Сон в произведениях Ф.М.Достоевского На примере... Ф. М. Достоевского На примере романа Братья Карамазовы Введение Али есть такой закон
 Скачать 104 Kb.
|
|
Сон в произведениях Ф.М.Достоевского На примере романа «Братья Карамазовы» Введение Али есть такой закон природы, который не знаем мы и который кричит в нас. Сон… Ф.М. Достоевский Русская литература уделяла огромное внимание пространству сна. Этот таинственный, загадочный и пророческий пласт человеческой жизни завораживал писателей. В художественных текстах описаны как вещие сны – предзнаменования, общение с высшими силами («смутный сон» Святослава («Слово о полку Игореве»), «библейские видения» протопопа Аввакума) , так и проявления внутреннего мира – угрызения совести, скрытые чувства (например, сны Татьяны в «Евгении Онегине» и героев Достоевского). Сон героя нередко становился сюжетным рычагом: он поворачивал действие вперед, менял ход мыслей героя, предопределял его судьбу. Особенно ценили его за это романтики: их интересовала не столько психологическая достоверность описания сновидения, сколько степень воздействия его на читателя путем совпадения сновидческих и реальных событий. Это наводило на мысль о фатальности происходящего – человек виделся игрушкой в руках высших сил… А это был как раз тот эффект, которого авторы и стремились добиться. Федор Михайлович Достоевский понимал художественную функцию снов иначе. В его романах они становятся инструментом познания. Они «не только сегодняшнее - обрывки дневных впечатлений, недосказанное, недодуманное; в снах и вчерашнее -засевшие неизгладимо события жизни <...>; в снах и завтрашнее — что в непрерывном изначальном потоке жизни отмечается как будущее <...>»1. Федор Михайлович передает сны героев с психологической достоверностью, проявляющейся в краткости, смешении яви и фантазии в момент засыпания, резкой смене картин и образов, облегчении в момент пробуждения… Герои черпают из них правду о себе и своей жизни – невыносимую подчас, страшную или же целительную. Сон – это то направление, которое дается им свыше. Причем зашифрованное в образах, символах и аллегориях… В каждый из романов Ф.М.Достоевского встраивается пространство сновидения. И выполняет оно каждый раз свои художественные задачи. Литературоведы не раз классифицировали сны в произведениях Ф.М.Достоевского, но удавалось это не всем. Наиболее интересные работы принадлежат Г.К. Щенникову («Художественное мышление Ф.М. Достоевского») и Р.Г. Назирову («Творческие принципы Ф.М. Достоевского»). Их классификации стройные, математически точные. Минус этих научных трудов в том, что создавались они в советское время. Следовательно, при анализе исследователи не затронули христианских символов и мотивов – главный смысл был утрачен. Тем не менее, в настоящем докладе мы приведем выдержки из этих классификаций – ознакомиться с ними необходимо. Итак, Г.К.Щенников утверждает, что в литературе можно выделить два образа сна: «…Первый вариант: общая картина сна «чудовищная», но сами образы и их детали поражают исключительным правдоподобием. Второй вариант: во сне происходят сказочные превращения образов, всевозможные нелепости, сон хаотичен, но в общем хаосе ощущается какая-то мысль действительная, реальная, принадлежащая к «настоящей жизни»2. Исследователь утверждает, что у Достоевского как раз преобладает первый тип сновидений. Классификация Р.Г. Назирова строится по иному принципу: он группирует их с точки зрения функциональности. Сны у Достоевского, как считает исследователь, делятся на: 1) иллюстративно-психологические, которые содержат характеристику души человека; 2) сюжетные, которые содержат эту характеристику, но она «не является главной их целью». Такие сны напоминают вставные новеллы и отличаются повествовательным характером и обилием массовых сцен. Они движут сюжеты Достоевского и раскрывают внутреннюю драму героев. Эти сны «не предсказывают события сюжета, а сами являются событиями, либо тормозя действие, ибо стремительно толкая его». Кроме того, Р.Г. Назиров выделяет следующие функции сновидений: 1) введение прошлого и будущего в актуальный момент; 2) сюжетообразующая функция («кризисная вариация сна»); 3) раскрытие подсознательных сторон психики (самопознание героя). Приведенные классификации группируют сновидения в художественных произведениях Ф.М. Достоевского, учитывая прежде всего их психологические задачи. Если же классифицировать сновидения героев с функционально-тематической точки зрения, то классификация может выглядеть следующим образом. 1) Воплощение «кризисной вариации сна»: а) тема «прозрения»: — сон г-на Голядкина-старшего («Двойник»), — сон Раскольникова на каторге («Преступление и наказание»), — сон Вельчанинова («Вечный муж»), — сон Алеши Карамазова о Кане Галилейской («Братья Карамазовы»); б) тема «золотого века»: — сон Раскольникова на каторге («Преступление и наказание»), — сон Ставрогина о «золотом веке» («Бесы»), — сон Версилова («Подросток»), — сон «смешного человека» («Сон смешного человека»); в) тематические «триады» : — «триада» снов Раскольникова («Преступление и наказание»), — «триада» снов Свидригайлова («Преступление и наказание»), — «триада» снов Ипполита Терентьева («Идиот»). 2) «Философские» сны: а) собственно «философские» сны: — сны Ипполита Терентьева о безжалостной природе («Идиот»), — сон Ивана Карамазова о черте («Братья Карамазовы»); б) космогонические сны: — сон Ордынова («Хозяйка»), — сон Алеши Карамазова о Кане Галилейской («Братья Карамазовы»). По большому счету почти все сны у Достоевского можно отнести к этой категории, так как сны в произведениях писателя по преимуществу приводят героя к перерождению и прозрению. 3) Пророческие сны: — сны Мышкина («Идиот»), — сон Нефедевича («Слабое сердце»), — сны Лебядкиной («Бесы»), — сны Шатова («Бесы»), — сны Степана Трофимовича Верховенского («Бесы»). 4) Сны-ретроспекции: — сон Ордынова («Хозяйка»), — сон г-на Прохарчина («Господин Прохарчин»), — сон Раскольникова о лошади («Преступление и наказание»), — первый сон Подростка («Подросток»). Сны у Ф.М.Достоевского как символические полотна. Каждая деталь в них имеет свой смысл. И каждый из них – это отправная точка развития сюжета или штрих к портрету внутреннего мира героя. Причины сновидений для писателя важны не меньше, чем сами сновидения. «Сны, — отмечал Достоевский в рассказе «Сон смешного человека», - как известно, чрезвычайно странная вещь: одно предстает с ужасающей ясностью, с ювелирски-мелочною отделкой подробностей, а через другое перескакиваешь как бы не замечая v вовсе, например, через пространство и время. Сны, кажется, стремит не рассудок, а желание, не голова, а сердце, а между тем; какие хитрейшие вещи проделывает иногда мой рассудок во сне! Между тем с ним происходят во сне вещи совсем непостижимые»3. Здесь «желание» и «сердце», как отметил Р.Г. Назиров, - синонимы подсознания, то есть подавленных или намеренно забытых разумом мыслей, чувств и стремлений этического характера, ибо у Достоевского «подсознание — это, как правило, тюрьма для угрызений совести. В сновидениях его героев из этой тюрьмы вызывают совесть и страх». Как мы видим, в анализ литературного произведения входит термин из иной сферы человеческого знания: глубинной психологии. Это определяет навый уровень понимания снов в художественных текстах Ф.М.Достоевского. Анализируя сны в романах, мы выделим несколько подходов к ним: Христианский (понимание снов и сновидений в православной культуре), Психоаналитический (сон как общение с собственный подсознанием на языке символов), Литературоведческий. Этот подход мы отразим на практике – в анализе текстов. Таким образом, осмысление двух снов в романе «Братья Карамазовы» (сон Алеши о Кане Галилейской и видение Ивана о черте) тоже распадется на три уровня (отметим, что выбор наш не случаен: оба сна являют собой встречу с потусторонним, со светом и тьмой – связь их очевидна). Мы полагаем, что так оно станет наиболее четким и полным. Глава 1 §1. Сон в православной культуре Бог говорит однажды и, если того не заметят, в другой раз: во сне… Книга Иова 33:14 В Библии понимание сна и сновидения вписано в несколько контекстов. Во-первых, это абсолютно естественное для человека состояние. Впервые оно упоминается в книге Бытия, когда речь идет о создании женщины: «И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию» (Быт. 2:21). Сон – это еще радость, ведь он восстанавливает силы и становится для людей утешением: «Напрасно вы рано встаете, поздно просиживаете, ядите хлеб печали, тогда как возлюбленному Своему Он дает сон» (Пс. 126:2). Но приятные сны приходят только к тем, кто живет достойно: «Сладок сон трудящегося, мало ли, много ли он съест; но пресыщение богатого не дает ему уснуть» (Еккл. 5: 11). Значение сна в Библии амбивалентно. Он становится символом быстрого течения жизни: «Ибо перед очами твоими тысяча лет…Ты как наводнением уносишь их, они – как сон» (Пс. 89:5 и 6). И, в то же время, олицетворением смерти. Так в Книге пророка Иеремии Господь говорит о вавилонянах: «…и упою их, чтоб они повеселились и заснули вечным сном, и не пробуждались» (Иер. 51:39). Кроме того, в Священном Писании можно встретить и другие метафорические трактовки сна: это и призывы к Церкви, предостерегающий ее от духовного сна (Мк 13:36; Рим 13:11; Еф 5:14; 1Фес 5:6), и речь о духовном усыплении тех, кто не верит в Бога душой (Мф 13:15; Деян 28:27). В Библии различаются разные виды сновидений: сны обыкновенные, естественные и сны посылаемые человеку свыше. Последние сны с самых древних времен, служили средством для открытия воли Божией человеку, и многие из них отличались своим высоко пророческим значением4. Исследователь Юрий Максимов пишет: «Во сне Господь говорил Аврааму (см.: Быт. 15: 12) и языческому царю Авимелеху (см.: Быт. 20: 3–6); видение от Господа во сне получил патриарх Иаков (см.: Быт. 28: 12); посредством сна Бог вразумил Лавана (см.: Быт. 31: 24); вещий сон видел в юности патриарх Иосиф (см.: Быт. 37: 6–9), он же давал толкование вещим снам египетских виночерпия и хлебодара, фараона (см.: Быт. 40), (см.: Быт. 41: 15–32); вещий сон ради Гедеона был послан одному из войска мадиамского (см.: Суд. 7: 13); во сне Господь являлся Соломону (3 Цар. 3: 5); пророк Даниил толковал вещий сон Навуходоносора (см.: Дан. 2) и сам получал свыше пророческие видения (Дан. 7: 1). И в Новом Завете мы видим, что Господь продолжает вразумлять людей через сновидения. Дважды во сне являлся ангел Иосифу, извещая ему волю Божию; во сне были предупреждены волхвы, чтобы не возвращаться к Ироду; наконец, жена Пилата видела страшный сон, когда муж ее вершил суд над Иисусом Христом. Он был дан ей как знак праведности Иисуса. Женщина сказала Пилату: «Не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него» (Мф. 27: 19)» 5.Господь любит своих детей и говорит с ними «…во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей… тогда Он открывает у человека ухо и запечатлевает Свое наставление, чтобы отвести человека от задуманного дела и удалить от него гордость, чтобы отвести душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечом» (Иов 33: 15–18). §2. Сон в психоанализе Как растение порождает соцветия, так психика порождает символы. Любой сон подтверждает это. К.Г.Юнг Среди всего многообразия состояний человеческой психики сновидение - самое удивительное. Тысячелетиями ученые: медики, философы, языковеды – искали ему точное определение. Например, Аристотель считал, что сновидение есть род иллюзорного чувственного представления в состоянии сна. Рене Декарт понимал его как пространство рассудка и уверял, что именно в пространстве Морфея мы умозаключаем и высказываем суждения в столь же строгом смысле, как и в состоянии бодрствования. Томас Гоббс полагал, что сновидения суть "фантазии спящих" и только. А психоаналитики – З.Фрейд, К.Г.Юнг, Н.Малкольм – понимали наши сны как диалог с бессознательным, происходящий с помощью символов и знаков. Мы в большой мере склонны думать о сновидении как о внутреннем состоянии или процессе, происходящем в человеческой душе, и предполагать, что каждый из нас постигает это понятие на примере самого себя. В этом есть доля правды – сновидение врывается в наш внутренний мир и срастается с ним, его природа субьективна. «Ни один встречающийся во сне символ нельзя отделять от личности его увидевшего, поэтому ни один сон не может быть истолкован прямо и однозначно»6… Сны ассоциативно связаны с переживаниями и проблемами, которые заполняют наш рассудок. Н. Малкольм пишет: "Сновидение есть реальное переживание. И пока сны остаются в памяти, они должны рассматриваться как переживания сознания. В той же мере, в какой корректным будет сказать, что спящий видит сон, а ему не только снится, что он видит сон, правильно говорить, что спящий на самом деле отдает себе отчет в содержании своего сна, а не только ему снится, что он отдает себе в этом отчет"7. Опосредованность снов реальностью впервые доказал Зигмунд Фрейд. Его первоначальная гипотеза родилась благодаря идее врачей-неврологов о связи невротических симптомов с конкретными сознательными переживаниями. Сновидения (как и неврозы, истерия) – это самовыражение подсознательной части разума, несущее в себе определенную смысловую нагрузку. Фрейд использовал для «прочтения» снов своих пациентов метод «свободных ассоциаций». В книге «Человек и его символы» К.Г. Юнг пишет: «Он сделал простое, но глубокое наблюдение: если пациента поощрить к разговору об увиденном во сне, попросить поделиться мыслями по данному поводу, то он неизбежно "раскроется" и обнажит бессознательный фон своих недомоганий как тем, что он расскажет, так и тем, что в рассказе опустит».8 [Стоит обратить внимание, что Ф.М. Достоевский в романе «Братья Карамазовы» пересказывает свои сны сам, а не вкладывает их в уста своих героев. Это очень тонкий ход: субьективизм исчезает, сон передается в малейших деталях. Читатель сам вправе интерпретировать его, не боясь каких-либо упущений]. С точки зрения последователей, подход Зигмунда Фрейда к анализу снов был несовершенен. Карл Юнг считал, что если воспринимать сновидения как толчок для построения фантазий, то есть риск потерять главное. «…Сны вполне могут иметь некую особую и более весомую самостоятельную функцию… Они явно структурированы таким образом, что указывают на породившую их мысль или намерение, которые, однако, распознать сразу почти невозможно»… Юнг уделяет все внимание форме и содержанию конкретного сновидения, а не эмоциям, которые оно впоследствии может вызвать. Ключевой категорией анализа в учении Юнга становится символ. Это язык подсознания - «образ, обладающий помимо своего общеупотребительного еще и особым дополнительным значением, несущим нечто неопределенное, неизвестное»9. Сны – это зашифрованные послания, разгадать смысл которых не так-то просто. Символика сновидений субьективизирована – образный ряд вполне может быть связан с жизненным опытом сновидца (переживаниями, комплексами, проблемами), а не с пониманием первого в мировой культуре. Тем не менее, психика вырабатывает свою знаковую систему по определенным законам. Зачастую кажется, что наши сны – это хаотичные образования, никак не связанные между собой. Но если тщательно исследовать их в течение долгого времени, то можно выявить их композицию. «Некоторые символы в таких снах имеют своим источником то, что доктор Юнг называл "коллективным подсознательным" (часть психики, сохраняющая и передающая общее для всего человечества психологическое наследие). Такие символы настолько далеки от современного человека, что он не способен самостоятельно их понять или усвоить»10. Исторический опыт человеческого сознания следует за нами всю жизнь. Древние ритуалы, мифы и поверья сопровождают человека всюду. Тот факт, что он не отдает себе в них отчета, никак не умаляет их роли. Карл Густав Юнг различал «естественные» символы и те, что превнесены человеческой культурой. Первые рождаются в подсознательном и состоят из бесчисленных вариаций основных архетипических образов. Архетип или «первообраз», по Юнгу – это не просто определенные мифологические образы или сюжеты, а «осознанные представления». «Архетип проявляется в тенденции формирования этих представлений вокруг одной центральной идеи: представления могут значительно отличаться деталями, но идея, лежащая в основе, остается неизменной»11. Архетипы наделены собственной энергией, и воспроизводятся неосознанно. Они самостоятельно осмысливают происходящее (в присущей им символической форме) и вмешиваться в его ход, порождая импульсы и мысли. Исследователь Дж.Л.Хендерсон, коллега и единомышленник К.Г.Юнга, в статье «Древние мифы и современный человек» говорит: «…Человеческий разум обладает собственной историей, а психика сохраняет много следов от предыдущих стадий своего развития… Содержимое подсознания оказывает формирующее воздействие на психику. Сознательно мы можем его игнорировать, но подсознательно мы реагируем на него и на ту символическую оболочку, включая сны, в которой это содержимое преподносится»12. Глава 2 Анализ снов в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» Сны в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» насыщенны символами и архетипическими образами. Кроме того, огромную роль в их структуре играют и интертекстуальные связи. Исследователь В.В.Сиганова говорит, что текст романа как бы включается в евангельский текст, а он, в свою очередь, обретает в романе живое воплощение. И это закономерно, ведь «библия как «Книга книг» и конкретно Новый Завет – прецедентные тексты глобального общечеловеческого масштаба – выступают своего рода «суперпрецедентами», универсальной интертекстуальной канвой в масштабах общепланетарного речемыслительного и собственно литературного процесса»13. И особенно показателен в этом отношении сон Алеши Карамазова о Кане Галилейской. §1. Сон Алеши о Кане Галилейской Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его. Евангелие от Ионна,2:11 Федор Михайлович полностью передает обстановку, предшествующую погружению героя в сон. Это не случайно… В произведении присутствуют несколько пластов, два из них – библейский и психологический – для автора наиболее значимы. Они словно противопоставлены друг другу: принимая первый, полностью отрицаешь второй. Так сон о Кане Галилейской можно понять как чудо, ниспосланное свыше… Евангельские мотивы, которыми насыщено сновидение, это полностью подтверждают. Но есть и другой уровень прочтения (более поверхностный и простой) – сон был вызван событиями минувшего дня и окружающей обстановкой. Герой слышит евангельскую притчу и подсознание проецирует ее образы в сон. Но эта трактовка ошибочна! Федор Михайлович доказывает нам это через форму и образный ряд. Девять часов вечера, скит старца Зосимы, «свежий и холодноватый» воздух, голос отца Паисия, читающего над гробом Евангелие… Алеша стоит на коленях и молится, но душа его никак не может найти покоя: «обрывки мыслей мелькали в душе его, загорались как звездочки и тут же гасли, сменяясь другими, но зато царило в душе что-то целое, твердое, утоляющее, и он сознавал это сам»… Звучат строки Евангелия: «И в третий день брак бысть в Кане Галилейстей, читал отец Паисий, и бе Мати Иисусова ту. Зван же бысть Иисус и ученицы его на брак»… Божественное слово переносит героя в пространство сна. Начинается сновидение с библейской притчи о Кане Галилейской, ее сутью и завершится: «Страшен величием пред нами, ужасен высотою своею, но милостив бесконечно, нам из любви уподобился и веселится с нами, воду в вино превращает, чтобы не пресекалась радость гостей, новых гостей ждет, новых беспрерывно зовет и уже навеки веков. Вон и вино несут новое, видишь, сосуды несут»... Слова старца Зосимы о Христе являются переложением последнего стиха, завершающего рассказ о чуде: «Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его» (Иоанн гл. 2, ст. 11). По словам В.В.Сигановой, «Достоевский переводит его на язык художественного образа, венчающего повествование об уверовании еще одного ученика Христова: чудо продолжается в веках»14. А чудесный сон Алеши обретает свои рамки – их очерчивает евангельский текст. В сновидении о Кане Галилейской есть ряд архетипических символов – для постижения смысла они очень значимы. Мы рассмотрим несколько ключевых образов: брак, пир, солнце и вино. Пир. Издавна этот символ обозначал «союз, единение, веселое братское слияние»15. Он является замкнутым пространством, участники образуют тесное кольцо, оберегая друг друга и созданную гармонию – никакие беды и горести им здесь не страшны. Кроме того, пир можно соотнести с одним из важнейших принципов православной культуры – соборностью. Брак. На языке символов это не только одно из семи христианских таинств, но и синтез божественного и человеческого, неба и земли, души и тела. Этот архетипческий образ встречается в священном писании не только в своем прямом значении (как, например, в притче о Кане Галилейской), но и в аллегорическом. Так в Ветхом Завете иносказательно говорится о браке Бога с народом Израилевым, в Новом — о Церкви как Невесте Христовой. Вино. Сложный, амбивалентный символ. Вино олицетворяет собой познание - в нем есть имманентная глубина, отсутствующая в воде. Оценить этот тонкий напиток может не каждый, для этого нужен эстетический вкус, поэтому вино является и образом творчества (старец Зосима упоминает об Архитиклине). Но эти значения – второстепенны. Вот главное: в православии вино символизирует кровь Христову и используется при причастии. А смешанное с водой, оно образует жидкость, показывающую две природы в Христе — Божественную и человеческую. Причем Божественная характеризуется именно вином. Солнце. Это один из самых древних архетипов… Но все многообразие его смыслов мы сейчас охватывать не станем. Федор Михайлович Достоевский обозначил для нас главный – мы знаем, что старец Зосима говорит о Христе. Солнце - символ Сына Божьего, который, подобно небесному светилу, несет духовный свет, согревая души, помогая решать проблемы и наставляя заблудших. Кроме того, по мнению религиозных проповедников, философов и публицистов, солнце — это формы сообщения между духовным и материальным мирами. А сон Алеши Карамазова о Кане Галилейской есть не что иное, как встречп с духовным миром. \§2. Кошмар Ивана Федоровича Как же ты жить-то будешь <…>, с таким адом в груди и в голове… Достоевский Ф.М. «Братья Карамазовы» «Сон разума рождает чудовищ»… Гениальный живописец Гойя, озаглавив так одну из своих картин, был как никогда близок к истине. Но точные его слова все же хочется продолжить: разума и …сердца. Порой ум, не имея опоры доброты и милосердия, сам создает себе мучителей и отпускает их в ночные кошмары. Сон, как верно заметил А.Рясов, это иногда и звено в цепи моральных пыток, которые мы учиняем над собой. Кошмар Ивана Федоровича о черте – яркое тому потверждение. «Сон и реальность у Достоевского всегда оказываются трагически взаимообратимы, сон исследуется как воплощение архетипа, как странное и искаженное отображение реальности»16. Сон Карамазова – один из самых противоречивых и сложных, он порождает у читателей массу вопросов. Главный из них: а спал ли Иван? Достоевский начинает главу с упоминания о тяжелой душевной болезни героя, и предостережения врача о возможных галлюцинациях. Утвердить точку зрения о том, что беседа со словоохотливым бесом, лишь метка «белой горячки» подтверждает еще один ориентир: слова самого Карамазова. "Ты моя галлюцинация" – в исступлении кричит он на нежеланного гостя. Казалось бы, автор говорит с нами прямо… Но это только на первый взгляд. Визит черта-«приживальщик» не имеет никакого отношения к помешательству. Первым возражением выступит название главы: «Чорт. Кошмар Ивана Федоровича». Лексема «кошмар» указывает нам на категорию сновидения, причем совершенного особенного. Именно в страшных снах мы не чувствуем грани между реальностью и фантастикой, именно они обрушиваются на нас мгновенно и так неохотно выпускают из своих душных обьятий. Помимо художественной функции заглавия, в романе есть и другие доказательства того, что господин пожаловал к Ивану именно во сне. Пытаясь прогнать черта, Иван Карамазов мочит полотенце и прикладывает его своей голове, а затем отбрасывает его на стул. После пробуждения же он находит его "у туалетного столика<…>, чистое, еще сложенное и не употребленное". А стакан, которым Иван пустил в «оратора», чуть позже каким-то чудом оказывается на столе – прямо перед недоумевающим Иваном. Итак, в том, что встреча Ивана с бесом – сновидение, мы уверены. Как мы уже упоминали, у Ф.М. Достоевского важен не только сам сон, но и его предверие. В данном случае он описывает это его особенно изящно: «…он сидел теперь, почти сознавая сам, что в бреду и <…> упорно приглядывался к какому-то предмету у противоположной стены на диване. Там вдруг оказался сидящим некто, бог знает как вошедший, потому что его еще не было в комнате»… С первых строк мы погружаемся в таинственное пространство – смотрим глазами героя, человека, находящегося почти на грани сумасшествия. Пространство сна смыкается вокруг Иван плавно, почти неслышно и при этом мгновенно. Нет ни слова о том, как герою хотелось спать или, например, как он переменил свое положение… Достоевский достигает удивительного эффекта: видение, сон, «русский джентльмен» становится реальным! Достоевский выписал образ лукавого живо и красочно. Он вышел даже несколько карикатурным, нелепым и смешным. Странный джентельмен напоминает и «белоручек-помещиков», и «приживальщика хорошего тона» - оба определения довольно-таки жалкие. В нем нет воли, уверенности, силы – подлости он и то делает "единственно по долгу службы и по социальному положению"… Но удивительно: чем больше мы вглядываемся в образ этого беса, тем больше там отыскиваем черт Ивана Карамазова! Герой и сам с ужасом осознает это: «Ты воплощение меня самого, только одной впрочем моей стороны... моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых». Здесь проявляется мотив раздвоения личности, воплощения ее тайных и смутных темных желаний в уродливом и ненавистном двойнике, принципиально важный для понимания образа Ивана Карамазова и восходящий, помимо "Бесов", к одной из самых ранних повестей Достоевского - "Двойнику"17. Именно этот образ воссоздает у Достоевского темы помешательства, ипохондрии, шизофрении. Если анализировать этот сон с точки зрения психоанализа, то он приведет нас к феномену диссонанса. Человеческая психика расщепляется вследствии невроза (состояние нашего героя вполне можно к нему отнести) или другого тяжелого психического заболевания. Человек утрачивает контроль над собой, страшно изменяясь или же вступает в диалог с собственным помутившимся рассудком. Карл Густав Юнг в книге «Человек и его символы» иллюстрирует это состояние сюжетом одного из художественных произведений – новеллой Стивенсона о докторе Джекиле и мистере Хайде. Мы полагаем, что повесть «Двойник» ы этом отношении не менее показательна. Но вот с романом «Братья Карамазовы» дело обстоит иначе. Здесь нельзя не учесть еще одного уровня понимания сновидений – православного. Черт, явившейся к Ивану во сне, мог быть как наказанием (помешательство, а тем более его иллюзия – это огромная мука!), так и предостережением. Карикатурность «темного» гостя вполне может говорить о том, что он ненастоящий. Да, это действительно дурная половина Ивана. Об этом говорит и речь персонажа (перефразированные мысли Ивана и не более), и соотнесенность встречи с «Легендой о Великом Инквизиторе». Исследователь В.Н. Захаров пишет: «Там (в легенде – прим.авт.) "умный дух" — здесь дрянной и пошловатый мелкий черт, "самозванец", "приживальщик"»18… Иван Карамазов, увидев это пугающее недоразумение, должен понять: его идеи губительны, преступны и даже нелепы. Вот на кого он похож, когда проповедует их! То невыносимое чувство ужаса и сокрушительного стыда приносит Ивану первые сомнения – в своей правоте, жизненных целях, избранном пути. Формула «Все дозволено» разбита в пух и прах… В груди дрогнуло и забилось сердце. Для Алеши сомнения были ненужной поклажей, тяжелым и мучительным грузом, для Ивана же они целительны… Список литературы 1. Архимандрит Никифор. Библейская энциклопедия. – М. – 1891. 2. Захаров В.Н. Осанна в горниле сомнений // www.portal-slovo.ru 3. Криницын А.Б. Тема детей в «Братьях Карамазовых». Сон о дите // www.portal-slovo.ru 4. Максимов Ю. Православное отношение ко сну // www.pravoslavie.ru 5. Малкольм Н. Сон как исключение // www.aguarum.ru 6. Ремизов Л.М. Огонь вещей. Сны и предсонья: Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Достоевский. – М. 2005. 7. Рясов А. Достоевский и эстетика абсурда // www.topos.ru 8. Сиганова В.В. Лингвориторические функции новозаветных репрезентаций в романе Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы». – Краснодар. – 2004. 9. Тарасов Ф.Б. Тайна пшеничного зерна // www.portal-slovo.ru 10. Трессидер Дж. Словарь символов // www.gumer.ru 11.Фрейд З. О сновидении //www.lib.ru 12. Чернорицкая О.Л. Поэтика абсурда // www.booksite.ru 13. Хендерсон Дж.Л. Древние мифы и современный человек – М. – 1997. С. 103. 14. Юнг К.Г. Человек и его символы – М. – 1997. – С. 22. 1 Ремизов Л.М. Огонь вещей. Сны и предсонья: Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Достоевский. –М. – 2005. 2 Щенников Г.К. Художественное мышление Ф.М.Достоевского. – М. – 1989. 3 Достоевский Ф.М. Сон смешного человека // www.lib.ru 4 Архимандрит Никифор. Библейская энциклопедия. – М. – 1891. 5 Максимов Ю. Православное отношение ко сну // www.pravoslavie.ru 6 Юнг К.Г. Человек и его символы – М. – 1997. – С. 35. 7 Малкольм Н. Сон как исключение // www.aguarum.ru 8 Юнг К.Г. Человек и его символы – М. – 1997. – С. 22. 9 Юнг К.Г. Человек и его символы – М. – 1997. – С. 15. 10 Хендерсон Дж.Л. Древние мифы и современный человек – М. – 1997. С. 103. 11 Юнг К.Г. Человек и его символы – М. – 1997. – С. 66. 12 Хендерсон Дж.Л.Древние мифы и современный человек – М. – 1997. С. 103. 13 Сиганова В.В. Лингвориторические функции новозаветных репрезентаций в романе Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы». – Краснодар. – 2004. 14 Сиганова В.В. Лингвориторические функции новозаветных репрезентаций в романе Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы». – Краснодар. – 2004. 15 Чернорицкая О.Л. Поэтика абсурда // www.booksite.ru 16 Рясов А. Достоевский и эстетика абсурда // www.topos.ru 17 Тарасов Ф.Б. Тайна пшеничного зерна // www.portal-slovo.ru 18 Захаров В.Н. Осанна в горниле сомнений // www.portal-slovo.ru |