1642, 10 января король покинул Лондон и уехал на север страны собирать армию
 Скачать 69.42 Kb.
|
|
Тем вопросом, по которому возникли роковые разногласия, была религия, и именно здесь, менее чем во всех прочих пунктах, противоборствующие стороны способны были идти на уступки и проявлять умеренность. Парламент требовал введения пресвитерианства, распродажи капитульских земель, отмены всех обязательных молитв и строгого исполнения законов против католиков. Король изъявил готовность уступить во всем, что он не считал апостольским установлением: он соглашался упразднить сан архиепископов и деканов, а также пребенды и каноны; он предлагал сдавать капитульские земли в аренду по низшим расценкам в течение девяноста девяти лет; он не возражал против сохранения существующего церковного устройства еще на три года427 . Он не настаивал на том, чтобы по прошествии указанного срока епископам были возвращены какие-либо полномочия, кроме права рукоположения, но даже его они должны были осуществлять по совету пресвитеров ВТОРАЯ ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА Между тем армия и парламент не могли спокойно пользоваться властью, достигнутой ими посредством стольких насилий и несправедливостей. Они знали, что заговоры и интриги окружают их со всех сторон; к тому же Шотландия, откуда делу короля был нанесен первый роковой удар, теперь, казалось, обещала ему свою помощь и поддержку. Еще до выдачи особы короля в Ньюкасле, и в гораздо большей степени впоследствии, поводы для взаимного недовольства между двумя королевствами непрестанно умножались. Индепенденты, а именно они начали теперь брать верх в Англии, использовали любую возможность, чтобы оскорбить шотландцев, к которым пресвитериане относились с величайшей симпатией и почтением. Когда шотландские комиссары, руководившие ранее военными действиями вместе с комитетом обеих английских палат, приготовились отбыть на родину, в парламент было внесено предложение выразить им официальную благодарность за их любезность и полезные услуги. Индепенденты потребовали убрать слова полезные услуги, и таким образом вся эта «братская дружба» и «сердечный союз» английского парламента с шотландцами закончились признанием последних благовоспитанными джентльменами. Поход армии на Лондон, подчинение ею парламента, захват особы короля в Холденби, его заключение в замке Карисбрук — все эти события шотландцы воспринимали как чрезвычайно болезненные удары, грозившие полным ниспровержением пресвитерианства, коему эта нация была так беззаветно предана. Ковенант в палате общин кощунственно называли «прошлогодним альманахом»408 , и подобное нечестие, несмотря на все их протесты, так и не подверглось осуждению. Прежде шотландцы надеялись, что именно они будут определять истинную веру, водворяя ее мечом и уголовными законами, а вместо этого видели теперь, как армия сектантов, ставших полными господами Англии, дерзко требует неограниченной свободы совести, столь ненавистной и омерзительной для пресвитериан. Все акты насилия, коим подвергался Карл, они гневно осуждали как противоречащие ковенанту, обязывавшему их защищать особу монарха, и те самые Глава XV 429 действия, в которых прежде они сами были повинны, теперь, когда их совершала враждебная партия, шотландцы именовали изменой и мятежом Графы Лаудон, Лодердейл (396) и Ланарк, специально направленные в Лондон, заявили протест против четырех биллей, как предполагавших чрезмерное ограничение гражданской власти короля и не предусматривавших никаких гарантий для пресвитерианской религии Они жаловались на то, что, несмотря на упомянутый протест и вопреки Торжественной лиге и договору между двумя нациями, английский парламент по-прежнему добивается их утверждения А впоследствии, прибыв с английскими комиссарами на остров Уайт, они заключили тайное соглашение с королем, согласно которому Шотландия должна была оказать ему вооруженную помощь ВТОРЖЕНИЕ ИЗ ШОТЛАНДИИ В то время в Шотландии существовало три партии роялисты, требовавшие восстановления власти короля и не желавшие принимать в расчет религиозные секты и доктрины, их главой считался Монтроз, хотя и находившийся тогда за пределами страны, строгие пресвитериане, которые, ненавидя короля еще сильнее, чем принцип веротерпимости, твердо решили не оказывать ему никакой помощи до тех пор, пока он не присягнет ковенанту, руководил ими Аргайл, наконец, умеренные пресвитериане, которые пытались примирить интересы религии и короны и надеялись, поддержав пресвитерианскую партию в Англии, покончить с сектантской армией и возвратить как парламенту, так и королю их законные права, вождями их были два брата, Гамильтон и Ланарк. В то самое время когда шотландцы готовились к походу в Англию, все это королевство потрясали мятежи, заговоры, беспорядки и раздоры. От революций в образе правления народ редко что-либо выигрывает, ибо новая власть, ревнивая, подозрительная и непрочная, для того, чтобы устоять, обыкновенно нуждается в более крупных расходах и жестоких мерах, чем прежняя, но никогда еще эта истина не ощущалась так живо, как при нынешних английских обстоятельствах. Громкие декламации против беззаконной корабельной подати и произвола Звездной палаты побудили народ взяться за оружие, и вот, одержав над короной полную победу, он оказался под бременем множества прежде неизвестных налогов, а в отправлении правосудия не осталось и тени законности и уважения к свободе. Пресвитериане, а именно они вынесли главные тяготы войны, приходили теперь в ярость от сознания того, что у них силой вырывают добычу, причем в тот самый момент, когда она, казалось, была уже в их руках. Роялисты, обманутые в своих надеждах жестоким обращением, которому подвергала теперь короля армия, горели желанием возвратить Карлу свободу и отвоевать выгоды и преимущества, столь злосчастным образом ими утраченные. Люди всех состояний негодовали, видя, что военная власть торжествует над гражданской, а король и парламент находятся в совершенном подчинении у наемной армии. Правда, многие знатные и уважаемые особы с начала войны поддерживали парламент, однако новая партия лишила их веса и влияния в государстве, отдав все должности в руки людей самого низкого происхождения. Презренная чернь вознеслась над лицами достойными, ханжи и лицемеры творили зло под личиной религии — эти обстоятельства, соединившиеся теперь в правлении поправших закон узурпаторов, не сулили народу в будущем ни свободы, ни милосердия. Но хотя ненависть к военному деспотизму объединяла, казалось, всю нацию, цели отдельных партий были настолько несходными, что в поднятых ими восстаниях почти не обнаруживалось какой-либо связи и согласованности. Первыми открыто выступили Лэнгхорн, Пойер и Пауэл (397) , Глава XV 431 офицеры-пресвитериане, командовавшие армейскими частями в Уэльсе; им удалось собрать значительные силы в этом краю, беззаветно преданном делу короля. Граф Норич и молодой Гэлс начали восстание в Кенте; лорд Кейпл АРМИЯ ВНОВЬ ЗАХВАТЫВАЕТ КОРОЛЯ Многочисленные успехи армии сломили всех ее врагов, и теперь только совершенно беззащитные король и парламент противостояли ее насилиям. По предложению Кромвеля офицерский совет составил особую ремонстрацию и подал ее в парламент. В ней офицеры выражали недовольство переговорами с королем, говорили о необходимости наказать Карла за пролитую в ходе войны кровь, требовали роспуска настоящего парламента и более справедливого представительства в будущем и, наконец, утверждали, что они, хотя и являются слугами, имеют полное право довести эти важные пункты до сведения своих господ, которые и сами не более чем слуги и уполномоченные народа. Тогда же совет двинул армию к Виндзору, а полковник Юр, отправленный им в Ньюпорт, захватил короля и доставил его в находящийся неподалеку замок Херст, где Карл был подвергнут строгому заключению. ПРОЦЕСС КОРОЛЯ Необыкновенная пышность, важность и торжественность этого действа были вполне достойны самой возвышенной идеи, которую только могут нам предоставить летописи рода человеческого: уполномоченные великой нации призывают к ответу своего верховного магистрата, дабы судить его за дурное управление и вероломство. Обвинитель именем палаты общин заявил, что Карлу Стюарту, допущенному к должности короля Англии, была доверена ограниченная власть, однако он, возымев гре- Глава XV 443 ховный замысел учредить правление неограниченное и тираническое, изменническим и злонамеренным образом развязал войну против настоящего парламента и представленного в нем народа и потому привлекается ныне к ответственности как тиран, изменник, убийца, открытый и непримиримый враг государства Когда чтение обвинительного акта было закончено, председатель обратился к королю и сказал, что суд ждет от него ответа. Хотя король долго находился в положении пленника, а теперь был представлен суду в качестве преступника, своим мужеством и благородством он сумел поддержать величие монарха С замечательным хладнокровием и достоинством он отверг власть суда и отказался признать его юрисдикцию Карл заявил судьям, что еще недавно он вел переговоры с обеими палатами парламента и уже достиг с ними согласия почти по всем пунктам, а потому ожидал, что в столицу его доставят иным способом и что к этому времени ему будут возвращены законные права, почести, доходы, а также личная свобода; что он не видит здесь ничего похожего на верхнюю палату, столь важную и необходимую часть английского государственного устройства, а кроме того, ему стало известно, что даже нижняя палата, на чью власть ссылается теперь суд, была вынуждена подчиниться грубой силе и лишилась своей свободы, что сам он является их ПРИРОДНЫМ НАСЛЕДСТВЕННЫМ КОРОЛЕМ, и все ветви государственной власти, пусть даже действующие свободно и сообща, не правомочны судить его, получившего свой титул от Верховного Небесного Владыки; что даже если принять эти нелепые принципы, уравнивающие людей всякого звания, то и в этом случае суд может ссылаться на предоставленные ему народом полномочия лишь после того, как будут опрошены и дадут свое согласие все без исключения англичане, вплоть до самого жалкого и темного крестьянина, что он, король, не колеблясь признает возложенную на него обязанность, самую высокую и священную из всех, — его попечению вверены вольности английского народа, — и он не станет изменять им теперь, признавая власть, основанную на ужасном насилии и грубой узурпации; что он поднял оружие и не однажды рисковал жизнью ради защиты народных свобод, конституции и основных законов королевства, и сейчас, в последней и самой торжественной сцене своей жизни, готов скрепить собственной кровью те драгоценные права, которые он так долго, хотя и без успеха, отстаивал, что те, кто дерзко присвоил себе звание его судей, родились на свет его подданными, а также подданными законов, определивших, что король не может быть не прав; что в данную минуту он вовсе не стоит перед необходимостью искать спасения единственно лишь в этом общем принципе, защищающем любого, даже наименее достойного английского монарха, но мог бы оправдать свои прежние действия весьма убедительными доводами; что если бы ему сейчас предоставили слово иным образом и при иных обстоятельствах, то всему миру и даже им, его самозваным судьям, он охотно доказал бы законность своих поступков и справедливость оборонительной войны, ко- 444 События 1649 года торую, против воли и без успеха, он вынужден был начать; однако, желая быть последовательным в своих действиях, он должен теперь воздержаться от любых аргументов в пользу собственной невиновности, иначе, признав власть не более законную, чем власть разбойников и пиратов, он, вместо того чтобы удостоиться похвал как мученик конституции, будет по всей справедливости заклеймен как человек, ей изменивший. Между тем председатель, желая поддержать достоинство народа и доказать юрисдикцию суда над обвиняемым, упорно твердил, что король не вправе оспаривать авторитет своих судей; что они отклоняют его возражения; что полномочия свои они получили от народа, единственного источника всякой законной власти, и что сами короли управляют лишь в качестве доверенных лиц общества, которое и наделило эту высшую палату правосудия ее судебными правами. Даже если согласиться с этими принципами, которые председатель в его тогдашнем положении, вероятно, не мог не принимать, его поведение в целом покажется весьма грубым и неучтивым, но если видеть в нем подданного, и притом не самого высокого звания, который обращается к своему несчастному государю, то его язык следует признать до крайности вызывающим и дерзким. Между приговором и казнью королю предоставили три дня Он провел это время в полном спокойствии, посвятив его главным образом чтению и молитвам К Карлу были допущены все члены его семьи, остававшиеся тогда в Англии, впрочем, их было только двое — принцесса Елизавета и герцог Глостерский, ибо герцогу Йоркскому удалось бежать Герцог Глостерский едва вышел из младенческого возраста, принцесса Елизавета, несмотря на свои юные годы, отличалась замечательной рассудительностью, и бедствия ее семейства уже успели произвести глубокое впечатление на ее душу После многих благочестивых советов и нежных 446 События 1649 года утешений король поручил ей передать матери, что за всю свою жизнь он ни разу, даже в мыслях, не нарушил ей верность и что его супружеская любовь будет длиться столько же, сколько его жизнь Юному герцогу он также не преминул дать необходимые наставления, дабы заблаговременно внушить ему принципы верности и послушания брату, который вскоре должен был стать его государем. Посадив его себе на колени, король сказал: «Твоему отцу скоро отрубят голову». При этих словах ребенок посмотрел на него пристально и серьезно. «Дитя мое, запомни хорошенько то, что я тебе скажу: они отрубят мне голову и, может быть, сделают королем тебя, но — слушай меня внимательно! — ты не должен быть королем, пока живы твои братья Карл и Яков. Они отрубят голову твоим братьям, как только схватят их, а в конце концов они отрубят голову и тебе, а потому я приказываю, не позволяй им делать тебя королем!» Герцог, вздохнув, отвечал: «Скорее я дам изрубить себя на куски!» Когда король услышал столь решительный ответ от такого юного создания, глаза его наполнились слезами умиления и радости. В эти три ночи сон короля был по обыкновению спокойным, хотя шум, который производили рабочие, занятые сооружением эшафота и другими приготовлениями к казни, непрестанно звучал в его ушах445 . Утром рокового дня он встал рано и, призвав к себе Герберта, одного из своих слуг, попросил, ради столь великого и радостного торжества, причесать и одеть его с большей, чем обычно, тщательностью. Епископ Джаксон, наделенный таким же мягким нравом и прочными добродетелями, какие в высокой степени отличали самого короля, причастил его и оказал последние печальные знаки почтения другу и государю. , гт КАЗНЬ КОРОЛЯ. 30 ЯНВАРЯ \ Местом казни была назначена площадь перед Уайтхоллом: это место — прямо напротив королевского дворца — избрали умышленно, дабы с большей разительностью явить торжество народного правосудия над монаршей властью. Взойдя на эшафот, король обнаружил вокруг множество солдат и уже не мог надеяться на то, что его услышит народ, а потому обратил свою речь к тем немногим, кто находился поблизости, и в частности к полковнику Томлинсону, которому в последние дни была поручена его охрана и который, подобно многим другим людям, пережил полный душевный переворот под влиянием кротости и добросердечия короля. Карл заявил о своей невиновности в недавних губительных войнах, заметив, что за оружие он взялся лишь после того, как набрал свои войска парламент, и что единственной его целью в этих военных действиях было сохранить в неприкосновенности верховную власть, унаследованную от предшественников. Он, однако, не стал обвинять во всем парламент, более склоняясь к мысли о вмешательстве злонамеренных лиц, возбудив- Глава XV 447 щих в парламенте страхи и опасения относительно его планов Король сказал, что он неповинен перед своим народом, однако признал, что в глазах Творца казнь его вполне справедлива, и добавил, что постигший его ныне несправедливый приговор есть кара за другой несправедливый приговор, утвержденный некогда им самим Он простил всем своим врагам, даже главным виновникам своей смерти, но призвал их и всю нацию возвратиться на стезю мира, оказав должное повиновение их законному государю, его сыну и наследнику Когда король готовился положить голову на плаху, епископ Джаксон воскликнул «Ваше Величество, остался один, последний шаг, трудный и мучительный, но короткий' Помните в одно мгновение он перенесет вас далеко — с земли на небо, — и там, к великой вашей радости, обретете вы ту желанную награду, к которой стремитесь теперь, — венец славы1 » — «Иду, — отвечал ему король, — иду от тленной короны к нетленному венцу, иду туда, где нет места волнениям и тревогам1 » Один удар топора отделил голову от тела Должность палача исполнил человек в маске, другой, подобным же образом скрывавший свое лицо, поднял истекающую кровью голову, показал ее народу и громко воскликнул Вот голова изменника 1 Ужас, гнев и печаль, охватившие не одних лишь свидетелей казни, которые были поражены глубочайшей скорбью, но и всю нацию, как только дошли до нее известия об этом роковом событии, не поддаются описанию Ни один монарх на самой вершине успехов и побед не становился так дорог своему народу, как ныне этот несчастный государь благодаря своим бедствиям, величию своей души, благочестию и терпению Сила страсти, с которой возвращался народ к любви и к сознанию верноподданнического долга, была соразмерна неистовству прежних заблуждений, восстановивших его некогда против короля, и теперь каждый жестоко себя упрекал либо в прямой измене государю, либо в недостаточно смелой защите его дела На более слабые натуры эти сложные чувства производили самое поразительное действие Рассказывают, что женщины до времени выкидывали плод чрева своего, другие бились в конвульсиях или погружались в глубокую меланхолию, уже не оставлявшую их до могилы, но и это еще не все сообщают, что некоторые, словно не желая или будучи не в силах пережить горячо любимого государя, забывали о себе настолько, что внезапно падали на землю и умирали И даже церковные кафедры, откуда прежде неслись яростные проклятия и поношения в адрес короля, орошались теперь искренними слезами Всех англичан объединила ненависть к этим ханжам и изменникам, которые так долго маскировали свои злодейства лицемерными речами, а этим последним актом чудовищного беззакония покрыли нацию несмываемым позором. РЕСПУБЛИКА Честолюбие этого хитрого и предприимчивого интригана еще сильнее подстрекало то обстоятельство, что республиканцы не пользовались в народе особым уважением и популярностью. Ни глубиной мысли, ни широтой взглядов, которые могли бы сделать их пригодными для роли законодателей, эти особы не отличались, своекорыстие, ханжество и фанатизм — вот что двигало ими в первую очередь. В тупой и жестокой своей нетерпимости они дошли до того, что приняли закон, объявлявший прелюбодеяние, даже если оно имело место один-единственный раз, уголовным преступлением, подлежавшим ведению не церковного, а гражданского суда.25 Зато в важнейшем деле создания усовершенствованной системы представительства и нового порядка управления, деле, которое, по уверениям самих членов парламента, всецело занимало их мысли, они продвинулись не слишком далеко. Народ уже стал подозревать, что они задумали навечно остаться законодателями и что эта жалкая кучка из шестидесяти или семидесяти лиц, именовавших себя парламентом Английской республики, намерена присвоить себе всю власть в государстве. Утверждая, будто они одарили нацию новыми свободами, эти люди вынуждены были нарушать даже самые драгоценные из унаследованных от предков прав, которыми пользовались англичане с незапамятных времен. Не осмеливаясь доверять дела о государственной измене обычным судам присяжных, которые, будучи избираемы без всяких ограничений из среды народа, едва ли могли обнаружить особое расположение к республике и выносили бы свои вердикты в соответствии с древними законами, они игнорировали это превосходное учреждение, всегда служившее столь \ блестящим отличительным признаком судебной системы нашего острова. Чего им следует ожидать от присяжных, ясно показал процесс Лиль- Глава I (XVI) 37 берна. Этого человека, самого беспокойного, но в то же время самого смелого и честного из людей, привлекли к суду за нарушение нового статута о государственной измене, но хотя виновность Лильберна была вполне очевидной, присяжные оправдали его к великой радости народа. Не один лишь зал Вестминстера — весь Сити огласился кликами ликования и восторга. Никогда еще ни одной установленной власти не заявляли столь же твердо и недвусмысленно о ее незаконном и узурпаторском характере, и ни один орган, кроме достойного восхищения жюри присяжных, не смог бы совершить этот благородный подвиг. Чтобы избавить себя в будущем от подобных оскорблений, столь сильно умалявших его авторитет, парламент учредил высшую палату правосудия, которая должна была получать обвинительные акты непосредственно от Государственного совета. В состав этого трибунала вошли лица, преданные господствующей партии, — люди без имени, без репутации, готовые все принести в жертву собственной безопасности и честолюбию. Полковников Юсебиуса Эндрюса и Колтера Слингсби этот трибунал судил как заговорщиков, приговорив их к смертной казни. Это были роялисты, отказавшиеся признать юрисдикцию столь незаконного судебного органа. Лав, Гиббоне и другие пресвитериане, участвовавшие в заговоре против республики, также были привлечены к суду, признаны виновными и казнены. Графа Дерби, сэра Тимоти Фэзерстоуна и Бембо, взятых в плен после битвы при Вустере, казнили по приговору военного суда — иначе говоря, посредством судебной процедуры, объявленной противозаконной той самой Петицией о праве, которой так рьяно добивался и с величайшим трудом вырвал у короля прежний парламент. Идеи, руководившие республиканцами в устройстве церковных дел (если исключить принцип терпимости), обещали сколько-нибудь прочный мир и порядок не в большей степени, чем те максимы, коим следовали они в гражданском управлении. Парламент не позволил завершить создание пресвитерианской системы конгрегации, классов и ассамблей, а многие его вожди отвергали, кажется, всякую государственную церковь, намереваясь предоставить каждому англичанину право самому, без каких-либо указаний со стороны властей, поддерживать материально любых духовных лиц и вступать в любую секту, если она пришлась ему по нраву больше, чем другие. Парламент дошел до того, что в одной из епархий попытался осуществить на практике собственную индепендентскую систему церковного устройства. В Уэльсе, где почти все священники были смещены с должностей как малигнанты, завели теперь особого рода странствующих проповедников, по четыре-пять человек на графство; они объезжали свои округа, получая небольшое жалованье. Эти лица, обеспечиваемые лошадьми за общественный счет, скакали с места на место, повсюду разнося, как °ни выражались, благую весть Евангелия.26 Все они были люди самого низкого происхождения и весьма скверно образованные, оставившие ручной труд, чтобы вступить на это новое поприще. Данное обстоятельство, 38 События 1651 года вместе с бродячим образом жизни, сильно сближало их, как они уверяли, с христианскими апостолами. Как по своему характеру, так и по природе употребляемых ими средств, республиканцы более годились для предприятий, требующих силы и энергии, нежели для размеренных и неторопливых законодательных трудов. Несмотря на недавние кровопролитные войны и нынешние жестокие распри, Англия никогда не казалась соседним королевствам столь грозной и могущественной державой, как в эпоху владычества республиканцев. Многочисленная армия с равным успехом обеспечивала полное повиновение порядкам, установленным властями внутри страны, и наводила ужас на другие государства. Право объявлять войну и заключать мир находилось в тех же руках, что и полномочие облагать налогами, и никаких разногласий между отдельными частями законодательной власти можно было теперь не опасаться. Нынешние налоги, хотя и намного превосходившие все, что знали англичане в прежние времена, в действительности были довольно умеренными, и столь богатая нация могла нести их бремя без большого напряжения. Гражданские распри пробудили от долгой спячки военный гений нации; во всех родах войск появились отличные офицеры. Всеобщая смута позволила людям самого низкого состояния, вырвавшись из мрака безвестности благодаря своей храбрости, подняться до таких командных постов, которых они были вполне достойны, но на которые прежде они никогда бы не смогли претендовать по своему происхождению. А поскольку столь громадная власть находилась в руках столь энергичных и решительных людей, то не удивительно, что республике сопутствовал успех во всех ее предприятиях. Блейк, мужественный и благородный человек (тот самый, который с несгибаемым упорством защищал Лейм и Таунтон против войск покойного короля) был назначен адмиралом, и хотя до этого он знал лишь службу в сухопутной армии, поступив на нее к тому же, когда ему было за пятьдесят, Блейк быстро поднял морскую славу нации на невиданную прежде высоту. Приняв командование флотом, Блейк получил приказ отправиться в погоню за принцем Рупертом, которому король доверил эскадру перешедших на его сторону кораблей. Сначала Руперт укрылся в Кинсейле, затем вырвался из этого порта и ушел к португальским берегам. Преследовавший принца Блейк загнал его корабли в устье Тахо и решил их там атаковать. Но король Португалии, движимый симпатией, которую вся Европа питала к делу английских роялистов, не позволил Блейку войти в лиссабонский порт, зато помог вырваться из него Руперту. Чтобы отомстить за подобное пристрастие, английский адмирал захватил в качестве призов двадцать португальских кораблей с богатым грузом и пообещал новые акты возмездия. Видя, сколь опасный враг угрожает его недавно приобретенным владениям и ясно понимая, что ввязался в слишком неравную борьбу, устрашенный король Португалии изъявил надменной республике всевозможные знаки покорности и наконец был допущен к переговорам о возобновлении союза с Англией. Между тем принц Руперт, потеряв Глава I (XVI) 39 большую часть своей эскадры у берегов Испании, направился в Вест-Индию Там во время урагана потерпел крушение корабль его брата, принца Морица Эскадра эта всюду промышляла каперством, охотясь то на английские, то на испанские суда Наконец Руперт вернулся во Францию, где сбыл с рук остатки своего флота вместе с захваченными призами Все американские колонии (кроме Новой Англии, заселенной исключительно пуританами) сохраняли верность королевской партии даже после установления республики, для приведения их к покорности была направлена эскадра под началом сэра Джорджа Эйскью, Бермуды, Антигуа и Виргиния быстро подчинились Барбадос, где командовал лорд Уиллоугби из Парема, оказал некоторое сопротивление, но в конце концов вынужден был капитулировать С такой же легкостью республика заставила покориться Джерси, Гернси, Сцилли и Мэн, после чего море, где прежде вовсю орудовали пираты с этих островов, вновь стало безопасным для английской торговли Остров Мэн защищала графиня Дерби,45) с величайшей неохотой подчинилась она необходимости капитулировать перед врагом Эта дама, дочь славного французского рода Тремуйлей, во время гражданской войны упорно обороняла от парламентских войск Летам-хаус, проявив отвагу, достойную мужчины, и именно ей теперь выпала честь стать тем лицом в трех королевствах и в подвластных им владениях, которое последним подчинилось торжествующей республике 27 Порядок и спокойствие были водворены также в Ирландии и Шотландии, теперь уже полностью покоренных английским оружием Айртон, новый наместник в Ирландии, имея под своим началом многочисленную армию в тридцать тысяч человек, продолжил усмирение восставших ирландцев и разбил их во многих стычках, сами по себе довольно мелкие, они означали окончательный крах дела мятежников Пленных бунтовщиков, сколько-нибудь причастных к зверским расправам над протестантами, Айртон карал без всякого снисхождения Среди прочих (несколько позднее) был повешен и сэр Фелим О'Нил, вполне заслуживший эту позорную казнь своими бесчеловечными жестокостями В руках ирландцев все еще оставался крупный город Лимерик, Айртон взял его после упорной осады Здесь он заразился тифом и умер Это был выдающийся человек, прославившийся своей энергией, неутомимым рвением и недюжинным умом, а также строгим уважением к закону, которое проявил он, осуществляя в Ирландии свои воистину безграничные полномочия наместника Айрон всегда отличался железным упорством в достижении своих Целей, и многие полагали, что им движет страстная и искренняя любовь к свободе и что никакая сила в мире не смогла бы его заставить подчиниться малейшему подобию монархической власти Для Кромвеля его смерть стала, очевидно, тяжелым ударом, республиканцы, возлагавшие на него огромные надежды, были безутешны В знак уважения к трудам и заслугам Айртона они почтили его пышными похоронами за государственный счет, а семье покойного пожаловали поместье с годовым доходом в 2 000 40 События 1651 года фунтов. Хотя тогдашняя власть была республиканской лишь по имени, она уже начала поощрять надлежащими средствами тот дух гражданственности, внушить который в полной мере не способен никакой другой вид государственного устройства. Командование армией в Ирландии перешло к генерал-лейтенанту Ледлоу,46) гражданское управление было поручено особым комиссарам. Ледлоу продолжил успешную борьбу против ирландцев, всюду добиваясь легких побед. Этот несчастный народ, возмущенный теми неистовыми декларациями против него и его религии, которые вырвали у Карла шотландцы, обращался теперь к королю Испании, к герцогу Лотарингии, но нигде не находил помощи. Кланрикард, более не способный противостоять превосходящим силам, покорился парламенту и уехал в Англию, где вскоре умер. Он был ревностный католик, но уважали его все партии. Столь же решительный успех сопутствовал в Шотландии Монку. Этот искусный военачальник осадил Стирлингский замок, который хотя и был хорошо подготовлен к обороне, быстро капитулировал. Там Монк завладел всеми архивами королевства, после чего отослал их в Англию. Граф Ливен,47' граф Кроуфорд, лорд Огилви48' и другие знатные лица, которые собрались близ Перта, чтобы обсудить план создания новой армии, были захвачены врасплох полковником Эльюредом и почти все попали в плен. Сэра Филиппа Малсгрейва и еще несколько шотландцев, предпринявших подобную попытку в Дамфрисе, постигла та же судьба. В Данди, хорошо укрепленном городе, стоял сильный гарнизон под начальством Ламисдена; туда же, как в безопасное место, была переправлена казна королевства, множество серебряной посуды и дорогой мебели. Монк подступил к Данди, пробил в стене брешь и начал общий штурм. Он взял город и, следуя примеру и инструкциям Кромвеля, приказал перебить его жителей, чтобы посеять ужас во всем королевстве. Устрашенные этим примером, Абердин, Сент-Эндрюс, Инвернесс и другие города и крепости добровольно капитулировали перед неприятелем. Английской республике подчинился Аргайл, и теперь, если не считать кучки роялистов во главе с графом Гленкерном, лордом Балкаррасом и генералом Миддлтоном, какое-то время скрывавшихся в горах, все шотландское королевство, которое в течение стольких веков благодаря своему положению и бедности, а также мужеству своих жителей неизменно сохраняло независимость, было приведено к совершенной покорности. Для устранения Шотландии английский парламент направил сэра Гарри Вена, Сент-Джона и других комиссаров. Эти люди, чуждые истинному духу свободы, умели поддерживать видимость его и, прежде чем объединить завоеванное королевство в одну республику с Англией, потребовали добровольного согласия на этот акт от всех шотландских графств и городов. Духовенство заявило протест, ибо, утверждали священники, подобный нераздельный союз повлечет за собой подчинение церкви государству и в том, что касается царствия Христова.28 Специально назначенные английские судьи, вместе с несколькими шотландскими, Глава I (XVI) 41 выносили решения по всем делам, правосудие отправлялось в строгом соответствии с законом, в стране поддерживались мир и порядок, и шотландцы, освобожденные наконец от тирании церковников, не выказывали особого недовольства новой властью.29 Благоразумные действия Монка, равно искусного на войне и в мирное время, помогли ослабить предрассудки и успокоить умы. |