Билет. Билет 5-2. 2. Язык поэзии и прозы А. С, Пушкина как отражение новой системы стилей единого русского литературного языка. Реформа синтаксиса.
 Скачать 21.97 Kb.
|
|
2.Язык поэзии и прозы А.С, Пушкина как отражение новой системы стилей единого русского литературного языка. Реформа синтаксиса. Для истории РЯ огромное значение имела работа Пушкина над языком прозы в зрелый период его творчества. «Вопрос – чья проза лучшая в нашей литературе. Ответ – Карамзина. Это еще похвала небольшая», - писал Пушкин. С особенной яркостью проявилась демократизация русского литературного языка, произведенная Пушкиным, в его прозе. Хорошо известны те стилистические требования, которые Пушкин предъявлял к слогу прозаических произведений: “Точность и краткость—вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат”. И эти требования неуклонно претворялись в действительность. Слог пушкинской прозы лишен каких бы то ни было словесных украшений, которые отвлекали бы от главного содержания мысли; пушкинскую прозу справедливо сравнивают не с произведением живописи, а с рисунком пером, иногда даже с чертежом, до того в ней все четко и ясно. Названные качества прозы достигаются преимущественно средствами синтаксических структур. Пушкин предпочитал простые, часто даже нераспространенные предложения тяжеловесным и громоздким периодам, столь принятым в прозе его предшественников. Эта черта слога прослеживается при сопоставлении синтаксиса прозы Пушкина с непосредственными источниками, использованными им при создании своих произведений. Так, источником “Истории Петра Великого”, над которой Пушкин работал в последние годы жизни, служила книга И. И. Голикова “Деяния Петра Великого”. У Голикова читаем: “Грозили ему силою, но г. Шипов ответствовал, что он умеет обороняться”. Конспектируя книгу,. Пушкин следующим образом передал эту фразу: “Шипов упорствовал. Ему угрожали. Он остался тверд”. Из сложного синтаксического целого Пушкин создает три кратких простых предложения. Далее в той же книге находим: “Бесчестие таковое его флагу и отказ в требуемом за то удовольствии были толико монарху чувствительны, что принудили его, так сказать, против воли объявить сдавшихся в крепости всех военнопленными”. У Пушкина вместо этого только: “Петр не сдержал своего слова. Выборгский гарнизон был объявлен военнопленным”. Изучив приемы конспектирования Пушкиным книги Голикова П. С. Попов делает следующий вывод из приведенных им сопоставлений: “На протяжении всех тетрадей можно проследить, как под пером Пушкина трансформировался голиковский стиль: вместо сложных предложений с большим количеством вспомогательных частей, мы получаем короткие фразы, причем предложение в большинстве случаев состоит из двух элементов”. Укажем еще на одну важную черту пушкинской прозы, подмеченную исследователями. Это преобладание в его произведениях глагольной стихии. По произведенным подсчетам, в “Пиковой даме” Пушкина — 40% глаголов при 44% существительных и 16% эпитетов, в то время как в “Мертвых душах” Гоголя—50% существительных, 31% глаголов и 19% эпитетов. Преобладание “глагольной стихии” отмечалось и при анализе пушкинских стихотворных произведений. По наблюдениям Б. В. Томашевского, среди эпитетов “Гавриилиады” преимущество имеют либо причастия, либо отглагольные прилагательные. Таким образом, слог пушкинских произведений по сравнению с языком и стилем его непосредственных предшественников может рассматриваться как громадный шаг вперед в литературном развитии. Пушкинская реформа языка: простота синтаксических конструкций, сближение синтаксиса книжного и синтаксиса живой разговорной речи, обилие неполных и односоставных предложений, преобладание сочинения над подчинением. Язык прозы Пушкина поражает своим лаконизмом, насыщенностью и движением мыслей, предельной свободой от различных словесных украшений. Прозаические произведения Пушкина очень динамичный, наибольший удельный вес в тексте имеет глагол. Члены предложения в прозе Пушкина связаны ясной логической связью, норма – прямой порядок слов. Текст состоит из сложносочиненных или простых предложений. Сложноподчиненные предложения обычно состоят из двух частей. Сложное целое, если оно встречается, объединяет несколько простых и небольших по объему предложений, связь между которыми легко воспринимается читателями. Начиная с 30-х годов наблюдается сближение языка поэзии и прозы в творчестве Пушкина. Отказ от условных украшений, затемняющих смысл сказанного. Четко выделяются два рода языковых срндств на фоне нейтральных, общеупотребительных: разговорные и книжные, это не замкнутые два стиля, а разновидности единого РЛЯ. В области синтаксиса Пушкин занимал вполне определенную позицию, отличающую его от предшествующих традиций. Он объявил борьбу засилью категории качества и эмоциональной оценки, что было типично для поэзии и прозы карамзинистов. Это засилье приводило к тому, что обычно предложения загромождались огромным количеством определений. ВВВ: «Реформа синтаксиса, основанная на признании преимуществ глагола и имени существительного и связанная с изменением форм времени, следовательно, приемов сочетания предложений, привела к полному обновлению повествовательных стилей в стихах и в прозе». Благодаря этой реформе основную конструктивную роль в предложении начинает играть глагол. Проза Пушкина насыщена глагольными словами, которые становятся центром фразы, и от них зависят многие другие члены предложения. Обилие глаголов делает повествование динамичным. Например, в «Капитанской дочке»: «Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом - и скоро стали...» Пушкин одобряет и культивирует типичный для русского языка порядок слов в предложении, ориентируясь на такую схему: определение, затем подлежащее, сказуемое, дополнение или обстоятельство. Эта схема обычно нарушается в тех случаях, когда поясняется чужая речь: сказал он, отвеила она (глагол на первом месте), а также в фольклорных произведениях, в которых глагол-сказуемое может употребляться перед подлежащим. Значение Пушкина для установления порядка слов в предложении велико и потому, что в XVIII веке было внесено в расположение слов много иноязычного, не типичного для русского языка. Например, по образцу латино-немецких конструкций глагол ставился в конце фразы, а определение - после определяемого слова. Подобного рода нетипичные для русского языка конструкции Пушкин пародийно воспроизводит в «Истории села Горюхинз», где стилизуется Белкин и язык старинных повествований. В данном случае он вводит многие устаревшие конструкции, в том числе причастия после определяемого слова: «В последний год властвования Трифона, последнего старосты, народом избранного, в самый день храмового праздника, когда весь народ шумно окружал увеселительное здание (кабаком в просторечии именуемое)...», Анализ синтаксиса Пушкина убеждает, что поэт активизировал конструкции устно-разговорного характера, ориентировался на непринужденный, естественный порядок расположения слов, характерный прежде всего для живой разговорной речи. Поражают художественной силой и верностью пушкинские эпитеты, многообразие, точность и образность которых изумительны. По наблюдениям Томашевского, в эпитетах Пушкина преобладает глагольная стихия; у многих прилагательных суффикс -лив-: кропотливый, горделивый, обильно количество эпитетов с суффиксом -тельн-: решительный, пленительный и другие, или с причастной формой страдательного залога: забыт, необозрим и т. д. Таким образом, стремление сделать глагол центром фразы отражается и на создании средств словесно-художественной изобразительности. Укажем еще на такой пример присоединительного сочетания из «Капитанской дочки»: «В то время воспитывались мы не по-нонешнему: с пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки. Под его надзором на двенадцатом году выучился я русской грамоте и мог очень здраво судить о свойствах борзого кобеля. В это время батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре, которого выписали из Москвы вместе с годовым запасом вина и прованского масла». В этих небольших отрывках нашли известное отражение основные особенности книжно-славянского типа русского литературного языка в XIV—XVI вв.: - последовательное использование церковнославянизмов в случаях, где был возможен выбор между ними и русскими соответствиями, ср. древо, глаголющу, рече, аз, семо, яко, злате и пр.; 101  преимущественное употребление старых грамматических форм (спряжения, склонения), одинаковых в древнерусском и церковнославянском языках в киевский период, но в данную эпоху подвергнутые изменениям в народной русской речи, ср. вы (вас), носиши, Йеремее, придох, совершил еси, князех и пр.; - развитость синтаксического строя, который отличался богатством разнообразных типов сложных предложений, конструкций, подчинительных связей и т.д.; - широкое использование книжной, абстрактной лексики, сложных слов, книжных новообразований, заимствованных из греческого и других языков слов и т.п., ср. доброглашением, смиреномудрием, существа, патриарх, клирик и др.; - привлечение значительного лексико-фразеологического пласта, семантически связанного с религиозной сферой, ср. молитвы, апостолу, животворящий крест, святый и т.д.; - частое употребление слов и выражений в переносном, отвлеченном, метафорическом значении, ср. не послушницы закона правы будут, но делатели и др.; - богатая система средств художественной изобразительности, которая в зависимости от манеры изложения внутри самого книжно-славянского типа была более или менее выразительной. |