Десять лет назад их объединил случай, ее беда и чужая жадность. А разъединяла целая жизнь
 Скачать 2.75 Mb.
|
|
Глава 1 Наши дни — Спой, птичка. Агния не нуждалась в слухе, чтобы по губам прочитать насмешливое приказание человека, севшего за ее столик. Тем не менее, она отключила плеер и вынула из ушей наушники. Мужчина, усевшийся напротив нее, ехидно поднял бровь. — Какой моветон, Агния Валерьевна. Одиннадцать утра, а вы водку глушите, и без закуски. А ведь вам еще выступать. Виктор Шамалко, депутат, один из кандидатов в Президенты их страны на предстоящих в будущем выборах, бандит в прошлом, и олигарх в настоящем, владелец этого ресторана, и хозяин Агнии, выигравший ее у предателя в карты, осуждающе хмыкнул. Потом жестом руки подозвал официанта, и велел принести еды. Интересно, как он подавал знак, чтобы туда что-то добавили? Или наркотик растворяли в напитках? Той же водке… Кто сказал, что рабства уже не существует на планете? Бред. Есть оно. Просто кандалы изменили вид, а рабовладельцы научились играть благородные роли. Ничего не сказав в ответ на этот упрек, Агния молча наблюдала за тем, как расторопный официант расставляет на столе тарелочки. Если она и была голодна, то не ощущала этого. Однако отказываться было весьма чревато. Сейчас Виктор Шамалко смотрел на нее снисходительно и, даже, благожелательно. Без сомнения, он прекрасно знал, отчего это Агнии пришло в голову напиваться с утра. Таких триумфов не забывают и спустя много лет. А тут лишь год прошел. Поддевая ее, он лишь усиливал страдания самой Агнии, получая большее удовольствие. Садистская натура этого человека, всегда и во всем требовала большей боли от подвластных ему жертв. И никто не гарантировал, что, к примеру, в следующую секунду, благожелательность темных глаз не сменится гневом и бешенством. А от этих эмоций Шамалко не могло спасти или защитить никто и ничто. Он всего лишь выведет ее в подсобное помещение, и изобьет там. Не в полную силу, нет, такого он себе не позволял. На Агнии можно было зарабатывать. И весьма неплохо. Потому, полную силу своему садизму он давал на других. Но и того, что перепадало ей — с лихвой хватало, чтобы неделями мучиться от боли. Причем, Виктор бил ее так, чтоб не оставить следов. Не хотел портить «товарный вид» своей звезды. Оттого, для нее, по большей части, он приберегал свой арсенал моральных пыток. Впрочем, ничего из вышеперечисленного не мешало Виктору время от времени просто избивать ее. Так, для собственного удовольствия. Или за провинности и ошибки с его точки зрения. Шамалко любил мучить тех, кто слабее. Любил причинять страдания и боль. Обожал издеваться над женщинами. Мучить же жену убитого им давнего врага — доставляло ему особое, изощренное удовольствие. Вероятно, он сильно жалел о том, что не может воскресить того, чтобы вновь повторить вершину своего успеха в области мучений женщин. И снова избить Агнию тогда, когда она была беременна… Сейчас, как и все последние месяцы, она не чувствовала себя сильной и стойкой. Агния уже ничего не хотела и ни к чему не стремилась. Ее сломили. Не его издевательства, а смерть любимого, и выкидыш, который случился после того, как она попала в руки Шамалко. Однако, и полностью потеряв всякое желание к жизни, Агния не могла постоянно терпеть наказания и измывательства. Именно потому, совершенно не имея аппетита, она послушно подвинула к себе чистую тарелку и принялась вяло есть. И делать вид, что, несмотря на всю апатию, ей совсем не хочется воткнуть вилку ему в глаз. Или хоть в руку, но чтоб побольнее. — Правильно, Агния Валериевна, не хватало нам еще неприятных инцидентов во время выступления. — Шамалко наблюдал за ее трапезой, чуть прищурившись. — А сейчас, когда вы немного закусили, спойте-ка для меня что-нибудь. В виде личного одолжения, так сказать. Он над ней издевался, и даже не скрывал этого. Хотя, ради чего, он же ее владелец, вот и делает, что заблагорассудится. И хоть прекрасно знает, что перед концертом она старается беречь голос до распевки и репетиции, не отступит же. Молча, не споря, и не возмущаясь, Агния поднялась со своего места и направилась к пустой сейчас сцене. Голова кружилась и подташнивало. То ли от рюмки водки с непривычки, то ли от того, что ей подмешивали. Музыканты, сидевшие у края сцены, прекратили играть, видимо, заметив ее приближение, умолкли, ожидая, какую песню она собирается петь. Агния обернулась на Виктора. Но того отвлекли, кто-то из посетителей ресторана уже подсел к депутату за столик и о чем-то разговаривал. Что ж, по крайней мере, она может получить хоть кроху приятных эмоций. Назвав романс, Агния медленно и аккуратно поднялась на две ступеньки, возвышающие сцену. Он прилично рисковал, ошиваясь сейчас здесь. Вообще, просто приехав в столицу, Боров конкретно нарывался, словно сам напрашивался на то, чтобы ему надавали по шее и закончили то, что когда-то не потянули сделать по-человечески. Соваться на чужую территорию, вообще, глупо, а уж если ты не в ладах с одним из местных главарей, который уже раз хоронил тебя… Дурное решение. Однако сейчас Боруцкий был в куда лучшем положении и мог позволить себе подразнить противника. В этот раз он поставил на верного туза, и при всем желании, Шамалко не имел никакой возможности достать его. Ни единой. Если, конечно, не хотел лишиться такой желанной и мощной поддержки на предстоящих выборах. Хотя, Бог свидетель, Вячеслав сейчас стоял в темноте под весенним дождем вовсе не для того, чтобы позлить или раздразнить Виктора. Этого он хотел бы меньше всего, слишком опасаясь того, что та сволочь, не имея возможности достать самого Борова, отыграется на другом человеке. Дождь, уже было вовсе прекратившийся днем, зарядил вечером с новой силой, но Боров не обращал на тот никакого внимания. Он даже не видел, что сигарета, зажатая в зубах, давно не тлела, затушенная холодными каплями. Бессмысленно продолжая покусывать уже измочаленный фильтр, Вячеслав не сводил прищуренных глаз с заднего входа в концертный зал. Вокруг не было ни души, дождливый вечер, несмотря на теплый воздух, разогнал всех по домам. Только пару бездомных оголодавших псов, рылись в мусоре неподалеку. Вячеслав не обращал на тех никакого внимания. Он не любил бродячих собак, но и не и не ненавидел, хоть и имел с этой породой свои счеты. Звери, они и есть звери. И, по крайней мере, всегда ведут себя честно. Сколько он уже стоял здесь, пристально глядя на слабый фонарь, скупо освещающий пространство над дверью, Вячеслав не смог бы сказать точно. Пару часов, минимум. Было еще светло, когда он устроился в этой подворотне, неподалеку от заднего фасада концертного зала. Впрочем, Боруцкий не забыл принять все необходимые меры, чтобы его не заметили. По той же причине, по которой не думал дразнить Виктора. Соболев обеспечил ему просто шикарный шанс и прикрытие, и если Боруцкий не будет рубить сгоряча, если все обдумает — то уже в ближайшие дни сумеет выдернуть Агнию из загребущих лап Шамалко. Будь он проклят, если она и так не провела там слишком много времени. И все из-за одной-единственной глупости, когда втемячила себе в голову, будто любит его. А он оказался слишком эгоистом, чтобы поступить разумно и послать ее подальше. Резко выдернув изо рта промокшую сигарету, Боруцкий сжал кулак от накатившей на него злобы и ярости, от бесполезного и идиотски-неправильного чувства вины. Растер табак между пальцами. Тех у него, конечно, не густо осталось на правой руке. Спасибо тому же Шамалко. Мельком глянув на обрубки безымянного пальца и мизинца, он привычно сосчитал уже белесоватые, полукруглые полоски шрамов на ладони. Хрустнул суставами, стряхнул остатки сигареты и провел ладонью по лицу и короткому ежику волос, стирая капли дождя. Впрочем, те тут же сменились новыми, уже не каплями даже, потоками, так как ливень усилился. Ну и, без разницы. Пошло оно все. Больше не обращая внимания на потоки воды, падающие ему на голову, Вячеслав продолжил свое молчаливое наблюдение. И через полчаса то было вознаграждено. Свернув с основной дороги, к проулку у той двери подъехало две машины с тонированными стеклами. Из первой, не ожидая пока кто-то из сопровождения подойдет к ее двери с зонтом, вышла молодая женщина. Боруцкий весь подобрался и буквально впился взглядом в ее спину. Худющая, как обычно. И волосы зачем-то обрезала, глупая. Кажется ему, что ее качает? Или, и правда — есть? Но до чего же красивая, мать его так. Даже издалека. Агния. Его жена. Его Бусинка. На дух не переносившая, когда он ее так называл. Смешно, ведь когда-то, он начал называть ее Бусинкой, чтобы обидеть и дать понять — не место ей там, куда Агния пришла. И сколько, на самом деле, это прозвище после стало для него значить… Игнорируя дождь, не подозревая, что он за ней наблюдает. Даже не зная, что он все еще жив, она медленно пошла в сторону черного входа. Из второй машины, натягивая капюшон на голову, выскочил какой-то пацан и что-то крикнул вслед Агнии. Из-за ветра и шума дождя Вячеславу было не разобрать слов. Агния, не повернувшись, подняла правую руку с красноречиво выставленным средним пальцем. Открыла дверь и, войдя, громко захлопнула ту за собой. И это — девушка, которая краснела и смущалась, когда он говорил: «твою ж…», и почти три года обращалась к нему — Вячеслав Генрихович. Он ухмыльнулся. — Сучка. — Пацан сплюнул на асфальт. Вячеслав через прищур посмотрел на разозленного парня. Боруцкий понятия не имел, что тот хотел от его жены, но, судя по реакции последней, парень определенно, не долго задержится среди живых. Боров это обеспечит. Благо, уже имеет возможность диктовать свои условия. — Ничего, Бусинка. Скоро я тебя вытащу. — Тихо прошептал он, беря губами новую сигарету из пачки. И, не прикуривая, развернулся и пошел прочь, торопясь успеть. У него имелись билеты на этот концерт, который должен был начаться через два часа, и он не собирался тот пропускать. Он слишком давно не слышал, как поет его жена. Десять лет назад Она пришла вовремя, даже раньше на полчаса. Ну не дура ли? Боров уже и забыл о ней, когда позвонил администратор ресторана, с искренним удивлением интересуясь, что он должен делать с этим ребенком? Кажется, Семен заподозрил босса в… не здравомыслии, если говорить корректно. Ладно, Боров и сам не знал, что ему делать с этой девкой. Толку ведь с нее не будет никакого. Еще на панели бы, да, Геля что-то бы добыл с этой, а так… Ну какая из нее певица кабака? Ну, цирк, просто. Но настырная, ведь, что тот танк. Прет вперед, ни на что не обращая внимания. Может, правда, убогая. Тоже вариант, ну обделил Бог разумом, бывает. Грешно на таких обижаться или негодовать. Ему и без того за плечами грехов хватает. Хотя, была б пацаном — другой разговор, уже пристрелил бы, за настырность. Или велел бы морду начистить, если б в хорошем настроении под руку попался. Хотя, может и взял бы в команду, все-таки, такая непробиваемая уверенность в результате… Но не пацан же, мать его раз так! Девчонка! Еще и лабуду какую-то поет. И откуда взялась на его голову? Уже все парни его на нее косо поглядывают, и правда, подозревая в помешанности. Костыль уже достал его «раздумьями», что — из таких вот, неприметных и маленьких, одержимых какой-то идей, самые чокнутые и получаются. Маньяки, просто. Убил просто — вот эта кроха, и манъяк. Умора. И настолько же невероятно, как в роли маньяка, было для него представить эту девчонку певицей в его ресторане. Пусть тот сейчас и стал очень даже приличного класса, едва ли не одним из самых популярных в городе, но специфика посетителей сказывалась. Так зачем это дите сюда лезло? Не была б сиротой, послал бы. И наподдал бы еще, для пользы дела. Но что-то упрямое и злое в глазах этой девчонки его задело. Наверное, обида на весь мир, через которую он когда-то и сам прошел. Нет, он не будет ее проталкивать никуда, тем более в певицы своего кабака, не дождется, но и мешать не станет. Понаблюдает за этим смешным и глупым зверьком. А если у того вырастут зубы и когти — и она процарапает себе путь, чего-то добьется, тогда, посмотрим. Размышлял об этом Боруцкий минуты три, а потом благополучно забыл про девчонку. У него было выше крыше гораздо более важных мыслей и дел. И когда Семен опять позвонил ему около полуночи, даже не сразу понял, что у того случилась. — Тут эта Агния рыдает. — С эмоциональностью дверной доски доложил Семен. — Кто? — Искренне удивился Боров. — Ну, девчонка эта, что пришла сегодня. Петь, которая. — Это че, у нее кликуха такая? — Все еще не поняв, поинтересовался Боруцкий. — Да, нет. Имя, как я понял. — Все так же спокойно и плоско сообщил Семен. — Так, а я причем? Нашел здесь тряпку для соплей. Гони взашей, если ничего не может. Мне- то что. — Девчонка не плоха, Вячеслав Генрихович. Я такого от нее не ждал. И номер придумала. — Доложил Семен. — И на пианино может, а у нас же с этим последнюю неделю проблема, я сообщал. Боров, которому сейчас, действительно, было не до этого, стиснул зубы и отошел, кивком объяснив свой маневр другим мужикам. — Так что тебе надо от меня? — Рыкнул он в трубку. — Она бусинку потеряла. — …! — Будь он рядом, Боров бы придушил Семена. — Какую бусинку, мать тебя так?! Ты охренел, Сема? Ты по какому поводу мне звонишь, а?! — Извините, Вячеслав Генрихович. Был не прав. Просто подумал, что… Извините. — Администратор его ресторана быстро отключился. А Боруцкий раздраженно бросил трубку сотового телефона на диван, и вернулся к разговору о том, почему именно он возглавляет «фирму», через которую все автодилеры города получают разрешение на ведение дела. Так случалось, что иногда ребятам об этом надо было напоминать. С наглядными аргументами. Парень, сидевший на стуле в центре комнаты и привязанный, чтоб не упал с того, кажется, расслабился и отключился, пока Боров разговаривал. Вот, из-за каких-то «маньячных бусинок» у него люди от рук отбиваются. Надо и самому приложить руку к воспитанию. Делегировать полномочия хорошо и правильно, как и переквалифицироваться в бизнесмена, не те времена уже, все-таки. Но сейчас ему самому хотелось спустить на ком-то пар и раздражение. Вячеслав махнул рукой, чтоб Федот, избивавший парня до этого, окатил того холодной водой из ведра. Парень захлебнулся, закашлялся и принялся отплевываться. Вместе со слюной, водой и кровью, на пол упал зуб. — Так, о чем мы говорили, Влад? — Боруцкий хрустнул суставами. Агния безуспешно пыталась заткнуть себе рот. Но истеричные, надрывные всхлипы, вперемешку с ужасной икотой, пробивались сквозь ненадежный заслон ее тонких, подрагивающих пальцев. Так обидно, просто кошмар! Даже узнав о пропаже родителей, даже поняв, что те уже не вернутся — она не плакала. А теперь — разревелась как дура, и вот уже почти час успокоиться не может. Хорошо еще, хоть успела показать администратору то, что придумала. Поначалу этот Семен Владимирович смотрел на нее еще более скептично и безразлично, чем Вячеслав Генрихович. Будто и не живой человек, а статуя на входе. Но потом, ничего, вроде бы одобрил. Если, конечно, его «посмотрим», можно считать одобрением. Агния снова всхлипнула. Еще несколько часов назад, идя сюда, она чувствовала себя победительницей. А теперь эйфория прошла. И она ощущала себя Дурой. Нет, хуже, самой большой дурой из всех дур. Мимо ее убежища в одном из закутков коридора подсобных помещений, ухмыляясь, прошла Светлана — основная певица в этом ресторане. Солистка, если можно так сказать о певичке ресторана. Хотя, чем она-то, Агния, теперь лучше? Уткнувшись в колени распухшим от слез носом, Агния сделала вид, что не замечает насмешливый, полный превосходства, взгляд певицы. Так стыдно, и противно. Она очень хотела убежать. Вот просто все бросить, и рвануть отсюда домой, и никогда не возвращаться. Но ее останавливало то, что именно это и предрекал ей Вячеслав Генрихович вчера. А значит, надо было или подниматься и дальше искать бусину из вышивки маминого платья, которое она взяла для сегодняшнего вечера, или прекращать рыдать, махнуть рукой на проклятый бисер, пусть и такой важный для нее. И идти выяснять у Семена Владимировича, может ли она и завтра выступать так же, как сегодня. Эта идея пришла им с Зоей Михайловной в три часа ночи, когда они смирились с тем, что и с самым «тяжелым» макияжем никто не примет Агнию за взрослую. А в свете настольной лампы, включенной в комнате, очень выразительно смотрелась тень от вазы, которую мать Агнии привезла из гастролей в Испании… Потому, сегодня вечером она пришла в ресторан с белым экраном-ширмой, «заимствованной» в консерватории и романсом в репертуаре. И такой подход, определенно, заинтриговал посетителей ресторана Боруцкого. Они отвлеклись от еды и с интересом наблюдали за номером. Это ей сказал Петя, один из парней-официантов. И она так обрадовалась. А потом, уже переодевшись и сыграв на пианино по просьбе того же Семена Владимировича, обнаружила, что на вышивке платья, оставленного в одном из подсобных помещений, не хватает центрального элемента — крупной синей бусины из тонированного перламутра. И она вдруг так расстроилась, что разревелась в три ручья, едва сумев внятно объяснить причину своих слез тут же появившемуся невозмутимому Семену Владимировичу. Нет, она не сказала администратору о том, что только-только потеряла обоих родителей, что ее бабушка в десяти случаях из двенадцати не узнает свою внучку, встречая в коридоре квартиры. Не говорила о том, как устала приходить по ночам под окна этого ресторана, чтобы кого-то в чем-то убедить. Как устала бояться инспекторов соц. службы, имеющих полное право отправить ее в интернат из родного дома. И как невероятно вымоталась, придумывая способ обеспечить и бабушку, и себя, не утратив при этом возможности продолжать заниматься пением в консерватории, готовясь в ту поступать на основное отделение через год. Она не говорила о том, как ей хочется купить себе шоколадку, и просто съесть ту, а не проходить мимо прилавка в магазине, подсчитывая каждую копейку. Господи, она и сама понимала, что еще совсем не взрослая! И не привыкла отвечать сама за себя! Она была ребенком, дитем, как называл ее Боруцкий. Только детство неожиданно кончилось два месяца назад, а Агния еще не успела вырасти. — Это что за хрень? Ты мне тут болото решила устроить? — Раздраженный, полный издевки, голос Вячеслава Генриховича заставил Агнию резко вскинуть голову. — Быстро вытрись. Я что говорил — шуруй отсюда, никто не держит. А сопли распускать мне здесь нечего. Мужчина возвышался над ней, скрестив руки на груди. — П-п-простите, Вячеслав Генрихович. — Попыталась поглубже вдохнуть Агния. — Я … нет. Не болото. Я … просто… Бусину. Сейчас. Я найду. Просто нигде нет. А это с маминого платья… — Е-п-т. — Боруцкий посмотрел на нее, как на идиотку. — Бусинку. — Передернул он ее с иронией. — Ясли, е-мое. Бусину она потеряла. Найти не может. Вячеслав Генрихович фыркнул и, покачав головой, развернулся и ушел вглубь коридора. Агния медленно поднялась, чувствуя себя еще хуже, чем до этого, и принялась вытирать слезы ладонями, не замечая, что испачкала те пылью, во время своих поисков под сценой. Глубоко вдохнула и решила идти домой. Но уже на полпути к подсобке, где лежали ее вещи, опять натолкнулась на Вячеслава Генриховича. — Дура ты, девка. Как и все бабы. — С насмешкой заметил он, и протянул ей руку. — На, держи свою бусинку. И больше не теряй. — Он разжал кулак. На ладони Боруцкого действительно лежала та самая бусина. Агния, не поверив глазам, быстро схватила ту и крепко сжала в пальцах. — Спасибо, Вячеслав Генрихович! Спасибо! Даже не представляю, где вы нашли ее! Я все обыскала! — Она уставилась на него восхищенным и благодарным взглядом. Он фыркнул и покачал головой. — Говорю же, дура, дурой. Не там ты искала. А теперь, давай, вали отсюда. Свое отработала, если верить Семену. — Боруцкий как-то устало потер лицо рукой. И Агния только сейчас заметила, что тыльные стороны его рук, на костяшках, красные и немного припухшие. Будто бы Вячеслав Генрихович обо что-то ударился теми. — Давай, давай, — подтолкнул он ее, разглядывающую его нескладные руки, к выходу. — Шуруй, Бусина. И завтра не опаздывай, коли не передумаешь. Почти вытолкнув ее из коридора, Боруцкий отвернулся и пошел в сторону кухни. — Только бусин и не хватало мне для полного кайфу. — Сокрушался он на ходу, покачивая головой. Агния благоразумно решила последовать совету, и пошла за вещами. |