Глава 15
Месть гоблина
На следующее утро – рано, друзья ещё спали – Гарри вышел из палатки, чтобы найти в окрестном лесу самое старое, узловатое и полное жизни дерево, какое только удастся. Отыскав его, Гарри закопал под ним глаз Грюма, пометив место крестиком, который начертил палочкой на коре. Не бог весть что, однако Гарри чувствовал, что Грозный Глаз наверняка предпочёл бы это необходимости торчать в двери Долорес Амбридж. Потом он вернулся в палатку, подождал, пока проснутся друзья, и они втроём обсудили, что им делать дальше.
Гарри и Гермиона считали, что слишком задерживаться здесь не стоит, и Рон согласился с ними при условии, что следующее перемещение доставит их поближе к сэндвичу с беконом. Гермиона сняла заклинания, которыми окружила палатку, а Гарри с Роном уничтожили все следы и вмятины в земле, способные показать, что они здесь побывали. Покончив с этим, все трое трансгрессировали в предместье небольшого рыночного городка.
Как только они поставили в рощице палатку и окружили её новым набором защитных заклинаний, Гарри набросил на себя мантию-невидимку и отправился на поиски пищи. Но всё пошло не так, как было задумано. Едва он успел войти в городок, как неестественный холод и опускавшийся с внезапно потемневшего неба туман заставили его замереть на месте.
– Но ты же умеешь делать отличного Патронуса! – протестующе воскликнул Рон, когда Гарри, запыхавшись, вернулся в палатку с пустыми руками и выговорил всего одно слово: «Дементоры».
– Я не смог… сделать его, – тяжело дыша и прижимая руку к сильно колющему боку, ответил Гарри. – Не… получилось.
При виде испуганных, разочарованных лиц друзей Гарри стало стыдно. Только что пережитое им было похоже на кошмар. Он видел, как вдали выскальзывают из тумана дементоры, и, пока парализующий холод наполнял его лёгкие, а в ушах звучали далёкие крики, всё лучше понимал, что защититься ему нечем. Гарри потребовалось напрячь всю волю, чтобы сдвинуться с места и побежать, оставив безглазых дементоров скользить среди маглов, которые, может, и не способны были их видеть, но уж безнадёжность, источаемую ими всюду, где они появлялись, чувствовали наверняка.
– Выходит, никакой еды у нас так и нет.
– Заткнись, Рон! – рявкнула Гермиона. – Что произошло, Гарри? Как по-твоему, почему ты не смог создать Патронуса? Вчера же у тебя всё прекрасно получалось.
– Не знаю.
Гарри, в котором с каждым мгновением нарастала растерянность, опустился в одно из старых кресел Перкинса. Он боялся, что в нём что-то разладилось. Вчерашний день казался далёким прошлым. Сегодня он словно опять обратился в того тринадцатилетнего мальчика, что когда-то единственный из всех упал в обморок в «Хогвартс-экспрессе».
Рон пнул его кресло ногой.
– Что? – прорычал он, глядя на Гермиону. – Я есть хочу! Я чуть не половину крови потерял, а получил с тех пор всего-навсего пару поганок!
– Ну так иди и пробивайся сквозь ораву дементоров, – отозвался уязвлённый Гарри.
– Ты, может, не заметил, у меня рука на перевязи!
– Очень удобно.
– И что это должно оз…
– Ну конечно! – вскрикнула Гермиона и хлопнула себя по лбу, отчего оба они испуганно смолкли. – Гарри, давай сюда медальон! Ну! – Не получив от Гарри никакой ответной реакции, она нетерпеливо щёлкнула пальцами. – Крестраж, Гарри, он же всё ещё на тебе!
Гермиона протянула к нему обе руки, и Гарри снял с себя через голову золотую цепочку. Едва медальон отделился от его кожи, как Гарри почувствовал свободу и странную лёгкость. До этой секунды он даже не замечал, что весь покрыт потом, что какая-то тяжесть давит ему на живот – вот только теперь, когда оба эти ощущения сгинули, и заметил.
– Легче? – спросила Гермиона.
– О да, на сто тонн!
– Гарри, – присев перед ним на корточки, спросила она голосом, каким говорят, навещая в больнице смертельно больного человека, – тебе не кажется, что он овладел тобой?
– Что? Нет! – отмахнувшись от неё, ответил Гарри. – Я же помню всё, что мы сделали, с тех пор как я его ношу. А если бы он мной овладел, я бы не помнил, что делаю, так? Джинни говорила, что иногда она вообще ничего вспомнить не могла.
– Хм, – промолвила Гермиона, опуская глаза на тяжёлый медальон. – Ладно, но, может, нам не стоит носить его. Пусть лежит в палатке.
– Нельзя допускать, чтобы крестраж валялся где ни попадя, – решительно заявил Гарри. – Если мы его потеряем, если его украдут…
– Ну хорошо, хорошо, – согласилась Гермиона, надевая медальон на шею и пряча под платье. – Только давайте носить его по очереди, чтобы подолгу он ни на ком не задерживался.
– Замечательно, – раздражённо произнёс Рон, – ладно, раз с этим мы разобрались, может, попробуем разжиться какой-нибудь едой?
– Давай, только искать её придётся в другом месте, – сказала Гермиона, искоса глянув на Гарри. – Оставаться здесь, когда вокруг шныряют дементоры, не стоит.
В конце концов они решили остановиться на ночь посреди широкого поля, примыкавшего к одинокой ферме, на которой им удалось раздобыть яйца и хлеб.
– Это же не воровство, правда? – озабоченно спросила Гермиона, когда они уже уплетали тосты с омлетом. – Я ведь оставила деньги под клеткой для кур.
Рон, только что набивший полный рот, вытаращил глаза и сказал:
– Эр-ми-на, ты шишком мномо болнуешься, жашлабшя!
И действительно, оказалось, что, досыта наевшись, расслабиться ничего не стоит, – ссора из-за дементоров была со смехом забыта, и Гарри, повеселевший и даже исполнившийся надежд, вызвался нести ночную вахту первым.
Это было их первое знакомство с тем фактом, что полный желудок равен хорошему настроению, а пустой – унынию и ссорам. Гарри, которому у Дурслей временами приходилось едва ли не голодать, был подвержен таким перепадам настроения меньше других. Гермиона в те вечера, когда им приходилось довольствоваться лишь ягодами да заплесневелым печеньем, тоже вела себя достаточно прилично, разве что становилась немного вспыльчивее или погружалась в мрачное молчание. Рона же, который благодаря матери и домовым эльфам Хогвартса всю жизнь получал наивкуснейшую еду три раза в день, голод обращал в человека неразумного и вздорного. А если при этом ещё и наступал его черёд носить крестраж, он становился попросту неприятным.
– Ну и куда теперь? – таков был его постоянный припев. Собственных идей он, судя по всему, не имел и ожидал, что, пока он будет мрачно скорбеть по поводу скудости их рациона, Гарри с Гермионой соорудят какой-нибудь план. Они проводили бесплодные часы, решая, где следует искать другие крестражи и как уничтожить тот единственный, что у них имеется. Разговоры начинали всё в большей мере ходить по кругу, поскольку новую информацию получить им было неоткуда.
Дамблдор считал – и говорил об этом Гарри, – что Волан-де-Морт спрятал крестражи в местах, чем-то для него важных, и Гарри с Гермионой перебирали, словно читая скучную молитву, те места, в которых он жил и которые навещал. Сиротский приют, где он родился и вырос, Хогвартс, где учился, магазин «Горбин и Бэркес», где работал по окончании школы, и Албания, где провёл годы изгнания, – вот это и составляло основу для их рассуждений.
– Ага, поехали в Албанию. Страна маленькая, мы её за полдня обшарим, – саркастически предложил как-то Рон.
– Там может ничего не оказаться. Он ещё до изгнания изготовил пять крестражей, а Дамблдор был уверен, что пятый – это змея, – ответила Гермиона. – Змея не в Албании, это мы знаем, она обычно состоит при Вол…
– Я же просил тебя не говорить так, разве нет?
– Хорошо! Змея обычно состоит при Сам-Знаешь-Ком, доволен?
– Не так чтобы очень.
– Я не представляю себе, как бы он мог спрятать что-нибудь в «Горбине и Бэркесе», – сказал Гарри, уже много раз приводивший этот довод и сейчас повторивший его просто ради того, чтобы нарушить неприятное молчание. – И Горбин, и Бэркес были знатоками Тёмных объектов, они узнали бы крестраж с первого взгляда.
Рон демонстративно зевнул. Подавив острое желание запустить в него чем-нибудь, Гарри продолжал:
– И всё же, по-моему, он мог спрятать что-то в Хогвартсе.
Гермиона вздохнула:
– Но Дамблдор нашёл бы спрятанное, Гарри!
Гарри снова прибегнул к доводу, которым обычно подкреплял эту теорию:
– Дамблдор сам сказал мне, что никогда и не думал, будто знает все тайны Хогвартса. Говорю вам, если и существует место, которое важно для Вол…
– Ой-й-й!
– Ладно, для САМИ-ЗНАЕТЕ-КОГО! – крикнул доведённый до бешенства Гарри. – Если и существует место, которое важно для Сами-Знаете-Кого, так это Хогвартс.
– Да брось ты, – скривился Рон. – Это школа-то?
– Да, его школа! Первый его настоящий дом, место, в котором он понял, что отличается от других, а для него это самое главное. И даже после того, как он покинул…
– Мы тут о Сами-Знаете-Ком говорим, так? Не о тебе? – осведомился Рон. Он всё подёргивал цепочку висевшего на его шее крестража, и Гарри вдруг захотелось придушить его этой цепочкой.
– Ты говорил, что после окончания школы Сам-Знаешь-Кто просил Дамблдора дать ему в ней работу, – сказала Гермиона.
– Просил, – подтвердил Гарри.
– А Дамблдор думал, что он хочет вернуться в школу только для того, чтобы попытаться найти что-то, возможно, ещё одну вещь, которая принадлежала одному из основателей, и сделать из неё новый крестраж, так?
– Так, – сказал Гарри.
– Однако работы он не получил, правильно? – продолжала Гермиона. – Значит, возможности отыскать эту вещь и спрятать её в школе у него не было.
– Ну хорошо, ладно, – сказал, признавая своё поражение, Гарри. – Забудем о Хогвартсе.
Так ничего больше и не придумав, они отправились в Лондон и под прикрытием мантии-невидимки попытались отыскать сиротский приют, в котором воспитывался Волан-де-Морт. Гермиона пробралась в библиотеку и, порывшись в документах, которые там хранились, выяснила, что здание приюта уже много лет как снесено. Они навестили место, где стоял приют, и обнаружили, что его занимает теперь набитая офисами башня.
– Может, попробуем в фундаменте покопаться? – неуверенно предложила Гермиона.
– Здесь он крестраж прятать не стал бы, – ответил Гарри.
Он с самого начала понимал, что сиротский приют был местом, которого Волан-де-Морт решительно избегал. Он никогда не стал бы укрывать там часть своей души. Дамблдор убедил Гарри в том, что Волан-де-Морт ищет в качестве укрытия места, овеянные величием и тайнами, а этот унылый, серый уголок Лондона был так далёк от Хогвартса, Министерства или «Гринготтса», банка волшебников с его золотыми дверьми и мраморными полами, как только можно вообразить.
Не имея новых идей, они продолжали скитаться по сельским краям, безопасности ради каждый вечер разбивая палатку на новом месте. А каждое утро уничтожали все следы своей стоянки и отправлялись на поиски нового уединённого, безлюдного уголка, трансгрессируя в новые леса, в тёмные расщелины скал, на лиловые болота, поросшие можжевельником горные склоны, в укрытые от глаз пещеры с усеянными галькой полами. Примерно каждые двенадцать часов один из них вручал медальон другому, словно играя в замедленную игру «передай конверт», победитель которой получал очередные двенадцать часов усиленного страха и тревоги.
Время от времени у Гарри начинал покалывать шрам. Чаще всего это случалось, когда наступал его черёд носить крестраж. И скрыть боль ему удавалось далеко не всегда.
– Что? Что ты видел? – спрашивал Рон, замечая, как морщится Гарри.
– Лицо, – каждый раз негромко отвечал Гарри. – Всё то же лицо. Вора, который обокрал Грегоровича.
И Рон отворачивался, даже не пытаясь скрыть разочарование. Гарри понимал, что Рон надеется услышать новости о родных или о других членах Ордена Феникса, но в конце концов он, Гарри, не был телевизором, он мог видеть лишь то, о чём думает в эту минуту Волан-де-Морт, а не настраиваться на что-либо по собственному желанию. По-видимому, из головы Волан-де-Морта не шёл неведомый юноша с весёлым лицом, об имени и местонахождении которого, в этом Гарри был уверен, Волан-де-Морт знает не больше чем он сам. И по мере того как шрам продолжал жечь ему лоб, а в памяти всплывал, дразня его, светловолосый юноша, Гарри научился скрывать любые признаки боли и недомогания, поскольку у друзей упоминание о воре ничего, кроме нетерпеливого неудовольствия, не вызывало. И винить их за это было нельзя – они отчаянно нуждались хоть к какой-то ведшей к крестражам нити.
Дни тянулись, обращаясь в недели, и Гарри начал подозревать, что Рон и Гермиона ведут за его спиной разговоры – о нём. Несколько раз они резко умолкали при его появлении в палатке, а дважды он, завидев их издалека стоящими голова к голове, подходил к ним, и в обоих случаях, стоило ему приблизиться, разговор немедленно прерывался, и они тут же делали вид, будто собирают хворост или набирают про запас воду.
И Гарри невольно задумывался о том, не решили ли они отправиться с ним в это казавшееся ныне бессмысленным и беспорядочным путешествие только потому, что считали, будто у него есть тайный план, который они со временем узнают. Рон не пытался скрывать своего дурного настроения, да и Гермиона, как начинал опасаться Гарри, была недовольна им, считая его мало на что способным руководителем. Он впадал в отчаяние, пытаясь придумать, где ещё можно поискать крестражи, но, кроме Хогвартса, ему в голову ничего не приходило, а поскольку ни Рон, ни Гермиона Хогвартс всерьёз не воспринимали, Гарри перестал упоминать и о нём.
Осень катилась по сельским краям, которые они пересекали во всех направлениях, и теперь им всё чаще приходилось ставить палатку на куче палой, подтлевшей листвы. Естественные туманы прибавились к тем, что насылались дементорами, дождь и ветер не сделали жизнь более приятной. И даже то, что Гермиона научилась отыскивать грибы посъедобнее, нисколько не искупало их продолжавшейся изоляции от мира, отсутствия человеческого общества и полного неведения о том, как разворачивается война с Волан-де-Мортом.
– Моя мама, – сообщил Рон как-то вечером, когда они сидели в Уэльсе на берегу реки, – умеет доставать вкусную еду прямо из воздуха.
Он мрачно потыкал вилкой в лежавшие на тарелке обгоревшие, серые куски рыбы. Гарри машинально взглянул на шею Рона и увидел то, что и ожидал увидеть – поблёскивающую золотую цепочку крестража. Ему удалось совладать с желанием обругать Рона, он знал, что завтра, когда Рон снимет с себя крестраж, настроение его, пусть немного, но всё же улучшится.
– Доставать еду из воздуха не может никто, в том числе и твоя мама, – ответила Гермиона. – Еда – это одно из пяти принципиальных исключений из закона элементарных трансфигураций Гэмпа…
– Ой, говори на человеческом языке, ладно? – перебил её Рон, вытягивая из промежутка между зубами рыбью кость.
– Сделать еду из ничего невозможно! Её можно приманить, если ты знаешь, где она находится, можно трансформировать, можно увеличить её в объёме, когда она у тебя уже есть…
– Ну, вот это я увеличивать в объёме не хочу, и без того гадость жуткая, – вставил Рон.
– Гарри поймал эту рыбу, я постаралась приготовить её, как могла! Почему-то с едой всегда приходится возиться мне – надо думать, по той причине, что я женщина!
– Да нет, по той, что ты у нас главный маг! – выпалил Рон.
Гермиона вскочила, и с её тарелки соскользнул на землю кусочек жареной щуки.
– Завтра, Рон, еду будешь готовить ты. Отыщи всё нужное для этого, произнеси необходимые заклинания и сооруди что-нибудь такое, что можно будет положить в рот. А я буду сидеть рядом, корчить рожи и стонать, вот тогда ты увидишь, как…
– Умолкните! – произнёс Гарри, вскакивая на ноги и поднимая ладони. – Сию же минуту!
Гермиона разозлилась ещё пуще:
– Как ты можешь заступаться за него! Он ни разу даже не попытался приготовить хоть…
– Гермиона, помолчи, по-моему, я слышу чьи-то голоса!
Гарри вслушивался, не опуская поднятых рук. Да, действительно, сквозь шорохи и плеск реки пробивался какой-то разговор. Он оглянулся на вредноскоп. Прибор ничего опасного не показывал.
– Ты ведь прикрыла нас заклинанием Оглохни, так? – прошептал он Гермионе.
– Я прикрыла нас всем, чем могла, – прошептала она в ответ. – Оглохни, Маглоотталкивающим, Дезиллюминационным, всем. Ни услышать, ни увидеть нас они, кем бы они ни были, не смогут.
Кто-то шёл, тяжело волоча ноги по земле, потом послышался грохот выворачиваемых камней и треск сучьев. Было ясно, что по лесистому склону, у подножия которого на узком берегу стояла их палатка, спускается несколько человек. Все трое замерли, держа наготове палочки. Заклинаний, которыми они себя окружили, должно было хватить (тем более сейчас, почти в полной тьме) для того, чтобы оградить их от маглов и обычных волшебников и волшебниц. Если же здесь появились Пожиратели смерти, тогда, возможно, их оборонительным укреплениям придётся впервые пройти проверку на противодействие Тёмной магии.
Компания вышла на берег, разговор стал более громким, но оставался по-прежнему неразборчивым. Гарри прикинул – до неё было футов двадцать, не больше, точнее определить расстояние порожистая река не позволяла. Гермиона, схватив бисерную сумочку, порылась в ней, вытащила три Удлинителя ушей и выдала по одному Рону и Гарри. Все торопливо вставили розоватые провода в уши и выбросили другие их концы из входа в палатку.
Спустя пару секунд Гарри услышал усталый мужской голос.
– Здесь должны водиться лососи. Или вы думаете, что для них ещё не время? Акцио, лосось!
Послышалось несколько отчётливых всплесков, потом шлепок, с каким крупная рыба ударяется о человеческое тело. Кто-то громко крякнул. Гарри просунул конец Удлинителя поглубже в ухо: теперь сквозь рокот реки пробивалось уже несколько голосов, но говорили они не на английском и ни на каком другом когда-либо слышанном им человеческом языке. Этот язык был груб и немелодичен, с бряцающими горловыми звуками, и разговаривали на нём, похоже, двое, один голос был пониже и помедленнее другого.
По другую сторону брезента заплясал огонь, большие тени замелькали между костром и палаткой. По воздуху поплыл аппетитнейший запах поджариваемого лосося. Потом задребезжали тарелки, ножи, вилки, и снова раздался мужской голос:
– Ну вот, Крюкохват, Кровняк, держите.
– Гоблины! – чуть слышно шепнула на ухо Гарри Гермиона, и он кивнул.
– Спасибо, – по-английски ответили гоблины.
– Выходит, вы трое в бегах. И давно? – спросил новый, мягкий и приятный голос, показавшийся Гарри смутно знакомым. Он тут же представил себе мужчину с округлым животиком и румяным лицом.
– Недель шесть… семь… уже не помню, – ответил усталый мужской голос. – В первую пару недель я повстречал Крюкохвата, а дня через два к нам присоединился Кровняк. В компании бродить как-то приятнее. – Наступила пауза, только ножи скребли по тарелкам да кружки поднимались с земли и опускались на неё. Потом тот же голос спросил: – А вы-то почему ушли, Тед?
– Я знал, что за мной придут, – ответил мягкий голос Теда, и Гарри вдруг понял, кто это, – отец Тонкс. – Услышал на прошлой неделе, что в наших краях появились Пожиратели смерти, и решил, что лучше от них сбежать. Регистрироваться в качестве магловского выродка я, видите ли, не желаю в принципе, так что мне ясно было – тут вопрос времени, рано или поздно уходить придётся. С женой ничего не случится, у неё кровь чистая. Ну а потом я встретил в этих местах Дина. Когда это было, сынок, пару дней назад?
– Да, – ответил ещё один голос, и Гарри, Рон и Гермиона, безмолвные, но взволнованные, обменялись взглядами, поскольку узнали голос своего гриффиндорского однокашника Дина Томаса.
– Так ты тоже родился от магла? – спросил первый мужской голос.
– Точно сказать не могу, – ответил Дин. – Отец ушёл от матери, когда я был совсем маленьким. А доказательств того, что он был волшебником, у меня нет.
Какое-то время все молчали, слышно было только, как они жуют, потом снова заговорил Тед:
– Должен вам сказать, Дирк, я удивлён, что встретил вас здесь. Приятно, но удивлён. Поговаривали, будто вас схватили.
– А меня и схватили, – ответил Дирк. – Я уже был на полпути к Азкабану, но мне удалось бежать. Оглушил Долиша, позаимствовал его метлу. Это оказалось легче, чем вы думаете, по-моему, он просто был не в себе. Может, его кто-то Конфундусом стукнул, не знаю. Если так, готов крепко пожать руку любому волшебнику или волшебнице, сделавшим это. Не исключено, что они спасли мне жизнь.
Наступила новая пауза, заполнявшаяся лишь потрескиванием костра и шелестом реки. Потом Тед сказал:
– А как оказались здесь вы двое? У меня… э-э… создалось впечатление, что гоблины, вообще говоря, приняли сторону Сами-Знаете-Кого.
– Неправильное впечатление, – ответил тот из гоблинов, голос у которого был повыше. – Мы ничьей стороны не принимаем. Волшебники воюют – это их дело.
– Так почему же вы в таком случае скрываетесь?
– Я – из благоразумной предосторожности, – ответил гоблин побасовитее. – Отказался выполнить просьбу, которая представилась мне чрезмерно наглой, и понял, что моя безопасность под угрозой.
– А о чём вас попросили? – поинтересовался Тед.
– Об исполнении обязанностей, лежащих ниже достоинства моего народа, – ответил гоблин, и голос его при этом стал более грубым и меньше похожим на человеческий. – Я им всё-таки не домовый эльф.
– А что вы, Крюкохват?
– Да примерно то же, – ответил голос более высокий. – Мой народ уже не контролирует «Гринготтс» целиком и полностью. А иметь в хозяевах волшебника я не желаю.
Он прибавил что-то на гоббледуке, и Кровняк рассмеялся.
– Что вас рассмешило? – спросил Дин.
– Он сказал, что существуют вещи, которые волшебникам невдомёк, – ответил Дирк.
Наступило недолгое молчание.
– Не понял, – сказал Дин.
– Я немного отомстил им, когда уходил, – сказал на человеческом языке Крюкохват.
– Правильный человек… виноват… гоблин, – торопливо поправился Тед. – Надеюсь, вы заперли кого-то из Пожирателей смерти в один из особо надёжных сейфов?
– Если бы я это сделал, его оттуда никакой меч наружу не вывел бы, – ответил Крюкохват. Кровняк расхохотался снова, и даже Дирк испустил сухой смешок.
– И всё же мы с Дином так ничего и не поняли, – сказал Тед.
– Вот и Северус Снегг тоже. Правда, он об этом не догадывается, – ответил Крюкохват, и оба гоблина злорадно расхохотались.
Гарри уже еле решался дышать от волнения, он и Гермиона переглядывались, изо всех сил вслушиваясь в разговор.
– Так вы не слышали об этой истории, Тед? – спросил Дирк. – О детях, которые пытались стащить меч Гриффиндора из кабинета Снегга в Хогвартсе?
Гарри словно током ударило. Он замер на месте, и теперь каждая жилка его тела точно позванивала.
– Ни слова, – ответил Тед. – «Пророк» об этом ничего не писал, так?
– Да уж навряд ли, – ответил Дирк. – Мне все рассказал Крюкохват, а он услышал об этом от Билла Уизли, который работает в банке. Среди детишек, пытавшихся спереть меч, была младшая сестра Билла.
Гарри взглянул на Гермиону и Рона – оба цеплялись за свои Удлинители ушей, как утопающий за соломинку.
– Она и ещё двое её друзей пробрались в кабинет Снегга и разбили стеклянный ящик, в котором, судя по всему, держали меч. Снегг застукал их, когда они уже тащили меч вниз по лестнице.
– Ах, благослови их Бог, – произнёс Тед. – Они что же, собирались пронзить мечом Сами-Знаете-Кого? Или Снегга?
– Ну, что бы они там ни задумали, Снегг решил, что держать меч на прежнем месте небезопасно, – сказал Дирк. – И через пару дней – думаю, он разрешения ждал от Сами-Знаете-Кого – отправил меч на хранение в Лондон, в «Гринготтс».
Гоблины снова расхохотались.
– Я всё-таки не понимаю, что тут смешного, – сказал Тед.
– Это подделка, – проскрежетал Крюкохват.
– Меч Гриффиндора?
– Он самый. Это копия. Правду сказать, копия великолепная, но сделана волшебником. Настоящий меч много веков назад сковали гоблины, он обладает свойствами, присущими лишь оружию гоблинской работы. Где сейчас подлинный меч Гриффиндора, я не знаю, но только не в сейфе банка «Гринготтс».
– Вот теперь я понял, – произнёс Тед. – А Пожирателям смерти вы об этом сказать не потрудились?
– Не видел причин обременять их этой информацией, – чопорно сообщил Крюкохват, и теперь уже Тед с Дином расхохотались вместе с Кровняком.
В палатке Гарри закрыл глаза, молясь, чтобы кто-нибудь задал вопрос, ответ на который он жаждал услышать, и спустя минуту, показавшуюся ему не одной, а десятью, Дин исполнил его желание – ведь Дин (внезапно вспомнил Гарри) тоже когда-то ухаживал за Джинни.
– А что сделали с Джинни и другими? Теми, кто пытался украсть меч?
– О, их наказали, и очень жестоко, – безразлично произнёс Крюкохват.
– Но они хоть целы? – сразу спросил Тед. – Уизли вовсе не нужно, чтобы покалечили ещё одного их ребёнка.
– Увечить их, сколько я знаю, не стали, – ответил Крюкохват.
– Ну, будем считать, что им повезло, – заметил Тед. – При послужном списке Снегга можно только радоваться, что они ещё живы.
– Так вы верите в эту историю, Тед? – поинтересовался Дирк. – Верите, что Снегг убил Дамблдора?
– Конечно, верю, – ответил Тед. – А вы хотите сказать, что верите россказням о причастности к этой смерти Поттера?
– В наши дни трудно понять, чему можно верить, – пробормотал Дирк.
– Я знаю Гарри Поттера, – сказал Дин, – и считаю его замечательным человеком – Избранным, называйте как хотите.
– Да, сынок, очень многие верят, что таков он и есть, – сказал Дирк, – и я в том числе. Но где он? Судя по всему, сбежал. Тебе не кажется, что если бы он знал что-то, чего не знаем мы, или обладал какими-то особыми способностями, то был бы сейчас здесь, – сражался, сколачивал сопротивление, а не прятался неведомо где. Ну и сам знаешь, «Пророк» выдвинул против него очень серьёзные обвинения…
– «Пророк»? – презрительно фыркнул Тед. – Если вы читаете эту гнусную газетенку, Дирк, то вполне заслуживаете того, чтобы вам врали. Хотите получить факты, обратитесь к «Придире».
Внезапно раздался взрыв давящегося кашля и чуть ли не рвоты плюс гулкие удары по спине – судя по всему, Дирк подавился рыбной костью. Наконец он произнёс, отдуваясь:
– К «Придире»? Листку для душевнобольных, который издаёт Ксено Лавгуд?
– Теперь уже не для душевнобольных, – ответил Тед. – Вам стоило бы в него заглянуть. Ксенофилиус сообщает факты, которые игнорирует «Пророк», а об этих его морщерогих кизляках в последнем номере вообще нет ни слова. Долго ли ему это будет сходить с рук, я не знаю, но на первой странице каждого номера Ксено твердит, что всякий, кто настроен против Сами-Знаете-Кого, должен считать помощь Гарри Поттеру первейшей своей задачей.
– Трудновато помогать мальчишке, который исчез с лица земли, – сказал Дирк.
– Знаете, то, что его до сих пор не схватили, уже достижение, и не малое, – сказал Тед. – Я, конечно, рад был бы услышать о нём. Но ведь и мы пытаемся сделать то же, что он, сохранить свободу, верно?
– Да, тут вы меня подловили, – неторопливо ответил Дирк. – Целое Министерство, все его осведомители ищут мальчишку, остаётся только дивиться, что его до сих пор не сцапали. Хотя, как знать, может, и сцапали уже, и убили, а сообщать об этом не стали.
– Ох, Дирк, не надо так говорить, – пробормотал Тед.
Наступило долгое молчание, заполнявшееся скрежетанием ножей и вилок по тарелкам. Когда разговор возобновился, то пошёл уже о том, стоит ли им заночевать на берегу или лучше вернуться в лес. Решив, что под деревьями укрываться лучше, они затушили костер, полезли вверх по склону и вскоре голоса их стихли вдали.
Гарри, Рон и Гермиона смотали Удлинители ушей. Гарри, которому так трудно было хранить молчание, пока они подслушивали разговор, обнаружил теперь, что не способен сказать ничего, кроме:
– Джинни… меч…
– Знаю! – ответила Гермиона.
Она снова схватила бисерную сумочку, и на этот раз засунула в неё руку по самую подмышку.
– Ну-ка… Ну-ка… – повторяла она сквозь стиснутые зубы, вытягивая что-то с самого дна.
Наружу начала медленно выползать богатая рама портрета. Гарри поспешил на помощь, и, как только они вытащили наружу пустой портрет Финеаса Найджелуса, Гермиона направила на него палочку, готовая в любой миг произнести заклинание.
– Если кто-то подменил настоящий меч поддельным прямо в кабинете Дамблдора, – отдуваясь, сказала Гермиона, едва они прислонили портрет к стене палатки, – Финеас Найджелус мог всё видеть, его портрет висит прямо над стеклянным ящиком.
– Если только он в это время не дрых, – отозвался Гарри, но тем не менее затаил дыхание, когда Гермиона опустилась перед пустым холстом на колени, наставила палочку в самую его серёдку, откашлялась и произнесла:
– Э-э… Финеас! Финеас Найджелус!
Ничего не произошло.
– Финеас Найджелус! – повторила Гермиона. – Профессор Блэк! Прошу вас, поговорите с нами. Пожалуйста!
– «Пожалуйста» всегда помогает, – произнёс холодный, язвительный голос, и в раму портрета скользнул Финеас Найджелус.
Едва увидев его, Гермиона воскликнула:
– Затмись!
Умные тёмные глаза Финеаса Найджелуса тут же закрыла чёрная повязка, отчего он врезался лбом в раму и вскрикнул от боли.
– Что… как вы смеете… что вы…
– Мне очень жаль, профессор Блэк, – сказала Гермиона, – но это необходимая предосторожность.
– Немедленно уберите это безобразное добавление! Уберите, говорю! Вы портите великое произведение искусства! Где я? Что происходит?
– Где вы, не суть важно, – ответил Гарри, и Финеас Найджелус немедля замер, прекратив попытки содрать с себя писанную маслом повязку.
– Уж не голос ли это неуловимого мистера Поттера?
– Вполне возможно, – ответил Гарри, понимая, что такой ответ пробудит в Финеасе Найджелусе любопытство. – У нас есть к вам пара вопросов о мече Гриффиндора.
– А, – отозвался Финеас Найджелус, вертя головой и стараясь хоть краем глаза увидеть Гарри, – ну да. Глупая девчонка повела себя чрезвычайно неразумно.
– Не смейте так говорить о моей сестре! – грубо рявкнул Рон.
Финеас Найджелус надменно приподнял брови.
– Кто здесь с вами? – спросил он, поворачивая голову из стороны в сторону. – Мне не нравится этот тон! Девчонка и её друзья вели себя до крайности безрассудно. Попытаться обокрасть директора школы!
– Это не было кражей, – сказал Гарри. – Меч не принадлежит Снеггу.
– Он принадлежит школе, которую возглавляет профессор Снегг, – заявил Финеас Найджелус. – А какими правами на него обладает девчонка Уизли? Она заслужила полученное ею наказание, равно как и идиот Долгопупс с придурковатой Лавгуд.
– Невилл не идиот, а Полумна не придурковатая! – воскликнула Гермиона.
– Где я? – спросил Финеас Найджелус и опять попытался содрать повязку. – Куда вы меня затащили? Зачем унесли из дома моих предков?
– Не важно! Какому наказанию Снегг подверг Джинни, Невилла и Полумну? – требовательно спросил Гарри.
– Профессор Снегг отправил их на исправительные работы в Запретный лес, к этому олуху Хагриду.
– Хагрид не олух! – снова и уже визгливо вскрикнула Гермиона.
– Снегг мог счесть это наказанием, – негромко сказал Гарри, – но Джинни, Невилл и Полумна, скорее всего, от души смеются над ним вместе с Хагридом. Запретный лес, подумаешь… они видали места и похуже Запретного леса.
Он испытывал облегчение, поскольку успел уже напридумывать всяких ужасов, самым меньшим из которых было заклятие Круциатус.
– Что мы действительно хотели бы узнать, профессор Блэк, – начала Гермиона, – так это… м-м-м… извлекался ли меч из ящика прежде. Может быть, его уносили, чтобы почистить или ещё куда-то?
Финеас Найджелус помолчал, снова попытался освободить глаза, а потом хихикнул.
– Отродье маглов, – сказал он. – Оружие гоблинской работы не требует чистки, недотёпа вы этакая. Серебро гоблинов отталкивает любую земную грязь, принимая в себя лишь то, что его закаляет.
– Не надо называть Гермиону недотёпой, – сказал Гарри.
– Я устал от возражений, – сообщил Финеас Найджелус. – Может быть, мне уже пора вернуться в директорский кабинет?
Он наощупь двинулся по портрету, пытаясь отыскать край рамы, чтобы покинуть холст и возвратиться в Хогвартс. И тут Гарри ощутил внезапный прилив вдохновения.
– Дамблдор! Вы не могли бы привести сюда Дамблдора?
– Прошу прощения? – удивился Финеас Найджелус.
– Там же висит портрет профессора Дамблдора. Вы не могли бы привести профессора сюда, в ваш портрет?
Финеас Найджелус повернулся на голос Гарри:
– Похоже, невежество присуще не только отпрыскам маглов, Поттер. Те, кто изображён на портретах Хогвартса, могут беседовать друг с другом, однако они не способны перемещаться за пределами замка. То есть способны, но лишь для того, чтобы навестить другой свой портрет, висящий где-то ещё. Дамблдор не может прийти сюда вместе со мной, а после всего, что я от вас натерпелся, я и сам сюда возвращаться не стану, будьте уверены!
Гарри, немного павший духом, наблюдал за Финеасом, возобновившим попытки покинуть раму.
– Профессор Блэк, – произнесла Гермиона, – а не могли бы вы сказать нам, пожалуйста, когда меч в последний раз вынимали из ящика? Я имею в виду, до того, как его забрала Джинни.
Финеас нетерпеливо всхрапнул.
– Сколько я помню, в последний раз меч Гриффиндора покидал при мне ящик, когда профессор Дамблдор вскрывал с его помощью некий перстень.
Гермиона стремительно повернулась к Гарри. Но говорить что-либо в присутствии Финеаса Найджелуса, сумевшего наконец нащупать выход, они не решились.
– Ну что же, спокойной вам ночи, – не без желчности произнёс он и начал выбираться из портрета. Когда на виду остались лишь поля его шляпы, Гарри вдруг крикнул:
– Постойте! А Снеггу вы об этом говорили?
Финеас Найджелус просунул украшенное повязкой лицо обратно в картину:
– Профессору Снеггу хватает важных предметов для размышлений и без многочисленных причуд Альбуса Дамблдора. Всего хорошего, Поттер!
И он исчез окончательно, оставив после себя лишь грязноватый холст.
– Гарри! – вскрикнула Гермиона.
– Я понял! – крикнул в ответ Гарри и, не сдержавшись, пронзил кулаком воздух. Они получили гораздо больше того, на что он смел рассчитывать. Он начал мерять палатку шагами, чувствуя, что может сейчас пробежать целую милю, даже ощущение голода – и то покинуло его. Гермиона запихала портрет Финеаса Найджелуса обратно в сумочку и, застегнув её, отодвинула в сторону и подняла к Гарри сияющее лицо.
– Меч способен уничтожать крестражи! Оружие гоблинской работы принимает в себя лишь то, что его закаляет. Гарри, этот меч пропитан ядом василиска!
– И Дамблдор не отдал мне меч, потому что ещё нуждался в нём, собирался уничтожить им медальон…
–…и, наверное, понял, что, если он завещает меч тебе, они его не отдадут…
–…и сделал копию…
–…и поместил подделку в стеклянный ящик…
–…а настоящий спрятал… Где?
Они уставились друг на друга. Гарри чувствовал, что ответ незримо висит где-то прямо над ними, совсем близко. Почему Дамблдор не сказал ему? Или всё же сказал, а Гарри просто не понял?
– Думай! – прошептала Гермиона. – Думай. Где он мог оставить меч?
– Только не в Хогвартсе, – ответил Гарри, возобновляя ходьбу.
– Где-нибудь в Хогсмиде? – предположила Гермиона.
– В Визжащей хижине? – сказал Гарри. – Туда теперь никто не заглядывает.
– Да, но Снегг умеет входить в неё, Дамблдор не стал бы так рисковать.
– Дамблдор доверял Снеггу, – напомнил ей Гарри.
– Не настолько, чтобы сказать ему о подмене меча, – ответила Гермиона.
– Да, ты права, – согласился Гарри и даже обрадовался при мысли о том, что доверие Дамблдора к Снеггу всё же было хоть и немного, но ограниченным. – Ладно, допустим, он спрятал меч вдали от Хогсмида, – но где? А что думаешь ты, Рон? Рон?
Гарри оглянулся. На один озадачивший его миг ему показалось, что Рон покинул палатку, но тут он увидел каменное лицо Рона, лежавшего на нижней койке.
– О, и обо мне наконец вспомнили, – сказал Рон.
– Что?
Рон, не отрывая взгляда от донышка верхней койки, всхрапнул:
– Продолжайте, продолжайте. Не позволяйте мне портить ваш праздник.
Гарри недоуменно взглянул на Гермиону, рассчитывая на её помощь, но она, озадаченная, по-видимому, не меньше его, лишь покачала головой.
– В чём проблема-то? – спросил Гарри.
– Проблема? Никакой проблемы нет, – ответил Рон, по-прежнему отказывавшийся смотреть на Гарри. – Во всяком случае, если верить тебе.
По брезенту над их головами ударило несколько капель. Начинался дождь.
– Ладно, значит, проблема имеется у тебя, – сказал Гарри. – Ну так давай, высказывайся.
Рон сбросил с койки длинные ноги и сел. Лицо его было теперь озлобленным, он почти не походил на себя.
– Хорошо. Выскажусь. Только не жди, что я буду скакать по палатке, радуясь ещё какой-то обнаруженной вами дряни. Лучше добавь её к списку вещей, о которых ты ничего не знаешь.
– Не знаю? – переспросил Гарри. – Я не знаю?
Плюх, плюх, плюх – дождь становился всё гуще, барабанил по покрытому листьями берегу, по реке, что-то тараторившей в темноте. Страх погасил ликование Гарри. Рон говорил в точности то, что, как подозревал Гарри, должен был думать.
– Как-то не похоже, что я переживаю здесь лучшие дни моей жизни, – продолжал Рон. – Сам понимаешь, рука искалечена, жрать нечего и задница каждую ночь отмерзает. Я надеялся, видишь ли, что, пробегав столько недель с высунутым языком, мы хоть чего-то достигнем.
– Рон, – произнесла Гермиона, но так тихо, что он сделал вид, будто не услышал её сквозь лупивший по брезенту дождь.
– Мне казалось, ты знаешь, на что идёшь, – сказал Гарри.
– Да, мне тоже.
– Так что же именно не отвечает твоим ожиданиям? – спросил Гарри. Теперь на помощь ему приходил гнев. – Ты полагал, что мы будем останавливаться в пятизвёздных отелях? Находить каждый день по крестражу? Думал, что на Рождество уже вернёшься к мамочке?
– Мы думали, ты знаешь, что делаешь! – крикнул Рон, вскакивая, и эти слова словно пронзили Гарри раскалёнными ножами. – Думали, Дамблдор тебе объяснил, что нужно делать! Мы думали, у тебя есть настоящий план!
– Рон! – снова произнесла Гермиона, на этот раз перекрыв голосом шум дождя, но Рон и тут не обратил на неё никакого внимания.
– Ну, прости, что подвел тебя, – ответил Гарри. Голос его был совершенно спокойным, хоть на него и навалилось ощущение пустоты, собственной никчёмности. – Я с самого начала был откровенен с вами, рассказывал всё, что услышал от Дамблдора. И ты, возможно, заметил – один крестраж мы нашли…
– Ага, и сейчас близки к тому, чтобы избавиться от него, примерно так же, как ко всем остальным. Иными словами, и рядом со всем этим не стояли!
– Сними медальон, Рон, – непривычно тонким голосом попросила Гермиона. – Пожалуйста, сними. Ты не говорил бы так, если бы не проносил его весь день.
– Да нет, говорил бы, – сказал Гарри, не желавший подыскивать для Рона оправдания. – По-твоему, я не замечал, как вы шепчетесь за моей спиной? Не догадывался, что именно так вы и думаете?
– Гарри, мы не…
– Не ври! – обрушился на неё Рон. – Ты говорила то же самое, говорила, что разочарована, что думала, будто у нас есть за что ухватиться, кроме…
– Я не так это говорила, Гарри, не так! – закричала она.
Дождь молотил в брезент, по щекам Гермионы текли слёзы, восторг, который они испытывали несколько минут назад, исчез, как будто его и не было никогда, сгинул, подобно фейерверку, который вспыхивает и гаснет, оставляя после себя темноту, сырость, холод. Где спрятан меч Гриффиндора, они не знали, да и кто они, собственно, такие – трое живущих в палатке подростков, единственное достижение которых сводится к тому, что они пока ещё не мертвы.
– Так почему же ты всё ещё здесь? – спросил Гарри у Рона.
– Хоть убей, не знаю, – ответил Рон.
– Тогда уходи, – сказал Гарри.
– Может, и уйду! – крикнул Рон и подступил на несколько шагов к не двинувшемуся с места Гарри. – Ты слышал, что они говорили о моей сестре? Но тебе на это чихать с высокой ёлки, верно? Подумаешь, Запретный лес! Гарри Видавшему-Вещи-Похуже Поттеру плевать, что с ней там происходит. Ну а мне не плевать ни на гигантских пауков, ни на умалишённых…
– Я сказал только, что она там не одна, что с ними Хагрид…
– Да-да, я уже понял, тебе плевать! А как насчёт остальной моей семьи? «Уизли вовсе не нужно, чтобы покалечили ещё одного их ребёнка» – это ты слышал?
– Да, и…
– Не интересуюсь и ими, так?
– Рон, – вставая между ними, сказала Гермиона, – это же не значит, что произошло что-то ещё – такое, о чём мы не знаем. Подумай: Билл уже весь в шрамах, многие наверняка видели, как Джорджу оторвало ухо, ты, как считается, лежишь при смерти, я уверена, только об этом он и говорил…
– Ах, ты уверена? Ну отлично, тогда и я за них волноваться не буду. Вам двоим хорошо, вы своих родителей надёжно попрятали…
– Мои родители мертвы! – взревел Гарри.
– А мои, может быть, в одном шаге от этого! – завизжал Рон.
– Так УХОДИ! – крикнул Гарри. – Возвращайся к ним, притворись, что вылечился от обсыпного лишая, мамочка накормит тебя и…
Рон сделал неожиданное движение. Гарри отреагировал мгновенно, но, прежде чем палочки вылетели из их карманов, Гермиона подняла свою.
– Протего! – крикнула она, и невидимый щит отделил её с Гарри от Рона – мощь заклинания заставила всех троих отпрянуть на несколько шагов. Разъярённые Гарри и Рон вглядывались друг в друга сквозь прозрачный барьер, и казалось, будто каждый впервые ясно увидел другого. Ненависть к Рону разъедала Гарри, как ржа: что-то, соединявшее их, было разрушено навсегда.
– Оставь крестраж, – сказал Гарри.
Рон через голову сорвал с шеи цепочку и швырнул медальон в ближайшее кресло. А потом взглянул на Гермиону:
– Что будешь делать?
– О чём ты?
– Ты остаёшься – или как?
– Я… – страдальчески произнесла Гермиона. – Да… да, остаюсь. Рон, мы обещали пойти с Гарри, обещали помочь…
– Я понял. Ты выбираешь его.
– Нет, Рон… прошу тебя… не уходи, не уходи!
Однако Гермионе помешали её же Щитовые чары, а когда она сняла их, Рон уже выскочил в темноту. Гарри стоял неподвижно, молча, слушая, как она рыдает, выкликая среди деревьев имя Рона.
Через несколько минут Гермиона вернулась с мокрыми, липнувшими к лицу волосами.
– Он у-у-ушёл! Трансгрессировал!
Она рухнула в кресло, сжалась в комок и заплакала. Гарри охватило странное оцепенение. Он наклонился, поднял крестраж, повесил его себе на шею. Стянул с койки Рона одеяла, накрыл ими Гермиону. А потом забрался на свою и, вслушиваясь в стук дождя, уставился в тёмную брезентовую крышу.
|
Скачать 2.45 Mb.