1. Новейшее время в системе координат всемирной истории. 3
 Скачать 1.83 Mb.
|
17. Идеологическое противостояние в Европе в межвоенный период.Идеологическая и политическая разнополюсность режимов в СССР и Германии не могли не привести к их жесткому противостоянию. К середине 1930-х гг. между двумя государствами шла настоящая пропагандистская война. В Германии не жалели красок для изображения «большевистской угрозы». Так, инструкция имперского Министерства пропаганды от 31 марта 1937 года гласила: «Борьба против мирового большевизма — генеральная линия немецкой политики. Его разоблачение — главная задача национал-социалистической пропаганды…Задача пропаганды состоит в том, чтобы показать немецкому народу, что большевизм его смертельный враг, и доказать миру, что он враг всех народов и наций и тем самым мировой враг».[215] При этом главной идеей становится программа расширения «жизненного пространства» на Востоке, исходя из которой будущая война против СССР рассматривалась как неизбежная и политически оправданная. В свою очередь в Советском Союзе средства массовой информации характеризовали Германию как агрессивное государство и потенциального военного противника СССР. В наиболее известном пропагандистском фильме «Если завтра война» зритель мог без труда увидеть этого предполагаемого противника — фашистскую Германию. В том же качестве она изображена и в известной повести Н.Н.Шпанова «Первый удар», и в ряде других литературных произведений 1930-х гг..[216] Однако образ врага в этот период продолжал рассматриваться через призму классовой идеологии, а Красной Армии в будущей войне отводилась роль освободительницы трудящихся, в том числе и Германии, от гнета эксплуататоров. Однако в преддверии Большой войны неудачи в поиске союзников в лице стран «демократического Запада», которые фактически поощряли агрессивную политику Германии и стремились повернуть ее экспансионизм на Восток, против СССР, вынудил советское руководство пойти на временное, тактическое соглашение с национал-социалистской Германией, заключив 23 августа 1939 г. пакт о ненападении. Это позволило, во-первых, отсрочить военное столкновение; во-вторых, решить ряд геополитических проблем, существенно отодвинув на запад границы, вернув ряд территорий, исторически входивших в Российскую Империю и утраченных в результате Первой мировой войны, революции и Гражданской войны; в-третьих, предотвратить возможную коалицию Гитлера с Западными странами, направленную против СССР, и, напротив, сделать их потенциальными союзниками в результате того, что они сами стали жертвой германской агрессии.[218] Между тем, советское военно-политическое руководство отнюдь не питало иллюзий относительно экспансионистских стремлений Германии на Восток, хотя и допустило просчет в прогнозах, касающихся времени начала будущей войны. Заключение Пакта «Молотова-Риббентропа» привело к резкому свертыванию антифашистской и антигерманской пропаганды в стране. Это, безусловно, внесло определенную дезориентацию и в массовое сознание, и в деятельность пропагандистских структур. Однако официально провозглашенный советским руководством «курс на сближение и даже «дружбу» с нацистской Германией … не находил широкого отклика в общественном сознании. Он фактически «отнимал» формировавшийся годами враждебный стереотип германского фашизма. Однако неизменно «срабатывал» более всеобъемлющий образ «капиталистического окружения»,[219] которое «ни за что не оставит в покое первое в мире социалистическое государство». На восприятие будущей войны и формирование образа основного врага, безусловно, влиял целый комплекс разноплановых факторов: и «архитипические» механизмы массовой психологии россиян, воспринимающей войну как «бедствие народное», но мобилизующей все свои силы в условиях национальной угрозы; и очень сложное и противоречивое по своим последствиям влияние идеологических механизмов, пропагандистской машины, с одной стороны, готовящей страну к будущей войне, а с другой, — дезориентировавшей население относительно сроков ее начала, характера, масштабов и тяжести, и даже относительно конкретного противника, с которым придется вступить в смертельную схватку и вести многолетнюю борьбу на выживание. В воздухе пахло грозой. Это чувствовали все — и народ, и власть. На границах было неспокойно. Хасан, Халхин-Гол, начало Второй мировой войны и связанное с ней присоединение к СССР западных областей Украины и Белоруссии, затем Бессарабии и прибалтийских государств, Зимняя война с Финляндией — все эти события 1938–1940 гг. были лишь прелюдией к «большой войне», близкой и неизбежной, у порога которой стоял Советский Союз. Страна готовилась к войне, в том числе и психологически. Советской пропагандой уже многие годы осуществлялась милитаризация массового сознания, формировалась установка на готовность к будущей войне как неизбежной в условиях «враждебного капиталистического окружения». Однако, характер этой «большой» войны представлялся в конце 1930-х гг. совершенно неадекватно. Так, советская стратегическая доктрина исходила из односторонней, поверхностной формулы: «Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападающих армий. Войну мы будем вести наступательно, перенеся ее на территорию противника. Боевые действия Красной Армии будут вестись на уничтожение, с целью полного разгрома противника и достижения решительной победы малой кровью».[220] Такая доктрина фактически исключала саму возможность масштабного и длительного вторжения вражеских войск на советскую территорию, предусматривая в случае агрессии мгновенный и массированный ответный удар. Отсюда и оборонительные мероприятия в приграничных районах проводились недостаточно энергично, особенно в глубине от границы. Исходя из этой доктрины («малой кровью», «на чужой территории»), действовала и вся пропагандистская система страны. Весьма значительным пропагандистским воздействием на сознание людей, особенно молодежи, обладало искусство того времени. Бравурные песни и бодрые киноленты о непобедимости Красной Армии притупляли готовность к длительной и тяжелой борьбе, вызывали самоуспокоенность и восприятие возможной войны как парадного шествия. Конечно, неудачи в советско-финляндской войне несколько поколебали этот радужный образ, однако и она в конце концов закончилась результатом, которого добивался СССР. Весьма сильным фактором, работавшим на этот оптимистичный стереотип, было продвижение советских границ на запад — по всей линии от Балтийского до Черного морей (присоединение прибалтийских республик, западных Украины и Белоруссии, Бессарабии и Северной Буковины) Другой ошибкой была дезориентация относительно будущего конкретного врага. В значительной степени это объясняется «большой игрой», которую вели лидеры всех крупных держав, включая «западные демократии», накануне Второй мировой войны. Дипломатическое сближение СССР с Германией, направленное в первую очередь на то, чтобы оттянуть начало войны на как можно более длительный срок, неизбежно влияло на публичную политику и пропаганду, в том числе и внутри страны. Если до середины 1939 г. средства пропаганды, несмотря на все недостатки, вели последовательную воспитательную работу в духе ненависти к фашизму и его идеологии, то уже в конце сентября ситуация резко изменилась. После заключения 23 августа 1939 г. Пакта о ненападении и 28 сентября Договора о дружбе и границе с Германией последовал отказ от публичной антифашистской пропаганды в средствах массовой информации, а произведения искусства, в которых имелись антифашистские мотивы, были «отсеяны» и исполнять их более не разрешалось.[222] Такой внезапный поворот в политике руководства страны оказывал дезориентирующее воздействие на сознание советских людей, хотя и не ослабил полностью антифашистских чувств, воспитанных в предшествующие годы. |