Белгородский государственный
Скачать 0.52 Mb.
|
УДК 808.2-318+802.0-318 КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНАЯ ДИХОТОМИЯ ЗНАКОВ ЯЗЫКА И РЕЧИ 1 Н.Ф. Алефиренко Белгородский государственный университет e-mail: alefirenko@bsu.edu.ru Вопреки принятой в современной лингвистике знаковой теории языка в статье предлагается решение одной из важнейших проблем теоретического языкознания: разграничение знаков языка и знаков речи. Методологической основой такого разграничения служит кон- цепция языка как явления психики и опирается на дихотомию «язык – речь». Ключевые слова: язык, речь, знак, функции языка и речь, когни- тивно-дискурсивная деятельность. Введение Если исходить из основного положениядихотомии языка и речи, утверждаю- щего, что единицы речи объективируют (реализуют) единицы языка, будет уместно, как мне представляется, использовать данную аксиому во благо развития современ- ной лингвосемиотической теории. Кстати, не лишним было бы упомянуть, что, по- жалуй, впервые идею о целесообразности различения знаков языка и знаков речи высказал Ф.Ф. Фортунатов. Под знаками речи он понимает видоизменения знаков языка, которые происходят в процессе речи. Частично с этим можно согласиться. Однако далее ученый высказывает спорное суждение: к знакам речи он относит и знаки чувствований, т. е. междометия, что свидетельствует об отсутствии в то время теории семиотического противопоставления (дихотомии) знаков языка и речи. Необ- ходимость ее создания обусловливается многими существующими в лингвистике противоречиями онтологического характера. Прежде всего, следует отметить, что пока никак не согласуется с устоявшимся определением языкового знака как матери- ально-идеального образования основная дихотомия: язык – система идеальная; речь – материальна. Если считать, что данное определение относится к знакам речи, то возникает вопрос: есть ли знаки языка? Если есть, то какова их природа и сущность, чем они отличаются от знаков речевых? Теоретический анализ В поисках сущности лингвосемиозиса сделаем предположение о диалектиче- ском сосуществовании знаков языка и знаков речи. Конечно же, прежде всего в голо- ву приходят решения, подсказанные поверхностными аналогиями: в соответствии с существующей доктриной «язык – речь» рассматривать знаки языка сущностями 1 Работа выполнена в рамках научной программы внутривузовского гранта БелГУ. РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ НАУЧНЫЕ ВЕДОМОСТИ № 11 (51) 2008 12 идеальными, а знаки речи сущностями материальными (физическими). Последние материальны в том смысле, что их планом выражения служит звуковая, то есть фи- зическая, субстанция. Такого рода проекции кажутся вполне соответствующими язы- ковой действительности. Однако при этом не следует забывать, что знаки речи имеют не только план выражения, но и план содержания, поскольку являются носителями определенного смысла, соотносимого со значением языкового знака. Уже это застав- ляет задуматься, насколько данная аналогия отвечает языковой действительности, и выдвинуть предположение о более сложном, диалектически противоречивом харак- тере лингвосемиозиса, во многом обусловливающимся механизмами речемысли- тельной деятельности человека в целом. Будем исходить из следующего понимания семиотической дихотомии языка и речи: (1) эталонный знак языка конституирует план выражения речевых знаков, а (2) некоторое множество материальных знаков речи служит материалом для формиро- вания инварианта — образцового эталонного знака. Без знаков языка невозможны знаки речи, и наоборот. Такой подход создает новый стимул для развития лингвосе- миотики, в частности открывает возможности для создания в ее рамках когнитивно- семиологической теории знака (Алефиренко Н.Ф., 2006: 31) в единстве его когнитив- ных, семиотических и прагматических свойств. Без последовательного различения знаков языка и знаков речи сложно опре- делить, как язык в процессе познания выполняет одну из своих основных функций – объективирует в сознании человека то, что ему уже каким-то образом известно. В связи с этим утверждается, что знак – прежде всего гносеологическое понятие. Лин- гвисты акцентируют внимание на коммуникативном предназначении языковых зна- ков, поскольку они служат средством передачи сообщений. Противоречие снимается разграничением знаков языка и знаков речи. На самом деле, когнитивную функцию выполняют знаки языка, а коммуникативную и прагматическую – знаки речи. При- чем функциональное предназначение одного служит условием выполнения «функ- циональных обязанностей» другого. Действительно, прежде чем, сообщение пере- дать определенной комбинаторикой речевых знаков, необходимо при помощи знаков языка обработать, преобразовать и закодировать соответствующую информацию в общественном сознании, превратить ее в знание. При этом репрезентация языковых знаков знаками речевыми – процесс не механический. Дискурсивные задачи, стоя- щие перед общающимися, требуют дополнительной обработки информации как со стороны ее отправителя, так со стороны получателя. Речевые знаки располагают для этого необходимым интерпретационным механизмом. Всякая дискурсивная интер- претация языкового знака опирается на опыт, а «знаковость сущности есть функция, аргументом которой является опыт» (Кравченко А.В., 2001: 85). Понятие знаковой интерпретанты ввел в семиотику Ч.С. Пирс, под которой он понимал то, что объясняет знак или переводит его в иное измерение. Ч. Моррис под- черкивает прагматическую составляющую интерпретанты – способность знака про- изводить определенный эффект, воздействовать на интерпретатора. В. Дресслер та- кую прагматику языкового знака связывает с его интерпретантой, под которой пони- мает то в его содержании, что указывает на способ представления значения в знаке. Р.О. Якобсон по сути приравнивает данное понятие к значении и выделяет две разно- видности интерпретант: одна связывает знак с системой знаков, другая – с контек- стом его использования. Е.С. Кубрякова, опираясь на якобсоновскую концепцию зна- ка, предлагает интерпретанту и языковое значение разграничивать. Она полагает, что можно выделить целую серию интерпретант, с помощью которых можно было бы показать, каким способом в нашем сознании представлены разные аспекты языково- го значения – когнитивный, концептуальный, прагматический, эмотивный и экс- прессивный. Если следовать этой логике, то значение языкового знака окажется формой существования сознания, а интерпретанта – сам способ репрезентации зна- чения в языковом знаке. При таком понимании соотношения значения и сознания интерпретанта как свойство знака находится в генетической связи с его внутренней формой. Интерпретанта выступает способом знаковой репрезентации значения и ис- пользования знака в речемыслительной деятельности как уже готовой единицы. Н.Ф. Алефиренко. Когнитивно-дискурсивная дихотомия… 13 Внутренняя форма, представляя нашему сознанию связь между языковым знаком и объектом знакообозначения, служит смыслогенерирующим источником в процессах формирования значения. Связь между знаком и обозначаемым объектом удержива- ется в сознании благодаря актуализации в нем образного денотативного признака, определившего характер данного знакообозначения. Поскольку образные признаки отображают осмысленные свойства номинируемых предметов и являются непосред- ственными участниками семиозиса, они становятся элементами значения. Поэтому внутренняя форма – категория языковой семантики, а интерпретанта знака – катего- рия когнитивная, связанная с кодированием и декодированием информации, ее пре- образованием в знание, пониманием и использованием знака в когнитивно- дискурсивной деятельности. Поскольку же и интерпретанта и внутренняя форма принадлежат языковому знаку, то сам знак, по А.Ф. Лосеву, «есть акт интерпретации как соответствующих моментов мышления, так и соответствующих моментов дейст- вительности» (Лосев А.Ф., 1982: 96). Это объясняется тем, что языковое мышление является (а) пониманием самого мыслительного процесса, (б) своеобразным его пре- ломлением сквозь призму предыдущего опыта, зафиксированного в языковых зна- ках. А это, в свою очередь, предполагает, что любой языковой знак «существует ис- ключительно как единица определенной семиотической системы» (Кубрякова Е.С., 2004: 503), что вне такой системы нет знака (Ю.С. Степанов), как нет его и без интер- претатора. Системный характер и интерпретанта языкового знака обеспечивают ему когнитивно-семиологическую свободу, на что обращал внимание А.Ф. Лосев: «Вся- кий языковой знак, отражающий ту или иную систему отношений в обозначаемом им предмете, пользуется этим отражением свободно, произвольно и уже независимо от объективной истинности отраженной в нем предметной системы отношений, рав- но как и от самого мышления, актом которого является знак языка» (Лосев А.Ф., 1982: 95). Этим свойством обладают, в отличие от иных семиотических систем, только языковые знаки. Заканчивая свой фундаментальный труд и возвращаясь к определе- нию знака с тем, вероятно, чтобы учесть весь существующий семиотический опыт, Е.С. Кубрякова пишет: «Знак – это нечто воспринимаемое, образующее тело знака и представляющее в языковом коллективе как сообществе интерпретаторов некое со- держание, которое заменяет означаемое или обозначаемое в языковых или метаязы- ковых операциях…» (Кубрякова Е.С., 2004: 503–504). Как видим, здесь определяется знак в широком его понимании. Автор, как можно предположить, сознательно в на- чале дефиниции не использует словосочетание «языковой знак». Иначе возникли бы вопрос, каким образом материальный (физический) объект, которым является «тело знака», становится фактом языка – феномена идеального. С другой стороны, чтобы служить сообществу интерпретаторов при порождении и восприятии сообщения знак должен быть воспринимаемым. Все это возвращает нас к необходимости разграниче- ния знаков языка и знаков речи. Их специфика обусловливается тем, что система языка ориентирована на символизацию, а дискурс – на иконичность (В.А. Виногра- дов). Только опираясь на данные факторы, можно выявить своеобразие языковых знаков и знаков речевых в контексте их возникновения. К этому побуждает сама Е.С. Кубрякова: «Возникая в акте семиозиса, знаки приобретают в этом акте свое строение и свое внутреннее устройство» (Кубрякова Е.С., 2004: 502). Сущность знакообразования состоит в семасиологизации (И.А. Бодуэн де Кур- тенэ), означивании (Э. Бенвенист) и преобразовании звукосочетаний в социально обусловленные средства речемыслительной деятельности. С точки зрения когнитив- ной лингвистики знакообразование представляет собой процесс превращения пред- метов реальной действительности в знаки, отображающие историко-культурный опыт данного этноязыкового сообщества. Наименование предметов звукосимволами, таким образом, является одновременно и осмыслением этих предметов, овладение ими не только материально, но и «идеологически» (В.И. Абаев). Иначе говоря, сло- весный знак является одновременно основной когнитивной единицей, которая фик- сирует, имплицитно хранит формы «перевода» фактов внешнего и внутреннего мира в мыслительные категории, то есть в своего рода «упаковки» знания. Тип и характер таких «упаковок» соответствует этапам и уровням познания. НАУЧНЫЕ ВЕДОМОСТИ № 11 (51) 2008 14 1. Прежде всего, отметим, что план выражения знака языка и знака речи не одно и то же. Планом выражения знака речи служит некая экспонентная структура, иными словами, реально произносимый и воспринимаемый звуковой или графиче- ский комплекс. Планом выражения знака языка выступает акустический (звуковой) образ того звукоряда, который соотносится с предметом именования. 2. План содержания и языкового, и речевого знака сущность, разумеется, идеальная. Однако и здесь имеются различия. Если планом содержания знака языка является представление (понятие) о серийном, типовом и обобщенном предмете но- минации, то планом содержания знака речи выступает выделенный из того или ино- го класса, типа, разряда конкретный предмет, о котором идет речь в сообщении. Ср.: 1) Книга – источник знаний и 2) «Дети капитана Гранта» – моя любимая в дет- стве книга». 3. Основная функция знаков языка обслуживать отражательные процессы и мыслительную деятельность человека (фиксировать, обобщать, дифференцировать, выделять, интерпретировать получаемую информацию). Основная функция знаков речи репрезентативная – быть средством манифестации и обозначения нужного в данном акте общения предмета, средством идентификации и узнавания обозначае- мых предметов или явлений. 4. Различия в устройстве также обусловливаются идеальным статусом зна- ков языка и материально-идеальной природой знаков речи. Элементами языкового знака являются обобщенный образ предмета (денотат), сигнификат и акустический образ. Составляющими знака речи выступают их реальные корреляты: предмет но- минации, дискурсивный смысл (предметное значение) и экспонентная структура ре- чевого знака (звукоряд). Облигаторным свойством любого знака является его значение. Однако и здесь имеются некоторые различия. Их можно обозначить достаточно банально: значение языкового знака – языковое, а значение знака речи – речевое. Но за банальностью формулировок скрывается существенные различия. Оно в понимании сущности этих значений. На самом деле, что такое значение языковое и что такое значение речевое? Собственно значением мы называем лишь содержание языкового знака. Рече- вой знак обладает смысловым содержанием. Значение – стабильная часть семантики знака, связанная с отражением социально значимого опыта данного этноязыкового сообщества. Смысл – категория личностная и поэтому вариативная, переменная часть семантики знака, связанная с дискурсивной интерпретацией и актуализацией одного из аспектов языкового значения. Смысл, таким образом, является контексту- ально обусловленной единицей семантики. 5. Благодаря наличию в языковом знаке интерпретанты, он, как правило, многозначен. Полисемия – универсальное свойство знаков языка, поэтому для ак- туализации нужного в данном речевом акте лексико-семантического варианта необ- ходим соответствующий контекст. Речевые знаки всегда однозначны, поскольку ли- шены множественных интерпретаций 6. Знаки языка и знаки речи связаны и генетическими различиями: язы- ковые знаки первичны, поскольку ими обладают люди непреднамеренно, естест- венным путем, речевые знаки вторичны, поскольку создаются на базе знаков язы- ка и светят, так сказать, «отраженным светом» (А. Шафф). Что же касается свой- ства замещать, то если знаки языка являются заместителями предметов, то знаки речи – не только замещают в нашем сознании номинируемые предметы, но и со- относимые с ними знаки языка. Из сказанного выше следует, что основными факторами вербального знакооб- разования являются сознание и мышление. Как констатировал С.Д. Кацнельсон, соз- нание невозможно без мышления, а мышление невозможно, без содействия языка. Механизмы такого «содействии» находятся в знаковости языка. Без языковых знаков не может состояться актуализация знаний в мышлении. Без знаков речи немыслимо общение, если под таковым понимать кодирование и декодирование информации. Да и сама «память сознания», «кладовая знаний», хранение знаний в сознании невоз- можны без участия языковых знаков. Это объясняется тем, что процесс накопления и Н.Ф. Алефиренко. Когнитивно-дискурсивная дихотомия… 15 упорядочения знаний, сведения их в такие когнитивные структуры, которые, собст- венно, и обеспечивают их хранение в общественном сознании. Такими структурами являются разного рода концепты, объективируемые языковыми знаками и их речевы- ми коррелятами. Именно когнитивные структуры для своей объективации стимули- руют процессы «свертывания» речи, ее превращения во внутреннюю, а затем в «по- тенциальную» речь, что, в конечном итоге, индуцирует образование языковых знаков. 1. Значимость языковых знаков для нашего сознания определяется, по крайней мере, двумя факторами. Во-первых, тем, что в процессе знакообразования происходит накопление и обновление концептов. Во-вторых, тем, что языковые знаки снабжает механизмы сознания семиотическими средствами элементарного мышления. Как видим, это двусторонний процесс. «Развертывания» элементов сознания и «свертывания» продуктов речи без знаковой системы не осуществимы. Заключение Развитие речемыслительной деятельности не только создает внешние се- миотические структуры для репрезентации мыслительного содержания, но в единст- ве с процессами выработки и упорядочения знаний стимулирует возникновение не- обходимых промежуточных звеньев и механизмов (так называемые «внутреннюю» и «потенциальную» речь), без которых немыслимо не только общение, обмен мысля- ми, но и само сознание. Следовательно, знаковая подсистема языка служит не просто придатком к сознанию, позволяющим оформлять конечные фабрикаты мышления – концепты (Langacker R.W., 1997), «упаковывая» их в языковые формы, но и непо- средственным средством формирования сознания. Не остаются в стороне от этого процесса и речевые знаки. Они вызывают в сознании такие структурные изменения, которые делают сознание более совершенным, порождая при этом новые языковые знаки, прежде всего знаки вторичной (метафоры) и косвенно-производной номина- ции (фразеологизмы). Список литературы 1. Алефиренко Н.Ф. Проблемы когнитивно-семиологического исследования языка // Слово – сознание – культура. – М.: Флинта-Наука, 2006. – С. 31–41. 2. Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. – М.: Эдиториал УРСС, 2001. 2. Кравченко А.В. Знак, значение, знание: Очерк когнитивной философии языка. – Иркутск, 2001. 3. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. 4. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. – М.: Наука, 2004. 5. Langacker R.W. The conceptual basis of cognitive semantics // Language and conceptu- alization / Ed. by J. Nuyts and E. Pederson. – Cambridge, 1997. 6. Eko U. A theory of semiotics. – Bloomindton: Indiana Univ. Press, 1976. COGNITIVE-DISCURSIVE DICHOTOMY OF LANGUAGE AND SPEECH SIGNS N.F. Alefirenko Belgorod State University e-mail: alefirenko@bsu.edu.ru Contrary to the present-day sign theory in linguistics in the article it’s pro- posed a solution for one of the principal issues of theoretical linguistics: distinc- tion between language signs and speech signs. Methodologically this distinction is based on the assumption that language is a mental phenomenon and it is rested upon language/speech dichotomy. Key words: language, speech, sign, language and speech functions, cogni- tive-discursive activity. |