философия. Софизм в Дремнем Риме. 1. Предпосылки к возникновению софистики в Древнем Риме
 Скачать 81 Kb.
|
|
Содержание 1. Предпосылки к возникновению софистики в Древнем Риме 3 1. Предпосылки к возникновению софистики в Древнем РимеОдин из важнейших факторов истории римского государства - постоянные культурные связи с Грецией. Период самостоятельной истории Греции закончился, расцвет ее классической культуры был в прошлом, но остались носители этой культуры, греки и эллинизированные жители восточных областей Средиземноморья. Во все время существования сначала римской республики, потом римской империи, рядом, и позже даже внутри империи, жили «потомки и наследники» греков, современников Платона, Аристотеля, Демосфена. Всем, и грекам, и римлянам было понятно, что слава Эллады лежит в ее прошлом, но греки продолжали осознавать, что они и сейчас тоже имеют к ней отношение. Именно через них Рим обращается к греческой учености. Конечно, общим местом является пренебрежительное отношение к современным грекам. Они - лишь тень великой цивилизации. Только культура греков достойна восхищения и изучения. И тем не менее, римляне не ограничились чтением сочинений Платона и речей Демосфена. Они регулярно обращаются к первоисточнику, то есть к грекам современникам. На протяжении римской истории римлян несколько раз охватывают порывы увлечения греческой культурой, каждый раз все более массово. Рим рано столкнулся с греческой культурой, еще до завоевательных походов на Восток, через города Великой Греции на юге Италии [7]. Но основное знакомство с самой Грецией произошло во время Македонских войн. В Риме происходит первая волна эллинизации, туда привозят произведения греческого искусства, книги и самих греков. Вторая волна наступает в эпоху конца Республики, когда греческая образованность утверждается в системе ценностей, и представители обоих народов, а точнее образованная элита, активно перемещаются между Римом и греческими городами. И наконец, самый яркий расцвет, получивший даже название «греческое возрождение», происходит во II в., когда греки уже давно часть римской империи, они знакомы римлянам, в них ничто не удивляет. Но, в отличие от предыдущих волн эллинистических увлечений, в этот раз не только римляне (среди которых и император Адриан), но и сами греки увлекаются своей классической культурой или воспоминаниями о ней [8]. Культурные заимствования между Грецией и Римом были очень широки во всех областях, и в литературе, и в искусстве, и в религии, и в формах общественной жизни. Предметом нашего исследования станет только взаимодействие греков и римлян в интеллектуальной жизни общества. Интеллектуальная жизнь - это, конечно же, общение интеллектуалов, то есть людей, которые владеют высокой культурой своего времени, умственным потенциалом для ее обработки и волей к творческой деятельности. В том случае, когда человек проявляет себя как интеллектуал, он живет интеллектуальной жизнью, сам с собой или в общении с другими. Однако в интеллектуальную жизнь общества всегда вторгаются и те, кто не отвечает нашему определению интеллектуала, которым не хватает высокой культуры или умственного потенциала или даже воли к творчеству. Тем не менее, это тоже участники интеллектуальной жизни. Иногда именно они определяют направления, настрой, дух интеллектуальной жизни. В культурно-историческом плане эта эпоха определяется прежде всего таким интеллектуально-литературным движением, как Вторая софистика, которая оказывала существенное влияние на политико-идеологический дискурс и формы исторической памяти в Римской империи. 2. Представители софизма в Древнем Риме До наших дней дошли многие сочинения представителей данного направления, писавших в самых разнообразных жанрах (историография, биография, эпистолография, философский и сатирический диалог, диатриба, роман, эпидейктическое красноречие и другие ораторские жанры). Конечно, наибольшей известностью пользуются такие авторы, как Плутарх, Дион Хрисостом, Лукиан, Павсаний, Афиней, Апулей, Авл Геллий, Арриан. Вместе с тем мы располагаем целым рядом других весьма важных и интересных литературных памятников, отражающих историческое сознание авторов эпохи Второй софистики, к которым наряду с сочинениями Элия Аристида, Менандра Ритора, Корнелия Фронтона, Фаворина, Максима Тирского, Дексиппа относится корпус сочинений Флавия Филострата II (Старшего)1 . Само название «Вторая софистика» было введено именно этим автором в его сочинении «Жизнеописания софистов» [6]. Флавий Филострат родился около 170 г., умер в правление Филиппа Араба, т.е. между 244 и 249 гг. Он был уроженцем Лемноса, получил образование в Афинах. Среди своих учителей он упоминает Антипатра Иерапольского, который был наставником Геты и Каракаллы. Вероятно, именно по его рекомендации Филострат оказался при дворе Септимия Севера. Впоследствии он вернулся в Афины, где занимался преподавательской деятельностью. Флавий Филострат, принадлежавший к греческой интеллектуальной элите и входивший в окружение Юлии Домны, жены императора Севера, известен как один из ярких представителей Второй софистики и является автором целого ряда произведений: «Жизнь Аполлония Тианского», «Жизнеописания софистов», «Картины», «Героика», «Письма» [5]. Сочинения данного автора уже давно стали предметом самого пристального внимания как филологов-классиков, так и историковантиковедов. Тем не менее в течение долгого времени его творчество изучалось преимущественно на материале «Жизнеописания Аполлония Тианского». В 1960–1970-е гг. появились также работы, посвященные «Героике» и «Письмам». Значительное расширение проблематики исследований произошло в 1980-е гг., чему во многом способствовало издание монографии Г. Андерсона, затрагивающей широкий спектр вопросов изучения творчества Филострата. В последние два десятилетия наблюдается повышенный интерес к творческому наследию древнего автора. В 2001 г. вышел первый английский перевод «Героики», затем появились и исследования, посвященные данному труду, и новый комментарий. Даже надолго забытые «Любовные письма» Флавия Филострата оказались в настоящее время в поле зрения исследователей. 3. Исследование трудов Флавия Филострата На протяжении долгого времени внимание исследователей было сосредоточено в основном на проблематике, относящейся к двум магистральным направлениям: реконструкция текстов, выявление литературно-стилистических, языковых особенностей трудов и проблема достоверности и историчности описываемых автором исторических событий и реалий как основы для изучения истории общественно-политического и культурного развития греческого мира в период принципата. Традиционными темами исследования стали: датировка и жанровая специфика произведений Филострата, его источники, соотношение между героями произведений и их прототипами. Последний аспект особенно актуален для исследований, посвященных «Жизни Аполлония Тианского» [4]. Данное сочинение, написанное, предположительно, после смерти Юлии Домны в 217 г., представляет собой рассказ о странствующем философепифагорейце второй половины I в. В течение долгого времени среди исследователей было четкое разделение на тех, кто считал повествование Филострата об Аполлонии более или менее правдивым, основанным преимущественно на фактах, и тех, кто рассматривал данный труд как авторский вымысел, предназначенный для развлечения читательской аудитории. В последние годы ученые признают, что подобная противоположность подходов является упрощением, но по-прежнему сохраняются различия в общей интерпретации характера сочинения и того, как этот труд по замыслу Филострата должен был быть воспринят аудиторией. Ярким свидетельством этому является содержание двух недавно опубликованных сборников, содержащих статьи ведущих специалистов по данной проблематике [3]. Говоря о современных исследованиях творчества Флавия Филострата, следует отметить, что обширная литература, дошедшая до нас со времен Второй софистики, длительное время рассматривалась как неоригинальная, подражательная, бедная в идейном плане, и даже «упадническая». Однако в 1960–1970-е гг. происходит отказ от подобных оценок. Вторая софистика, как и «греческое возрождение» в целом, начинает рассматриваться как важное и интересное явление, чему во многом способствовали исследования Ф. Миллара, Г. Бауэрсока, И. Боуи и Б. Реардона. С этого времени Вторая софистика изучается как важный социокультурный и отчасти политический феномен, и в этой связи особое внимание уделяется «Жизнеописаниям софистов» Флавия Филострата как одному из важнейших источников для изучения данного явления. В двух книгах «Жизнеописаний» представлен обзор как древней (начиная с V в. до н.э.), так и собственно Второй софистики, к представителям которой Филострат причисяет Эсхина, Никета, Исея, Скопелиана, Дионисия Милетского, Лоллиана, Марка Византийского, Полемона, Секунда, Герода Аттика и многочисленных современных Филострату софистов. В последнее десятилетие наметилось некоторое изменение в подходах к изучению данного памятника, суть которых состоит в том, что в центре внимания исследователей оказывается не столько сама историческая действительность, сколько ее восприятие Филостратом. В новейших работах исследователи обращают внимание на то, что наше понимание Второй софистики неразрывно связано с личностью повествователя, т.е. речь идет о «конструировании» Филостратом образа Второй софистики [5]. Еще одно направление – это исследование взаимосвязи между современными Филострату политическими реалиями и повествованием автора о прошлом. Данная проблематика наиболее активно разрабатывается на материале повествования Филострата об Аполлонии Тианском, ибо автор помещает своего героя в самую гущу римских политических событий. В качестве примера можно назвать сюжет, связанный с приходом к власти Веспасиана. Последний просит Аполлония вручить ему державу и получает от философа наставления о том, как нужно править. Спутники знаменитого пифагорейца, вмешиваясь в его беседу с будущим императором, затевают спор о том, какая форма правления является более предпочтительной для Рима. Эту историю Г.С. Кнабе назвал самостоятельным философским сочинением и пытался выявить в речах действующих лиц отражение политических идей различных направлений общественно-политической мысли I в. н.э. Впрочем, данный сюжет нередко привлекался для характеристики политических симпатий самого Филострата и в контексте дискуссии о степени политизированности его труда. С данной проблематикой тесно связан вопрос о принадлежности автора к ближайшему окружению Юлии Домны. Главное свидетельство – это заявление самого писателя во вступлении к «Жизни Аполлония Тианского» о том, что он принадлежал к «кружку» Юлии Домны. Существуют различные представления о сущности этого кружка. Долгое время считалось, что Юлия Домна собрала вокруг себя многих, и притом наиболее известных софистов своего времени. Согласно другой точке зрения, «кружок» мог и не быть объединением знаменитостей. Т. Уитмарш, опираясь на текстологический анализ упомянутого пассажа, полагает, что Филострат писал о принадлежности не к «кружку» как определенной группе людей, но к «окружению» Юлии Домны, т.е. кругу её близких знакомых. Подобная трактовка побуждает по-новому взглянуть на попытки интерпретировать сочинения Филострата в свете идеологической политики Северов. Некоторые исследователи пытались связать содержание «Героики» с предполагаемым возрождением культа героев при Каракалле. Другие полагают, что вряд ли следует говорить о целенаправленной политике императоров в данной сфере и указывают на то, что в греческом мире культы героев были характерным явлением в течение всего императорского периода. Вопрос о датировке «Героики» также является спорным. Вероятно, произведение относится ко времени после смерти Каракаллы, скорее всего к 20-м гг. III в. [3]. Вот почему некоторые исследователи видят в данном сочинении не отклик на религиозную политику Каракаллы, а влияние идеологии Александра Севера. Протесилай, выступивший против «варваров» во главе ополчения из 40 кораблей, как нельзя лучше подходил на роль героя в условиях новой угрозы с Востока, или, например, поражение, нанесенное Ахиллом амазонкам, должно было внушать уверенность в победе над Сасанидами. 4. Критика сочинений Филострата C критикой подобных интерпретаций выступил Т. Уитмарш, который полагает, что «Аполлоний» Филострата далек от северовской проблематики и отражает преимущественно увлеченность автора греческой этикой, риторикой, литературой и прочими аспектами греческого культурного наследия. Вероятно, некоторые читатели действительно могли бы провести подобные параллели, но упомянутые сюжеты вряд ли имеют явный внешнеполитический подтекст и, скорее всего, не связаны напрямую с императорской идеологией времен правления Александра Севера. В тексте нет прямых аллюзий на римскую проблематику. В центре внимания автора – взаимоотношение между греческим прошлым и греческим настоящим. Главным аргументом Т. Уитмарша является то, что доводы его оппонентов основаны на общих местах, ибо тема превосходства эллинов над варварами – довольно частое явление в античной литературе. В связи с данной дискуссией следует отметить, что в исследованиях последних десятилетий можно встретить иное, не столь однозначное отношение к античным литературным клише и идеологическим штампам. В качестве примера можно привести ряд статей Л. де Блуа, который попытался ответить на вопрос о том, как греческие интеллектуалы воспринимали кризис III в. В одну группу вместе с Флавием Филостратом он объединяет вольноотпущенника Геродиана, сенатора Диона Кассия, представителя афинской аристократии Дексиппа и Псевдо-Аристида на основании их греческого происхождения, образованности, причастности к литературному творчеству и Второй софистике. Эти факторы, по мнению Л. де Блуа, повлияли не только на форму, в которой перечисленные авторы преподносят читателям свои политические взгляды, но и на их содержание. Все они уделяют повышенное внимание воспитанию и образованию императоров, а также выступают против разнузданности солдат и возвышения homines novi из числа простолюдинов, поскольку данные явления угрожали не только их имущественному и социальному положению, но и греческой культуре в целом [5]. В поисках ответа на существующие вопросы они придают преувеличенное значение личности императора, обращаясь к разработанной еще в позднеклассической литературе концепции идеального монарха, который выступает образцом для подданных и вводит в надлежащие рамки представителей всех социальных групп. Этот топос, а также многие другие литературные клише, которыми изобилуют сочинения греческих авторов периода Второй софистики, рассматриваются исследователем как своеобразный язык, выявляющий взгляды самих авторов, поскольку они делают выбор между различными loci communes и по-своему расставляют акценты. В работах Л. де Блуа также применяются некоторые методы, характерные для социокультурного подхода к изучению феномена власти и направленные на определение своеобразия восприятия отдельными индивидами или группами тех или иных властных институтов, выявление оценки этих институтов в сознании отдельных субъектов и групп и определение связи этой оценки с господствующими в обществе культурными топосами. Безусловно, современность и, в частности, политика накладывали определенный отпечаток на повествование Филострата о прошлом. Один из примеров мы находим в недавно защищенной диссертации А.В. Белоусова. Автор рассматривает «Героику» и «Жизнь Аполлония Тианского» как важнейшие источники по изучению новых тенденций в религиозной жизни греков и римлян эпохи Северов. В частности, он пишет о «явном солнцепоклонничестве» Аполлония у Филострата и объясняет его «стремлением выразить религиозные предпочтения императорского двора, в частности угодить вкусам своей покровительницы Юлии Домны или Элагабала». Текст «Жизни Аполлония Тианского» содержит и более явные аллюзии на современные Филострату реалии. В первую очередь это касается некоторых ярких событий политической жизни Рима времен Северов, таких как убийство Геты Каракаллой, поведение Элагабала. Авторское мнение наиболее отчетливо заметно в тех случаях, когда речь идет об ущемлении греческих интересов: обеспокоенность стремлением молодых греков изучать римское право или же назначение сенаторов негреков в греческие провинции. К числу основных направлений исследования исторического сознания и политического мышления Флавия Филострата принадлежит также изучение концептуального содержания образов прошлого в его сочинениях. Изучение восприятия Филостратом римской истории неразрывно связано с вопросом о культурной идентичности авторов Второй софистики как основе ментальности, мировоззрения, идеологии греческих интеллектуалов данной эпохи. Было время, когда большинство исследователей полагали, что элита греческого общества в императорское время подверглась романизации и слилась в единую социальную группу с римской элитой, которая была уже в определенной степени эллинизирована. Этот процесс получил название греко-римского синтеза. Интерес исследователей к «греческому возрождению» увенчался появлением своего рода «ревизионистской линии», представители которой отмечают, что, хотя в политическом отношении греческая элита примирилась с римским владычеством, в большинстве сфер жизни они оставались греками и влияние римской культуры на них было незначительным. Подобный подход прослеживается в диссертации Й. Флинтермана, посвященной представлениям Филострата об идеальной власти, взаимоотношениях правителей и философов, проявлению греческого самосознания, восприятию Рима и актуальных вопросов римской политической жизни. Флинтерман стремится показать, что универсальность греческой культуры, с которой встречается Аполлоний во время своих путешествий, выполняет идеологическую функцию. Кроме того, постоянное упоминание о величии греческого прошлого, как ничто другое, позволяло представителям греческих аристократических семей принимать римскую власть и сохранять при этом свою идентичность и самоуважение. Использование Филостратом этнонима «эллины» для обозначения великих софистов иллюстрировало значимость ораторского искусства как метода выражения греческой идентичности. У Филострата есть восхищение Римом как гарантом мира и порядка, но он не идентифицирует себя с Римом. Он пишет о всех жителях империи «мы», только когда они противопоставляются варварам или иудеям, но в остальных случаях римляне для него – «другие». В целом же именно культурная идентичность Филострата выступает как важнейший фактор, определяющий концептуальное оформление его труда [8]. Похожий взгляд встречаем и у С. Свэйна, согласно которому греческое прошлое для Филострата, так же как и для ряда персонажей его «Жизнеописаний», было важно как «способ достичь могущества в настоящем». Он был римлянином лишь в политико-административном смысле, но по своей культуре и мировоззрению он оставался «таким же греком, как Плутарх или Гален». Идеи Флинтермана получили развитие в диссертации А. Кемезиса, который предпринял попытку дать общую трактовку особенностям восприятия и репрезентации прошлого Филостратом. И в «Жизнеописаниях», и в «Жизни Аполлония» Филострат на свой лад переделывает греческую и особенно римскую историю. Он «конструирует» свои собственные грекоримские миры, в центре которых помещает своих героев, т.е. софистов. Цель подобного обращения с прошлым – побудить читателя поновому взглянуть на известные ему римские реалии. Таким образом, в современном антиковедении уже достигнуты довольно весомые результаты в изучении творческого наследия Флавия Филострата и, в частности, его восприятия, осмысления и репрезентации прошлого. Тем не менее в нашей стране творчество авторов Второй софистики почти не изучалось. Исследования, посвященные Флавию Филострату, исчисляются единицами, и проводились они преимущественно на материале сочинения «Жизнь Аполлония Тианского». В целом же можно констатировать, что несмотря на нарастающий интерес зарубежных исследователей к проблемам восприятия и осмысления прошлого авторами Второй софистики, и в том числе Флавием Филостратом, данная проблематика остается вне поля зрения отечественных антиковедов. Список использованных источников Грабарь-Пассек М.Е. Философский роман. Филострат. «Жизнь Аполлония Тианского» // Античный роман. М.: Наука, 1969. С. 230–256. Кнабе Г. С. Жизнеописание Аполлония Тианского, и Корнелий Тацит // Вестник древней истории. 1972. № 3. С. 30–56. Литературная критика В V в. до н.э.: Софисты и Демокрит / А.И. Гринцер // Вестник древней истории .- 2017 .- №1 .- С. 16-31. Мельникова А.С. Социальный статус софиста по «Жизнеописаниям софистов» Флавия Филострата // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира: Сб. статей / Под ред. Э.Д. Фролова. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2002. С. 233–244. Осознание культуры в философии древнего мира / А.Л. Амельченко, П.Р. Галинская // Культурология .- 2013 .- №2 .- С. 149-150 . Рабинович Е.Г. «Жизнь Аполлония Тианского» Флавия Филострата // Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. М.: Наука, 1985. С. 217–276. Репина Л.П. Концепции социальной и культурной памяти в современной историографии // Феномен прошлого / Под ред. И.М. Савельевой, А.В. Полетаева. М.: ГУ–ВШЭ, 2005. С. 122–169. Софистика / В. В. Перевалов // Культурология .- 2012 .- №1 .- С. 178-183. Струкова А. С. Концепция философачудотворца в произведении Флавия Филострата «Жизнь Аполлония Тианского» // Academia. Вып. 5. 2003. C. 265-284. |