избавиться, что они сами тянутся к боли и страданию?
Существует явление, доказывающее, что страдание и слабость могут быть
целью человеческих стремлений: это - мазохистское извращение. Здесь мы
обнаруживаем, что люди вполне сознательно хотят страдать - тем или иным
образом, - и наслаждаются своим страданием. При мазохистском извращении
человек, например, испытывает половое возбуждение, когда другой человек
причиняет ему боль. Это не единственная форма мазохистского извращения;
часто ищут не физической боли как таковой, а возбуждение и удовлетворение
вызываются состоянием физической беспомощности. Нередко мазохисту нужна лишь
моральная слабость: чтобы с ним разговаривали, как с маленьким ребенком, или
чтобы его каким-либо образом унижали и оскорбляли. В садистском извращении
удовлетворение достигается с помощью соответствующих механизмов: через
причинение другому человеку физической боли, унижение действием или словом.
Мазохистское извращение - с его сознательным и намеренным наслаждением
через унижение или боль - привлекло внимание психологов и писателей раньше,
чем мазохистский характер (так называемый моральный мазохизм). Однако с
течением времени стало ясно, что сексуальное извращение и те мазохистские
тенденции, которые мы описали прежде, чрезвычайно близки; что оба типа
мазохизма, по сути, представляют собой одно и то же явление.
Некоторые психологи считали, что, раз существуют люди, которые хотят
подчиняться и страдать, должен быть и какой-то "инстинкт", направленный к
этой цели. К тому же выводу пришли и социологи, например Фирканд. Фрейд был
первым, кто попытался дать этому явлению глубокое теоретическое объяснение.
Сначала он думал, что садомазохизм является в основе явлением сексуальным.
Наблюдая садистско-мазохистские проявления у маленьких детей, он
предположил, что садомазохизм представляет собой "частичное проявление"
сексуального инстинкта, необходимую фазу, через которую этот инстинкт
проходит в процессе своего развития. Он полагал, что садистско-мазохистские
тенденции у взрослых обусловлены задержкой психосексуального развития
человека на раннем уровне либо последующей регрессией к этому уровню. В
дальнейшем Фрейду стало ясно значение тех явлений, которые он назвал
моральным мазохизмом: стремлений не к физическому, а к душевному страданию.
Он подчеркивал : также тот факт, что мазохистские и садистские тенденции
всегда встречаются вместе, несмотря на их , кажущуюся противоположность.
Затем его точка зрения на феномен мазохизма изменилась. Он предположил, что
существует биологически обусловленная тенденция к разрушению, которая может
быть направлена против других или против себя самого, - так называемый
"инстинкт смерти" - и что мазохизм в основе является следствием этого
инстинкта. Далее, Фрейд предположил, что этот инстинкт смерти, не
поддающийся прямому наблюдению, амальгамируется с половым инстинктом; и в
этом соединении проявляется в виде мазохизма, если направлен против себя,
или в виде садизма, если направлен против других. Это смешение ограждает
человека от опасного действия, которое оказывал бы инстинкт смерти в чистом
виде; то есть, согласно Фрейду, если бы человек не мог связать свой инстинкт
смерти с половым инстинктом, то у него остался бы только один выбор:
уничтожать других или себя самого. Эта теория в корне отличается от
первоначальных предположений Фрейда. Если прежде садомазохизм представлялся
явлением, в основе своей сексуальным, то в новой теории он выступает как
явление, в принципе несексуальное; сексуальный фактор возникает в нем лишь
за счет смешения инстинкта смерти с половым инстинктом.
Фрейд в течение многих лет почти не уделял внимания явлению
несексуальной агрессии; в системе Альфреда Адлера тенденции, о которых мы
говорим, заняли центральное место. Однако он рассматривает их не как
мазохизм и садизм, а как "чувство неполноценности" и "стремление к власти".
Адлер видит лишь рациональную сторону этих явлений. В то время как мы
говорим об иррациональной тенденции к самоуничижению, он считает комплекс
неполноценности адекватной реакцией на действительную неполноценность,
такую, как врожденные недостатки человека или общая слабость ребенка. В то
время как мы считаем, что стремление к власти является проявлением
иррациональной настроенности управлять другими людьми, он смотрит на это
стремление только с рациональной стороны и говорит о нем как об адекватной
реакции, направленной на защиту индивида от опасностей, проистекающих из его
неуверенности и неполноценности. Здесь, как и везде, Адлер не может
заглянуть дальше целенаправленности и рациональной обусловленности
человеческого поведения, и поэтому, хотя он внес ценный вклад в изучение
механизмов мотивации, он всегда остается на поверхности явлений и никогда не
проникает, как Фрейд, в глубины иррациональных импульсов.
В психоаналитической литературе точку зрения, отличную от точки зрения
Фрейда, высказали Вильгельм Райх, Карен Хорни и я .
Хотя взгляды Райха основаны на первоначальной концепции Фрейда - теории
"либидо", - он указывает, что мазохист в конечном итоге стремится к
наслаждению, что причиняемая ему боль является побочным результатом, а не
самоцелью. Хорни первая разгадала фундаментальную роль мазохистских
стремлений у невротиков, дала полное и подробное описание мазохистских черт
характера и теоретически объяснила их как производные от структуры характера
в целом. В ее работах, так же как и в моих, утверждается, что не
мазохистский характер является следствием сексуального извращения, а
наоборот: извращение представляет собой сексуальное проявление психических
тенденций, кореняющихся в особом типе характера.
Здесь мы подходим к главному вопросу: откуда происходят мазохистские
черты характера и соответствующие извращения? И далее: какова общая причина
и мазохистских, и садистских наклонностей?
Направление, в котором нужно искать ответ, уже намечено в начале этой
главы. И мазохистские, и садистские стремления помогают индивиду избавиться
от невыносимого чувства одиночества и бессилия. Любые эмпирические
наблюдения над мазохистами, в том числе и психоаналитические, дают
неопровержимые доказательства, что эти люди преисполнены страхом одиночества
и чувством собственной ничтожности. (Я не могу привести здесь эти
доказательства, не выходя за рамки книги.) Часто эти ощущения неосознанны,
часто они замаскированы компенсирующими чувствами превосходства и
совершенства; но, если заглянуть в подсознательную жизнь такого человека
достаточно глубоко, они обнаруживаются непременно. Индивид оказывается
"свободным" в негативном смысле, то есть одиноким и стоящим перед лицом
чуждого и враждебного мира. В этой ситуации "нет у человека заботы
мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с
которым это несчастное существо рождается". Это слова из "Братьев
Карамазовых" Достоевского. Испуганный индивид ищет кого-нибудь или
что-нибудь, с чем он мог бы связать свою личность; он не в состоянии больше
быть самим собой и лихорадочно пытается вновь обрести уверенность, сбросив с
себя бремя своего "я".
Одним из путей к этой цели является мазохизм. Все разнообразные формы
мазохистских стремлений направлены к одному: избавиться от собственной
личности, потерять себя; иными словами, избавиться от бремени свободы. Эта
цель очевидна, когда индивид с мазохистским уклоном ищет подчинения
какой-либо личности или власти, которую он ощущает подавляюще сильной.
(Естественно, что уверенность в высшей силе другой личности должна
пониматься относительно. Эта уверенность может быть основана не только на
действительной силе другой личности, но и на убежденности в своей
собственной слабости и ничтожности. В этом случае угрожающие черты могут
приобрести и мышонок, и сухой лист.) В других формах мазохистской тенденции
основная цель состоит в том же. Например, в мазохистском чувстве собственной
ничтожности проявляется стремление усилить первоначальное чувство своей
незначительности. Как это понять? Можно ли допустить, что человек пытается
избавиться от беспокойства, усиливая его? Именно так. Ведь, в самом деле,
пока я разрываюсь между стремлением быть независимым, сильным и чувством
своей незначительности и бессилия, я нахожусь в состоянии мучительного
конфликта. Но я могу спастись от этого конфликта, если мне удастся обратить
свою личность в ничто и не сознавать себя больше самостоятельным индивидом.
Один из путей к этой цели - ощутить себя предельно ничтожным и беспомощным;
другой путь - искать подавляющей боли и мучения; еще один - поддаться
опьянению или действию наркотика. Самоубийство - это последняя надежда, если
все остальные попытки снять бремя одиночества оказались безуспешными.
При определенных условиях эти мазохистские стремления - их реализация -
приносят относительное облегчение. Если индивид находит социальные формы,
удовлетворяющие его мазохистские наклонности (например, подчинение вождю в
фашистском режиме), то он обретает некоторую уверенность уже за счет своего
единства с миллионами других, разделяющих те же чувства. Но даже в этом
случае мазохистское "решение" ничего не решает, как и любые невротические
симптомы; индивид избавляется лишь от осознанного страдания, но внутренний
конфликт остается, а вместе с ним и скрытая неудовлетворенность. Если
мазохистское стремление не находит подходящих общественных форм или если оно
превосходит средний уровень мазохизма в социальной группе данного индивида,
то мазохистское "решение" не может дать ничего даже в относительном смысле.
Оно возникает из невыносимой ситуации, пытается преодолеть ее, но оставляет
индивида в тисках новых страданий. Если бы человеческое поведение всегда
было рационально и целенаправленно, то мазохизм был бы так же необъясним,
как и вообще все невротические симптомы. Но изучение эмоциональных и
психических расстройств показывает, что человеческое поведение может быть
мотивировано побуждениями, вызванными тревогой или каким-либо другим
непереносимым состоянием духа; что эти побуждения имеют целью преодолеть
такое эмоциональное состояние, но в лучшем случае лишь подавляют его
наиболее явные проявления, а иногда не могут даже и этого. Невротические
симптомы напоминают иррациональное поведение при панике. Так, человек,
захваченный пожаром, стоит у окна и зовет на помощь, совершенно забыв, что
его никто не услышит и что он еще может уйти по лестнице, которая через
несколько минут тоже загорится. Он кричит, потому что хочет спастись, и его
действие кажется ему шагом к спасению, на самом же деле это шаг к
катастрофе. Точно так же и мазохистские стремления вызываются желанием
избавиться от собственного "я" со всеми его недостатками, конфликтами,
риском, сомнениями и невыносимым одиночеством. Но в лучшем случае они лишь
подавляют наиболее заметные страдания, а в худшем - приводят к еще большим.
Иррациональность мазохизма, как и всех невротических симптомов вообще,
состоит в полнейшей несостоятельности тех средств, которые применяются для
выхода из невыносимой психической ситуации.
Из только что изложенного видно важное различие между невротической и
рациональной деятельностью. В рациональной - результат соответствует
мотивировке: человек действует для того, чтобы добиться какого-то
определенного результата. В невротической - стимулы, по существу, негативны:
человек действует, чтобы избавиться от невыносимой ситуации. Но его старания
направлены к тому, что только кажется решением: действительный результат
оказывается обратным тому, чего он хотел достичь; потребность избавиться от
невыносимого чувства настолько сильна, что человек не в состоянии выбрать
линию поведения, ведущую не к фиктивному, а к действительному решению его
проблем.
При мазохизме индивид побуждается к действию невыносимым чувством
одиночества и ничтожности. Он пытается преодолеть это чувство, отказываясь
от своего "я" (в психологическом смысле); для этого он принижает себя,
страдает, доводит себя до крайнего ничтожества. Но боль и страдание - это
вовсе не то, к чему он стремится; боль и страдание - это цена, он платит ее
в неосознанной надежде достичь неосознанную цель. Это высокая цена; ему, как
поденщику, влезающему в кабалу, приходится платить все больше и больше; и он
никогда не получает того, за что заплатил, - внутреннего мира и покоя.
Анализ мазохистского извращения неопровержимо доказывает, что страдание
может быть притягательным. Однако в этом извращении, как и в моральном
мазохизме, страдание не является действительной целью; в обоих случаях это
лишь средство, а цель состоит в том, чтобы забыть свое "я". Основное
различие между мааохистским извращением и моральным мазохизмом состоит в
том, что при извращении стремление отказаться от себя проявляется через тело
и связывается с половым чувством. При моральном мазохизме это стремление
овладевает человеком целиком, так что может разрушить все цели, к которым
его "я" сознательно стремится. При извращении мааохистские стремления более
или менее ограничены физической сферой; более того, смешиваясь с сексом, эти
стремления принимают участие в разрядке напряжений, возникающих в половой
сфере, и таким образом находят себе прямой выход.
Уничтожение собственного "я" и попытка за счет этого преодолеть
невыносимое чувство бессилия - это только одна сторона мазохистских
наклонностей. Другая - это попытка превратиться в часть большего и
сильнейшего целого, попытка раствориться во внешней силе и стать ее
частицей. Этой силой может быть другой человек, какой-либо общественный
институт, бог, нация, совесть или моральная необходимость. Став частью силы,
которую человек считает неколебимой, вечной и прекрасной, он становится
причастным к ее мощи и славе. Индивид целиком отрекается от себя,
отказывается от силы и гордости своего "я", от собственной свободы, но при
этом обретает новую уверенность и новую гордость в своей причастности к той
силе, к которой теперь может себя причислить. И кроме того, приобретается
защита от мучительного сомнения. Мазохист избавлен от принятия решений.
Независимо от того, является ли его хозяином какая-то внешняя власть или он
интериоризовал себе хозяина - в виде совести или морального долга, - он
избавлен от окончательной ответственности за свою судьбу, а тем самым и от
сомнений, какое решение принять. Он избавлен и от сомнений относительно
смысла своей жизни, относительно того, кто "он". Ответы на эти вопросы уже
даны его связью с той силой, к которой он себя причислил; смысл его жизни,
его индивидуальная сущность определены тем великим целым, в котором
растворено его "я".
Мазохистские узы принципиально отличаются от первичных уз. Эти
последние существуют до того, как процесс индивидуализации достиг своего
завершения; индивид еще является частью "своего" природного и социального
мира, он еще не окончательно выделился из своего окружения. Первичные узы
дают ему подлинную уверенность и чувство принадлежности. Мазохистские узы -
это средство спасения. Личность выделилась, но не способна реализовать свою
свободу; она подавлена тревогой, сомнением, чувством бессилия. Личность
пытается обрести защиту во "вторичных узах" - как можно было бы назвать
мазохистские связи, - но эти попытки никогда не удаются. Появление
собственного "я" необратимо; сознательно индивид может чувствовать себя
уверенным и "принадлежащим" некоему целому, но, в сущности, он остается
бессильным атомом, страдающим от поглощения своего "я". Он никогда не
сливается в одно целое с той силой, к которой прилепился, между ними всегда
остается фундаментальное противоречие, а вместе с тем и побуждение, хотя бы
и неосознанное, преодолеть мазохистскую зависимость и стать свободным.
В чем сущность садистских побуждений? Желание причинять другим людям
боль и в этом случае не главное. Все наблюдаемые формы садизма можно свести
к одному основному стремлению: полностью овладеть другим человеком,
превратить его в беспомощный объект своей воли, стать его абсолютным
повелителем, его богом, делать с ним все, что угодно. Средства для этой цели
- его унижение и порабощение; но самый радикальный способ проявить свою
власть состоит в том, чтобы причинять ему страдание, ибо нет большей власти
над другим человеком, чем власть причинять страдание, боль тому, кто не в
состоянии себя защитить. Сущность садизма составляет наслаждение своим
полным господством над другим человеком (или иным живым существом) (3).
Может показаться, что это стремление к неограниченной власти над другим
человеком прямо противоположно мазохистскому стремлению, поэтому
представляется загадочным, что обе тенденции могут быть как-то связаны между
собой. Конечно, с точки зрения практических последствий желание зависеть от
других или страдать противоположно желанию властвовать или причинять
страдания другим. Однако психологически обе тенденции происходят от одной и
той же основной причины - неспособности вынести изоляцию и слабость
собственной личности.
Я предложил бы назвать общую цель садизма и мазохизма симбиозом.
Симбиоз в психологическом смысле слова - это союз некоторой личности с
другой личностью (или иной внешней силой), в котором каждая сторона теряет
целостность своего "я", так что обе они становятся в полную зависимость друг
от друга. Садист так же сильно нуждается в своем объекте, как мазохист - в
своем. В обоих случаях собственное "я" исчезает. В одном случае я
растворяюсь во внешней силе - и меня больше нет; в другом - я разрастаюсь за
счет включения в себя другого человека, приобретая при этом силу и
уверенность, которой не было у меня самого. Но стремление к симбиозу с
кем-либо другим всегда вызывается неспособностью выдержать одиночество
своего собственного "я". И тут становится ясно, почему мазохистские и
садистские тенденции всегда связаны и перемешаны одна с другой. Внешне они
кажутся взаимоисключающими, но в их основе лежит одна и та же потребность.
Человек не бывает только садистом или только мазохистом; между активной и
пассивной сторонами симбиотического комплекса существуют постоянные
колебания, и зачастую бывает трудно определить, какая из этих сторон
действует в данный момент, но в обоих случаях ингдивидуальность и свобода
бывают утрачены.
С садизмом обычно связывают тенденции разрушительности и враждебности.
Разумеется, в садистских стремлениях всегда обнаруживается больший или
меньший элемент разрушительности. Но то же справедливо и в отношении
мазохизма: любой анализ мазохистского характера обнаруживает такую же
враждебность. По-видимому, главная разница состоит в том, что при садизме
эта враждебность обычно более осознается и прямо проявляется в действии, в
то время как при мазохизме враждебность бывает по большей части неосознанной
и проявляется лишь в косвенной форме. Позже я постараюсь показать, что
враждебность и разрушительность являются результатом подавления чувственной,
эмоциональной и интеллектуальной экспансивности индивида; поэтому можно
предположить, что эти свойства должны быть следствием тех же причин, какие
вызывают потребность в симбиозе. Здесь же я хочу подчеркнуть, что садизм и
разрушительность не идентичны, хотя часто бывают связаны друг с другом.
Разрушительная личность стремится к уничтожению объекта, то есть к
избавлению от него ; садист же стремится властвовать объектом и потому
страдает при его утрате.
Садизм - в том смысле, в каком мы о нем говорим, - может быть
относительно свободен от разрушительности, может сочетаться с дружелюбием по
отношению к своему объекту. Этот тип "любящего" садизма нашел классическое
воплощение у Бальзака в "Утраченных иллюзиях". Это описание поясняет также,
что мы имеем в виду, говоря о потребности в симбиозе. Вот отношения,
возникшие между молодым Люсьеном и беглым каторжником, выдающим себя за
аббата ; вскоре после знакомства с Люсьеном, только что пытавшимся покончить
с собой, аббат говорит: "...этот молодой человек не имеет уже ничего общего
с поэтом, пытавшимся умереть. Я вытащил вас из реки, я вернул вас к жизни,
вы принадлежите мне, как творение принадлежит творцу, как эфрит в волшебных
сказках принадлежит гению ... как тело - душе! Могучей рукой я поддержу вас
на пути к власти, я обещаю вам жизнь, полную наслаждений, почестей, вечных
празднеств... Никогда не ощутите вы недостатка в деньгах... Вы будете
блистать, жить на широкую ногу, покуда я, копаясь в грязи, буду закладывать
основание блистательного здания вашего счастья. Я люблю власть ради власти!
Я буду наслаждаться вашими наслаждениями, запретными для меня. Короче, я
перевоплощусь в вас... Я хочу любить свое творение, создать его по образу и
подобию своему, короче, любить его, как отец любит сына. Я буду мысленно
разъезжать в твоем тильбюри, мой мальчик, буду радоваться твоим успехам у
женщин, буду говорить: "Этот молодой красавец - я сам! Маркиз дю Рюбампре
создан мною, мною введен в аристократический мир; его величие - творение рук
моих, он и молчит и говорит, следуя моей воле, он советуется со мной во
всем"".
Очень часто - и не только в обыденном словоупотреблении - садомазохизм
смешивают с любовью. Особенно часто за проявления любви принимаются
мазохистские явления. Полное самоотречение ради другого человека, отказ в
его пользу от собственных прав и запросов - все это преподносится как
образец "великой любви"; считается, что для любви нет лучшего
доказательства, чем жертва и готовность отказаться от себя ради любимого
человека. На самом же деле "любовь" в этих случаях является мазохистской
привязанностью и коренится в потребности симбиоза. Если мы понимаем под
любовью страстное и активное утверждение главной сущности другого человека,
союз с этим человеком на основе независимости и полноценности обеих
личностей, тогда мазохизм и любовь противоположны друг другу. Любовь
основана на равенстве и свободе. Если основой является подчиненность и
потеря целостности личности одного из партнеров, то это мазохистская
зависимость, как бы ни рационализировалась такая связь. Садизм тоже нередко
выступает под маской любви. Управляя другим человеком, можно утверждать, что
это делается в его интересах, и это часто выглядит как проявление любви; но
в основе такого поведения лежит стремление к господству.
Здесь у многих читателей возникнет вопрос: если садизм таков, как мы
его определили, то не идентичен ли он стремлению к власти? Мы ответим так:
садизм в наиболее разрушительных формах, когда другого человека истязают, -
|
Скачать 1.17 Mb.