Annotation
 Скачать 0.56 Mb.
|
Глава 17. Провалы в памятиЧерез несколько дней после Нового года, под вечер, Гарри, Рон и Джинни выстроились у кухонного очага, собираясь вернуться в Хогвартс. Министерство организовало по Сети летучего пороха одностороннюю связь, позволявшую ученикам быстро и безопасно возвращаться в школу. Прощаться с ними, кроме миссис Уизли, было некому: мистер Уизли, Фред, Джордж, Билл и Флер ушли на работу. В миг расставания миссис Уизли залилась слезами. Все уже заметили, что в последнее время расплакаться ей почти ничего не стоило — с самого дня Рождества, когда Перси вылетел из дома в очках, заляпанных протертым пастернаком (достижение, которое приписывали себе одновременно Фред, Джордж и Джин-ни), она пускала слезу по любому поводу. — Не плачь, мама, — сказала Джинни, поглаживая по спине орошавшую ей слезами плечо миссис Уизли. — Все хорошо... — Да, за нас не волнуйся, — прибавил Рон, позволяя матери влепить ему в каждую щеку по мокрому поцелую, — и из-за Перси тоже. Он такая задница, что без него даже лучше, правда? Миссис Уизли, заключив в объятия Гарри, зарыдала еще сильнее. — Обещай мне, что будешь осторожен... что не станешь лезть на рожон... — Так я всегда осторожен, миссис Уизли, — сказал Гарри. — Вы же знаете, я люблю жизнь тихую, спокойную. Миссис Уизли, усмехнувшись сквозь слезы, на шаг отступила от них. — Ну ладно, будьте умницами. Вы все... Гарри вошел в изумрудное пламя и крикнул: — Хогвартс! Перед тем как пламя поглотило его, он успел еще в последний раз увидеть кухню и залитое слезами лицо миссис Уизли, потом его закружило все быстрее, быстрее, перед глазами замелькали жилища других волшебников, пропадавшие из виду прежде, чем он успевал приглядеться к ним, наконец вращение замедлилось, и вот он уже твердо стоит на ногах в камине кабинета, принадлежавшего профессору МакГонагалл. Когда Гарри выбрался из камина, она на миг оторвала взгляд от лежавших перед ней бумаг. — Добрый вечер, Поттер. Постарайтесь не слишком засыпать пеплом ковер. — Хорошо, профессор. Пока Гарри поправлял на носу очки и приглаживал волосы, в камине возник, вращаясь, Рон. А после того как появилась и Джинни, все трое покинули кабинет МакГонагалл и направились к башне Гриффиндора. Шагая по коридору, Гарри поглядывал в окна; солнце уже опускалось к земле, покрытой снегом куда более глубоким, чем тот, что укутал садик Уизли. Гарри различил вдали Хагрида, кормившего перед своей хижиной Клювокрыла. — Елочные шарики, — уверенно сказал Рон, когда они добрались до Полной Дамы. Дама была немного бледнее обычного и поморщилась от его громкого голоса. — Нет, — сказала она. — Что еще за «нет»? — Пароль сменился, — ответила Полная Дама. — И не кричи, пожалуйста. — Но нас здесь не было, откуда же нам... — Гарри! Джинни! К ним торопливо приближалась раскрасневшаяся Гермиона, в плаще, шляпе и перчатках. — Я уже часа два как вернулась, выходила навестить Хагрида и Клю... то есть Махаона, — переводя дыхание, сказала она. — Рождество хорошо провели? — Да, — тут же ответил Рон, — столько всего случилось. Руфус Скрим... — У меня для тебя кое-что есть, Гарри, - сказала Гермиона, не взглянув на Рона и словно даже не услышав его. — Да, постой-ка, пароль. Трезвенность. — Вот именно, — отозвалась слабым голосом Полная Дама и повернулась, открыв дыру в портрете. — Что это с ней? — спросил Гарри. — Судя по виду перебрала на Рождество, — округлив глаза, ответила Гермиона и первой вошла в уже заполненную учениками общую гостиную. — Выхлебала со своей приятельницей Виолеттой все вино, какое смогла найти на картине с пьянствующими монахами, той, что в коридоре Заклинаний. Как бы там ни было... Она порылась в кармане и вытащила пергаментный свиток, надписанный рукой Дамблдора. — Отлично, — сказал Гарри, быстро развернув его и обнаружив, что очередной урок Дамблдора назначен на следующий вечер. — У меня найдется, что ему порассказать... и тебе тоже. Давай сядем... Но тут раздался громкий вопль: «Бон-Бон!» — и выскочившая невесть откуда Лаванда Браун бросилась в объятия Рона. Кое-кто из наблюдавших эту сцену захихикал; Гермиона, звонко хохотнув, сказала: — Вон там свободный стол... Ты с нами, Джинни? — Нет, спасибо, я обещала Дина встретить, — ответила Джинни, и Гарри невольно отметил, что в ее голосе нет особого энтузиазма. Оставив Рона с Лавандой в подобии вертикальной борцовской позиции, Гарри повел Гермиону к никем пока не занятому столу. — Как провела Рождество? — Да неплохо. — Она пожала плечами. — Ничего особенного. А как все прошло у Бон-Бона? — Сейчас расскажу, — пообещал Гарри. — Послушай, Гермиона, ты не могла бы?.. — Нет, не могла бы, — отрезала она. — Даже и не проси. — Я думал, может... ну, ты понимаешь, после Рождества... — Это Полная Дама выдула бочку пятисотлетнего вина, Гарри, не я. Так какие важные новости ты мне хотел сообщить? Она выглядела в эту минуту слишком разгневанной, чтобы препираться с ней, поэтому о Роне Гарри больше заговаривать не стал и пересказал ей подслушанный им разговор Малфоя со Снеггом. Когда он закончил, Гермиона немного помолчала, размышляя, потом спросила: — Ты не думаешь... — Что, предлагая помощь, он притворялся, хотел обмануть Малфоя и выведать, чем тот занят? — Ну в общем, да, — сказала Гермиона. — Отец Рона и Люпин тоже так считают, — нехотя признал Гарри. — Но ведь из их разговора явно следует: Малфой что-то задумал, ты не можешь этого отрицать. — Нет, не могу, — медленно отозвалась она. — И действует он по приказу Волан-де-Морта, как я и говорил! — м-м-м... а имя Волан-де-Морта кто-нибудь из них упоминал? Гарри нахмурился, стараясь как следует все припомнить. — Не уверен... Но Снегг точно произнес слова «твой хозяин», а кем еще может быть этот «хозяин»? — Не знаю, — покусывая губу, сказала Гермиона. — Скажем, отцом Драко? Она смотрела в другой конец комнаты, явно уйдя в свои мысли и даже не замечая щекочущую Рона Лаванду. — А как Люпин? — Да не очень, — ответил Гарри и рассказал ей о работе Люпина среди оборотней и о трудностях, с которыми он столкнулся. — Ты когда-нибудь слышала об этом Фенрире Сивом? — Еще бы! — вскричала Гермиона, и в голосе ее прозвучал испуг. — И ты тоже слышал, Гарри! — Где, на уроках истории магии? Ты же знаешь, я редко прислушиваюсь... — Нет, не на уроках — Малфой грозил им Горбину! — воскликнула Гермиона. — Помнишь, в Лютном переулке? Сказал, что Сивый — старый друг их семьи, что он будет следить за успехами Горбина! Гарри, разинув рот, уставился на нее: — Совсем забыл! Но ведь это доказывает, что Малфой — Пожиратель смерти, иначе как бы он мог связаться с Сивым, да еще и командовать им? — Да, очень подозрительно, — почти прошептала Гермиона. — Если только... — Да брось ты, — раздраженно сказал Гарри, — уж этого-то ты никак объяснить не сможешь! — Ну... не исключено, что его слова были всего лишь пустой угрозой. — Знаешь, ты просто невероятна, — покачивая головой, сказал Гарри. — Ладно, потом увидим, кто из нас прав... Тебе еще придется извиниться за свои слова, Гермиона, точь-в-точь как Министерству. Ах да, я, кроме всего прочего, и с Руфусом Скримджером поссорился... Остаток вечера они провели, дружно костеря министра магии, ибо Гермиона, как и Рон, считала, что после всего пережитого Гарри в прошлом году по вине Министерства просить у него помощи — просто наглость с их стороны. Новый семестр начался на следующее утро с приятного для шестикурсников сюрприза — кто-то приколол ночью к доске объявлений в гостиной большой лист, на котором значилось: УРОКИ ТРАНСГРЕССИИ Если вам уже исполнилось семнадцать лет или исполнится до 31 августа, вы вправе пройти двенадцатинедельный курс обучения трансгрессии, ко¬торый будет вести назначенный Министерством магии инструктор. Желающих принять участие просим расписать¬ся ниже. Плата за обучение: 12 галеонов. Гарри с Роном присоединились к небольшой кучке тех, кто собрался у доски объявлений и поочередно расписывался внизу листа. Рон как раз вынимал перо, чтобы поставить свое имя под именем Гермионы, когда подобравшаяся к нему сзади Лаванда за-крыла Рону глаза ладонями и взвизгнула: — Угадай кто, Бон-Бон! Гарри, отвернувшись от них, увидел уходившую Гермиону и присоединился к ней, не желая оставаться рядом с Роном и Лавандой, но, к его удивлению, Рон нагнал их сразу за портретным проемом — уши его горели, лицо было сердитым. Гермиона, не произнеся ни слова, ускорила шаг и присоединилась к Невиллу. — Так, значит, трансгрессия, — сказал Рон, и по тону его было совершенно ясно, что Гарри лучше о случившемся не упоминать. — Наверное, весело будет, а? — Не знаю, — ответил Гарри. — Может, делая это сам, чувствуешь себя и получше, но когда меня брал с собой Дамблдор, я никакого удовольствия не получал. — Да, я и забыл, ты же уже трансгрессировал. Хорошо бы пройти испытания с первого раза. — На лице у Рона появилось озабоченное выражение. — У Фреда с Джорджем это получилось. — Зато Чарли провалился, верно? — Чарли крупнее меня, — Рон свесил руки вдоль тела, совсем как горилла, — так что Фред с Джорджем на его счет особенно не прокатывались... Во всяком случае, при нем. — А когда мы сможем пройти настоящие испытания? — Когда нам стукнет семнадцать. Мне осталось только марта дождаться! — Но в замке ты все равно трансгрессировать не сможешь. — Ну и пусть. Зато все будут знать, что я могу трансгрессировать, если захочу. Будущие занятия трансгрессией взволновали не только Рона. Все разговоры в этот день вращались вокруг предстоящих уроков, на возможность исчезать и появляться по собственному желанию возлагались большие надежды. — Вот будет клево, когда мы сможем просто... — Симус прищелкнул пальцами, изображая исчезновение. — Мой кузен Фергюс делает это, просто чтобы позлить меня, но ничего, он у меня дождется, я ему минуты покоя не дам! Картины счастливого будущего так его увлекли, что он с излишним воодушевлением взмахнул волшебной палочкой и, вместо того чтобы соорудить фонтанчик чистой воды — такое задание получили они в тот день на уроке заклинаний, — создал струю, которая, как из брандспойта, ударила в потолок и окатила профессора Флитвика. — А Гарри уже трансгрессировал, — сказал Рон сконфуженному Симусу после того, как профессор флитвик одним взмахом собственной палочки осушил себя и заставил Симуса несколько раз написать: «Я волшебник, а не бабуин с волшебной палочкой». — Дам... э-э... один человек брал его с собой. Ну, знаешь, парная трансгрессия. — Ух ты! — прошептал Симус и вместе с Дином и Невиллом склонился к Гарри, чтобы услышать от него, что ощущает трансгрессирующий человек. Шестикурсники до самого вечера приставали к Гарри с расспросами. Все они, похоже, испытывали скорее благоговейный восторг, чем страх, услышав, какие при этом ощущаешь неудобства. Когда часы показали без десяти восемь, Гарри все еще продолжал отвечать на дотошные вопросы и, чтобы поспеть на урок к Дамблдору, вынужден был наврать, будто ему нужно вернуть книгу в библиотеку. В кабинете Дамблдора горели все лампы, на портретах тихо похрапывали в своих рамах прежние директора школы, Омут памяти стоял в полной готовности на столе. Ладони Дамблдора лежали по сторонам Омута, правая по-прежнему была черна, точно обугленная. Казалось, она нисколько не поправилась, и Гарри в сотый раз подумал, что могло причинить такое увечье, но спрашивать не стал. Дамблдор сказал уже, что со временем он об этом узнает, а кроме того, Гарри хотелось обсудить с ним другую тему. Но прежде чем он успел заикнуться о Снегге и Малфое, Дамблдор спросил: — Я слышал, ты встречался на Рождество с министром магии? — Да, — ответил Гарри. — И он остался мной не очень доволен. — Не очень, — вздохнул Дамблдор. — Впрочем, он недоволен и мной. Однако мы не вправе упиваться нашими неприятностями, мы должны продолжать борьбу. Гарри усмехнулся: — Он хотел, чтобы я внушил всем волшебникам, будто Министерство отлично справляется со своей работой. Дамблдор улыбнулся: — Вообще говоря, это идея Фаджа. В последние дни на посту министра, когда он отчаянно цеплялся за власть, Фадж подумывал о встрече с тобой, надеялся, что ты окажешь ему поддержку. — После всего, что Фадж натворил в прошлом году? — сердито спросил Гарри. — После Амбридж? — Я говорил Корнелиусу, что шансов у него никаких, однако мысль эта уцелела и после того, как он лишился должности. Я увиделся со Скримджером всего через несколько часов после его назначения, и он потребовал, чтобы я устроил ему встречу с тобой. — Так вот из-за чего вы поругались! — выпалил Гарри. — Я читал об этом в «Ежедневном пророке». — И «Пророку» случается иногда сообщать правду, — сказал Дамблдор, — пусть даже ненароком. Да, поругались мы именно из-за этого. Похоже, Руфус нашел все-таки возможность загнать тебя в угол. — Он обвинил меня в том, что я «целиком и полностью человек Дамблдора». — Как грубо. — А я ответил ему, что так оно и есть. Дамблдор хотел что-то сказать, но промолчал. За спиной Гарри негромко и музыкально вскрикнул Фоукс, феникс Дамблдора. К своему большому смущению, Гарри увидел вдруг, что в голубых глазах Дамблдора стоят слезы, и торопливо уткнулся взглядом в свои колени. Но когда Дамблдор заговорил, голос его звучал твердо: — Я очень тронут, Гарри. — Скримджер хотел узнать, куда вы отлучаетесь из Хогвартса, — сказал Гарри, все еще не отрывая глаз от колен. — Да, ему очень хочется выведать это, — сказал Дамблдор, теперь уже весело, отчего Гарри решил, что может поднять на него взгляд. — Он даже пытался проследить за мной. В сущности, получилось довольно забавно. Он приставил ко мне Долиша. Это был недобрый поступок. Однажды мне уже пришлось оглушить Долиша заклятием, теперь я вынужден был проделать это еще раз, и с гораздо большим сожалением. — Значит, они так и не знают, куда вы исчезаете? — спросил Гарри. В душе его вспыхнула было надежда проникнуть наконец в эту тайну, но Дамблдор лишь улыбнулся, глядя на него поверх очков-половинок. — Нет, не знают, да и тебе еще не время узнать об этом. Ладно, давай займемся делом, если, конечно, ты ничего больше не хочешь... — Вообще-то хочу, сэр, — сказал Гарри. — Это касается Малфоя и Снегга. — Профессора Снегга, Гарри. — Да, сэр. Я подслушал их разговор на вечеринке у профессора Слизнорта... По правде говоря, я за ними следил... Пока Гарри рассказывал, лицо Дамблдора оставалось бесстрастным. Когда же он закончил, Дамблдор несколько секунд помолчал, а затем произнес: — Спасибо, что рассказал мне, Гарри, однако я советую тебе выбросить это из головы. Не думаю, что тут есть что-нибудь настолько уж важное. — Настолько уж важное? — не поверив своим ушам, повторил Гарри. — Профессор, вы разве не поняли... — Я наделен от природы редким умом и потому понял все, что ты мне сказал, — с легким раздражением ответил Дамблдор. — Ты мог бы даже предположить, что, возможно, я понял больше твоего. Повторяю: я рад, что ты доверился мне, однако знай, ты не сказал ничего, что могло бы меня встревожить. Гарри молча смотрел на Дамблдора, хоть внутри у него все кипело. Что происходит? Означает ли это, что Дамблдор и вправду велел Снеггу выведать замыслы Малфоя — и тогда все, что рассказал ему Гарри, он уже знает от Снегга? Или подозрения Гарри по-настоящему встревожили старого волшебника, и он лишь делает вид, что это не так? — Сэр, — осведомился Гарри вежливо, как он надеялся, и спокойно, — вы по-прежнему доверяете... — Мне хватило терпения уже ответить на этот вопрос однажды, — отозвался Дамблдор с интонацией, по которой было ясно, что терпение его подходит к концу. — И ответ мой остается прежним. — Ну еще бы! — раздался язвительный голос — судя по всему, Финеас Найджелус лишь притворялся спящим. Дамблдор не обратил на него внимания. — А теперь, Гарри, мне придется настоять на том, чтобы мы перешли к делу. Я должен обсудить с тобой очень серьезные вещи. Гарри так и подмывало взбунтоваться. Интересно, что произойдет, если он откажется сменить тему, если будет упорствовать в своих обвинениях против Малфоя? Дамблдор, словно прочитав его мысли, покачал головой: — Ах, Гарри, как часто такое случается даже между лучшими друзьями! Каждый из нас уверен, будто может сказать что-то гораздо более важное, чем все, о чем думает другой! — Я вовсе не считаю то, что вы собираетесь мне сказать, не важным, сэр, — глухо ответил Гарри. — И ты совершенно прав, — оживленно заговорил Дамблдор. — Я хочу показать тебе сегодня еще два воспоминания. Я добыл их с огромным трудом, и второе из них, по-моему, важнее всего, что мне удалось собрать. Гарри ничего не сказал; он все еще был сердит на то, как старый волшебник отнесся к его информации, но в дальнейших пререканиях смысла не видел. — Итак, — звенящим голосом продолжал Дамблдор, — мы встретились сегодня, чтобы поговорить об истории Тома Реддла. На прошлом уроке мы оставили его накануне поступления в Хогвартс. Ты помнишь, как взволновался Реддл, услышав, что он волшебник, как отказался от моего общества при посещении Косого переулка, и помнишь, как я пре-достерег его, сказав, что в школе с воровством придется покончить. Так вот, в школе начался новый учебный год, а вместе с ним явился и Том Реддл, тихий мальчик, вставший в ожидании распределения в ряд с другими первокурсниками. Распределяющая шляпа, едва коснувшись головы Реддла, отправила его в Слизерин. — Дамблдор повел почерневшей рукой в сторону висевшей над ним полки, на которой покои-лась древняя Распределяющая шляпа. — Как быстро Реддл узнал, что прославленный основатель этого факультета умел разговаривать со змеями, мне не известно, — возможно, в тот же вечер. Эта новость взволновала его и еще сильнее укрепила в нем ощущение собственной значимости. Впрочем, если он и запугивал своих однокашников-слизеринцев или пытался поразить их, демонстрируя в общей гостиной способности змееуста, преподаватели ничего об этом не знали. Никаких признаков надменности или агрессивности он не проявлял. Преподаватели с первого дня относились к этому необычайно одаренному и красивому сироте с вниманием и сочувствием. Он казался вежливым, спокойным и жаждущим знаний. Почти на всех он производил очень приятное впечатление. — А вы не рассказывали им, сэр, каким увидели его в сиротском приюте? — спросил Гарри. — Нет, не рассказывал. Никакого раскаяния в нем заметно не было, но ведь существовала вероятность, что он сожалеет о своем прежнем поведении и надумал начать жизнь заново, с чистого листа. Вот я и решил дать ему такой шанс. Дамблдор умолк и вопросительно посмотрел на Гарри, открывшего было рот, собираясь высказаться. Вот она, вечная склонность Дамблдора доверять людям, несмотря на множество доказательств того, что никакого доверия они не заслуживают! Но тут Гарри кое-что вспомнил... — Но ведь по-настоящему вы ему не доверяли, сэр, правда? Он говорил мне... Реддл, явившийся из того дневника, сказал мне о вас: «Ему я никогда не нравился, как другим учителям». — Скажем так: то, что ему можно доверять, я само собой разумеющимся не считал, — ответил Дамблдор. — Я решил не спускать с него глаз — и не спускал. Не стану притворяться, поначалу мои наблюдения многого мне не дали. Реддл был очень осторожен со мной, понимал, я в этом не сомневаюсь, что из-за возбуждения, охватившего его, когда он узнал о своей подлинной сущности, сказал мне несколько больше, чем следовало. В дальней-шем он старался многого не рассказывать, однако того, что в минуту волнения сорвалось с его языка, взять обратно уже не мог. Как и того, что поведала мне миссис Коул. Впрочем, ему хватало ума не пытаться очаровать меня, как очаровал он многих моих коллег. Переходя с курса на курс, он собрал вокруг себя компанию преданных друзей. Я называю их так потому, что не могу подобрать более точного слова, хотя ни к кому из них Реддл не был особенно привязан. От этих учеников веяло каким-то мрачным обаянием. Компания была пестрая — слабые мальчики, нуждавшиеся в защите, честолюбцы, стремив-шиеся к славе, и склонные к насилию люди, которым нужен был заводила, способный обучить их более изощренным формам жестокости. Иными словами, то были предшественники Пожирателей смерти и некоторые из них, покинув Хогвартс, как раз первыми Пожирателями смерти и стали. Реддл держал их в ежовых рукавицах, так что ни в каких явных прегрешениях они замечены не были, хотя за семь проведенных ими в Хогвартсе лет случилось немало прескверных происшествий, которые, впрочем, надежно связать с ними не удалось. Самым серьезным стало открытие Тайной комнаты, приведшее к смерти девочки. Как ты знаешь, в этом преступлении ошибочно обвинили Хагрида. Мне не удалось собрать большого количества воспоминаний о том, каким Реддл был во время учебы в Хогвартсе, — продолжал Дамблдор, укладывая почерневшую ладонь на Омут памяти. — Лишь немногие из тех, кто знал его в ту пору, готовы были хоть что-то о нем рассказать, в большинстве своем они оказались слишком запуганными. Все, что я знаю, было получено мной уже после того, как он покинул Хогвартс, и потребовало кропотливой работы: нужно было найти людей, которых можно разговорить хотя бы хитростью, отыскать старые документы, опросить свидетелей — и маглов, и волшебников. Те, кого мне удалось склонить к беседе, рассказали, что Реддл был одержим своей родословной. Да оно и понятно — Реддл вырос в сиротском приюте и, естественно, стремился узнать, как он туда попал. Он тщетно пытался найти какие-либо следы Тома Реддла Старшего — на щитах Зала Славы, в списках прежних старост школы, даже в книгах по истории волшебства. В конце концов ему пришлось смириться с мыслью, что его отец никогда в Хогвартсе не учился. Думаю, тогда-то он и отказался от прежнего имени, выдумал лорда Волан-де-Морта и занялся исследованием материнской линии. Если ты помнишь, он считал, что его мать не могла быть волшебницей, поскольку она не устояла перед постыдной человеческой слабостью — перед смертью. Реддл мог опереться на одно-единственное имя — Марволо. От приютского начальства он знал, что так звали отца его матери. После долгого изучения старых, посвященных родословным волшебников книг он выяснил, что у рода Слизерина существуют потомки. В шестнадцатилетнем возрасте, летом, он оставил сиротский приют, в который всегда воз-вращался на каникулы, и отправился на поиски своих родственников, Мраксов. А теперь, Гарри, если ты встанешь... Дамблдор поднялся, и Гарри снова увидел в его руке хрустальный флакончик, заполненный взвихренной жемчужной жидкостью — субстанцией памяти. — То, что мне удалось раздобыть этот экземпляр, большая удача, — сказал Дамблдор, выливая мерцающее содержимое флакончика в Омут памяти. — Ты и сам поймешь это, когда мы его испробуем. Ну что же, начали? Гарри подступил к каменной чаше и послушно нагнулся, окунув лицо в воспоминания; его охватило знакомое чувство падения в пустоту, затем в почти непроглядной темноте он опустился на каменный пол. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, где он, а тем временем и Дамблдор приземлился рядом с ним. В доме Мраксов было необычайно грязно — грязнее места Гарри еще никогда не видел. Потолок покрывала плотная паутина, пол - глубоко въевшаяся сажа; на столе вперемешку с кучей немытых мисок и плошек валялись заплесневелые и гниющие объедки. Единственный свет давала оплывшая свеча, стоявшая у ног мужчины, чьи волосы и борода отросли до такой длины, что ни глаз его, ни рта Гарри различить не сумел. Мужчина сидел, обмякнув, в кресле у очага, и на миг Гарри почудилось, что он мертв. Но тут кто-то громко постучал в дверь, мужчина дернулся, просыпаясь, и поднял правую руку с зажатой в ней волшебной палочкой и левую — с коротким ножом. Дверь со скрипом отворилась. На пороге, держа перед собой старомодный фонарь, стоял подросток, которого Гарри мгновенно узнал: высокий, бледный, темноволосый и красивый — юный Волан-де-Морт. Взгляд Волан-де-Морта медленно прошелся по лачуге и остановился на сидевшем в кресле мужчине. Несколько секунд они вглядывались друг в друга, затем мужчина, покачиваясь, поднялся на ноги, отчего по полу с дребезгом и звоном покатились стоявшие у кресла пустые бутылки. — ТЫ! — взревел мужчина. — ТЫ! И он, взмахнув ножом и волшебной палочкой, бросился на Реддла. — Стой! Реддл произнес это на змеином языке. Мужчина затормозил и врезался в стол — на пол посыпалась заросшая плесенью посуда. Повисло долгое молчание, гость и хозяин разглядывали друг друга. Нарушил молчание хозяин: — Ты говоришь на нем? —Да, я на нем говорю, — ответил Реддл. Он вступил в комнату, отпустив дверь, и та захлопнулась за ним. Гарри невольно восхитился — страха Реддл решительно не ведал. Лицо его выражало лишь отвращение и разочарование. — Где Марволо? — спросил он. — Помер, — ответил хозяин дома. — Помер много годков назад, а то как же? Реддл нахмурился. — Кто же тогда ты? — Морфин, кто же еще? — Сын Марволо? —Ясное дело, сын, а... Морфин отбросил волосы с грязной физиономии, чтобы получше вглядеться в Реддла, и Гарри увидел на пальце его правой руки кольцо с черным камнем. — А я тебя за магла принял, — прошептал Морфин. — Здорово ты на того магла смахиваешь. — Какого магла? — резко спросил Реддл. — Магла, в которого сестра моя втюрилась, он тут в большом доме при дороге живет, — сказал Морфин и неожиданно сплюнул на пол между собой и гостем. — Ты на него здорово похож. На Реддла. Только он теперь постарше будет, нет? Постарше тебя, коли присмотреться... Вид у Морфина был слегка пьяноватый, его пошатывало, чтобы удержаться на ногах, он цеплялся за край стола. — Он, понимаешь, вернулся, — глупо прибавил Морфин. Волан-де-Морт пристально глядел на Морфина, словно пытаясь оценить, на что тот способен. Затем он придвинулся поближе к Морфину и спросил: — Значит, Реддл вернулся? —Ага, бросил ее, и правильно, гнида такая, мужа ей подавай! — сказал Морфин и снова плюнул на пол. — Обобрала нас, понял, перед тем как сбежать! Где медальон-то, а, медальон Слизеринов, где он? Волан-де-Морт не ответил. Морфин снова распалился, взмахнул ножом и закричал: — Осрамила нас, потаскушка!А ты-то кто таков, заявился сюда, с вопросами лезешь? Все уж кончилось, нет, что ли?.. Все кончилось... Он глянул в сторону, покачнулся, Волан-де-Морт шагнул вперед. И едва он это сделал, как наступила неестественная тьма, поглотившая и фонарь Волан-де-Морта, и свечу Морфина, поглотившая все... Пальцы Дамблдора крепко стиснули локоть Гарри, и оба снова всплыли в настоящее. После непроглядного мрака мягкий, золотистый свет Дамблдорова кабинета показался Гарри ослепительным. — И это все? — быстро спросил Гарри. — Почему стало темно, что случилось? — Потому что начиная с этого мгновения Морфин ничего больше не помнил, — ответил Дамблдор, жестом предлагая Гарри вернуться в кресло. — Проснувшись на следующее утро, он обнаружил, что валяется на полу, совсем один. А перстень Марволо исчез. Тем временем по главной улице деревушки Литтл-Хэнглтон уже бежала служанка, крича, что в гостиной большого дома лежат три трупа: Том Реддл Старший, его мать и отец. Власти маглов недоумевали. Насколько мне известно, они и до сих пор не знают, от чего умерли Реддлы, — заклятие Авада Кедавра, как правило, никаких следов не оставляет... Исключение сидит передо мной, — прибавил Дамблдор, кивком указав на шрам Гарри. — С другой стороны, в Министерстве мгновенно поняли, что убийство совершено волшебником. Кроме того, там знали, что всего через Долину от дома Реддлов проживает заклятый враг маглов, уже сидевший однажды в тюрьме за нападение на одного из убитых. И потому Министерство вызвало Морфина. Допрашивать его, применять сыворотку правды или легилименцию не было никакой необходимости. Он сразу с гордостью признался в убийстве, сообщив подробности, которые мог знать лишь виновник этого преступления. Он рад, сказал Морфин, что перебил этих маглов, он много лет дожидался такой возможности. Морфин сдал свою волшебную палочку, и сразу стало ясно, что Реддлы убиты с ее помощью. Затем он, не оказав сопротивления, позволил отправить себя в Азкабан. Только одно его и беспокоило — пропавший перстень отца. «Он убьет меня, — снова и снова повторял своим тюремщикам Морфин. — Убьет за то, что я потерял кольцо». Судя по всему, ничего другого он так никогда и не сказал. Морфин провел остаток дней в Азкабане, оплакивая утрату последнего наследия Марволо, и был похоронен вблизи тюрьмы, рядом с другими скончавшимися в ее стенах несчастными. — Выходит, Волан-де-Морт похитил палочку Морфина и воспользовался ею? — спросил Гарри, выпрямляясь в кресле. — Совершенно верно, — ответил Дамблдор. — Воспоминаний, которые могли бы подтвердить это, у меня нет, но, думаю, мы вправе считать, что так оно и было. Волан-де-Морт оглушил своего дядю заклинанием, забрал его волшебную палочку и пересек долину, направившись в «большой дом при дороге». Там он убил магла, который бросил его мать, да заодно уж и своих дедушку с бабушкой, тоже маглов, уничтожив последних представителей презренного рода Реддлов и отомстив отцу, который не желал его знать. Затем вернулся в лачугу Мраксов, произвел довольно сложную магическую процедуру, населившую разум его дяди ложными воспоминаниями, бросил волшебную палочку Морфина рядом с ее лежавшим в беспамятстве владельцем, прикарманил древнее кольцо и удалился. — А Морфин так никогда и не понял, что ни в чем не виноват? — Никогда, — подтвердил Дамблдор. — Он, как я уже сказал, сделал признание, полное и хвастливое. — Но настоящие-то воспоминания все время оставались при нем! — Верно, но, чтобы вытащить их из него, требовалась трудоемкая и искусная легилименция, — сказал Дамблдор, — а кому пришло бы в голову лезть в сознание Морфина, уже признавшегося в преступлении? Впрочем, в последние недели его жизни мне удалось добиться свидания с ним, к тому времени я уже пытался выяснить как можно больше о прошлом Волан-де-Морта. Я хоть и с трудом, но извлек из него настоящие воспоминания, а увидев их, попытался добиться его освобождения из Азкабана. Однако прежде чем Министерство успело принять решение, Морфин умер. — Но как же в Министерстве не догадались, что все это сделал с Морфином Волан-де-Морт? — сердито спросил Гарри. — Он же был в то время несовершеннолетним, так? Я думал, в Министерстве умеют обнаруживать магические действия несовершеннолетних. — Ты совершенно прав, магические действия они обнаруживать умеют, однако не тех, кто их совершает. Вспомни-ка, Министерство обвинило тебя в использовании заклинания левитации, которое на деле применил... — Добби, — проворчал Гарри; несправедливость этого обвинения по-прежнему терзала его. — Выходит, если ты несовершеннолетний и используешь магию в доме волшебника или волшебницы, в Министерстве об этом не узнают? — Сказать, кто именно совершил волшебство, они определенно не смогут, — ответил Дамблдор и чуть улыбнулся, увидев, каким негодующим стало лицо Гарри. — Министерство уверено в том, что родители — волшебники или волшебницы — заставляют своих отпрысков соблюдать порядок, пока дети находятся в стенах родного дома. — Что за чушь! — выпалил Гарри. — И посмотрите, что из этого вышло, что получилось с Морфином! — Согласен, — сказал Дамблдор. — Каким бы ни был Морфин, он не заслужил такой смерти — в тюрьме, обвиненным в убийстве, которого не совершал. Однако час уже поздний, а я хочу, чтобы ты, прежде чем мы разойдемся, посмотрел еще одно воспоминание... Дамблдор извлек из внутреннего кармана новый флакончик, и Гарри сразу примолк, вспомнив слова Дамблдора о том, что это воспоминание самое важное из всех, какие ему удалось собрать. Гарри отметил, что содержимое флакончика выливается в Омут памяти неохотно, как будто оно слегка загустело — может быть, и воспоминания скисают? — Это не займет много времени, — сказал Дамблдор, опорожнив наконец флакон. — Ты и опомниться не успеешь, как мы вернемся назад. Ну что же, еще один нырок в Омут памяти... И Гарри вновь провалился под серебристую поверхность, на этот раз приземлившись перед человеком, которого сразу узнал. То был гораздо более молодой Гораций Слизнорт. Гарри так привык к его лысине, что вид густых, блестящих соломенных волос Слизнорта привел его в полное замешательство. Голова профессора казалась накрытой соломенной крышей, хотя на самой макушке уже красовалась блестящая проплешина размером с галеон. Усы Слизнорта, не такие пышные, как теперь, отливали светлой рыжиной. И дороден он был не так, как Слизнорт, которого знал Гарри, хоть золотые пуговицы его богато вышитого жилета явно испытывали сильное напряжение. Маленькие ступни Слизнорта покоились на бархатном пуфике, он сидел, откинувшись на высокую спинку уютного кресла, одна его рука сжимала винный бокальчик, другая перебирала в коробке засахаренные дольки ананаса. Когда рядом с ним возник Дамблдор, Гарри огляделся по сторонам и понял, что они очутились в кабинете Слизнорта. Вокруг хозяина кабинета расположилось с полдюжины подростков, сиденья у всех были пониже и пожестче, чем у Слизнорта. Реддла Гарри узнал сразу. Он был и красивее прочих мальчиков, и вид имел наиболее непринужденный. Правая рука Реддла привольно лежала на подлокотнике его кресла; Гарри с внезапным потрясением увидел на ней золотое кольцо с черным камнем — перстень Марволо: Реддл уже убил своего отца. — Сэр, а правда ли, что профессор Вилкост уходит в отставку? — спросил Реддл. — Том, Том, даже если бы я знал это, то был бы не вправе сказать вам, — ответил Слизнорт, укоризненно поводя пальцем с прилипшими сахарными крошками. Впрочем, впечатление, оставленное этим выговором, было отчасти подпорчено тем, что профессор тут же и подмигнул. — Должен признаться, я был бы не прочь выяснить, откуда вы черпаете ваши сведения, юноша; вам известно больше, чем половине преподавателей. Реддл улыбнулся, остальные мальчики рассмеялись, бросая на него восхищенные взгляды. — Что до вашей сверхъестественной способности узнавать то, чего вам знать не положено, равно как и до осмотрительной лести, с коей вы обращаетесь к людям, от которых многое зависит... Кстати, спасибо за ананасы, вы совершенно правы, это мое любимое... Кто-то из мальчиков снова захихикал, но тут произошло нечто странное. Всю комнату вдруг заволокло плотным белым туманом, в котором Гарри ничего, кроме лица стоявшего рядом с ним Дамблдора, различить не мог. Затем в тумане грянул неестественно громкий голос Слизнорта: —... и пойдете по дурной дорожке, юноша, попомните мои слова. Туман развеялся так же внезапно, как появился, при этом никто о нем ни словом не обмолвился, как будто ничего необычного и не случилось. Гарри в замешательстве оглядел кабинет, маленькие золотые часы, стоявшие на письменном столе Слизнорта, отзвенели одиннадцать. — Батюшки мои, неужто так поздно? — удивился Слизнорт. — Вам лучше идти, юноши, а то наживете неприятности. Лестрейндж, я рассчитываю получить от вас завтра утром письменную работу, иначе мне придется оставить вас после уроков. То же относится и к вам, Эйвери. Пока мальчики покидали кабинет, Слизнорт выбрался из кресла и перенес пустой бокал на письменный стол. Реддл, впрочем, уходить не спешил. Гарри видел, что мешкает он намеренно, желая остаться со Слизнортом наедине. — Живее, Том, — сказал Слизнорт, обернувшись и обнаружив, что Реддл все еще здесь. — Вы же не хотите, чтобы вас в неположенное время застали вне спальни, вы все-таки староста... — Сэр, я хотел спросить вас кое о чем. — Так спрашивайте, мой мальчик, спрашивайте... — Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о... о крестражах? И снова произошло то же самое: комнату наполнил густой туман, в котором Гарри не видел ни Слизнорта, ни Реддла — лишь Дамблдора, безмятежно улыбавшегося, стоя с ним рядом. И снова, совсем как в прошлый раз, грянул голос Слизнорта: — Я не знаю о крестражах ничего, а если бы и знал, вам не сказал бы! А теперь немедленно убирайтесь отсюда и постарайтесь, чтобы я от вас ничего о них больше не слышал! — Ну вот и все, — спокойно сказал Дамблдор. — Пора возвращаться. Секунду спустя ноги Гарри ударились об пол — он снова стоял на ковре перед столом Дамблдора. — И только? — тупо спросил он. Дамблдор говорил, что это важнейшее воспоминание, а Гарри не понимал, что в нем особенного. Да, конечно, туман и то, что никто его, судя по всему, не заметил, — все это странно, но больше вроде бы ничего и не произошло, разве что Реддл задал вопрос и не смог получить на него ответа. — Как ты, вероятно, заметил, — сказал, усаживаясь за стол, Дамблдор, — эти воспоминания немного подправлены. — Подправлены? — повторил, тоже усаживаясь, Гарри. — Вне всяких сомнений, — подтвердил Дамблдор. — Профессор Слизнорт успел поработать над собственной памятью. — Но зачем? — Думаю, причина в том, что он стыдится этих воспоминаний, — ответил Дамблдор. — Он постарался переделать свою память и, чтобы предстать в более выгодном свете, затер те ее участки, которые не хочет мне показывать. Проделано это, как ты мог заметить, довольно топорно, но оно и к лучшему, поскольку доказывает, что подлинные воспоминания все еще целы, они лишь прикрыты переделками. И потому я в первый раз даю тебе домашнее задание, Гарри. Ты должен уговорить профессора Слизнорта показать свои подлинные воспоминания — они, несомненно, станут для нас самым важным источником сведений. Гарри смотрел на Дамблдора во все глаза. — Но, простите, сэр, — сказал он, стараясь, чтобы голос его прозвучал как можно уважительнее, — зачем вам я? Вы же можете использовать легилименцию... или сыворотку правды... — Профессор Слизнорт — волшебник весьма одаренный, он наверняка предвидел обе эти возможности, — сказал Дамблдор. — Его способности по части окклюменции намного превышают те, какими обладал несчастный Морфин Мракс. Я бы очень удивился, если бы всякий раз, как я принуждал профессора пропустить меня в свою память, он не принимал бы средства против сыворотки правды. Нет, думаю, было бы глупо пытаться силой вытянуть из профессора Слизнорта истину, это принесет больше вреда, чем пользы, к тому же я не хочу, чтобы он сбежал из Хогвартса. Однако у него, как и у всех нас, есть свои слабости, и я уверен, что ты единственный, кто может пробить его оборону. Нам совершенно необходимо проникнуть в его память, Гарри... А насколько это важно, мы сможем узнать, лишь ознакомившись с нею. И потому удачи тебе... и спокойной ночи. Гарри, немного ошеломленный столь внезапным прощанием, вскочил из кресла. — Спокойной ночи, сэр. Закрывая за собой дверь кабинета, он ясно расслышал голос Финеаса Найджелуса: — Не понимаю, почему у мальчика это может получиться лучше, чем у вас, Дамблдор? — А я и не ждал, что вы это поймете, Финеас, — ответил Дамблдор, и Фоукс тут же вскрикнул еще раз, негромко и музыкально. |