Анджей Сапковский Последнее желание
 Скачать 4.37 Mb.
|
|
Вопрос цены 1 К горлу ведьмака был приставлен нож. Ведьмак лежал, погрузившись в мыльную воду и откинув голову на скользкий край деревянной бадьи. Во рту чувствовался горький привкус мыла. Нож, тупой как валенок, болезненно скреб ему кадык, с хрустом перемещаясь к подбородку. Цирюльник с миной художника, осознающего рождение шедевра, скребанул еще раз, как бы делая последний мазок, затем вытер ему лицо куском льняного полотна, смоченного чем-то таким, что вполне могло сойти за настойку лекарственного дягиля. Геральт встал, позволил прислужнику вылить на себя ушат воды, вылез из бадьи, оставляя на полу следы мокрых ног. — Полотенце, милсдарь. — Прислужник с любопытством глянул на его медальон. — Благодарю. — Вот одежда, — сказал Гаксо. — Рубашка, штаны, подштанники, камзол. А вот обувка. — Вы обо всем подумали, кастелян. А в своих ботинках нельзя? — Нельзя. Пива? — Охотно. Он одевался медленно. Прикосновение чужой, шершавой, непривычной одежды к распаренному телу портило настроение, которое установилось, пока он отмокал в воде. — Господин кастелян? — Слушаю вас, милсдарь Геральт. — Не знаете ли, к чему все это? Зачем я тут нужен? — Не мое дело, — сказал Гаксо, зыркнув на прислужников. — Мне велено вас надеть… — Вы хотели сказать — одеть? — Ну да, одеть и препроводить на пиршество, к королеве. Оденьте, виноват, наденьте камзол, милсдарь Геральт, и спрячьте под ним ведьминский медальон. — Ведьмачий, господин кастелян, ведьмачий. Тут лежал мой кинжал. — Уже не лежит. Он в безопасном месте, как и оба меча и остальное ваше имущество. Там, куда вы идете, ходят без оружия. Ведьмак пожал плечами, одернул тесноватый пурпурного цвета камзол. — А это что? — Он указал на вышивку, украшавшую грудь. — О, конечно, — сказал Гаксо, — чуть не забыл. На время пиршества вы будете благородным хозяином Равиксом из Четыругла. Как почетный гость сядете одесную королевы. Таково ее желание. А на камзоле — ваш герб. На золотом поле черный медведь, на нем девица в голубом одеянии с распущенными волосами и воздетыми руками. Соблаговолите запомнить, у кого-нибудь из гостей может быть бзик на геральдике, такое частенько случается. — Ясно. Запомню, — серьезно сказал Геральт. — А Четыругла — где это? — Четыругол. Достаточно далеко. Вы готовы? Можно идти? — Можно. Скажите-ка еще, государь Гаксо, по какому случаю пир? — Принцессе Паветте исполняется пятнадцать, по обычаю заявились претенденты на ее руку. Королева Калантэ хочет выдать ее за кого-нибудь из Скеллиге. Нам необходим союз с островитянами. — Почему именно с ними? — На тех, с кем у них союз, они нападают реже, чем на других. — Существенный повод. — Но не единственный. В Цинтре, милсдарь Геральт, традиция не позволяет править женщине. Наш король, Рёгнер, недавно скончался от морового поветрия, а другого мужа королева иметь не желает. Наша государыня Калантэ — женщина мудрая и справедливая, но король есть король. Тот, кто женится на принцессе, займет трон. Хорошо, если б попался боевой парень. А таких надо искать на островах. Они там народ жесткий. Ну пошли. На середине внутренней галереи, окружавшей небольшой пустой дворик, Геральт остановился и тихо проговорил: — Скажите, господин кастелян. Мы сейчас одни. Для чего королеве понадобился ведьмак? Вы должны кое-что знать. Кто, если не вы? — Для того, для чего и всем остальным, — буркнул Гаксо. — Цинтра ничем не отличается от других мест. У нас есть и оборотни, и василиски, да и мантихор найдется, если толком пошукать. А стало быть, и ведьмак может пригодиться. — Ох, крутите. Я спрашиваю, зачем королеве понадобился ведьмак на пиру, к тому же переодетый в голубого медведя с распущенными волосами. Гаксо тоже остановился и даже перегнулся через балюстраду галереи. — Творится что-то неладное, милсдарь Геральт, — буркнул он. — В замке, значит. Что-то тут появляется время от времени. — Что? — А что может появляться? Страховидло какое-то. Говорят, маленькое, горбатое, все в шипах, словно еж. Ночами по замку бродит, цепями гремит. Охает и стонет в покоях. — Вы сами-то видели? — Нет. — Гаксо сплюнул. — И видеть не хочу. — Плетете, господин кастелян, плетете, — поморщился ведьмак. — Одно с другим не вяжется. Мы идем на обручальный пир. И что я там должен делать? Присматривать, как бы из-под стола не вылез горбун и не заохал? Без оружия? Выряженный словно шут? Эх, государь Гаксо! — А, думайте что хотите, — надулся Гаксо. — Велели ничего вам не говорить. Вы просили, вот я и сказал. А вы — мол, я треплюсь. Вежливость сверх меры! — Простите, не хотел вас обидеть. Просто удивился… — Перестаньте удивляться. — Гаксо, все еще обиженный, повернул голову. — Вы тут не для того, чтобы удивляться. И советую, милсдарь ведьмак, если королева прикажет вам раздеться догола, покрасить себе задницу голубой краской и повиснуть в сенях головой вниз навроде канделябра, делайте это не удивляясь и немедленно. Иначе могут быть неприятности. Понятно? — А как же. Идемте, государь Гаксо. Что бы там ни было, проголодался я после купания. 2 Не считая ни о чем не говорящего формального приветствия, когда она поименовала его «хозяином Четыругла», королева Калантэ не обменялась с ведьмаком ни словом. Пир еще не начинался, гости, громогласно объявляемые герольдом, продолжали съезжаться. За огромным прямоугольным столом могли разместиться свыше сорока человек. Во главе стола на троне с высокой спинкой восседала Калантэ. По правую руку от нее уселся Геральт, по левую — Дрогодар, седовласый бард с лютней. Два верхних кресла слева от королевы пустовали. Справа от Геральта вдоль длинной стороны стола уселись кастелян Гаксо и воевода с трудно запоминающимся именем. Дальше сидели гости из княжества Аттре — угрюмый и молчаливый рыцарь Раинфарн и его подопечный, пухлый двенадцатилетний князь Виндхальм, один из претендентов на руку принцессы. Дальше — красочные и разномастные рыцари из Цинтры и окрестные вассалы. — Барон Эйлемберт из Тигга! — возгласил герольд. — Кудкудак! — буркнула Калантэ, толкнув локтем Дрогодара. — Будет потеха. Худой и усатый, богато вырядившийся рыцарь низко поклонился, но его живые веселые глаза и блуждающая на губах улыбка противоречили раболепной мине. — Приветствую вас, государь Кудкудак, — церемонно произнесла королева. Прозвище барона явно срослось с ним крепче, нежели родовое имя. — Рада видеть. — И я рад приглашению, — вздохнув, сообщил Кудкудак. — Что ж, погляжу на принцессу, ежели на то будет твоя воля, королева. Трудно жить в одиночестве, государыня. — Ну-ну, государь Кудкудак, — слабо улыбнулась Калантэ, накручивая на палец локон. — Мы прекрасно знаем, что вы женаты. — Охо-хо, — вздохнул барон. — Сама знаешь, государыня, какая слабая и нежная у меня жена, а теперь в наших краях как раз оспа ходит. Ставлю свой пояс против старых лаптей, что через год с ней будет все кончено. — Бедненький Кудкудак, но и счастливец одновременно. — Калантэ улыбнулась еще милее. — Жена у тебя действительно слабовата. Я слышала, когда на прошлогодней жатве она застукала тебя в стогу с девкой, то гнала вилами чуть ли не версту, да так и не догнала. Надо ее лучше кормить и посматривать, чтобы по ночам спина не мерзла. И через год, вот увидишь, поправится. Кудкудак посмурнел, но не очень убедительно. — Намек понял. Но на пиру остаться могу? — Буду рада, барон. — Посольство из Скеллиге! — крикнул уже порядком охрипший герольд. Островитяне вошли молодцеватыми гулкими шагами, вчетвером, в блестящих кожаных куртках, отороченных мехом котика, перепоясанные клетчатыми шерстяными шарфами. Первым шел жилистый воин, смуглый, с орлиным носом, рядом — плечистый юноша с рыжей шевелюрой. Все четверо склонились перед королевой. — Почитаю за честь, — сказала Калантэ, слегка покраснев, — вновь приветствовать в своем замке знатного рыцаря Эйста Турсеаха из Скеллиге. Если б не хорошо известный факт, что тебе претит мысль о семейных узах, я бы с радостью приняла весть, что ты, возможно, прибыл просить руки моей Паветты. Неужто одиночество стало тебе докучать? — Довольно часто, прекрасная Калантэ, — ответил смуглолицый островитянин, поднимая на королеву горящие глаза. — Однако я веду слишком опасную жизнь, чтобы думать о постоянной связи. Если б не это… Паветта еще юный, нераспустившийся бутон, но… — Что «но», рыцарь? — Яблочко от яблоньки недалеко падает, — улыбнулся Эйст Турсеах, сверкнув белизной зубов. — Достаточно взглянуть на тебя, королева, чтобы увидеть, какой красавицей станет принцесса, когда достигнет того возраста, в котором женщина может дать счастье воину. Сейчас же бороться за ее руку должны юноши. Такие, как племянник нашего короля Брана, Крах ан Крайт, прибывший к тебе именно с этой целью. Крах, наклонив рыжую голову, опустился перед королевой на одно колено. — А кого ты еще привел, Эйст? Кряжистый мужчина с бородой метлой и верзила с волынкой за спиной опустились на колено рядом с Крахом ан Крайтом. — Это доблестный друид Мышовур, как и я, — друг и советник короля Брана. А это Драйг Бон-Дху, наш знаменитый скальд. Тридцать же моряков из Скеллиге ждут во дворе, надеясь, что прекрасная Калантэ из Цинтры покажется им хотя бы в окне. — Рассаживайтесь, благородные гости. Ты, милсдарь Турсеах, здесь. Эйст занял свободное место на узкой стороне стола, отделенный от королевы только пустым стулом и местом Дрогодара. Остальные островитяне уселись слева, между маршалом двора Виссегердом и тройкой сыновей хозяина из Стрепта, которых звали Слиздяк, Дроздяк и Держигорка. — Ну, более-менее все, — наклонилась королева к маршалу. — Начинаем, Виссегерд. Маршал хлопнул в ладоши. Слуги с блюдами и кувшинами в руках строем двинулись к столу, приветствуемые радостным гулом. Калантэ почти ничего не ела, лишь равнодушно ковыряла блюда серебряной вилкой. Дрогодар, что-то быстро заглотав, бренчал на лютне. Зато остальные гости активно опустошали блюда с запеченными поросятами, птицей, рыбой и моллюсками, при этом опережал всех рыжий Крах ан Крайт. Раинфарн из Аттре строго следил за юным князем Виндхальмом, один раз даже дал ему по рукам за попытку ухватить кувшин с яблочной наливкой. Кудкудак, на секунду оторвавшись от бараньей ноги, порадовал соседей свистом болотной черепахи. Становилось все веселее. Звучали тосты, все менее складные. Калантэ поправила тонкий золотой обруч на пепельно-серых, закрученных локонами волосах, слегка повернулась к Геральту, пытавшемуся разгрызть панцирь большого красного омара. — Ну, ведьмак, — сказала она, — за столом уже достаточно шумно, чтобы незаметно обменяться несколькими словами. Начнем с любезностей. Я рада познакомиться с тобой. — Взаимно рад, королева. — А теперь так: у меня к тебе дело. — Догадываюсь. Редко кто меня приглашает на пирушки из чистой симпатии. — Надо думать, ты не очень-то интересный собеседник за столом. Ну а еще о чем- нибудь ты догадываешься? — Да. — О чем же? — Скажу, когда узнаю, какое у тебя ко мне дело, королева. — Геральт, — сказала Калантэ, коснувшись пальцами ожерелья, в котором самый маленький изумрудик был размером со скарабея, — как по-твоему, какое задание можно придумать для ведьмака? А? Выкопать колодец? Залатать дыру в крыше? Выткать гобелен, изображающий все позы, какие король Вриданк и прекрасная Керо испробовали во время первой ночи? Думаю, ты и сам прекрасно знаешь, в чем состоит твоя профессия. — Знаю. И теперь могу сказать, о чем я догадался. — Интересно. — О том, что, как и многие иные, ты путаешь мою профессию с совершенно другой. — Ах, — Калантэ с задумчивым и отсутствующим видом, слегка наклонившись к бренчащему на лютне Дрогодару, проговорила: — И кто же они такие, Геральт, те многие, которые оказались равными мне по невежеству? И с какой такой профессией эти глупцы путают твою? — Королева, — спокойно сказал Геральт, — по пути в Цинтру мне встречались кметы, купцы, старьевщики-краснолюдцы, котельщики и лесорубы. Они говорили о бабе-яге, у которой где-то в здешних местах есть логово, этакий домик на когтистых курьих ножках. Упоминали о химере, гнездящейся в горах. О жагницах-коромыслах и сколопендроморфах. Вроде бы встречается и мантихор, если как следует пошукать. Так что работы для ведьмака хватает, и при этом ему даже нет нужды наряжаться в чужие перья и гербы. — Ты не ответил на вопрос. — Королева, не сомневаюсь, что союз со Скеллиге, заключенный путем замужества твоей дочери, Цинтре необходим. Возможно, интриганов, которые хотят этому помешать, следовало бы проучить, да так, чтобы властитель не был в это замешан. Разумеется, лучше, если б это сделал никому здесь не известный хозяин из Четыругла, который тут же исчезнет со сцены. А теперь я отвечу на твой вопрос. Ты путаешь мою специальность с профессией наемного убийцы. А многие иные — это те, в руках у которых власть. Меня уже не раз призывали во дворцы, в которых проблемы хозяина требуют быстрых ударов меча. Но я никогда не убивал людей ради денег, независимо от того, требовали ли этого добрые или скверные обстоятельства. И никогда этого делать не стану. Атмосфера за столом оживлялась пропорционально количеству убывающего пива. Рыжий Крах ан Крайт нашел благодарных слушателей, которые внимали его рассказу о битве под Твитом. Начертав на столе карту при помощи кости с мясом, смоченной в соусе, он наносил на нее тактическую ситуацию, при этом громко вереща. Кудкудак, доказывая справедливость данного ему прозвища, неожиданно закудахтал, словно самая настоящая квочка, вызвав всеобщее веселье пирующих и отчаяние слуг, решивших, что, насмехаясь над бдительностью охранников, в залу со двора проникла птица. — М-да, судьба наказала меня чересчур уж догадливым ведьмаком, — улыбнулась Калантэ, но глаза ее были прищурены и злы. — Ведьмак, который без тени уважения или хотя бы элементарной почтительности раскрывает мои интриги и ужасные преступные планы. Послушай, а случайно, не притупило ли твоего рассудка восхищение моей красотой и привлекательностью? Никогда больше так не поступай, Геральт. Не говори так с теми, у кого в руках власть. Никто не простит тебе этого, а ты знаешь королей, знаешь, что средств у них достаточно. Кинжал. Яд. Подземелье. Раскаленные клещи. Есть сотни, тысячи способов, к которым обращаются короли, привыкшие мстить за оскорбленную гордость. Ты не поверишь, Геральт, как легко задеть гордость некоторых владык. Редко кто из них спокойно выслушает такие слова, как «Нет», «Не буду», «Никогда». Мало того, достаточно их перебить либо вставить неподходящее словечко, и все — колесование обеспечено. Калантэ сложила белые узкие ладони и слегка коснулась их губами, сделав эффектную паузу. Геральт не перебивал и не вставлял неподходящих словечек. — Короли, — продолжала Калантэ, — подразделяют людей на две категории. Одним приказывают, других покупают. Ибо короли придерживаются старой и банальной истины: купить можно любого. Любого. Вопрос только в цене. С этим ты согласен? Ах, напрасно я спрашиваю, ты же ведьмак, выполняешь свою работу и берешь плату. В отношении тебя слово «купить» теряет свое презрительное звучание. И вопрос цены в твоем случае — дело очевидное, связанное со степенью сложности задачи, качеством исполнения, мастерством. И с твоей славой, Геральт. Нищие на ярмарках распевают о деяниях белоголового ведьмака из Ривии. Если хотя бы половина того, о чем они поют, правда, то могу поспорить, что цена твоих услуг немалая. Привлекать тебя к таким простым и банальным делишкам, как дворцовые интриги и грабежи, было бы пустой тратой денег. Это могут сделать другие, более дешевые руки. — БРААК! ГРАААХ! БРАААК! — вдруг возопил Кудкудак, сорвав громкие аплодисменты за имитацию крика очередного животного. Геральт не знал какого, но не хотел бы встретиться с чем-либо подобным. Он отвернулся, заметив спокойный, ядовито- зеленый взгляд королевы. Дрогодар, опустив голову и спрятав лицо за седыми волосами, опадающими на руки, тихо побрякивал на лютне. — Ах, Геральт, — сказала Калантэ, жестом запрещая прислужнику доливать кубок. — Я все говорю, а ты все молчишь. Мы на пиру, нам хочется как следует повеселиться. Развесели меня. Мне начинает недоставать твоих ценных замечаний и проницательных комментариев. Не помешали бы парочка комплиментов, заверения в уважении и верности, например. Очередность — на твое усмотрение. — Ну что ж, королева, — произнес ведьмак, — не спорю, я, несомненно, малоинтересный собеседник за столом. Надивиться не могу, что именно мне ты оказала честь, поместив рядом с собой. Ведь здесь можно было посадить гораздо более соответствующего твоим желаниям человека. Достаточно кому-либо приказать или кого- либо купить. Всего лишь вопрос цены. — Говори, говори. — Калантэ откинула голову, прикрыла глаза и сложила губы, изобразив некое подобие милой улыбки. — Я невероятно горд тем, что именно мне выпала честь сидеть рядом с королевой Калантэ из Цинтры, красоту которой превышает только ее мудрость. Не меньшей честью я почитаю и то, что королева соизволила слышать обо мне, а также и то, что на основании услышанного пожелала использовать меня для банальных делишек. Прошлой зимой князь Погробарк, не будучи столь тонок умом, пытался нанять меня для поисков красотки, которая, пресытившись его ухаживаниями, сбежала с бала, потеряв туфельку. Я с большим трудом убедил его, что для этого нужен ловкий охотник, а не ведьмак. Королева слушала с загадочной улыбкой на устах. — Да и другие владыки, не столь мудрые, как ты, государыня Калантэ, бывало, предлагали мне элементарные по сути задания. В основном их интересовали банальные убийства пасынка, отчима, мачехи, дядюшки, тетушки, трудно перечесть. Им казалось, будто все упирается лишь в цену. Улыбка королевы могла означать все что угодно. — Поэтому повторяю, — Геральт слегка наклонил голову. — Я вне себя от гордости, имея возможность сидеть рядом с тобой, королева. Гордость же для нас, ведьмаков, значит очень много. Ты не поверишь, королева, как много. Некий владыка однажды уязвил гордость ведьмака, предложив тому работу, не согласующуюся с честью и ведьмачьим кодексом. Более того, он не принял к сведению вежливого отказа, хотел удержать ведьмака в своих владениях. Все, кто бы ни комментировал этот случай, в один голос утверждали, что идея того владыки была не из лучших. — Геральт, — сказала Калантэ, немного помолчав, — я ошиблась. Ты оказался очень интересным собеседником за столом. Кудкудак, отряхнув усы и кафтан от пивной пены, задрал голову и пронзительно взвыл, весьма удачно подражая вою волчицы во время течки. Собаки во дворе и по всей округе поддержали его воем. Один из стрептских братьев, кажется, Держигорка, обмакнув палец в пиво, провел толстую черту около воинского подразделения, нарисованного Крахом ан Крайтом, и воскликнул: — Ошибочно и бездарно! Нельзя было так действовать. На этом фланге надо было поставить конницу и вдарить сбоку! — Ха! — рявкнул Крах ан Крайт, хватив костью по столу, в результате чего лица и туники соседей покрылись пятнами соуса. — И ослабить середину? Ключевую позицию? Нелепица! — Только слепец или чокнутый не маневрирует при такой ситуации! — Точно! Верно! — крикнул Виндхальм из Аттре. — А тебя кто спрашивает, говнюк? — От говнюка слышу! — Заткнись, не то огрею костью! — Сиди на своей жопе, Крах, и помалкивай! — крикнул Эйст Турсеах, прерывая беседу с Виссегердом. — Довольно лаяться! Эй, господин Дрогодар! Талант пропадает! Чтобы слушать ваше прекрасное, но слишком тихое пение, необходима сосредоточенность и серьезность. Драйг Бон-Дху, кончай жрать и лакать! За этим столом ты никого не удивишь ни тем, ни другим. Подуй-ка в свои дудки и порадуй наши уши приличной боевой музыкой. С твоего позволения, благородная Калантэ! — О мать моя, — шепнула королева Геральту, в немом отчаянии возводя глаза к потолку. Но кивнула, улыбнувшись естественно и доброжелательно. — Драйг Бон-Дху, — проговорил Эйст, — сыграй нам песню о битве под Хочебужем! Она-то не подорвет нашего доверия к тактическим действиям полководцев! И еще раз поведает о том, кто покрыл себя неувядаемой славой в том бою! Здравие героической Калантэ из Цинтры! — Здравие! Хвала! Слава! — рычали гости, наполняя кубки и глиняные кружки. Дудки драйговской волынки издали зловещий гул, потом заныли ужасающим, протяжным, вибрирующим стоном. Пирующие запели, отбивая такт, то есть барабаня чем попало по столу. Кудкудак алчно уставился на мешок из козлиной кожи, несомненно, зачарованный мыслью о том, как бы включить вырывающиеся из его чрева жуткие звуки в свой репертуар. — Хочебуж, — сказала Калантэ, глядя на Геральта, — мой первый бой. Хоть я и опасаюсь вызвать нарекания почтенного ведьмака, признаюсь, что тогда дрались из-за денег. Враг палил деревни, которые платили нам дань, а мы, ненасытные и жадные, вместо того чтобы допустить это, кинулись в бой. Банальный повод, банальная битва, банальные три тысячи трупов, расклеванных воронами. И заметь, вместо того чтобы устыдиться, я сижу тут, гордясь, что обо мне слагают песни. Даже если их маломелодичное пение сопровождается столь кошмарной, варварской музыкой. Королева снова изобразила на лице пародию на улыбку, счастливую и доброжелательную, подняв пустой кубок в ответ на тосты, летевшие со всех сторон стола. Геральт молчал. — Продолжим. — Калантэ приняла поданное Дрогодаром бедрышко фазана и принялась его изящно обгладывать. — Итак, ты возбудил во мне интерес. Мне рассказывали, что вы, ведьмаки, любопытная каста, но я не очень-то верила. Теперь верю. Если вас ударить, вы издаете такой звук, будто выкованы из стали, а не вылеплены из птичьего помета. Однако это ни в коей мере не меняет того факта, что ты находишься тут, чтобы выполнить задание. И ты его выполнишь не мудрствуя лукаво. Геральт не улыбнулся ни насмешливо, ни ехидно, хотя было у него такое желание. — Я думала, — буркнула королева, уделяя, казалось, все внимание исключительно фазаньему бедрышку, — ты что-нибудь скажешь. Или улыбнешься. Нет? Тем лучше. Можно ли считать, что мы заключили соглашение? — Нечеткие задания, — сухо бросил ведьмак, — невозможно четко выполнять, королева. — А что тут нечеткого? Ты же сразу обо всем догадался. Действительно, я планирую союз со Скеллиге и замужество моей дочери, Паветты. Ты не ошибся, предположив, что моим планам что-то угрожает, а также, что нужен мне, дабы эту угрозу ликвидировать. Но на том твоя догадливость и кончается. Предположив, будто я путаю профессию твою с профессией наемного убийцы, ты сделал мне больно. Учти, Геральт, я вхожу в число тех немногих владык, которые абсолютно точно знают, чем занимаются ведьмаки и для каких дел их следует приглашать. С другой стороны, если некто убивает людей так же ловко, как ты, пусть даже и не ради денег, он не должен удивляться тому, что столь многие приписывают ему профессионализм в подобных делах. Твоя слава опережает тебя, Геральт, и она громче, чем треклятая волынка Драйга Бон-Дху. Да и приятных звуков в ней столь же мало. Волынщик, хоть и не мог слышать слов королевы, закончил свой концерт. Застольники наградили его хаотической, шумной овацией и с новыми силами кинулись истреблять запасы пищи и напитков, отдавшись воспоминаниям о ходе различных битв и непристойным шуткам о женщинах. Кудкудак то и дело издавал громкие звуки, однако невозможно было определить однозначно, были ли это подражания очередным животным или же попытки облегчить перегруженный кишечник. Эйст Турсеах перегнулся через стол. — Королева, вероятно, серьезные проблемы побуждают тебя все свое время посвящать исключительно хозяину из Четыругла, но, мне думается, пора бы уже взглянуть на принцессу. Чего мы ждем? Не того же, чтобы Крах ан Крайт упился вконец. А это уже близко. — Ты, как всегда, прав, Эйст. — Калантэ тепло улыбнулась. Геральт не переставал дивиться богатому арсеналу ее улыбок. — Действительно, мы с благородным Равиксом обсуждали чрезвычайно важные дела. Но не волнуйся, я посвящу время и тебе. Но ты же знаешь мой принцип: сначала дела, потом удовольствия. Господин Гаксо! Она подняла руку, кивнула кастеляну. Гаксо молча встал, поклонился и быстро побежал по лестнице, скрывшись в темной галерейке. Королева снова повернулась к ведьмаку. — Слышал? Мы, оказывается, чересчур увлеклись беседой. Если Паветта уже перестала вертеться перед зеркалом, то сейчас придет. Поэтому слушай внимательно, повторять я не стану. Я хочу добиться того, что задумала и что ты довольно точно угадал. Никаких других решений быть не может. Что касается тебя, то у тебя есть выбор. Тебя могут заставить действовать по моему приказу… Над последствиями непослушания не вижу смысла рассусоливать. Послушание, разумеется, будет щедро вознаграждено. Или же ты можешь оказать мне платную услугу. Заметь, я не сказала: «Могу тебя купить», потому что решила не уязвлять твоего ведьмачьего самолюбия. Согласись, разница колоссальная? — Размеры этой разницы как-то ускользнули от моего внимания. — Так уж ты постарайся быть повнимательнее, когда я говорю с тобой. Разница, дорогой мой, состоит в том, что купленному покупатель платит по собственному усмотрению, а оказывающий услугу цену назначает сам. Ясно? — Более-менее. Допустим, я выбираю форму платной услуги. Но тебе не кажется, что мне следует знать, в чем эта услуга состоит? — Нет, не следует. Если это приказ, то он, конечно, должен быть конкретным и однозначным. Другое дело, когда речь идет о платной услуге. Меня интересует результат. Ничего больше. Какими средствами ты его обеспечишь — твое дело. Геральт, подняв голову, встретился с черным пронизывающим взглядом Мышовура. Друид из Скеллиге, не спуская с ведьмака глаз, как бы в задумчивости крошил в руке кусочек хлеба, роняя крошки. Геральт взглянул на стол. Перед друидом на дубовой столешнице крошки хлеба, зернышки каши и красные обломочки панциря омара быстро шевелились, бегая словно муравьи. И складывались в руны. Руны — на мгновение — соединились в слово. В вопрос. Мышовур ждал, не спуская с Геральта глаз. Ведьмак едва заметно кивнул. Друид опустил веки и с каменным лицом смел крошки со стола. — Благородные господа! — воскликнул герольд. — Паветта из Цинтры! Гости утихли, повернув головы к лестнице. Предваряемая кастеляном и светловолосым пажом в пурпурного цвета курточке, принцесса спускалась медленно, опустив голову. Волосы у нее были того же цвета, что у матери, — пепельно-серые, но она носила их заплетенными в две толстые косы, доходящие почти до ягодиц. Кроме диадемки с искусно вырезанной геммой и пояса из мелких золотых звеньев, охватывающего на бедрах длинное серебристо-голубое платье, на Паветте не было никаких украшений. Сопровождаемая пажом, герольдом, кастеляном и Виссегердом, принцесса прошла к столу и заняла свободный стул между Дрогодаром и Эйстом Турсеахом. Рыцарь- островитянин не замедлил позаботиться о ее кубке и занять разговором. Геральт обратил внимание, что отвечала она не больше чем одним словом. Глаза у нее были постоянно опущены и все время прикрыты длинными ресницами, даже во время громогласных тостов, летевших со всех сторон стола. Ее красота, несомненно, произвела впечатление на пирующих. Крах ан Крайт перестал вскрикивать и молча глазел на Паветту, забыв даже о кубке с пивом. Виндхальм из Аттре пожирал принцессу глазами, переливаясь всеми цветами побежалости, словно лишь несколько песчинок в часах отделяли его от брачного ложа. Подозрительно сосредоточившись, разглядывали миниатюрное личико девочки Кудкудак и братья из Стрепта. — Так, — тихо сказала Калантэ, явно довольная эффектом. — Что скажешь, Геральт? Без ложной скромности — дева уродилась в мать. Мне даже немного жаль отдавать ее в руки рыжему чурбану Краху. Вся надежда на то, что, может быть, из сопляка вырастет нечто такого же класса, как Эйст Турсеах. Как ни говори — та же кровь. Ты меня слушаешь, Геральт? Цинтра должна вступить в союз со Скеллиге, ибо того требуют государственные интересы. Моя дочь должна выйти за соответствующего человека, ибо это моя дочь. Именно этот результат ты должен мне обеспечить. — Я? Неужто недостаточно твоей воли, королева? — События могут пойти так, что будет недостаточно. — Что может быть сильнее твоей воли? — Предназначение. — Ага. Стало быть, я, слабый ведьмак, должен сопротивляться Предназначению, которое сильнее королевской воли. Ведьмак, борющийся с Предназначением! Какая ирония! — В чем ты видишь иронию? — Не будем об этом. Королева, похоже, услуга, которую ты требуешь, граничит с невозможностью. — Если бы она граничила с возможностью, — процедила сквозь зубы Калантэ, — я справилась бы сама, мне не понадобился бы знаменитый Геральт из Ривии. Перестань мудрствовать. Сделать можно все, это лишь вопрос цены. Черт возьми, в твоем ведьмачьем ценнике должна быть цена за то, что граничит с невозможностью. Думаю, немалая. Обеспечь нужный мне результат, и ты получишь то, что пожелаешь. — Как ты сказала, королева? — Дам, что пожелаешь. Не люблю повторять. Интересно бы узнать, ведьмак, ты перед каждой работой, за которую берешься, стараешься отбить у нанимателя охоту так же усиленно, как у меня? Время уходит, ведьмак. Да или нет? Отвечай. — Да. — Лучше. Лучше, Геральт. Твои ответы уже гораздо ближе к идеалу, все больше походят на те, какие я ожидаю. А теперь незаметно протяни левую руку и пощупай за спинкой моего трона. Геральт сунул руку под желто-голубую драпировку. Почти сразу же наткнулся на меч, плоско прикрепленный к обитой тисненой козловой кожей спинке. Прекрасно знакомый меч. — Королева, — бросил он тихо, — не говоря уж о том, что я раньше сказал относительно уничтожения людей, ты, конечно, понимаешь, что против Предназначения меча недостаточно? — Понимаю, — Калантэ опустила голову. — Необходим еще ведьмак, который этот меч держит. Как видишь, я позаботилась и об этом. — Королева… — Ни слова больше, Геральт. Мы и так слишком долго шушукаемся. На нас смотрят, а Эйст начинает закипать. Только не слишком усердствуй. Я хочу, чтобы рука у тебя была твердой. Он так и поступил. Королева включилась в разговор, который вели Эйст, Виссегерд и Мышовур при молчаливом и сонном участии Паветты. Дрогодар отложил лютню и наверстывал упущенное в еде. Гаксо был неразговорчив. Воевода с трудно произносимым именем, который что-то слышал о делах и проблемах Четыругла, спросил из приличия, хорошо ли жеребятся кобылы. Геральт ответил, что, мол, да, лучше, чем жеребцы. Он не был уверен, что шутку правильно поняли. Больше вопросов воевода не задавал. Мышовур все время пытался встретиться взглядом с ведьмаком, но крошки на столе уже не шевелились. Крах ан Крайт все больше сближался с двумя братьями из Стрепта. Третий, самый младший, совсем захмелел, стараясь выдержать темп, предложенный Драйгом Бон-Дху. Похоже, скальд из этого состязания вышел трезвым как стеклышко. Собравшиеся в конце стола более молодые и не столь важные гости фальшиво затянули известную песенку о рогатом козленочке и мстительной, напрочь лишенной чувства юмора бабулечке. Кучерявый слуга и капитан стражи в желто-голубых цветах Цинтры подбежали к Виссегерду. Маршал, поморщившись, выслушал доклад, встал, подошел к трону и, низко наклонившись, что-то прошептал королеве. Калантэ быстро глянула на Геральта и ответила кратко, односложно. Виссегерд наклонился еще ниже, зашептал, королева резко взглянула на него, молча ударила ладонью по подлокотнику трона. Маршал поклонился, передал приказ капитану стражи. Геральт не расслышал, что это был за приказ. Однако увидел, что Мышовур беспокойно шевельнулся и взглянул на Паветту — принцесса сидела неподвижно, опустив голову. В зале послышались тяжелые, отдающие металлом шаги, пробивающиеся сквозь гул за столом. Пирующие подняли головы и обернулись. Приближающаяся фигура была закована в латы, скомбинированные из металлических пластин и травленной в воске кожи. Выпуклый, граненый, черно-голубой нагрудник заходил на сегментную юбку и короткие защитные щитки на бедрах. Металлические наплечники щетинились острыми стальными иглами, забрало с густой сеткой, вытянутое на манер собачьей морды, было усеяно шипами, как кожура каштана. Хрустя и скрипя, странный гость приблизился к столу и застыл напротив трона. — Благородная королева, благородные господа, — проговорил пришелец из-за забрала, проделывая неуклюжий поклон. — Прошу простить за то, что нарушаю торжественный пир. Я Йож из Эрленвальда. — Приветствую тебя, Йож из Эрленвальда, — медленно проговорила Калантэ. — Займи место за столом. Мы в Цинтре рады любому гостю. — Благодарю, королева. — Йож из Эрленвальда еще раз поклонился, коснулся груди рукой в железной перчатке. — Однако я прибыл в Цинтру не как гость, а по делу — важному, не терпящему отлагательства. Если королева Калантэ позволит, я изложу его суть незамедлительно, не отнимая у вас непотребно времени. — Йож из Эрленвальда, — резко сказала королева. — Похвальная забота о нашем времени не оправдывает неуважительности. А таковой я считаю то, что ты обращаешься ко мне из-за железного решета. Посему — сними шлем. Уж мы как-нибудь переживем потерю времени, кое тебе понадобится на такое действие. — Мое лицо, королева, должно оставаться укрытым. Пока. С твоего позволения. По зале пролетел гневный шум, гул, там и сям усиленный приглушенными ругательствами. Мышовур, наклонив голову, беззвучно пошевелил губами. Ведьмак почувствовал, как заклинание на секунду наэлектризовало воздух, шевельнуло его медальон. Калантэ глянула на Йожа, прищурившись и постукивая пальцами по подлокотнику трона. — Позволяю, — сказала она наконец. — Хотелось бы верить, что причина, которой ты руководствуешься, достаточно серьезна. Итак, говори, что привело тебя, Йож Безликий. — Благодарю за позволение, — произнес пришелец. — Однако, чтобы отклонить укор в отсутствии уважения, поясню, что дело в рыцарском обете. Я не могу открыть лицо, пока не пробьет полночь. Королева небрежным жестом подтвердила, что принимает объяснение. Йож сделал шаг вперед, скрипнув шипастыми латами. — Пятнадцать лет тому назад, — пояснил он громко, — твой супруг, госпожа Калантэ, король Рёгнер, заблудился во время охоты в Эрленвальде. Плутая по бездорожью, упал с коня в яр и вывихнул ногу. Он лежал на дне яра и звал на помощь, но ответом было только шипение змей да вой приближающихся оборотней. Он, несомненно, погиб бы, если б не подоспевшая помощь. — Я знаю. Так оно и было, — подтвердила королева. — И если ты это знаешь тоже, то, догадываюсь, что ты и был тем, кто оказал ему помощь. — Да. Только благодаря мне он вернулся в замок целым и невредимым. К тебе, государыня. — Значит, я обязана тебе благодарностью, Йож из Эрленвальда. Эта благодарность не становится меньше оттого, что Рёгнер, владыка моего сердца и ложа, уже покинул этот мир. Я рада бы спросить, каким образом могу проявить благодарность, однако боюсь, что благородного рыцаря, дающего обеты и руководствующегося во всех поступках рыцарским кодексом, такой вопрос может обидеть. Поскольку это предполагало бы, что помощь, которую ты оказал королю, не была бескорыстной. — Ты прекрасно знаешь, королева, что она действительно не была таковой. Знаешь также, что я как раз и пришел за наградой, обещанной мне королем за спасение его жизни. — Вот как? — улыбнулась королева, но в ее глазах забегали зеленые искорки. — Стало быть, ты нашел короля на дне яра, безоружного, раненого, брошенного на произвол судьбы, на милость змей и чудовищ, и только после того, как он пообещал тебе награду, поспешил ему на помощь? А если б он не хотел или не мог обещать награды, ты оставил бы его там, а я до сих пор не знала бы, где белеют его кости? Ах как благородно! Уж наверняка ты руководствовался каким-нибудь рыцарским обетом. Шум меж собравшимися усилился. — И сегодня прибыл за наградой, Йож? — продолжала королева, улыбаясь все более зловеще. — Спустя пятнадцать лет? Вероятно, надеешься на проценты, которые набежали за это время? Здесь не гномий банк, Йож. Стало быть, говоришь, награду тебе обещал Рёгнер? Что делать, трудновато будет призвать его сюда, дабы он расплатился с тобой. Пожалуй, проще отправить тебя к нему, на тот свет. Там вы договоритесь, кто кому задолжал. Я достаточно сильно любила своего супруга, Йож, чтобы не думать о том, что могла бы потерять его уже тогда, пятнадцать лет назад, если б он не захотел с тобой торговаться. Эта мысль вызывает у меня не очень-то приятные чувства к твоей особе. Знаешь ли ты, замаскированный пришелец, что сейчас здесь в Цинтре, в моем замке и в моих руках, ты столь же беспомощен и близок к смерти, как Рёгнер тогда, на дне яра? Так что же ты можешь предложить мне, какую цену, какую награду, если я пообещаю, что ты уйдешь отсюда живым? Медальон на шее Геральта дернулся, задрожал. Ведьмак быстро глянул на Мышовура, столкнулся с его пронизывающим, явно обеспокоенным взглядом. Он слегка покачал головой, вопросительно поднял брови. Друид тоже сделал отрицательное движение, едва заметно указав курчавой бородой на Йожа. Геральт не был уверен. — Твои слова, — воскликнул Йож, — рассчитаны на то, чтобы испугать меня. И на то, чтобы вызвать гнев собравшихся здесь благородных господ, презрение со стороны твоей красавицы дочери, Паветты. Но самое главное — твои слова лживы. И ты прекрасно знаешь это! — Иначе говоря, я вру… как сивый мерин. — На губах Калантэ заиграла очень неприятная улыбка. — Ты отлично знаешь, королева, — спокойно продолжал пришелец, — что тогда произошло в Эрленвальде. Знаешь, что спасенный мною Рёгнер сам, по своей воле поклялся дать мне все, что я пожелаю. Я призываю всех в свидетели того, что я сейчас скажу! Когда король, которого я спас и отвел к лагерю, снова спросил, чего я хочу, я ответил. Попросил, чтобы он обещал отдать мне то, что оставил дома, но о чем не знает и чего не ожидает. И король поклялся, что быть посему. А вернувшись в замок, застал тебя, Калантэ, рожающей. Да, королева, я ждал пятнадцать лет, а в это время проценты на мою награду росли. Сегодня, глядя на прекрасную Паветту, я вижу, что ожидание себя оправдало! Милостивые государи, господа и рыцари! Часть из вас прибыла в Цинтру просить руки принцессы. Заявляю, что вы прибыли напрасно. Со дня своего рождения, в силу королевской клятвы, прекрасная Паветта принадлежит мне! Среди пирующих разразилась буря. Кто-то кричал, кто-то ругался, кто-то колотил кулаками по столу, переворачивая посуду. Держигорка из Стрепта выхватил торчащий в бараньей печени нож и принялся им размахивать. Крах ан Крайт, наклонившись, явно пытался вырвать поперечину из крестовины стола. — Это черт знает что такое! Бесстыдство! Наглость! — орал Виссегерд. — Чем ты докажешь? Где твои доказательства? — Лицо королевы, — воскликнул Йож, протянув руку в железной перчатке, — самое лучшее тому доказательство. Паветта сидела неподвижно, не поднимая головы. В воздухе конденсировалось что-то очень странное. Медальон ведьмака дергался на цепочке под камзолом. Геральт увидел, как королева движением руки подозвала стоявшего рядом пажа и шепотом отдала ему короткий приказ. Какой, Геральт не расслышал, однако удивление, появившееся на лице мальчика, и то, что королеве пришлось повторить приказ, заставило его задуматься. Паж побежал к выходу. Гомон за столом не прекращался. Эйст Турсеах повернулся к королеве. — Калантэ, он говорит правду? — А если даже и так, — процедила королева, кусая губы и теребя зеленый шарф на руке, — то что? — Если он говорит правду, — насупился Эйст, — то обещание придется выполнить. — Да? — Надо понимать, — угрюмо спросил островитянин, — что так же беззаботно ты относишься ко всем обещаниям? В том числе и к тем, которые так хорошо закрепились у меня в памяти? Геральт, который никак не ожидал увидеть на лице Калантэ яркого румянца, влажных глаз и дрожащих губ, был изумлен. — Эйст, — шепнула королева, — это совсем другое… — Правда? — Ах ты, сукин сын, — неожиданно рявкнул Крах ан Крайт, срываясь с места. — Последний глупец, который осмелился утверждать, будто я что-то сделал напрасно, был обглодан крабами на дне залива Алленкер. Не для того прибыл я сюда из Скеллиге, чтобы возвращаться ни с чем! Конкурент нашелся, мать твоя шлюха! Оля-ля, а ну кто-нибудь принесите мне меч и дайте железяку этому дурню! Сейчас посмотрим, кто… — А может, заткнешься, Крах? — ядовито бросил Эйст, опершись обеими руками о стол. — Драйг Бон-Дху! Головой отвечаешь за королевского племянника! — Меня ты тоже успокоишь, Турсеах? — крикнул, вставая, Раинфарн из Аттре. — Кто посмеет удержать меня от того, чтобы смыть кровью позор, нанесенный моему князю? И его сыну Виндхальму, единственному, достойному руки и ложа Паветты! Подайте мой меч! Сейчас здесь, на месте, я покажу этому Йожу, или как там его кличут, как мы в Аттре отвечаем на подобные оскорбления! Интересно, найдется кто-нибудь или что-нибудь, способное меня остановить? — А как же? Приличия, — спокойно сказал Эйст Турсеах. — Негоже начинать драку или бросать кому-либо вызов, не получив согласия хозяйки дома. Может, вы думаете, что тронная зала Цинтры — трактир, где можно лупить по мордам и пырять ножами, как только придет охота? Собравшиеся снова принялись орать, перебивая друг друга, угрожая и размахивая руками. Шум оборвался, словно его ножом обрезали, когда в зале неожиданно раздался короткий бешеный рев разъяренного зубра. — Да, — сказал Кудкудак, откашлявшись и поднимаясь со стула. — Эйст ошибся. Это даже не трактир. Это что-то вроде зверинца, потому и зубр был к месту. Благородная Калантэ, позволь высказать мое мнение относительно возникшей проблемы. — Как вижу, — медленно сказала Калантэ, — многие имеют на сей счет свое мнение и высказывают его даже без моего позволения. Странно, почему никого не интересует мое собственное? А мое мнение таково: скорее чертов замок свалится мне на голову, чем я отдам Паветту этому… чудаку. У меня нет ни малейшего намерения… — Клятва Рёгнера… — начал Йож, но королева тут же прервала его, хватив по столу золотым кубком. — Клятва Рёгнера интересует меня не больше, чем прошлогодний снег! А что до тебя, Йож, так я еще не решила, позволю ли Краху либо Раинфарну схватиться с тобой или попросту велю повесить. Прерывая меня, когда я говорю, ты серьезно влияешь на мое решение! Геральт, все еще обеспокоенный подергиванием медальона, обводя взглядом залу, неожиданно встретился с глазами Паветты, изумрудно-зелеными, как глаза матери. Принцесса больше не скрывала их под длинными ресницами — водила ими от Мышовура к ведьмаку, не обращая внимания на других. Мышовур вертелся, наклонившись, и что-то бормотал. Кудкудак многозначительно кашлянул. — Говори, — кивнула королева, — но по делу и в меру кратко. — Слушаюсь, королева. Благородная Калантэ и вы, милсдари, господа и рыцари! Воистину удивительное условие поставил Йож из Эрленвальда королю Рёгнеру, странной награды захотел, когда король поклялся выполнить любое его желание. Но не надо прикидываться, будто мы никогда не слышали о подобных требованиях, о старом как мир Праве Неожиданности. О цене, которую может запросить человек, спасший чью-то жизнь в безнадежной, казалось бы, ситуации, кто высказал невозможное, казалось бы, желание. «Отдашь мне то, что выйдет первым встречать тебя». Вы скажете: это может быть собака, алебардник у ворот, даже теща, с нетерпением ожидающая того момента, когда сможет набить морду возвращающемуся домой зятю. Либо: «Отдашь мне то, что застанешь дома, но чего не ожидаешь». После долгого путешествия, уважаемые гости, и неожиданного возвращения это обычно бывает хахаль в постели жены. Но вполне может быть и ребенок. Ребенок, указанный Предназначением. — Короче, Кудкудак, — нахмурилась Калантэ. — Слушаюсь! Господи! Неужто вы не слышали о детях, указанных Предназначением? Разве легендарный герой Затрет Ворута не был еще ребенком отдан гномам, потому что оказался тем первым, кого отец встретил, вернувшись в крепость? А Неистовый Деий, потребовавший от путешественника отдать ему то, что тот оставил дома, но о чем не знает? Этой неожиданностью оказался славный Супри, который позже освободил Неистового Деийя от лежавшего на нем заклятия. Вспомните также Зивелену, которая взошла на трон Метинны с помощью гнома Румплестельта, пообещав ему взамен своего первенца. Зивелена не выполнила обещания, а когда Румплестельт прибыл за наградой, колдовством принудила его бежать. Вскоре и она, и ребенок отравились и умерли. С Предназначением нельзя играть безнаказанно! — Не пугай меня, Кудкудак, — поморщилась Калантэ. — Близится полночь, пора привидений. Помнишь ли ты еще какие-нибудь легенды со времен твоего, несомненно, трудного детства? Если нет, то садись. — Прошу позволения, — барон покрутил свои длинные усы, — еще малость постоять. Хотелось бы напомнить присутствующим еще одну легенду. Это старая, забытая легенда, все мы ее, вероятно, слышали в нашем, несомненно, трудном детстве. В этой легенде короли всегда выполняли данные ими обещания. А нас, бедных вассалов, с королями связывает лишь королевское слово, на нем зиждутся трактаты, союзы, наши привилегии и наши лены. И что? Во всем этом надлежит усомниться? Усомниться в нерушимости королевского слова? Дождаться, что оно будет стоить не больше прошлогоднего снега? Воистину, если будет так, то после трудного детства нас ждет не менее трудная старость. — На чьей ты стороне, Кудкудак? — крикнул Раинфарн из Аттре. — Тихо, пусть говорит! — Этот надутый петух оскорбляет монарха! — Барон из Тигга прав! — Тише, — неожиданно сказала Калантэ, вставая. — Позвольте ему докончить. — Сердечно благодарю, — поклонился Кудкудак. — Я как раз кончил. Опустилась тишина, странная после того шума, который только что вызвали слова барона. Калантэ продолжала стоять. Вряд ли кто-нибудь, кроме Геральта, заметил, как дрожит рука, которой она коснулась лба. — Господа, — сказала она наконец, — должна вам кое-что объяснить. Да… Йож… говорит правду. Рёгнер действительно клятвенно пообещал ему отдать то, чего не ожидал. Похоже, наш незабвенный король был, простите, пентюхом в женских делах и не умел считать до девяти. А мне поведал истину только на смертном одре. Ибо знал, что бы я сделала с ним, признайся он в своей клятве раньше. Он знал, на что способна мать, ребенком которой так легкомысленно распоряжаются. Рыцари и вельможи молчали, Йож стоял неподвижно, словно шипастая железная статуя. — А Кудкудак, — продолжала Калантэ, — ну что ж, Кудкудак напомнил мне, что я не мать, а королева. Хорошо. Как королева завтра я соберу Совет. Цинтра — не тирания. Совет решит, должна ли клятва покойного короля повлиять на судьбу наследницы трона. Решит, следует ли ее и трон Цинтры отдать бродяге без роду и племени или же поступить в соответствии с интересами государства. Калантэ ненадолго замолчала, косо взглянув на Геральта. — А что касается благородных рыцарей, прибывших в Цинтру в надежде получить руку принцессы… то мне остается только выразить соболезнование по случаю жестокого оскорбления, обесчестия и осмеяния, которым они здесь подверглись. Не моя в том вина. В гуле голосов, прокатившемся по зале, ведьмак уловил шепот Эйста Турсеаха. — О боги моря, — выдохнул островитянин. — Так не годится. Ты явно провоцируешь их на кровопролитие. Калантэ, ты их попросту науськиваешь… — Замолчи, Эйст, — яростно прошипела королева. — Не то я разгневаюсь. Черные глаза Мышовура сверкнули, когда друид указал ими на Раинфарна из Аттре, который собирался встать с угрюмым, перекошенным лицом. Геральт немедленно прореагировал, опередив его, встал первым, шумно отодвинув стул. — Возможно, Совет не понадобится, — громко и звучно сказал он. Все удивленно замолчали. Геральт чувствовал на себе изумрудный взгляд Паветты, взгляд Йожа из-за решетки забрала, чувствовал вздымающуюся, как волна наводнения, Силу, густеющую в воздухе. Видел, как под влиянием этой Силы дым от факелов и светильников начинает принимать фантастические формы. Он знал, что Мышовур тоже это видит. Но знал также, что никто другой не замечает. — Я сказал, — спокойно повторил он, — что, возможно, собирать Совет не понадобится. Ты понимаешь, что я имею в виду, Йож из Эрленвальда? Шипастый рыцарь сделал два скрипучих шага вперед. — Понимаю, — сказал он глухо из-за забрала. — Глупый бы не понял. Я слышал, что минуту назад сказала милостивая и благородная государыня Калантэ. Она нашла прекрасный способ отделаться от меня. Я принимаю твой вызов, незнакомый рыцарь. — Не припомню, чтобы я тебя вызывал, — сказал Геральт. — Я не собираюсь драться с тобой, Йож из Эрленвальда. — Геральт! — крикнула Калантэ, скривив губы и забыв о том, что ведьмака следует именовать «Благородным Равиксом». — Не перетягивай струны! Не испытывай моего терпения! — И моего! — зловеще добавил Раинфарн. А Крах ан Крайт только заворчал. Эйст Турсеах весьма многозначительно показал ему кулак. Крах заворчал еще громче. — Все слышали, — проговорил Геральт, — как барон из Тигга рассказывал о славных героях, отнятых в детстве у родителей в силу таких же клятвенных обещаний, какое Йож вынудил дать короля Рёгнера. Однако почему и зачем требуют таких клятв? Ты знаешь ответ, Йож из Эрленвальда. Такая клятва способна создать могучие, неразрывные узы Предназначения между требующим клятвы и ее объектом, то есть ребенком- Неожиданностью. Такому ребенку, избранному слепой судьбой, могут быть предначертаны необычные деяния. Он, может быть, способен сыграть невероятно важную роль в жизни того, с кем его свяжет судьба. Именно поэтому, Йож, ты потребовал от Рёгнера мзду, которую намерен ныне получить. Тебе не нужен трон Цинтры. Тебе нужна принцесса. — Все именно так, как ты говоришь, незнакомый рыцарь, — громко рассмеялся Йож. — Именно этого я добиваюсь! Отдайте мне ту, которая станет моим Предназначением! — Это, — сказал Геральт, — еще надо доказать. — Ты смеешь сомневаться? После того, как королева подтвердила истинность моих слов? После всего, что сам только что сказал? — Да. Потому что ты не сказал нам всего. Рёгнер, Йож, знал силу Права Неожиданности и весомость данной тебе клятвы. А дал он ее, зная, что закон и обычай обладают силой, защищающей клятвы. Следящей за тем, чтобы они исполнялись только в том случае, если их подтвердит сила Предназначения. Я утверждаю, что пока еще у тебя нет на принцессу никаких прав, Йож. Ты получишь их лишь после того, как… — После чего? — После того, как принцесса согласится уйти с тобой. Так гласит Право Неожиданности. Лишь согласие ребенка, а не родителей подтверждает клятву, доказывает, что ребенок действительно родился под сенью Предназначения. Именно поэтому ты вернулся спустя пятнадцать лет, Йож. Ибо именно такое условие включил в свою клятву король Рёгнер. — Кто ты? — Геральт из Ривии. — Кто ты такой, Геральт из Ривии, что возомнил себя оракулом в вопросах обычаев и законов? — Он знает закон лучше кого бы то ни было, — хрипло сказал Мышовур, — ибо к нему этот закон был когда-то применен. Его когда-то забрали из родительского дома, потому что он оказался тем, кого отец, возвратясь, никак не думал застать дома. Он был предназначен для чего-то иного. И силой Предназначения стал тем, кто он есть. — И кто же он? — Ведьмак. В наступившей тишине ударил колокол в кордегардии, тоскливым звоном возгласив полночь. Все вздрогнули и подняли головы. На лице глядевшего на Геральта Мышовура появилось странное выражение. Но заметнее и беспокойнее всех пошевелился Йож. Его руки в железных перчатках упали вдоль тела, шипастый шлем покачнулся. Странная, неведомая Сила, заполнившая залу седым туманом, вдруг погустела. — Это верно, — сказала Калантэ. — Геральт из Ривии — ведьмак. Его профессия достойна уважения и почтения. Он посвятил себя тому, чтобы оберегать нас от ужасов и кошмаров, которые рождает ночь, насылают зловещие, враждебные людям силы. Он убивает всех страшилищ и монстров, какие подстерегают нас в лесах и ярах. А также и тех, которые имеют наглость появляться в наших владениях. Йож молчал. — А посему, — продолжала королева, поднимая унизанную перстнями руку, — да исполнится закон, да исполнится клятва, выполнения которой домогаешься ты, Йож из Эрленвальда. Пробило полночь. Твой обет уже не действует. Откинь забрало. Прежде чем моя дочь выскажет свою волю, пусть она увидит твое лицо. Все мы хотим увидеть твое лицо. Йож из Эрленвальда медленно поднял закованную в железо руку, рванул завязки шлема, снял его, схватившись за железный рог, и со звоном кинул на пол. Кто-то вскрикнул, кто-то выругался, кто-то со свистом втянул воздух. На лице королевы появилась злая, очень злая ухмылка. Ухмылка жестокого торжества. Поверх широкого полукруглого металлического нагрудника на них глядели две выпуклые черные пуговки глаз, размещенные по обе стороны покрытого рыжеватой щетиной, вытянутого, тупого, украшенного дрожащими вибриссами рыла с пастью, заполненной острыми белыми зубами. Голова и шея стоящего посреди залы существа топорщились гребнем коротких, серых, шевелящихся игл. — Так я выгляжу, — проговорило существо, — о чем ты прекрасно знала, Калантэ. Рёгнер, рассказывая тебе о приключении, случившемся с ним в Эрленвальде, не мог умолчать о внешности того, кому был обязан жизнью. Ты прекрасно подготовилась к моему визиту, королева. Твой возвышенный и презрительный отказ исполнить данное слово не одобрили твои же вассалы. Когда провалилась попытка напустить на меня других, жаждущих заполучить руку Паветты, у тебя в запасе оказался еще убийца-ведьмак, восседающий по правую руку. И наконец, обычный, низкий обман. Ты хотела унизить меня, а унизила себя. — Довольно. — Калантэ встала, подбоченилась. — Покончим с этим. Паветта! Ты видишь, кто, а вернее, что стоит перед тобой и надеется тебя заполучить. По букве и духу Права Неожиданности и извечного обычая решение принадлежит тебе. Отвечай. Достаточно одного твоего слова. Скажи: «Да» — и ты станешь собственностью, добычей этого чудища. Скажешь: «Нет» — и ты уже никогда его не увидишь. Пульсирующая в зале Сила стиснула виски Геральта железным обручем, шумела в ушах, поднимала волосы на шее. Ведьмак смотрел на белеющие фаланги пальцев Мышовура, стиснутые на краю стола. На тонкую струйку пота, сбегающую по щеке королевы. На крошки хлеба на столе, которые, двигаясь, словно козявки, образовывали руны, разбегающиеся и снова собирающиеся в четкую надпись: «ВНИМАНИЕ!» — Паветта! — повторила Калантэ. — Отвечай. Хочешь ли ты уйти с этим созданием? Паветта подняла голову. — Да. Сила, переполнявшая залу, вторила ей, глухо гудя под сводами. Никто, абсолютно никто не издал ни малейшего звука. Калантэ медленно, очень медленно опустилась на трон. Ее лицо не выражало абсолютно ничего. — Все слышали, — раздался в тишине спокойный голос Йожа. — Ты тоже, Калантэ. И ты, ведьмак, хитрый наемный убийца. Мои права подтверждены. Правда и Предназначение восторжествовали над ложью и мошенничеством. Что ж вам остается, благородная королева и переодетый ведьмак? Холодная сталь? Никто не отозвался. — Охотнее всего, — продолжал Йож, шевеля вибриссами и морщась, — я немедленно покинул бы это место вместе с Паветтой, но я не откажу себе в небольшом удовольствии. Ты, Калантэ, подведешь свою дочь ко мне и вложишь ее белую ручку в мою руку. Калантэ медленно повернула голову и взглянула на ведьмака. В ее глазах был приказ. Геральт не шелохнулся, чувствуя и видя, как собирающиеся в воздухе капли Силы конденсируются на нем. Только на нем. Он уже знал. Глаза королевы превратились в узенькие щелочки, губы дрогнули… — Что?! Что такое? — вдруг зарычал Крах ан Крайт, срываясь с места. — Белую ручку? В его лапу? Принцесса и этот щетинистый поганец? Это свиное рыло? — А я собирался драться с ним как с рыцарем! — вторил ему Раинфарн. — С этим страховидлом, с этой скотиной? Затравить его собаками! Собаками! — Стража! — взвизгнула Калантэ. Дальше пошло прытко. Крах ан Крайт, схватив со стола нож, с треском повалил стул. Послушный приказу Эйста Драйг Бон-Дху, не раздумывая, изо всей силы хватил его по затылку дудкой от волынки. Крах повалился на стол между заливным осетром и кривыми «шпангоутами» ребер, оставшимися от запеченного кабана. Раинфарн подскочил к Йожу, блеснув вытащенным из рукава кинжалом. Кудкудак, сорвавшись, пнул табурет прямо ему под ноги. Раинфарн ловко перепрыгнул преграду, но минутной задержки хватило — Йож обманул его коротким финтом и тут же послал на колени могучим ударом закованного в железо кулака. Кудкудак налетел, чтобы вырвать у Раинфарна кинжал, но его задержал князь Виндхальм, ухватив зубами за бедро, словно кровожадный пес. От дверей бежали стражники, вооруженные гизармами, глевиями и пиками. Калантэ, прямая и грозная, указала им на Йожа властным, резким жестом. Паветта принялась кричать, Эйст Турсеах ругаться. Все повскакивали с мест, не очень-то зная, что делать. — Убейте его! — крикнула королева. Йож, зловеще фыркая и оскалив клыки, обернулся к нападающим стражникам. Он был безоружен, но закован в покрытую шипами сталь, от которой со звоном отскакивали острия глевий. Однако удар отбросил его назад, прямо на поднимающегося с пола Раинфарна, который остановил его, схватив за ноги. Йож зарычал, отражая железными налокотниками удары. Раинфарн пырнул его кинжалом, но острие скользнуло по пластинам нагрудника. Стражники, скрестив древки, приперли Йожа к облицовке камина. Раинфарн, повисший у него на поясе, отыскал в панцире щель и всадил туда кинжал. Йож согнулся. — Да-а-ани! — тонко взвизгнула Паветта, вспрыгивая на стул. Ведьмак с мечом в руке помчался по столу к дерущимся, раскидывая блюда, тарелки и кубки. Он знал, что времени мало. Визг Паветты становился все неестественнее. Раинфарн снова занес кинжал. Геральт рубанул, соскочив со стола, подогнув колени. Раинфарн взвыл, покатился к стене. Ведьмак закружился, серединой меча достал стражника, пытавшегося всадить острие глевии между юбкой и нагрудником Йожа. Стражник рухнул на пол, теряя плоский шлем. От входа бежали новые. — Так не пойдет! — зарычал Эйст Турсеах, хватая стул. С размаху сломал неудобный предмет мебели о пол, а с тем, что осталось в руке, бросился на приближающихся стражников. Йож, которого зацепили одновременно два крюка гизарм, с грохотом повалился на пол, закричал и зафыркал. Третий стражник подскочил, занес глевию для удара. Геральт острием меча ткнул его в висок. Волокущие Йожа стражники отскочили, бросив гизармы. Те, что бежали от входа, попятились от обломка тяжелого стула, свистящего в руке Эйста, словно волшебный меч Бальмур в правой руке легендарного Затрета Воруты. Визг Паветты достиг вершины и неожиданно оборвался. Геральт, угадав, что их ждет, ничком упал на пол, поймав взглядом зеленоватую вспышку, тут же почувствовал жуткую боль в ушах, услышал чудовищный гул и дикий крик, вырывающийся из многочисленных глоток. А потом ровный, монотонный, вибрирующий вой принцессы. Стол, разбрасывая кругом блюда с яствами, вертясь, поднимался, тяжелые дубовые стулья мотались по зале, разбиваясь о стены, носились тучи пыли, летали гобелены и ковры. От входа доносился хруст, крик и сухой треск древков переламывающихся, как прутики, древков гизарм. Трон вместе с сидящей на нем Калантэ подпрыгнул, стрелой пронесся через залу, с грохотом врезался в стену и развалился. Королева упала, беспомощная, словно тряпичная кукла. Эйст Турсеах, едва удержавшись на ногах, прыгнул к ней, заключил в объятия, всем телом заслонил от бьющего в стены и пол града обломков. Геральт, стиснув в кулаке медальон, со всей доступной скоростью полз туда, где Мышовур, все еще неведомо каким чудом стоявший на коленях, а не лежавший на животе, поднимал кверху короткий прутик боярышника. На конце прутика красовался крысиный череп. На стене, за спиной друида, самым настоящим огнем пылал гобелен, некогда изображавший осаду и пожар крепости Ортагор. Паветта выла. Кружась, она криком, словно батогом, хлестала все и вся. Те, кто пытался встать с пола, тут же падали и извивались либо прилипали к стене. На глазах Геральта огромная серебряная соусница, выполненная в виде многовесельной лодки с поднятым носом, свистя в воздухе, сбила с ног пытавшегося увернуться воеводу с трудно запоминающимся именем. С бревенчатого потолка тихо сыпалась штукатурка. Под потолком кружил стол, распластавшийся на нем Крах ан Крайт метал вниз чудовищные проклятия. Геральт дополз до Мышовура, и они присели за горкой, которую, считая снизу, образовали Дроздяк из Стрепта, бочонок пива, Дрогодар, стул и лютня Дрогодара. — Чистейшая, первородная Сила! — крикнул друид, перекрывая гул и грохот. — Она не может с нею справиться! — Знаю! — крикнул Геральт. Свалившийся неведомо откуда запеченный фазан с несколькими полосатыми перьями, еще торчавшими в тушке, саданул его по спине. — Ее надо удержать! Стены начинают давать трещины! — Вижу! — Ты готов? — Да. — Раз! Два! Давай! Оба ударили одновременно, Геральт Знаком Аард, Мышовур — жутким трехступенчатым заклинанием, от которого, казалось, начнет плавиться паркет. Кресло, на котором сидела принцесса, разлетелось вдребезги. Паветта этого словно и не заметила — продолжала висеть в воздухе, внутри прозрачной зеленоватой сферы. Не переставая вопить, она повернулась к ним, и ее личико вдруг съежилось в зловещей гримасе. — А, чтоб тебя! — зарычал Мышовур. — Внимание! — крикнул ведьмак, втягивая голову в плечи. — Блокируй ее, Мышовур, блокируй, не то нам конец! Стол тяжело рухнул на пол, ломая под собой крестовину и все остальное, что оказалось внизу. Лежавший на столе Крах ан Крайт подлетел на три локтя. Кругом падал, сыпался тяжелый град из блюд и остатков еды, разлетелись, ударяясь о паркет, хрустальные фужеры. Сорванный со стены карниз загудел, как гром, сотрясая основы замка. — Она высвобождает все! — крикнул Мышовур, целясь прутиком в принцессу. — Она высвобождает все! Теперь вся Сила ринется на нас! Геральт ударом меча отразил летящую на друида большую двузубую вилку. — Блокируй, Мышовур! Изумрудные глаза метнули в них две зеленые молнии. Молнии свернулись в ослепительные, вращающиеся воронки, вихри, изнутри которых рванулась на них Сила, тараном разрывая черепа, гася глаза, поражая дыхание. Одновременно с Силой посыпались стекло, майолика, блюда, подсвечники, кости, надкусанные краюхи хлеба, доски, досочки и тлеющие поленья из камина. Дико крича, словно огромный глухарь, пролетел над их головами кастелян Гаксо. Огромная голова вареного карпа расплющилась на груди Геральта, на золотом поле, медведе и девице из Четыругла. Сквозь сотрясающие стены заклятия Мышовура, сквозь крик и вой раненых, гул, грохот и звон, сквозь вой Паветты ведьмак неожиданно услышал самый страшный звук, какой только ему доводилось когда-либо услышать. Кудкудак, стоя на карачках, сжимал руками и коленями волынку Драйга Бон-Дху. А сам, перекрикивая зверские звуки, вырывающиеся из меха, откинув голову назад, выл и рычал, визжал и скрежетал, мычал и орал, создавая невероятную мешанину из голосов всех известных, неизвестных, домашних, диких и мифических животных. Паветта, изумленная, замолчала, глядя на барона широко раскрытыми глазами. Сила резко ослабла. — Давай! — рявкнул Мышовур, размахивая прутиком. — Давай, ведьмак! Геральт ударил. Зеленоватая сфера, окружающая принцессу, лопнула под ударом, словно мыльный пузырь, пустота мгновенно всосала неистовствующую в зале Силу. Паветта тяжело свалилась на паркет и расплакалась. Сквозь краткую тишину, звенящую в ушах после недавнего светопреставления, сквозь разгром и опустошение, поломанные предметы мебели и полумертвые тела с трудом начали пробиваться голоса. — Cuach op arse, ghoul y badraigh mal an cuach, — долдонил Крах ан Крайт, выплевывая кровь, сочившуюся из искусанной губы. — Возьми себя в руки, Крах, — с трудом проговорил Мышовур, отряхивая одежду от гречневой каши. — Здесь женщины. — Калантэ. Любимая. Моя. Калантэ! — повторял Эйст Турсеах в паузах между поцелуями. Королева раскрыла глаза, но не пыталась высвободиться из объятий. Только сказала: — Эйст. Люди же смотрят. — Ну и пусть. — Не пожелает ли, черт возьми, кто-нибудь объяснить мне, что это было? — спросил маршал Виссегерд, выползая из-под сорванного со стены гобелена. — Нет, — сказал ведьмак. — Лекаря сюда! — тонко крикнул Виндхальм из Аттре, склонившись над Раинфарном. — Воды сюда! — кричал один из стрептских братьев, Держигорка, пытаясь погасить собственным кафтаном тлеющий гобелен. — Воды, скорее! — И пива! — прохрипел Кудкудак. Несколько рыцарей, еще способных стоять на ногах, пытались поднять Паветту, однако та оттолкнула их, встала без их помощи и нетвердыми шагами направилась к камину, рядом с которым, прислонившись к стене, сидел Йож, неловко пытаясь освободиться от измазанных кровью пластин панциря. — Ох уж эта теперешняя молодежь! — фыркнул Мышовур, глядя на них. — Раненько начинают! Одно только у них на уме. — А именно? — Разве ты не знаешь, ведьмак, что девица, то бишь нетронутая, не могла бы воспользоваться Силой? — Пропади она пропадом, ее невинность, — буркнул Геральт. — И вообще, откуда у нее такие способности? Насколько мне известно, ни Калантэ, ни Рёгнер… — Унаследовала через поколение, это уж точно, — проговорил друид. — Ее бабка, Адалия, движением бровей поднимала разводной мост. Эй, Геральт, глянь-ка! А эта никак не успокоится! Калантэ, висевшая на плече Эйста Турсеаха, указала на раненого Йожа стражникам. Геральт и Мышовур быстро, но, как оказалось, напрасно, подошли. Стражники отскочили от полулежащего тела, попятились, шепча и бормоча что-то невнятное. Чудовищная морда Йожа расплылась, затуманилась, начала терять очертания. Шипы и щетина, покачиваясь, превратились в черные, блестящие, вьющиеся волосы и курчавую бородку, обрамляющие бледное, угловатое мужское лицо, украшенное крупным носом. — Что… — заикаясь, произнес Эйст Турсеах. — Кто это? Йож? — Дани, — ласково сказала Паветта. Калантэ, стиснув зубы, отвернулась. — Заколдованный? — проворчал Эйст. — Но как… — Пробило полночь, — сказал ведьмак. — Именно сейчас. Звон, который мы слышали раньше, был недоразумением и ошибкой… звонаря. Верно, Калантэ? — Верно, верно, — простонал мужчина по имени Дани, ответив вместо королевы, которая, впрочем, и не собиралась отвечать. — Однако, может быть, кто-нибудь, вместо того чтобы болтать, пособит мне снять железяки и вызовет лекаря? Спятивший Раинфарн ткнул меня под ребро. — К чему нам лекарь? — сказал Мышовур, вынимая прутик. — Достаточно. — Калантэ выпрямилась, гордо подняв голову. — Довольно. Когда все кончится, я хочу видеть вас у себя в палатах. Всех, кто здесь стоит. Эйст, Паветта, Мышовур, Геральт и ты… Дани. Мышовур? — Да, королева? — А этот твой прутик… Я стукнулась спиной. И… окрестностями… |