Главная страница
Навигация по странице:

  • Л. Т. Бордовой

  • «Креативный характер малой прозы Шукшина».

  • В апреле 2010 года

  • Зубова Ольга Владимировна

  • Татьяна ДЕГТЯРЁВА. «МУЧИТЕЛЬНО ХОРОШО БЫЛО ЖИТЬ…». О рассказах Василия Шукшина.

  • Шукшин. 1.2 Шукшин. 1. 2 Современное литературоведение о малой прозе писателя


    Скачать 24.42 Kb.
    Название1. 2 Современное литературоведение о малой прозе писателя
    АнкорШукшин
    Дата05.05.2023
    Размер24.42 Kb.
    Формат файлаdocx
    Имя файла1.2 Шукшин.docx
    ТипДокументы
    #1109826

    1.2 Современное литературоведение о малой прозе писателя

    На сегодняшний день творчеством Шукшина все так же продолжают интересоваться многие критики и литературоведы современности. Подтверждением тому являются наличие множества статей и монографий, которые посвящены критике и исследованиям малой прозы Шукшина.

    В числе последних можно выделить монографию Л. Т. Бордовой, которая носит название «Малая проза В. М. Шукшина в контексте современности», выпущенная в Челябинске в 2011 году. Автор рассматривает творчество Шукшина, анализируя то, как его малую прозу характеризовали его современники и какой след она оставила в истории русской классической литературы.

    Примечательно отметить то, что автор пришла к заключению, что анализируя творчества Владимира Макаровича контекстуально, нужно исследовать не только то, что он излагает в текстах, но и рассматривать аспекты его жизни вне текстовых форматов, для того чтобы опираясь на основы его мировоззрения, характеристики эпохи, в которой он жил и рос, традиции и обычаи, культуру и общество, его окружавшие, сложить полную картину становления творческого пути Шукшина.

    Описывая жизни своих героев, Шукшин показывает то, как повлияла парадигма большого времени на читателя и как зарождалась основа его прозы. В своих высказываниях, автор монографии так же указывает на то, что Шукшин учился у классиков и брал вдохновение из рассказов современников, для того, чтобы выдвинуть свою индивидуально обособленную версию национального характера русского народа. Читая рассказы Шукшина, читатели могут уловить как в кризисное время «надо человеком быть», но принимать новую эпоху через принципы сформировавшейся современной эстетики. [1, c.128]

    Бордова описывает Владимира Макаровича Шукшина как человека, работающего плодотворно над тем, чтобы его герои не казались провинциальными и подвержены клише деревенской жизни. При этом автор монографии отмечает, что Шукшин абсолютно органичны, если рассматривать его рассказы с точки зрения русского фольклора. Несмотря на то, что малая проза писателя многим казалась непритязательной и простой, в ней кроются оригинальные и глубинные смыслы, которые может понять каждый, ведь писатель умел подбирать простые, но проникновенные слова. [1, c.129]

    «Он выступает чуть ли не адептом национальной критики и самокритики, безжалостным аналитиком проявлений аполитичности, безыдейности, виктимности, маргинальности в среде русского крестьянства, в нашем обществе в целом. Но как тот, кто вырабатывал в течение всего пути «философию мужественную» в качестве опоры, он создает книги – не депрессивные, а полные целительного смысла (в отличие от книг «безлюбых», но суперсовременных мастеров пера и Интернета).» - так Бордова отзывается о Владимире Макаровиче Шукшине, подводя итоги первой главы выше упомянутой монографии. [1, c.130]

    Вторая глава данной монографии носит название «Креативный характер малой прозы Шукшина». Креативным автор монографии считает то, что Шукшин создаёт рассказы отличающиеся своей многозначительностью и «многосложностью», то есть наличием тайных смыслов и подтекстов, но при этом он сам и растолковывает эти подтексты, с умыслом уяснения нравственного потенциала своей малой прозы. [1, c.131]

    Автор отмечает вклад Н.Л. Лейдермана, в шукшиноведение: его работы названы в новом Словаре-справочнике «Творчество В.М. Шукшина» (Барнаул, 2004) «этапами в исследовании поэтики рассказа Шукшина», ибо они «открыли дорогу мифопоэтическим, архетипическим интерпретациям шукшинской прозы, ставшим особенно широкими в 1990-е гг.». А вывод исследователя о том, что сама «жанровая форма рассказа Шукшина несет философскую концепция человека и мира», так же, как и выводы Г.А. Белой об онтологических основах шукшинской поэтики, окончательно опровергали мнение о «примитивизме», «бытовизме», «самодельности» прозы Шукшина. [1, c.133]

    В апреле 2010 года была выпущена статья «Стилистическое своеобразие рассказов В.М. Шукшина» автором которой является Борисенко Т.В.

    Она указывает на то, что как писатель В.М. Шукшин сложился быстро и стал известен практически с выхода своих первых произведений малой прозы. Даже то, что после выхода его рассказов появились такие понятия как «шукшинский» герой и «шукшинский» язык, говорит о том, что вклад Шукшина в русскую литературу точно не остался незамеченным.

    В своей работе, посвящённой стилистическим особенностям и своеобразию языка Владимира Макаровича, Борисенко ставила цель выявить различные языковые закономерности в авторском стиле Шукшина, проанализировать его рассказы и установить: в чем же проявляется его своеобразие.

    Автор указывает на то, что с первых строк рассказов Шукшина читатель может заметить, что Шукшин не заморачивается над лексической составляющей своих рассказов. Все высказывания героев Шукшин выдаёт используя просторечивые слова и деревенские диалекты, будто погружая читателя в деревенскую жизнь, даже если он не является приверженцем народной речи. Так же Борисенко отмечает элементы разговорной речи, в малой прозе писателя, такие как: пословицы и поговорки, жаргонизмы, просторечья, неполные или сокращённые слова и так далее.

    Борисенко обращается к прошлому, говоря о том, что Первыми, кто широко вводил в язык художественных произведений элементы разговорной речи, были А.С.Грибоедов и А.С.Пушкин. Борисенко отмечает, что и у Грибоедова, и у Пушкина в речь героев широко вовлекались лексические, морфологические и синтаксические элементы устной разговорной речи, а Шукшин, переняв эту фишку, довел ее до того, что теперь у литературоведов любое проявление просторечьев и разговорного стиля, используемого и выстроенного в стиле диалога, сразу же ассоциируется с писателем Владимиром Макаровичем Шукшиным и называется «шукшинским».

    Автор статьи, анализируя малую прозу писателя говорит о том, что среди современных писателей, мастеров малой формы, В. М. Шукшину отведено почетное место. Его новеллистическое творчество - явление яркое и самобытное. Одной из особенностей авторского стиля - уход от сковывающего влияния фабулы в начале творческого пути( "Сельские жители", "Светлые души"). Он пытался написать о людях, не связывая их заранее придуманными для них поступками, не заботясь о том, чтобы они участвовали в каком-нибудь нравоучительном происшествии. Простодушное письмо бабки Маланьи Васильевны к сыну, разговоры о предстоящей поездке к нему в Москву отразили жизнь деревни и мировосприятие её жителей: "Порассказали они нам, как летают на этих самолётах:А мы с Шуркой решили так: поедем уж летом на поезде. Оно, знамо, можно бы и теперь, но у Шурки шибко короткие каникулы получаются:"("Сельские жители"). [2]

    Зубова Ольга Владимировна в своей работе «Проза В.М.Шукшина текст и его кинематографическая интерпретация», выпущенной в 2017 году, говорит о том, что творчество В.М. Шукшина, не утратившее своей актуальности и в наше время, представляет ценный материал для исследования. Уникальность таланта автора заключается в тесном переплетении литературной, режиссерской и актерской составляющих его художественной деятельности. При этом Шукшин проявлял неоднозначное отношение к вопросу о взаимодействии литературы и кинематографа. Процесс экранизации автор соотносил с переводом художественного произведения на язык иного вида искусства1 , причем его взгляд на подобный перевод был достаточно скептическим и сводился к тому, что экранизация в подавляющем большинстве случаев художественно слабее литературного первоисточника2 . Данная позиция обусловлена предпочтением литературы как более совершенного вида искусства. По мнению Шукшина, в процессе экранизации особая художественная образность литературного текста заменяется зримостью кинематографического воплощения героев и ситуаций, что влечет потерю «магии слова».

    В § 3 «Адаптация малой прозы: мотивный принцип организации повествования» исследован иной принцип адаптации прозы Шукшина, предполагающих объединение фабул нескольких произведений в цельный сюжет. Установлено, что данный принцип приобретает популярность в последние десятилетия. Подобная тенденция мотивируется расширением спектра возможностей для свободного обращения с литературными текстами, что создает потенциал для привнесения в итоговый сюжет новых персонажей и конфликтов. Целью экранного прочтения рассказов «Из детских лет Ивана Попова» (1968), «Далекие зимние вечера» (1961) Р. и Ю. Григорьевыми становится отображение литературного творчества писателя и становления его личности, 23 поэтому сценарий и фильм «Праздники детства» (1981) характеризуются минимальными отступлениями от идейно-художественной специфики текстов. Интерпретаторы используют шукшинский принцип воспроизведения сознания ребенка и одновременно обобщающего взгляда взрослого человека (приемы контраста, введения документальных кадров, сочетание линейной и кольцевой композиции). Также материализуется мыслительный процесс сознания героя, акцентируется архетип матери. Исследование работ «Крепкий мужик» В. Смирнова (1991), «Верую!» Л. Бобровой (2009) выявило факт использования текстов Шукшина в качестве источников вневременной проблематики для воссоздания собственной картины современной авторам жизни. Рассказы «Крепкий мужик» (1970), «Сураз» (1970), «Верую!» (1971) были объединены В. Смирновым на основании отражения в них крайней ситуации разрушения (храма, веры, семьи, собственной жизни), усиливающейся вследствие использования приема материализации чувств. Экранный Спирька Расторгуев, участвуя в ситуациях всех рассказов, предстает своеобразным апостолом новой жизни, утверждающим разрушение в качестве основного движущего фактора мироустройства. В интерпретации Л. Бобровой рассказ «Верую!» трактуется в контексте новелл «Забуксовал» (1971), «Залетный» (1969), в связи с чем исследуется проблема будущего России в аспектах общественно-политического и духовного существования страны. Интерпретация характеризуется нивелированием неоднозначных образов Попа («Верую!»), Саньки Неверова («Залетный»), выраженным дидактизмом авторской позиции. [3]

    Татьяна ДЕГТЯРЁВА. «МУЧИТЕЛЬНО ХОРОШО БЫЛО ЖИТЬ…». О рассказах Василия Шукшина.

    Рассказать о Василии Макаровиче Шукшине всерьез – значит взглянуть на него через призму того, что стало главным его земным делом – через его творчество. Оно значительно, многогранно и емко. Рассказать о писателе Шукшине – значит осмыслить заложенные в его произведениях знания, опыт и мысли о человеке и жизни, свидетелем которой он был. Я хочу сказать свое слово о его рассказах и надеюсь, что это хоть в малой степени напомнит о человеке, который так умел любить родную землю и родных людей.

    Творчество Василия Макаровича Шукшина – выдающаяся страница в истории русской литературы советского периода. Это самобытное детище так называемой «деревенской прозы», яркая составляющая той праведной русской литературы, которая, по словам литературоведа Геннадия Красникова, «становится сегодня единственно совестливой и честной летописью».

    Главная тема рассказов Василия Шукшина – человек из русской глубинки середины 20-го века. Время стремительно стирает память о казалось бы недавнем прошлом, и, к сожалению, истинное часто заменяется совсем не безобидными выдумками. В видении современных авторов расплодившихся телесериалов о деревне нынешние сельские жители – это некие выдернутые из контекста подлинной жизни, до невероятия надуманные люди с примитивными чувствами и желаниями. Более того, в сериалах этих налицо душок снисходительно-высокомерного подтрунивания над русским человеком из деревни при абсолютном незнании и непонимании истинного положения вещей. Да истинное как раз и не нужно, чтобы в очередной раз, походя мазнув грязью (деревня!), состряпать очередную незамысловатую телеисторию. [4]

    «Поэтика рассказов В.М. Шукшина» А.А. Астахова

    Пожалуй, самую точную, краткую и емкую характеристику прозы Шукшина дал М. Шолохов: «Не пропустил он момент, когда народу захотелось сокровенного. И он рассказал о простом, негероическом, близком каждому, негромким словом, очень доверительным и простым». А просто и доверительно у Шукшина получилось потому, что его творчество опиралось на многовековую народную традицию, имело глубокие, восходящие к национальному фольклору корни. В своей прозе писатель пользовался приемами таких прозаических фольклорных жанров, как бытовая и сатирическая сказка, сказ и анекдот.

    Детство, прошедшее в далекой алтайской деревне Сростки, общение с односельчанами, рассказы матери — все это, безусловно, повлияло на формирование особой, шукшинской манеры повествования. Впоследствии, размышляя об отношении своей матери к его славе, Шукшин признавался: «Теперь думает, что сын ее вышел в люди, большой человек в городе. Пусть так думает. Я у нее учился писать рассказы». Своеобразным подтверждением этого признания стала публикация пяти снов матери, записанных писателем с ее слов. Эта публикация так и называлась «Сны матери». Сны эти мать не раз рассказывала детям. Они были из другого мира и долго снились ей после того, как в порыве отчаяния, после ареста мужа в 1933, Мария Сергеевна решилась уйти из жизни (втиснулась в русскую печь с детьми, так закрыв заслоник, чтобы угореть), но спасли односельчане, которых позвала на помощь соседка. Вот отрывок из рассказа матери об одном из снов: «...заснула. И слышу вроде с улицы кто-то постучался. И вижу сама себя: вроде я на печке, с вами лежу — все как есть. Но уж будто я и не боюсь ничегошеньки, слазию, открыла избную дверь, спрашиваю: «Кто?» А там ишо сеничная дверь, в нее постучались-то. Мне оттуда: «Это мы, отроки. С того света мы». — «А чего вы ко мне-то? — Это я-то им. — Идите вон к Николаю Погодину, он мужик, ему не так страшно». — «Нет, нам к тебе надо. Ты нас не бойся». Я открыла... Зашли два мальчика в сутаночках. Меня всюе так и опахнуло духом каким-то. Приятным. Даже вот не могу назвать, што за дух такой, на што похожий.

    Сели они на лавочку и говорят: «У тебя есть сестра, у нее померли две девочки от скарлатины...» — «Ну, есть, говорю. И девочки померли — Валя и Нюра». — «Вот скажи ей, штоб не плакала, а то девочкам от этого хуже. Не надо плакать». — «Ладно, мол, скажу. А почему же хуже-то от этого?» Они мне ничего не сказали, ушли».

    Как и все фольклорные сказы, этот рассказ предельно лаконичен, сюжет его развивается динамично и не включает прямого назидания. Мораль из содержания произведения по законам фольклорных жанров слушатель должен «вывести» самостоятельно. Характеризуя эту особенность сказки, В. Аникин отмечал, что в отличие от пословицы «сказка... в своей мысли не доходит до всеобщности афористического суждения», хоть ей и присуща «способность широко обобщать жизненные явления и передавать их в увлекательной, полной увлекательных подробностей форме». Такой прямой назидательности лишены и рассказы Шукшина. «Меня, признавался писатель, поучения в искусстве очень настораживают. Я их боюсь. Я никогда им не верю, этим поучениям». По мнению Шукшина, писатель должен доверять читателю. «Когда я нападаю на правду — правду изображения и правду описания, то начинаю сам для себя делать выводы. И весьма, в общем-то говоря, правильные, ибо я живой и нормальный человек», — писал Шукшин, характеризуя своё читательское восприятие. Понятие же «правда» он всегда связывал с понятием «нравственность». Не случайно одну из своих статей писатель так и назвал «Нравственность есть Правда».

    Фольклорным жанрам не свойственны детальные описания, в частности портретные. Их заменяют предельно обобщенные характеристики, которые присоединены к имени героя (Марья Моревна прекрасная королевна, Анастасия Краса длинная коса). Отсутствуют зачастую подобные описания и в рассказах Шукшина. Нельзя, например, отыскать портретных описаний стариков, героев рассказов «Охота жить», «Как помирал старик», «Бессовестные». Отсутствует портрет бригадира Шурыгина в рассказе «Крепкий мужик», Саньки Ермолаева — в рассказе «Обида», Сергея Духанина — в рассказе «Сапожки», Кузовникова — в «Выбираю деревню на жительство». Шукшин, как правило, ограничивается лишь портретными деталями, выделяя во внешности героя лишь то, что сразу бросается в глаза, запоминается. С такого портрета начинается рассказ «Мастер»: «Жил-был в селе Чебровка некто Сёмка Рысь, забулдыга, непревзойденный столяр. Длинный, худой, носатый — совсем не богатырь на вид». Как видим, к портрету героя присоединена короткая, предельно сжатая характеристика. И отражает она не столько авторскую, сколько народную точку зрения, отношение к герою окружающих его людей. Подобную характеристику находим и в рассказе «Миль пардон, мадам!»: «Бронька (Бронислав) Пупков, еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, улыбчивый, легкий на ногу и слово». С такой характеристики начинается и рассказ «Алёша Бесконвойный»: «Его и звали-то — не Алёша, он был Костя Валиков, но все в деревне звали его Алёшей Бесконвойным. А звали его так вот за что: за редкую в наши дни безответственность, неуправляемость». Давая подобные характеристики, писатель обычно отталкивается от какой-либо портретной детали. Так, в уже упомянутом рассказе «Мастер» Шукшин обращает внимание на руки героя, именно в них «видна вся устрашающая сила и мощь Сёмки... Руки у Семки не комкастые, не бугристые, они — ровные от плеча до лапы, толстые, словно литые. Красивые руки. Топорик в них — игрушечный. Кажется, не знать таким рукам усталости».

    Но чаще всего в рассказах Шукшина портретная деталь раскрывает настроение или состояние героя в какой-либо момент его жизни. Передавая разговор героя с женой в рассказе «Чудик», автор отмечает: «Чудик пытался строго смотреть круглыми иссиня-белыми глазами». А позже, когда будет рассказывать о желании Чудика съездить в гости к брату, он заметит: «... круглое, мясистое лицо его, круглые глаза выражали в высшей степени плевое отношение к дальним дорогам — они его не пугали». Портретная деталь помогает Шукшину передать и то волнение, которое испытывал герой рассказа «Микроскоп», когда лгал жене, что потерял деньги: «ломаный его нос (кривой с горбинкой) из желтого стал красным».

    1 http://elib.cspu.ru/xmlui/bitstream/handle/123456789/149/%20%20%20%20%20%20%20_%20%20_%20%20%20%20%20%20%20%20%20%20%20.pdf?sequence=1

    2 https://urok.1sept.ru/articles/572750

    3 https://dissovet.philol.msu.ru/docs/2017_ZubovaOV_avtoreferat_10.01.01_32.pdf

    4 https://denliteraturi.ru/article/3919

    5 https://md-eksperiment.org/post/20170427-poetika-rasskazov-v-m-shukshina



    написать администратору сайта