хз. Дядя Федор, пёс и кот Успенский Э. Н. Глава первая. Дядя фёдор
 Скачать 370.61 Kb.
|
|
Денискины рассказы — Виктор Драгунский «Где это видано, где это слыхано…»На переменке подбежала ко мне наша октябрятская вожатая Люся и говорит: — Дениска, а ты сможешь выступить в концерте? Мы решили организовать двух малышей, чтобы они были сатирики. Хочешь? Я говорю: — Я все хочу! Только ты объясни: что такое сатирики. Люся говорит: — Видишь ли, у нас есть разные неполадки… Ну, например, двоечники или лентяи, их надо прохватить. Понял? Надо про них выступить, чтобы все смеялись, это на них подействует отрезвляюще. Я говорю: — Они не пьяные, они просто лентяи. — Это так говорится: «отрезвляюще», — засмеялась Люся. — А на самом деле просто эти ребята призадумаются, им станет неловко, и они исправятся. Понял? Ну, в общем, не тяни: хочешь — соглашайся, не хочешь — отказывайся! Я сказал: — Ладно уж, давай! Тогда Люся спросила: — А у тебя есть партнер? — Нету. Люся удивилась: — Как же ты без товарища живешь? — Товарищ у меня есть, Мишка. А партнера нету. Люся снова улыбнулась: — Это почти одно и то же. А он музыкальный, Мишка твой? — Нет, обыкновенный. — Петь умеет? — Очень тихо. Но я научу его петь громче, не беспокойся. Тут Люся обрадовалась: — После уроков притащи его в малый зал, там будет репетиция! И я со всех ног пустился искать Мишку. Он стоял в буфете и ел сардельку. — Мишка, хочешь быть сатириком? А он сказал: — Погоди, дай поесть. Я стоял и смотрел, как он ест. Сам маленький, а сарделька толще его шеи. Он держал эту сардельку руками и ел прямо целой, не разрезая, и шкурка трещала и лопалась, когда он ее кусал, и оттуда брызгал горячий пахучий сок. И я не выдержал и сказал тете Кате: — Дайте мне, пожалуйста, тоже сардельку, поскорее! И тетя Катя сразу протянула мне мисочку. И я очень торопился, чтобы Мишка без меня не успел съесть свою сардельку: мне одному не было бы так вкусно. И вот я тоже взял свою сардельку руками и тоже, не чистя, стал грызть ее, и из нее брызгал горячий пахучий сок. И мы с Мишкой так грызли на пару, и обжигались, и смотрели друг на дружку, и улыбались. А потом я ему рассказал, что мы будем сатирики, и он согласился, и мы еле досидели до конца уроков, а потом побежали в малый зал на репетицию. Там уже сидела наша вожатая Люся, и с ней был один парнишка, приблизительно из четвертого, очень некрасивый, с маленькими ушами и большущими глазами. Люся сказала: — Вот и они! Познакомьтесь, это наш школьный поэт Андрей Шестаков. Мы сказали: — ЗдОрово! И отвернулись, чтобы он не задавался. А поэт сказал Люсе: — Это что, исполнители, что ли? — Да. Он сказал: — Неужели ничего не было покрупней? Люся сказала: — Как раз то, что требуется! Но тут пришел наш учитель пения Борис Сергеевич. Он сразу подошел к роялю: — Нуте‑с, начинаем! Где стихи? Андрюшка вынул из кармана какой-то листок и сказал: — Вот. Я взял размер и припев у Маршака, из сказки об ослике, дедушке и внуке: «Где это видано, где это слыхано…» Борис Сергеевич кивнул: — Читай вслух! Андрюшка стал читать: Папа у Васи силен в математике, Учится папа за Васю весь год. Где это видано, где это слыхано, — Папа решает, а Вася сдает?! Мы с Мишкой так и прыснули. Конечно, ребята довольно часто просят родителей решить за них задачу, а потом показывают учительнице, как будто это они такие герои. А у доски ни бум-бум — двойка! Дело известное. Ай да Андрюшка, здорово прохватил! А Андрюшка читает дальше, так тихо и серьезно: Мелом расчерчен асфальт на квадратики, Манечка с Танечкой прыгают тут. Где это видано, где это слыхано, — В «классы» играют, а в класс не идут?! Опять здорово. Нам очень понравилось! Этот Андрюшка просто настоящий молодец, вроде Пушкина! Борис Сергеевич сказал: — Ничего, неплохо! А музыка будет самая простая, вот что-нибудь в этом роде. — И он взял Андрюшкины стихи и, тихонько наигрывая, пропел их все подряд. Получилось очень ловко, мы даже захлопали в ладоши. А Борис Сергеевич сказал: — Нуте‑с, кто же наши исполнители? А Люся показала на нас с Мишкой: — Вот! — Ну что ж, — сказал Борис Сергеевич, — у Миши хороший слух… Правда, Дениска поет не очень-то верно. Я сказал: — Зато громко. И мы начали повторять эти стихи под музыку и повторили их, наверно, раз пятьдесят или тысячу, и я очень громко орал, и все меня успокаивали и делали замечания: — Ты не волнуйся! Ты тише! Спокойней! Не надо так громко! Особенно горячился Андрюшка. Он меня совсем затормошил. Но я пел только громко, я не хотел петь потише, потому что настоящее пение — это именно когда громко! … И вот однажды, когда я пришел в школу, я увидел в раздевалке объявление: Денискины рассказы — Виктор Драгунский ВНИМАНИЕ! Сегодня на большой перемене в малом зале состоится выступление летучего патруля «Пионерского Сатирикона»! Исполняет дуэт малышей! На злобу дня! Приходите все! И во мне сразу что-то екнуло. Я побежал в класс. Там сидел Мишка и смотрел в окно. Я сказал: — Ну, сегодня выступаем! А Мишка вдруг промямлил: — Неохота мне выступать… Я прямо оторопел. Как — неохота? Вот так раз! Ведь мы же репетировали? А как же Люся и Борис Сергеевич? Андрюшка? А все ребята, ведь они читали афишу и прибегут как один? Я сказал: — Ты что, с ума сошел, что ли? Людей подводить? А Мишка так жалобно: — У меня, кажется, живот болит. Я говорю: — Это со страху. У меня тоже болит, но я ведь не отказываюсь! Но Мишка все равно был какой-то задумчивый. На большой перемене все ребята кинулись в малый зал, а мы с Мишкой еле плелись позади, потому что у меня тоже совершенно пропало настроение выступать. Но в это время нам навстречу выбежала Люся, она крепко схватила нас за руки и поволокла за собой, но у меня ноги были мягкие, как у куклы, и заплетались. Это я, наверно, от Мишки заразился. В зале было огорожено место около рояля, а вокруг столпились ребята из всех классов, и няни, и учительницы. Мы с Мишкой встали около рояля. Борис Сергеевич был уже на месте, и Люся объявила дикторским голосом: — Начинаем выступление «Пионерского Сатирикона» на злободневные темы. Текст Андрея Шестакова, исполняют всемирно известные сатирики Миша и Денис! Попросим! И мы с Мишкой вышли немножко вперед. Мишка был белый как стена. А я ничего, только во рту было сухо и шершаво, как будто там лежал наждак. Борис Сергеевич заиграл. Начинать нужно было Мишке, потому что он пел первые две строчки, а я должен был петь вторые две строчки. Вот Борис Сергеевич заиграл, а Мишка выкинул в сторону левую руку, как его научила Люся, и хотел было запеть, но опоздал, и, пока он собирался, наступила уже моя очередь, так выходило по музыке. Но я не стал петь, раз Мишка опоздал. С какой стати! Мишка тогда опустил руку на место. А Борис Сергеевич громко и раздельно начал снова. Он ударил, как и следовало, по клавишам три раза, а на четвертый Мишка опять откинул левую руку и наконец запел: Папа у Васи силен в математике, Учится папа за Васю весь год. Я сразу подхватил и прокричал: Где это видано, где это слыхано, — Папа решает, а Вася сдает?! Все, кто был в зале, рассмеялись, и у меня от этого стало легче на душе. А Борис Сергеевич поехал дальше. Он снова три раза ударил по клавишам, а на четвертый Мишка аккуратно выкинул левую руку в сторону и ни с того ни с сего запел сначала: Папа у Васи силен в математике, Учится папа за Васю весь год. Я сразу понял, что он сбился! Но раз такое дело, я решил допеть до конца, а там видно будет. Взял и допел: Где это видано, где это слыхано, — Папа решает, а Вася сдает?! Слава Богу, в зале было тихо — все, видно, тоже поняли, что Мишка сбился, и подумали: «Ну что ж, бывает, пусть дальше поет». А музыка в это время бежала все дальше и дальше. Но Мишка был какой-то зеленоватый. И когда музыка дошла до места, он снова вымахнул левую руку и, как пластинка, которую «заело», завел в третий раз: Папа у Васи силен в математике, Учится папа за Васю весь год… Мне ужасно захотелось стукнуть его по затылку чем-нибудь тяжелым, и я заорал со страшной злостью: Где это видано, где это слыхано, — Папа решает, а Вася сдает?! Мишка, ты, видно, совсем рехнулся! Ты что в третий раз одно и то же затягиваешь? Давай про девчонок! А Мишка так нахально: — Без тебя знаю! — И вежливо говорит Борису Сергеевичу: — Пожалуйста, Борис Сергеевич, дальше! Борис Сергеевич заиграл, а Мишка вдруг осмелел, опять выставил свою левую руку и на четвертом ударе заголосил как ни в чем не бывало: Папа у Васи силен в математике, Учится папа за Васю весь год… Тут все в зале прямо завизжали от смеха, и я увидел в толпе, какое несчастное лицо у Андрюшки, и еще увидел, что Люся, вся красная и растрепанная, пробивается к нам сквозь толпу. А Мишка стоит с открытым ртом, как будто сам на себя удивляется. Ну, а я, пока суд да дело, докрикиваю: Где это видано, где это слыхано, — Папа решает, а Вася сдает?! Тут уж началось что-то ужасное. Все хохотали как зарезанные, а Мишка из зеленого стал фиолетовым. Наша Люся схватила его за руку и утащила к себе. Она кричала: — Дениска, пой один! Не подводи!.. Музыка! И!.. А я стоял у рояля и решил не подвести. Я почувствовал, что мне стало все равно, и, когда дошла музыка, я почему-то вдруг тоже выкинул в сторону левую руку и совершенно неожиданно завопил: Папа у Васи силен в математике, Учится папа за Васю весь год… Я даже плохо помню, что было дальше. Было похоже на землетрясение. И я думал, что вот сейчас провалюсь совсем под землю, а вокруг все просто падали от смеха — и няни, и учителя, все, все… Я даже удивляюсь, что я не умер от этой проклятой песни. Я наверно бы умер, если бы в это время не зазвонил звонок… Не буду я больше сатириком! |