Политические трансформации и модернизация. Политические трансформации и модернизация
 Скачать 26.56 Kb.
|
|
Политические трансформации и модернизация. Политическая модернизация – это переход отсталых, традиционных обществ к современном моделям политической системы. Теория политической модернизации зародилась в США в конце 1950-х годов и была впервые обоснована в трудах известных американских политологов Г. Алмонда, Д. Пауэлла, Д. Эптера (Аптера), Л. Пая, С. Эйзенштадта (Айзенштадта), С. Хантингтона. В качестве критериев политической модернизации Г. Алмонд и Д. Пауэлл предлагают следующие показатели: 1) Дифференциация политических ролей (появление новых самостоятельных политических структур, выполняющих специализированные функции или частично подменяющих собой прежние политические структуры: так, часть функций политических партий и профсоюзов по выражению интересов определенных социальных групп выполняют лобби, группы давления); 2) Специализация политических институтов (в ходе социально-политической дифференциации в традиционных обществах появляются специализированные политические институты: политические партии, заинтересованные группы, СМИ, клиентелы и др.; каждый из них выполняет в обществе свою функциональную роль, но одновременно все они соединяются в общую систему, развивая внутри её специализированное взаимодействие друг с другом); 3) Специализация политической культуры (политическое мышление и политическая деятельность людей обретают всё менее эмоциональный и всё более осмысленный характер, опираются на рациональные начала – конкретные факты, точную информацию, правовые основы – и становятся конструктивными и прагматичными). Исходя из теорий Г. Алмонда, Л. Пая, Д. Пауэлла и С. Хантингтона, можно прийти к выводу, что в сегодняшнем мире не существует ни «традиционных», ни «современных» политических систем в «чистом» виде: любая современная политическая система является смешанной по характеру. Однако преобладание в ней тех или иных элементов указывает на уровень достигнутой в ней политической модернизации. Современные теоретики политической модернизации выделяют два её типа: 1) Первичная политическая модернизация, прошедшая в странах Западной Европы и Северной Америки в XVI-XVIII вв. Она начиналась в Европе с Реформации церкви (XVI в.) и была закреплена эпохой Просвещения (XVII-XVIII вв.) Реформация и Просвещение преобразовали духовную сферу, затем произошла трансформация экономики и социальной структуры; в результате сформировалось гражданское общество, которое, в свою очередь, сконструировало соответствующую ему новую политическую систему. Возникший в результате этих преобразований современный (евроамериканский) тип общества характеризуется: рациональной организацией; секуляризацией основных институтов;
Именно такое общество М. Вебер назвал «современным» (в противовес «традиционному»), К. Маркс – капиталистическим, а сегодняшние политологи Запада – индустриальным обществом. На Западе оно сложилось уже к началу ХХ в. 2) Вторичная («догоняющая») политическая модернизация имеет место в ранее отсталых (в том или ином отношениях) странах и регионах в Латинской Америке, Азии, Африке, России. Сложностью «догоняющей» модернизации является невозможность соблюдения «естественной» логики созревания западных политических институтов: для этого уже нет времени, а соседство и возрастающее влияние политически «модернизированных» стран заставляют отстающие страны еще более ускорять процесс собственной политической модернизации. Между тем, в отстающих «традиционных» странах одни элементы общества уже вполне готовы к усвоению новых стандартов политической жизни, другие – только складываются, а третьи могут вовсе отсутствовать. Поэтому отстающие страны используют, с одной стороны, помощь стран, уже совершивших модернизационный переход, а с другой стороны, стремятся достигнуть ускорения собственного развития самыми различными методами – от поспешной демократизации своих политических режимов до их жесткой тоталитаризации (повышающей мобилизационный потенциал политической системы). «Параметры» политической модернизации в целом сохраняются данные и в настоящее время описываются следующими характеристиками: централизация и усиление государственной власти на общенациональном уровне; растущая дифференциация и специализация политических институтов; постоянное расширение политического участия масс; ослабление традиционных (родовых, клановых) политических элит и замена их модернизаторскими элитами; формирование зрелой политической культуры и др. Политическая модернизация – функция общей социальной модернизации «традиционных» обществ. В этом смысле показателями ее осуществления являются: использование современных технологий; расширение «новых» секторов экономики: вторичного (переработка) и третичного (услуги); растущая социальная автономия и мобильность индивидов; развитие СМИ; идеологический и ценностный плюрализм и др. Для изучения трансформаций широко используются количественные методы, представленные различными индексами. Традиционно под индексами в сравнительной политологии понимается агрегация ряда взаимосвязанных индикаторов в новый комплексный индикатор. Для исследования многообразия однопорядковых явлений, например, государств, политических режимов, организаций и т.п., в арсенале современной политологии существует мощный инструмент – универсальные сравнения. Масштаб таких сравнений вызывает неизбежную концентрацию внимания исследователя на ограниченном числе параметров сравниваемых объектов. Универсальные сравнения позволяют узнать немного обо всех объектах сравнения. Добиться этого можно, обращаясь к количественным и/или качественным данным. Противоположность универсальных сравнений – казусно-ориентированные – позволяют узнать много о небольшом числе объектов сравнения. Ряд исследователей уточняют, что универсальные сравнения, в которых единицей сравнения выступают государства (политические системы), представляют собой глобальные сравнения. Если судить по продолжительности существования рассматриваемых проектов, то можно выделить «большие» проекты, реализуемые на долгосрочной основе и пользующиеся авторитетом и в политическом, и в академическом сообществах. К их числу относятся «Полития» («Polity»), проекты «Freedom House», индекс человеческого развития ПРООН, проект Института Катона «Экономическая свобода в мире». Сам процесс эволюции теории политической модернизации протекал в два этапа, которые можно относительно детально разделить и охарактеризовать. В 1950–1960-е гг. модернизация понималась как вестернизация, т.е. копирование устоев западного общества во всех областях жизни. Этот период характеризовался наличием идеи однолинейного развития, когда одни страны признавались отстающими от других, другие – более преуспевающими по ряду факторов. Однако все государства считались двигающимися по одному модернизационному пути: во-первых, политическая модернизация как таковая воспринималась как демократизация развивающихся стран по западному образцу, во-вторых, как условие и следствие успешного социально-экономического роста стран "третьего мира" и, в-третьих, как результат их активного сотрудничества с наиболее развитыми государствами, т.е. с Западной Европой и США. В 1970–1990-е гг. пересматривается связь между модернизацией и развитием. Модернизация как таковая рассматривается уже не как обязательное условие политического развития, а скорее как его функция. Здесь уже приоритетной целью было названо изменение социально-экономических и политических структур, которое могло проводиться и вне западной демократической модели. Как следствие, возник и начал разрабатываться целый ряд теоретических концепций, таких как "частичная модернизация", "тупиковая модернизация" и т.д. Положительным фактором на данном этапе стало более углубленное и детальное исследование политических процессов в конкретных странах, с учетом их специфических исторических и национальных условий, в той или иной степени неизбежно оказывающих влияние на характер политической модернизации. Стало учитываться и культурное своеобразие различных обществ, оказывающее косвенное влияние на политические ориентации. Таким образом, исчезла определенная шаблонность в подходе к пониманию политической модернизации в конкретных странах и конкретных обществах. Можно выделить два самостоятельных направления исследования в рамках теории политической модернизации, которые формируются также в 1950–1960-е гг.: урбанистическое направление, которое рассматривает в качестве главных центров инноваций иерархическую систему городов, включающую в себя развитые центры – генераторы новшеств и зависимые от них центры более низкого ранга (С. Липсет, С. Роккан); районное направление изучает систему стран и районов разного уровня иерархии, среди которых всегда имеется центр в виде более развитого ядра и находящаяся в непосредственной связи с ним периферия (Т. Хаггерстранд). Норвежский социолог С. Роккан предлагает "теорию периферий", в соответствии с которой "пояс городов" окружается "буферными зонами", население которых отличалось как от граждан "пояса городов", так и подданных империи в этническом, религиозном и культурном отношении. Эти "буферные зоны" обеспечивали "поясу" защиту против династических центров к западу и востоку от него: будучи отличными от династических центров и располагаясь на значительном расстоянии от них, они с трудом поддавались интегрированию. Таким образом, существование "буферных", внутренних периферий помогало сохранению "пояса городов", одновременно с этим они служили "границами" династических центров. Помимо внутренних периферий исследователи указывают на существование также внешних периферий (обращенных к морю или суше), которые выполняли иные функции, не связанные с динамикой "пояса городов". Будучи расположенными вдали от мощных центров, они были слабо связаны с нациями-государствами и успешно сохраняли свою идентичность и территориальную автономию. Модели регионального развития, разработанные С. Рокканом, помогают объяснить возникновение тенденций дезинтеграции и сепаратизма, особо остро проявляющихся начиная со второй половины XX в. Структурные расколы, сохраняясь и усиливаясь с течением времени, становились причиной акцентирования регионального самосознания и региональных интересов оформления плюралистического видения политического развития для каждого конкретного региона. В политической науке выделяются два типа модернизации: 1) первичная – относящаяся к эпохе первой промышленной революции, разрушения традиционных наследственных привилегий и провозглашения равных гражданских прав, демократизации. Первичной модернизации предшествуют перемены в духовно-идеологической сфере (в историческом экскурсе – Возрождение, Реформация, Просвещение), влекущие за собой трансформацию экономики. На фоне всех этих процессов происходит зарождение общественного запроса на участие в политическом процессе. Дифференциация форм собственности, создающаяся горизонтальная структура способствуют формированию гражданского общества с закреплением в нем представительства реальных социальных интересов; 2) вторичная (отраженная), основным фактором которой являются социокультурные контакты отставших в своем развитии стран с уже существующими центрами индустриальной культуры. Такой тип модернизации характерен для переходных обществ с отсутствием или недостаточностью публичного консенсуса по вопросу дальнейшего развития, развивающихся при этом ввиду необходимости соответствия политическим и экономическим требованиям современного глобального мира. Отсюда следует еще одно название данного типа модернизации – "догоняющая". Социальная структура общества, сложенная в соответствии с многолетними традициями, в таком случае оказывается недостаточно подготовленной к объективно требуемым переменам. Успех модернизации в этом случае зависит от эффективности общественно-политических институтов, способных адекватно реагировать на изменения: от государственно-правовой системы, партий и движений, практики непосредственных контактов руководителей страны с бизнесом, интеллектуалами, народом; от вооруженных сил, средств массовой информации и т.д. С.Хантингтон вводит понятие «волна демократизации», под которой он понимает группу переходов «от недемократических режимов к демократическим, про исходящих в определенный период времени, количест во которых значительно превышает количество перехо дов в противоположном направлении в данный пери од».[2] К этой волне обычно относится также либерализа ция или частичная демократизация в тех политических системах, которые не становятся полностью демокра тическими. Американский политолог пришел к выводу, что в современном мире имели место три волны демократизации. Каждая из них затрагивала сравни тельно небольшое число стран, и во время каждой со вершались переходы и в недемократическом направле нии. За каж дой из первых двух волн демократизации следовал откат, во время которого некоторые, хотя и не все, страны, со вершившие прежде переход к демократии, возвращались к недемократическому правлению. Понимая всю степень условности своих исследований, тем не менее, С.Хантингтон выделил следующие даты волн демократизации: первая, длинная волна демократизации 1828 - 1926 гг.; первый откат 1922 - 1942 гг.; вторая, короткая волна демократизации 1943 - 1962 гг.; второй откат 1958 – 1975 гг.; третья волна демократизации начинается с 1974 г. и продолжается по сей день. Анализируя откаты после первой и второй волн демократизации С.Хантингтон пришел к следующим выводам.[3] Во-первых, причины переходов от демократических к авторитарным политическим системам разнились не меньше, чем причины переходов от авторитаризма к демократии, и отчасти переплетались с ними. Среди факторов, способствовавших транзиту во время первого и второго откатов, американский политолог называет следующие: - недостаточная укорененность демократических ценностей среди ключевых групп элиты и широкой общественности; - экономический кризис или крах, обостривший социальный конфликт и повысивший популярность жестких мер, которые могли быть применены только авторитарным правительством; - социальная и политическая поляризация, зачастую вызванная действиями левых правительств, которые пытались проводить излишне много крупных социально-экономических реформ слишком быстро; - решимость консервативных групп среднего и высшего класса убрать популистские и левые движения, а также низший класс от политической власти; - исчезновение закона и порядка в результате терроризма и повстанческих движений; - интервенция или завоевание недемократическим иностранным государством; - эффект «снежного кома» в виде действия примера крушения или свержения демократических систем в других странах. Во-вторых, переходы от демократии к авторитаризму, кроме тех, что были вызваны действиями иностранных акторов, почти всегда осуществлялись теми, кто стоял у власти или близко к власти в демократической системе. За одним или двумя возможными исключениями, не было случая, чтобы конец демократической системе положило всенародное голосование или всенародное восстание. Подавляющее большинство переходов от демократии к авторитаризму принимало форму либо военных переворотов, либо переворотов, осуществляемых исполнительной властью, когда демократически избранный глава исполнительной власти решительно порывал с демократией и сосредоточивал всю власть в своих руках, обычно путем объявления чрезвычайного или военного положения. В-третьих, во многих случаях, как первого, так и второго откатов демократические системы заменялись исторически новыми формами авторитарного правления. Фашизм отличался от прежних форм авторитаризма своей массовой базой, идеологией, партийной организацией и стремлением охватывать и контролировать большую часть общества. Бюрократический авторитаризм отличался от прежних форм военного правления в Латинской Америке своим институциональным характером, предполагаемой бессрочностью правления и экономической политикой. По сути, обе новые формы авторитаризма представляли собой реакцию на социальное и экономическое развитие. Под институциональной ловушкой понимается неэффективное и при этом устойчивое состояние хозяйственной системы. Большинство примеров институциональных ловушек относится к сфере макроэкономики, т.е. рассматриваемые явления носят масштабный характер, но все-таки ограничены рамками национальной экономики. Среди таковых — бартер, уклонение от налогов, коррупция, неплатежи, диссертационная ловушка и другие негативные явления экономик переходного типа. Как отмечает Д. Норт, «приращение изменений в технологической сфере, однажды принявшее определенное направление, может привести к победе одного технологического решения над другими даже тогда, когда первое технологическое направление, в конце концов, оказывается менее эффективным по сравнению с отвергнутой альтернативой» Институциональные ловушки всегда сопутствуют странам с переходной экономикой, в том числе и России, и проявляются в самых различных сферах: отношениях собственности, кредитно-денежной системе, структуре реального сектора экономики и т.д. К институциональным ловушкам, как правило, относятся бартер, неплатежи, коррупция, уклонение от налогов и т.д. По мнению многих экономистов (В.М. Полтерович, А.К. Ляско, О.С. Сухарев), эти ловушки являются обычно результатом резкого изменения макроэкономических условий. Центральным для модели Аджемоглу и Робинсона является сопоставление т.н. «экстрактивных» и «инклюзивных» социальных институтов: Экстрактивные экономические институты позволяют элитам — группам, контролирующим политическую власть в стране — управлять экономикой государства для собственной выгоды. Они препятствуют другим группам граждан извлекать для себя выгоду из участия в экономических отношениях. Экстрактивные институты допускают или устанавливают отчуждение собственности либо доходов в пользу узких групп. Примерами могут служить неограниченные монархии и различные виды диктаторских и тоталитарных режимов, где элиты поддерживают свою власть с помощью армии, полиции, зависимых судов и других структур, которые авторы относят к экстрактивным политическим институтам. Инклюзивные экономические институты позволяют участие если не всех, то большого числа граждан в экономических отношениях с возможностью получения прибыли. Неприкосновенность собственности гарантируется, отчуждение собственности либо доходов не допускается. Инклюзивные экономические институты поддерживаются инклюзивными политическими институтами, которые препятствуют узким группам граждан регулировать экономику государства в свою пользу. Именно такие институты являются основой всех либеральных демократий современности. Авторы приходят к заключению, что экономический рост и расцвет государств возможен в условиях и экстрактивных, и инклюзивных институтов, однако, динамика роста отличается. Хотя экономический рост возможен в условиях экстрактивных институтов, он недолговечен и не ведет к существенному росту благосостояния большинства населения. С другой стороны, государства с инклюзивными институтами способны к стабильному росту, из которого извлекает выгоду большинство населения, что обусловливает рост уровня жизни, благосостояния и сокращение бедности. Кроме того, государства с инклюзивными институтами сравнительно легче и успешнее преодолевают внутренние и внешние кризисы. Экстрактивные институты усугубляют кризисы. Можно считать трансформацию и модернизацию политической системы полезным явлением, так как в большинстве случаев она ведет за собой пложительные последствия, другими словами развитие. Мы не стоим на месте и всегда нужно что то менять, модернизировать, чтобы появлялись условия для проявления чего то нового, новых тенденций. |