Статья в аспу 1. Для демонстрации генезиса группировок служилой мордвы необходимо обозначить территориальную и политическую принадлежность тех контингентов, которые можно определить, как мордовское служилое население
 Скачать 34.78 Kb.
|
|
Аннотация Ключевые слова: Для демонстрации генезиса группировок служилой мордвы необходимо обозначить территориальную и политическую принадлежность тех контингентов, которые можно определить, как мордовское служилое население. Исследователями основной ареал проживания мордвы делится на два условных региона. Западный (в основном земли будущего Темниковского уезда) и восточный (Алатырский уезд). Именно эти регионы и будут основным полем исследования. В своей работе «Темников – город темника. к истории городов «мордовских украин» в XV–XVI вв.», исследователи данного периода М. M. Акчурин и М. Р. Ишеев, делят первую половину XVI веке на два периода, домосковский (постордынский) и московский. Под домосковским периодом понимается нахождение данных территорий в составе Золотой Орды и её приемников, а под московским соответственно период вхождения в состав централизованного русского государства [1, c. 629-658]. Подобную же периодизацию можно использовать и для восточного региона. Причём данное разделение даже находит отражение в источниках «живущии же в тамошних странах Черемиса и Мордва и прочии, иже прежде враждебни, тогда же покоряхуся» [13, c. 212]. Для демонстрации внутреннего состояния региона более всего подходит теория фронтира. Данная теория относительно мордовского края можно применить несколькими способами, рассматривая различные территории и вариации. В первую очередь это этнокультурный фронтир, место столкновения трёх различных цивилизаций, исламско-ордынской, автохтонно-языческой, и русской христианской. Данные компоненты не существовали отдельно, напротив они активно смешивались, обогащая культуры народ фронтира, в том числе и мордовскую культуру. Земледельческий характер всех этих культур, а также единство экономических и военных интересов способствовало складыванию единой общности. Кроме того, в данный процесс втягивалось и кочевое население. Ещё с «большой замятни» золотоордынские феодалы оседали на мордовских землях смешивались с местным населением приносили политические и военные традиции самой Орды. Данный процесс продолжался и в более позднее время [11, с. 40]. Однако, рассматривая первую половину 16 столетия стоит сказать, что здесь главным фронтиром является военно-политический. Противостояние соседних государств накладывал свой отпечаток и на мордовское служилое население. Существуя на границах более мощных государственных образований (Казанское Ханство, рязанское княжество, московское княжество), мордовский народ должен был лавировать, и таким образом разделился на три группы. Эти группы прослеживаются в документах. На стороне русских мордва впервые упоминается в 1444 году, как союзники московского княжества против отрядов царевича Мустафы. Несмотря на упоминание совместно с рязанскими казаками данная группа не является, мордвой, которая в последующем будет упомянута как «мордвичи рязанские» [15, c. 309] Подтверждением этому следуют летописные свидетельства об ответных действиях татар за помощь московскому князю «приходиша Татарове на Рязанскиа украины» - Тоя же осени воеваша Татарове Мордву» [12, c. 67]. Чёткое разделение автора на «Рязанскиа украины» и «Мордву», соотносится с упоминанием участия казаков (очевидно жителей тех самых «украин») и мордвы. Рязанская мордва могла проживать на территориях, закреплённых в рязано-московском договоре 1391 года [5, с. 254, 285] Мордва находящиеся в юрисдикции Великого Княжества Рязанского уже проживала на рязанских окраинах. Следовательно, мордва, пришедшая на помощь в битве на Листани, являлась не рязанской мордвой. Так как в это же время другой татарский аристократ, Улу-Мухаммад будущий основатель Казанского Ханства, вёл бои под Муромом и Нижним Новгородом, внимание окрестной мордвы должно было сосредоточиться на нём. Кроме того, поражает скорость мобилизации данной группы. Исходя из вышеперечисленного, можно сделать предположение, что данная мордва, пришла на поле боя, из-под района, ставшего позднее Темниковским уездом. Неблагоприятные погодные условия (отмеченные летописью не позволили татарским и мордовским конным контингентам приди на помощь союзникам, в то же время лыжная мордва оказалась как нельзя кстати. Кроме того, наименование данных территорий общим наименованием «Мордва» присутствует и в других источниках [16, с. 197]. Таким образом, на территории будущего Темниковского уезда уже находились политические формирования, которые могли выставлять воинские контингенты. Однако текст летописи, не даёт полного ответа, являлась ли данная группа подданными или союзниками великого князя. Принимая ввиду упоминание их наряду с казаками рязанскими, более достоверным кажется второй вариант. Попадание этой группы под московское влияние позволяет начать новый промосковский период данного региона. Вторая категория мордвы, также использующей лыжи, уже прямо относится к рязанской [14, c. 309]. Третьей группой, является практически не упоминаемая мордва на службе Казанского Ханства. Одним из важнейших источников по положению этой группы является послание крымского хана Мухаммед-Гирея I польскому королю и великому князю литовскому Сигизмунду I, о казанском посольстве 1519 года. Так как в Казани в очередной раз возобладала промосковская партия, крымский царевич (в придаче с армией и поддержкой родины, разумеется) мог оказаться спасителем для государства. В попытки показать военное могущество ханства казанцы заявили: «А мы маемъ Отецъких детеи двадцать тисяч, а с Черемеши, а зъ Мордвою и числа нетъ, а вси мы – ваши хлопъя» [19, p. 33]. Стоит упомянуть, что войска Казанского Ханства упоминаются как «казанцы», подразумевая её смешанный, мультинациональный состав. А фраза «а вси мы – ваши хлопъя», сказанная от лица перечисленных групп, свидетельствует и о положении мордвы в составе Казанского Ханства, по крайней мере на данный период. Впрочем, это могло оказаться и уловкой казанской знати, которая стремилась скрыть противоречия внутри ханства. Враждебный характер местного населения (закономерная реакция на походы и грабежи московских войск) «живущии же в тамошних странах Черемиса и Мордва и прочии, иже прежде враждебни, тогда же покоряхуся» [13, с. 432]. Как арена борьбы между враждующими государствами территория мордвы, часто подвергалась грабежам с самых разных сторон. В ходе походов даже собственная территория могла пострадать (особенно примечательно поведение русской рати в походе на Улу-Муххамеда в 1537 году), не говоря уже о нейтральных или враждебных владениях. За пример можно взять многочисленные походы казанцев на русские земли, по пути к которым набирался полон [6] или походы русских войск на Казань. Неопределённость принадлежности, могла вызвать и разовые грабительские акты со стороны тех же степняков [9, с. 101]. Кроме того, не стоит забывать и о внутреннем положении мордовских территорий. Татарские и мордовские феодалы, как сказано выше, зачастую вассалы враждебных государств, даже в более позднюю эпоху решали дела оружием, сложно предположить, что происходило при отсутствии верховного арбитра. Однако порой это имело и положительные стороны. К примеру, после нападения ногайцев на мордовские земли (в частности, на Темников), в ответном рейде была задействована целая коалиция из москвичей, казанцев и астраханцев [14, с. 101]. Однако подобные действия были возможно лишь при условии мира между окружающими государствами, который в данный момент был больше исключением чем правилом. В это же время начинается и построение укреплений, которые впоследствии получат наименования «старая черта» [11, с. 40]. Однако несмотря на ряд гипотез, говорящих об некой системности этих укреплений, дальнейшие события продемонстрируют, что даже централизованное создания оборонной системы вкупе с дальней и ближней разведкой, не могли обеспечит достаточной защищённости данных территорий. Стоит сказать, что с развитием системы укреплений усложнялась и тактика её разрушения (за пример можно взять поведение степняков в Смутное время). Объективные задачи земледельческих народов предусматривали не только создание централизованной линии обороны, но и освоение «Дикого Поля», однако ни Казанское Ханства (раздираемое внутриполитической борьбой) ни удельные русские княжества (Рязань), ни тем более местные феодалы не могли осуществить подобного. Для осуществления данных задач было необходимо мощное государство с обширными ресурсами и аппаратом управления. Сам край был раздроблен на многочисленные мелкие феодальные формирования, которые, вероятно, продолжали дробление. Однако не стоит рассматривать мордовский край того периода как территорию с развитым феодализмом. Судя по количеству будущих черносошных земель в мордовском крае и особому управлению крестьянским населением, можно предположить, что несмотря на влияния таких развитых феодальных государств как Золотая Орда или русские княжества, до формирования развитого феодализма было далеко. Население, не включенное в феодальную структуру, должно было самостоятельно защищать собственные владения. Кроме того, в лесном краю даже феодалы могли активно мобилизовать его на защиту собственных земель. Это подтверждается многочисленными упоминаниями о преимущественно пешем характере боя среди мордвинов. Аналогичные подразделения активно появлялись и на других рубежах Московского государства. «Охочие люди» северо-запада, казаки на юге и востоке, даточные люди черносошных земель на севере, подобные рода войск выступали, преимущественно, в пешем порядке. Перманентная угроза и ограниченность ресурсов местных феодалов привела к уровню мобилизации соразмерному «военной демократии», что и заставило казанцев упомянуть мордвы вместе с черемисами, а не с «отецкими людьми» [84, p. 389] Однако в 1521 году, произошёл кардинальный поворот в казанской политике. Свержение промосковской партии (во главе с известным «царём» Шах-Али), воцарение крымской династии Гиреев (прямых ставленников Османской Порты) заставил казанцев опираться в первую очередь на помощь других государств, а не на внутренние ресурсы. В подобной парадигме, население мордовского края могло выступать лишь разменной картой в большой политической игре, или хуже того источником ресурсов (главным образом людских) для развития внутренних территорий ханства. В пользу последней версии говорит принудительная переселенческая политика в отношении мордвы [2, с. 25-29]. Подобные действия склонили мордву (а также часть марийского народа) к антиказанским настроениям, что особо сказалось в ходе русско-казанской войны 1547-1552. На западных территориях опорой местной (в подавляющем большинстве татарской) знати были города-крепости, которые аккумулировали административное и экономическое господство в регионах. Классическим примером выступает Темников. Татарская династия Тенешевых была либо напрямую поставлена московской властью, либо быстро встала на её сторону. Логично предположить, что и другие города являлись точками опоры тех или иных политических сил в регионе. В этом случае экспансия Москвы, двигающаяся с второй четверти XVI века по нарастающей, опиралась на классическую московскую стратегию, получившую в историографии название «война крепостей». В ходе неё в регионе, зачастую вблизи уже существующих городов, строилась собственная твердыня, которая становилась точкой притяжения всех диссидентов, а также альтернативном экономическим и политическим центром (Свияжск, Терский Городок, Тобольск). Именно так были основаны города Васильсурск (1523), Алатырь (1552) и др. Таким образом, были созданы объективные предпосылки окончательного включения мордовского края в состав Московского государства, главную роль в котором должны были сыграть служилые группы. Кризис, с которым столкнулось Московское государство в так называемое «боярское правление» не в последнею очередь был связан с осложнением внешней политики. По сути, Москва оказалась в полукольце противников. Казанское и Крымское ханства (связанные династической унией) с востока и юга, враждебное Великое Княжество Литовское (далее - ВКЛ) и Швеция на западе и северо-западе. Особенно опасными были татарские набеги. Ответные акции русских войск были не менее жестокими и опустошающими. Для населения мордовского края любые движения войск через их оказывалось плачевным. Особенно ярко, опустошённость местных земель была проиллюстрирована А. Курбским [7]. Другую картину даёт Казанский летописец «Место пренарочито и красно велми, и скотопажитно, и пчелисто, и всяцеми земными семяны родимо, и овощми преизобилно, и зверисто, и рыбно, и всякого угодья много, яко не мощно обрести другаго такова места во всей Руской нашей земли нигдеже таковому подобно месту красотою и крепостию и угодием человеческим, не вем же, аще есть будет в чюжих землях".» [13, с. 47] Подобны диссонанс связан в первую очередь с разностью наличия и разработке природных богатств «подрайской землицы». С одной стороны, территории около рек были гораздо более благоприятны для пашенного земледелия чем центральные районы России. Однако состояние перманентного конфликта не позволяло осуществить полноценную колонизацию (в дальнейшем, из-за постоянных мятежей в таком же состоянии будут пребывать Свияжский и Казанский уезды). Однако мордва, привыкшая существовать в подобных условиях, смогла не только оказать посильную помощь во взятии Казани, но и в дальнейшем выставлять значительные контингенты [17, с. 60]. К сожалению, сложно определить точное количество мордвы участвующих в казанской войне, единственным упоминанием является Казанский летописец, сообщающий о 10 000 мордвы, однако ввиду новейших исследований и литературного характера самого источника очевидна гиперболизация данной цифры. Между тем мордовские контингенты заслужили отдельного упоминания в летописи, что свидетельствует об их значительном числе в последней русско-казанской войне. Казанская война 1547-1552 гг. стала судьбоносным моментом для множества народов и государств. Русские земли избавились от постоянных набегов с востока и смогли сосредоточить своё внимание на других «фронтах», народы Казанского ханства прекратили междоусобную войну и на равных вошли в новое многонациональное государство. Фактическое присоединение Казани к Московскому государству являются крайне важной вехой в истории служилых групп мордовского населения. С одной стороны, была перестроена служебная иерархия, раздробленные группы татарских и мордовских феодалов должны были стать частью «служилого города», с другой стороны был сохранён традиционный уклад жизни. Служилые города, являлись классической системой объединения служилых людей «по отечеству» во всём Московском государстве. Однако территории Среднего Поволжья обладали более сложной структурой, как в этническом, так и в экономическом плане. В отличии, от феодалов «классического» толка, мурзы и князья мордовского края получали основной доход не с земельных угодий, а с продажи ясачных товаров [4, с. 89-97]. В подобных условиях, они были заинтересованы главным образом не в новых земельных пожалованиях, а в расширении привилегий в торговле и новых «сырьевых» территорий. Также представляет интерес факт отсутствия в мордовских землях такого института как «годование». Даже в Смоленских землях (более населённых) «годовщики» (дворяне и дети боярские обязанные посезонно присутствовать на новых территориях усиливая местную служилую корпорацию) составляли значительную часть вооружённых сил [10, с. 211]. Более характерны для данных территорий были выведенные (временно посланные в ссылку) феодалы, однако зачастую их присутствие было кратковременным. Можно предположить, что местные феодалы обладали достаточной силой для создания более-менее работоспособной организации. О численности мордовских отрядов позволяют судить сохранившиеся разрядные записи. В 1557 году на Ливонию выступили отряды из Кадомского, Цненского, Темниковского, Алатырского, и Нижегородского уездов. Самые большие контингенты выставили Алатырь (150), цненские земли (150), Темников (220). Общая численность сводного отряда с мордовских земель составила 2 227 человек: «да мордвы и бортников ис Кадома 100 человек, ценнских людей с мордвою, новокрещеных тотар московских городов 50 человек, темниковских людей с мордвою 40 человек, алатарской мордвы 150 человек, нижегороцкой мордвы 40 человек. И всево тотар и мордвы и бортников по наряду 2 227 человек» [17, с. 223]. Примерную численность мордовских отрядов также даёт знаменитая «Записная книга Полоцкого похода», в отряде князя Еникея мордва составляла 369 человек, другой отряд темниковской мордвы включал 216 воинов, мордовско-татарский цненский отряд - 232 бойца [17, с. 221; 19, с. 60]. Взятие Казани 2 октября 1552 года не стали окончанием войны, значительная часть завоёванных территорий уже в декабре того же года была охвачена мятежом. Порядок, установившийся на мятежных землях, носил скорее военный характер. Однако, для более лояльных территорий был предусмотрен другой вариант. Так «арские люди» получили сразу двух воевод: Н. Казаринова и Камай-мурзу [12, с. 515]. Подобная же практика имела место и на мордовских территориях, ранее принадлежавших Казани. Подобная дуалистическая структура управления не вносила сумятицу ка могло бы показаться на первый взгляд, а напротив разграничивала сферы деятельности, подчёркивая особый привилегированный статус мордовского населения. Казанская война поменяла кардинально поменяла внешнеполитическое положение всего Московского государства. Однако, если в советской науке, приоритетным направлением являлась Ливонская война, то современные исследователи переносят главный театр войны на восток и юг, против осколков Золотой Орды и стоявшей за ними Османской империи [10, с. 118-121]. В данной парадигме мордовский край имел особое стратегическое значение. Череда восстаний Среднем Поволжье, получивших в историографии «черемисские войны» [3], во многом были спровоцированы и получали поддержку Крымского Ханства и части Ногайской Орды. Подобные восстания несколько раз разделяли основную территорию царства и приуральские земли, в случаи успеха данных бунтов Московское государство не только бы потеряло «подрайскую землицу» но и вернулось бы к ситуации «крымского смерча» 1521 года [10, с. 77-83]. Отдалённость Крымского ханства от мятежников, а также политическая неоднородность в Ногайской Орде не позволяла оказать существенной поддержке бунтующим. Кроме того, лояльность местного населения вкупе традиционным противостоянием со степью позволило создать преграду между бунтовщиками и татарскими юртам. Данный факт подтверждается и радикальной сменой дипломатических отношений с ВКЛ. На переговорах в феврале 1558 года московская сторона выразила желание заключить не только «вечный мир» с Литвой, но и военный союз против Крыма. На самом деле это означало отказ Московского государства от «всех своих старинных вотчин», территорий, ранее входивших в Древнерусское государство. Новейшие исследования подтверждают, что данный пункт являлся фактическим предложением, а не дипломатической уловкой [18, с. 145-147]. Несомненно, огромные территории, населённые православным населением с XV века, имели особую важность для Московского государства, однако вести полноценную войну на два «фронта» (в реальности оказалось на три и даже на четыре) как показала печальная практика Ливонской войны оно было не способно. В это же время огромная территория «Дикого Поля» имела прекрасный потенциал для колонизации народами России. Имея огромные пахотные земли, вкупе с портами, обеспечивающими торговлю с Западной Европой, Московское государство не только бы решило проблему голода, но и могло стать основным экспортёрам сельскохозяйственной продукции. К сожалению, практическое воплощение данной задачи (которая была поставлена ещё А. Ф. Адашевым) было отложено на далёкую эпоху Екатерины Великой. Однако, помимо кардинального поражения Крымского ханства (по «казанскому сценарию») был и другой путь. Постепенная колонизация «Дикого Поля» со строительством городков в глубокой степи, создание деревней и сёл прямо на пути кочевников, в данном процессе мордовское служилое населения занимало далеко не последнею роль. Но масштабное освоение данных территории было возможно лишь с глубокоэшелонированной, продуманной системы обороны. Кроме того, отдельные городки и засеки могли удержать лишь небольшим отрядам кочевников, да и то не всегда (так в 1556 отряд Али-мурзы пришёл на помощь черемисам, хоть и его миссия и была фатальной). Крупные же силы противника не раз прорывались за южную границу. В данный момент времени русские войска более чем успешно действовали в самом Крыму, а большая часть ногайской орды покорилась Москве. «Классический» взгляд на татарские набеги не соотносил их прямо с проявлением политической воли, подобные мероприятия практически относились к стихийным явлениям, однако современная историческая наука вернулась к известной формуле Карла Клаузевица «Война есть продолжение политики». Конфликт с Крымским ханством (а также его союзниками) получил меткое название «война двух царей» (1551-1577). Однако татарская агрессия, особенно на мордовские земли не прекращалась и после её окончания. Кроме уже упомянутых причин, территория Темниковского и Алатырского уездов была важной для кочевников и в торговом плане. Целая сеть важнейших дорог, а также традиционная нейтральность края (в уже упомянутом ответном походе на ногайцев в 1537 года участвовала целая коалиция осколков «улуса Джучи»), удерживала крымцев и ногайцев от полномасштабных вторжений. Кроме того, русские войска зачастую успешно действовали в самом Крыму, а значительная часть ногайской орды заняла ярко выраженную промосковскую позицию. Очевидно, что в первый этап войны (1551-1571) ни крымцы, ни ногайцы не могли оказать значительную помощь казанским бунтовщикам. Не в последнею очередь из-за отсутствия значимой поддержки со стороны своих южных союзников, восстание Мамич-Бердяя более известная как первая черемисская война (1552-1557) года потерпело крах (в подавлении бунта участвовала и темниковская мордва под руководством Еникея Тенишева [1, c. 658]. |