездов глушь, и мостовых дыханье, неизменно мы ощущали близость наших душ. Ильинку с Божедомкою, конечно, не в наших нравах предавать поспешно, и Усачевку, и Охотный ряд... Мы с ними слиты чисто и безгрешно, как с нашим детством - сорок лет подряд; мы с детства их пророки... Но Арбат! Минувшее тревожно забывая, на долголетье втайне уповая, все медленней живем, все тяжелей... Но песня тридцать первого трамвая с последней остановкой у Филей звучит в ушах, от нас не отставая. И если вам, читатель торопливый, он не знаком, тот гордый, сиротливый, извилистый, короткий коридор от ресторана "Прага" до Смоляги, и рай, замаскированный под двор, где все равны: и дети и бродяги, спешите же... Все остальное - вздор. Подлинность его вере придавала способность, поэтизируя действительность, видеть в то же время драматическую подкладку жизни, именно не изнанку жизни, а её подпочвенные, сложные, проникающие друг в друга и друг от друга неотрывные процессы: Ведь у надежд всегда счастливый цвет, Надёжный и таинственный немного… И тут же: …особенно, когда глядишь с порога, особенно, когда надежды нет. В отношениях Окуджавы с читателями не было ни фамильярности, ни наигрыша: за всем стояло ощущение общности - «мы». Оно могло быть вынесено наверх, как в песне «До свидания мальчики» («Ах, война, что ж ты сделала, подлая, стали тихими наши дворы…»); оно могло уйти вглубь, отозвавшись чувством вечной причастности к безымянным солдатам, не вернувшимся с войны, к первым комсомолкам, ко всем безответно влюблённым, разлученным, обручённым - так было в «Песенке о комсомольской богине», «Дежурный по апрелю» и т.д. Стремление говорить с читателем «как с самим собой, в доверительных тонах», чтобы «в душу… проникнуть и поджечь», создавало особую, напряжённо - эмоциональную атмосферу стихов Окуджавы. За их непритязательное изящество, за их ненавязчивой пр предположительностью открывалась необычная и властная сила: Окуджава приобщал читателя к своему чувству, своему настроению, своей этической оценке. Давайте горевать и плакать откровенно, то вместе, то поврозь, а то попеременно… Давайте понимать друг друга с полуслова, Чтоб, ошибившись раз, не ошибаться снова… … Эмоциональный заряд стихотворений Окуджавы побуждал не только усваивать то, что хотел внушить поэт, но и идти дальше в том, казалось, единственно возможном направлении, которое он подсказывал. Так, гимном многих поколений стала «Старинная студенческая песня» с её рефреном: «Возьмёмся за руки друзья…», где понятие «мы»разрослось до вселенской метафоры. Все ощущали, что Окуджава имеет свои, не совпадающие с расхожими, представления о жизни. Не все и не сразу поняли серьёзность философии человеческого существования, которая стояла за его поэтическими метафорами. Мнимая простота поэзии Окуджавы как бы не требовала дополнительных усилий, чтобы понять её. Всё, казалось, было ясно: «надежды маленький оркестрик», «часовые любви», «мне надо на кого - нибудь молиться» и, наконец, такое успокаивающее, такое понятное - «давайте говорить друг другу комплименты». Сувлечением распевая малопонятную, казалось бы, но обаятельную песенку о голубом шарике - «Девочка плачет - шарик улетел», читатель сначала почти не задумывался над тем, что значил образ голубого шарика в художественном мире Окуджавы. Между тем этот смысл был допроявлен в другом стихотворении тех же лет: Ах ты, шарик голубой, грустная планета, что ж мы сделали с тобой, для чего всё это? Так образ голубого шарика разрастался до символа. И Окуджава написал ещё одно горькое и предостерегающее стихотворение, без которого его творчество 60 -80 -х годов попросту непонятно: Земля изрыта вкривь и вкось, её сквозь выстрелы и пенье я спрашиваю: «Как терпенье? Хватает? Не оборвалось? Выслушивать все наши бредни: Кто самый первый, кто последний?…» Она мне шепчет горячо: «Я вас жалею, дурачьё! Пока вы топчитесь в крови, пока друг другу глотки рвёте, я вся - в тревоге и заботе… Изнемогаю от любви! Зерно спалите - морем трав взойду над мором и разлукой, чтоб было чем наполнить брюхо, покуда спорите, кто прав». Мы все трибуны, смельчаки, Все для свершений народились, а для неё- озорники, что попросту от рук отбились. Мы для неё, как детвора, что средь двора друг дружку валит и всяк свои игрушки хвалит… Какая долгая игра! Опубликованное лишь в конце 80-х годов, стихотворение это не случайно пролежало так долго в столе: мучившие поэта вопросы приобретали неразрешимо - философский оттенок, свидетельствовали о глубоко продуманных размышлениях поэта о социальной и нравственной жизни. Умом понимая правду людей «здравого смысла», Окуджава, как и прежде, продолжает стоять на своём: Я прошу не о вечном блаженстве- о минуте возвышенной пробы, где возможны, конечно, утраты и отчаянье даже. Но чтобы - Милосердие в каждом движении и красавица в каждом окне. Окуджаве принадлежит более 800 стихотворений. Многие стихи у него рождаются вместе с музыкой, песен уже насчитывается около 200. Весьма плодотворным оказался творческий союз Булата Окуджавы с композитором Исааком Шварцем. Вместе они создали 32 песни, наиболее известные из которых — песня «Ваше благородие, госпожа Удача» («Белое солнце пустыни»), песенка кавалергарда из кинофильма «Звезда пленительного счастья», романс «Любовь и разлука» («Нас венчали не в церкви»), а также песни из кинофильма «Соломенная шляпка».  · По признанию актера и режиссера Андрея Смирнова, соавтором музыки к песне «Мы за ценой не постоим…», прозвучавшей впервые в фильме «Белорусский вокзал», был композитор Альфред Шнитке, который практически полностью изменил музыкальный ряд произведения. При этом Шнитке настаивал, чтобы его имя не указывалось в титрах и авторство полностью принадлежало Булату Окуджаве. |