Общее язкознание - Серебренников Б.А. и др.. Формы существования, функции, история языка издательство "наука"

• Название: Формы существования, функции, история языка издательство "наука"
• Анкор: Общее язкознание - Серебренников Б.А. и др..doc
• Дата: 29.05.2018
• Размер: 1.82 Mb.
• Имя файла: Общее язкознание - Серебренников Б.А. и др..doc
• Тип: Документы; #19773
• Категория: Языки. Языкознание
• страница: 6 из 77

Возникновение инвариантного обобщения образа предмета

Предпосылки возникновения в мозгу человека инвариантного обобщенного образа предмета были заложены уже в первой стадии познания объективного мира, т. е. в ощущении.

Как говорилось выше, уже в процессе ощущения наряду с вос­приятием различными органами чувств отдельных свойств воздействующего на них предмета происходит синтез, способствующий его целостному восприятию. В философии обычно принято делить процесс познания на идущие по восходящей линии ступени, име­нуемые формами познания. Такими формами являются ощущение, восприятие, представление и понятие. В развитом мышлении сов­ременного человека все эти ступени познания могут быть представ­лены одновременно, и по этой причине познание им объективного мира очень специфично, поскольку предмет может действовать на органы чувств при наличии в голове человека вполне сложивше­гося о данном предмете понятия.

Принято считать, что отличительным свойством такой ступени чувственного отражения действительности, как восприятие, явля­ется целостность отображения предмета. Благодаря целостности в восприятии, замечает В. В. Орлов, в сферу непосредственного зна­ния входят такие существенные стороны предмета, которые были скрыты в ощущении. В ощущении не дано непосредственного зна­ния геометрии тел — линий, плоскостей, форм вообще. Считается поэтому, что в ощущениях непосредственно не осознаются пространственность и длительность, хотя они заранее заключены в содер­жании ощущений [42, 171]. С подобным утверждением согласиться довольно трудно, так как четко очерченные контуры предмета, по-видимому, схватываются ощущением.

Другим отличительным признаком восприятия является то об­стоятельство, что оно является результатом практической деятель­ности человека и содержит известные элементы обобщения. «Заме­чая какой-либо предмет, ребенок пытается его схватить, не осоз­навая действительного расстояния до него. Впоследствии, в про­цессе действия с предметами, путем проб и ошибок он получает знание о пространственных свойствах действительности» [42, 171].

В восприятии происходит определенное раздвоение единого пси­хического акта на противоположные стороны — объективную и субъективную, благодаря чему на первый план, в сферу непосред­ственного осознания, выдвигаются существенные внешние приз­наки вещей. Восприятие включает в себя также момент, который не вытекает непосредственно из лежащих в его основе ощущений, а зависит от общего состояния психической деятельности человека (апперцепции) [42, 176]. Восприятие зависит от имеющихся у чело­века знаний, потребностей, интересов, навыков. Апперцепция выражает зависимость восприятия от прошлого опыта человека,<21> является аккумуляцией ранее воспринятых человеком ощущений. Однако восприятие может дать сведения только о том, что непо­средственно воздействует на животное или человека, т. е. знание конкретной ситуации. Здесь еще не происходит отрыва от конкрет­ной ситуации.

Следующей, более высокой ступенью познания объективного мира является представление. В восприятии имеется некоторая инертность — впечатление может длиться некоторое время после того, как внешний агент уже перестал действовать. Развитие пси­хической деятельности в связи с усложнением условий существова­ния живых организмов шло по линии закрепления и усиления этой инерции, в результате чего образ стал сохраняться и, что еще более важно, воспроизводиться в отсутствие предмета. Произошел таким образом отрыв образа от конкретной ситуации во времени, образ стал существовать и воспроизводиться независимо от наличия или отсутствия в каждый данный момент предмета, вызвавшего этот образ [42, 181]. «Простейшее представление, представление еди­ничного предмета, как правило, не есть результат разового воздей­ствия на чувства. Оно образуется в результате многократного воз­действия на чувства и многократного образования ощущений и вос­приятий от данного предмета. Уже одно это обстоятельство приво­дит к тому, что при образовании представления единичного предме­та производится простейшее, элементарное абстрагирование; так как один и тот же предмет каждый раз воспринимается в различ­ной обстановке, в окружении различных других предметов, то в представлении, в первую очередь, не закрепляются условия, обсто­ятельства его воздействия на чувства. В чувственно-наглядном об­разе не закрепляются также те свойства и стороны данного пред­мета, которые не присутствуют в каждом его восприятии. В пред­ставлении, как правило, закрепляются те свойства и стороны Пред­мета, те его отношения с другими предметами, которые в нем ярко выделяются, «бросаются в глаза» и играют определенную роль в жизнедеятельности использующего предмет индивида» [15, 14].

Представления имеются, по-видимому, и у высших животных. «Без наличия... образа и без его пространственной проекции во внешней среде было бы немыслимо приспособление животного на расстоянии, т. е. когда жизненно-важный объект не находится в непосредственном контакте с ним, будь этот объект пищевое веще­ство или грозящий жизни животного враг».[3, 143].

Любопытна зависимость образования представлений от усло­вий окружающей среды. Так, например, в первобытном лесу поле зрения резко сужается, а обоняние вследствие специфических ус­ловий леса дает ограниченную возможность ориентировки в среде. В связи с этими обстоятельствами увеличивается роль слуха, кото­рый в условиях леса имеет сравнительно неограниченные возмож­ности развития. Слух содержит в себе зачаток возможности отры­ва от конкретной ситуации, он развивает установку на невидимое,<22> которое играет большую роль в преодолении ситуативности отра­жения действительности [15, 182].

Обычно принято считать, что абстрагирование и обобщение со­вершаются в пределах чувственной наглядности отображаемого внешнего мира. Это означает, что образ, имеющийся в представле­нии, можно мысленно воспроизвести, например, «видеть перед собой так же, как мы видим отдельные предметы объективного мира» [15, 15]. Приходится, однако, признать, что в утверждениях подобного рода все же нет достаточной ясности. Ведь человек в сво­ей жизненной практике чаще всего сталкивается с хотя и однород­ными, но разными предметами. Возникает проблема, как он их мысленно воспроизводит на ступени чувственного познания, ины­ми словами, могут ли существовать представления более абстракт­ные, чем представление о единичных предметах.

В этом вопросе в советской философской науке существуют два противоположных взгляда. Одни считают, что представление может быть отображением в чувственно-наглядном образе только единичного предмета; возможности большего обобщения представ­ление не содержит. Типичным в этом отношении является рассуж­дение логика Н. И. Кондакова: допустим, мы предложим груп­пе лиц представить образ дома. Затем, когда мы попросим передать словами этот образ, то обнаружим, что эти образы никак не сов­падут друг с другом. Для одного дом представится в виде коттед­жа, для другого — в виде 400-квартирного гиганта на улице Горького в Москве, для третьего в виде стандартного дома приго­родного поселка, для четвертого в виде обыкновенной сельской избы и т. д. Все это будут самые различные чувственно-наглядные образы дома [33, 280]. По мнению В. 3. Панфилова, мы не можем себе представить дом или собаку вообще и т. п. И это понятно, так как мы могли бы это сделать только в том случае, если бы были возможны обобщенные ощущения, являющиеся элементами пред­ставления [43, 130—131].

Сторонники другой точки зрения считают, что возможны более обобщенные, более абстрактные представления, чем представления единичных предметов. Такая точка зрения по традиции связана с научным наследием И. М. Сеченова, который обосновал возмож­ность большого, хотя и ограниченного определенными пределами, обобщения и абстрагирования в чувствах. «Все повторяющиеся, близко сходные впечатления,— писал Сеченов,— зарегистрирываются в памяти не отдельными экземплярами, а слитно, хотя и с сохранением некоторых особенностей частных впечатлений. Бла­годаря этому в памяти человека десятки тысяч сходных образова­ний сливаются в единицы...» [56, 439—440].

Чтобы доказать, что такие обобщающие образы действительно имеются, Г. А. Геворкян приводит один любопытный пример. Нам встречаются различные начертания одной и той же буквы в письме, в различных печатаниях. Немыслимо думать, что мы<23> узнаем эту букву потому, что у нас есть представление, наглядный образ для каждого единичного случая, для каждого начертания данной буквы, даже для тех начертаний, которые нам еще не встре­чались, но могут встретиться [15, 16]. «Как бы ни различались от­дельные березовые деревья, все же во всех них повторяются те свойства и стороны, которые делают их березами, и эта общность выражается также в их внешнем виде. В обобщенном образе бере­зы удерживаются именно эти, общие всем березам свойства и сто­роны. Сеченов указывает, что возможно также образование пред­ставления дерева вообще; в нем будут удержаны все те стороны и свойства, все те внешние признаки, которые присущи березе и сосне, клену и акации и т. д. Таковы — общий контур и взаимное расположение частей; возвышающийся над землей ствол, ветви, зеленая крона, и их соотношение» [15, 17].

Такой же точки зрения придерживался и С. Л. Рубинштейн. «Представление может быть обобщенным образом не единичного предмета или лица, а целого класса или категории аналогичных предметов» [55, 288].

«Возможен также и другой путь создания обобщающего образа сходных предметов. Образовавшийся у индивида чувственно-на­глядный образ единичного предмета может стать представителем целого ряда одинаковых предметов. Встречаясь с многочисленными предметами того же рода и обнаруживая в них подобные, сходные свойства, стороны, индивид различает и узнает их путем сопостав­ления с имеющимся у него образом впервые встретившегося ему или же наиболее ярко повлиявшего на него единичного предмета. Так, у человека, родившегося и выросшего на берегу реки, пред­ставление реки всегда связано с его родной рекой, вернее с тем участком, в котором он купался, ловил рыбу, которым он долго любовался. И сколько бы рек он ни встречал на своем веку, или сколько бы при нем ни говорили о реке, в его памяти всегда всплы­вает образ родной реки с характерными для нее особенностями. Этот чувственно-наглядный образ выступает как представитель целого ряда предметов, как обобщающий образ для обозначения многочисленных рек.

Со временем благодаря накоплению опыта этот образ может меняться, некоторые черты его будут тускнеть, а другие, наоборот, выделяться больше, в зависимости от того, насколько ярко они выражены в других встреченных данным индивидом реках» [15, 17—18]. Сторонники первой точки зрения правы, когда они ут­верждают, что в нашем сознании не может быть обобщенного обра­за дома, дерева и т. д. Всякий чувственный образ тесно связан с какой-нибудь ситуацией.

Восприятие предмета оставляет в мозгу человека следы, и бла­годаря памяти он может воспроизвести некогда им виденный пред­мет, но всякий раз это будет крайне редуцированный и довольно неясный образ предмета в определенной ситуации. Механизм па<24>мяти в данном случае не позволяет выйти за рамки ситуации. Все это свидетельствует о том, что непосредственное чувственное вос­приятие не может быть перекодировано в нечто среднее, поскольку всякая ситуация конкретна.

Утверждение И. М. Сеченова о представлении дерева вообще никоим образом не может быть квалифицировано как представ­ление чувственного образа дерева. Это уже нечто похожее на по­нятие. Не опровергает этого тезиса и замечание Г. А. Геворкяна о возможности выбора конкретного образа реки в качестве обоб­щенного представления о реке. Такого рода заменитель все равно останется чувственным образом, который невозможно оторвать от конкретной ситуации.

Между тем большой интерес представляет и другой факт. В своей жизненной практике человек имеет дело с разными пред­метами в разных ситуациях. Он легко их опознает и умеет извле­кать из них определенную пользу для удовлетворения своих жиз­ненных потребностей. Возникает вопрос, являются ли решающими в процессе узнавания только те следы, которые сохраняются в па­мяти, или здесь действует какой-то дополнительный фактор. Мож­но предполагать, что, помимо следов памяти, человек имеет еще зна­ние о данном предмете, которое он приобрел как часть жизненного опыта в результате многократного воздействия на его органы чувств однородных предметов и использования их для своих жизненных потребностей. В комплекс этих знаний входят такие данные, как основные свойства предмета: цвет, вкус, запах, характер поверх­ности и т. д. Эти знания сохраняются в памяти. Несомненно сох­раняется в памяти и общее представление о форме предмета, его общие схематические контуры, расположение составных частей и т. д. Подобное знание предмета давало человеку возможность хорошо ориентироваться в окружающей обстановке и извлечь в случае необходимости пользу из этого предмета. Эту особенность очень хорошо выразил в свое время Маркс. «Люди,— говорил Маркс,—...начинают с того, чтобы есть, пить и т. д., т. е. не «сто­ять» в каком-нибудь отношении, а активно действовать, овладе­вать при помощи действия известными предметами внешнего мира и таким образом удовлетворять свои потребности (они, стало быть, начинают с производства). Благодаря повторению этого процесса способность этих предметов «удовлетворять потребности» людей запечатлевается в их мозгу, люди и звери научаются и «теорети­чески» отличать внешние предметы, служащие удовлетворению их потребностей, от всех других предметов» [39, 377].

Наш далекий предок не умел говорить, но он безусловно знал окружающие его предметы и умел их распознавать в любой кон­кретной ситуации. Диктуемая практическими нуждами необходи­мость отвлечения и обобщения, выходящего за рамки возможного в наглядных представлениях, явилась, согласно предположению Л. О. Резникова, источником образования понятий [50, 8]. Заро<25>дышем понятия Резников называет сознание общего [49, 158]. На­чинаясь с наглядного образа, сознание общего становится затем основой для будущего понятия. По мнению Е. К. Войшвилло, по­добные образования, однако, еще не относятся, очевидно, к фор­мам мышления. Это абстракции предметов, возникающие на чув­ственной ступени познания [10, 109]. Во всяком случае остается фактом, что знание предмета, представление о его характерных свойствах уже в то время было оторвано от конкретной ситуации. Следует заметить, что знанием предметов обладают и животные. «Узнавание предметов,— указывал И. М. Сеченов,— очевидно, служит животному руководителем целесообразных действий — без него оно не отличило бы щепки от съедобного, смешивало бы дерево с врагом и вообще не могло бы ориентироваться между окружающими предметами ни одной минуты» [56, 467].

Поскольку человек в своей жизненной практике сталкивался с целыми классами однородных предметов, то комплекс сведений об одном предмете стал распространяться на весь класс однород­ных предметов в целом. Таким образом этот комплекс превратился в аналог понятия, который мог возникнуть в голове человека за­долго до возникновения звуковой речи. Однако самая замечатель­ная особенность этого комплекса знаний состояла в том, что его наличие, в противовес чувственному образу, не зависело от конкретной чувственной ситуации. Оно было прообразом по­нятия.

Знание о предмете было редуцированным по той простой при­чине, что человеческая память не в состоянии сохранить все мель­чайшие подробности. Оно содержало только общее. В этом смысле подобное знание можно было бы назвать инвариантным обобщенным образом предмета. Если бы чело­век не имел инвариантных представлений о предметах, он вообще не мог бы существовать. Первобытный человек мог в своей памяти воспроизводить образы предметов в конкретных ситуациях, но подобное воспроизведение не было связано с коммуникацией. От­сутствие у животных и человекообразных обезьян звуковой речи объясняется между прочим тем, что в конкретных ситуациях она им не нужна, а возможные у них реминисценции этих ситуаций в памяти также не связаны с необходимостью коммуникации.

Возможность возникновения инвариантных образов предметов поддерживалась целым рядом особенностей психики человека.

Чувственный образ предмета, как уже говорилось выше, может быть воспроизведен в памяти. Естественно, этот образ благодаря известному несовершенству памяти будет бледным и редуцирован­ным. Кроме того, его границы могут быть недостаточно четкими. В памяти могут воспроизводиться образы однородных предметов, находящихся в разных ситуациях. Редукция чувственного образа, отсутствие четких границ, возможность наложения в нашем соз­нании разных чувственных образов однородных предметов и т. п.<26> готовили почву для возникновения инвариантного нечувственного образа.

С. Л. Рубинштейн справедливо замечает, что воспроизведен­ные образы памяти, их представления являются ступенькой или даже целым рядом ступенек, ведущих от единичного образа вос­приятия к понятию и обобщенному представлению, которым опе­рирует мышление [55, 288]. Большой интерес в этом отношении представляет одно наблюдение, сделанное И. М. Сеченовым, соглас­но которому все единичные впечатления сливаются в так называе­мые средние итоги тем полнее, чем они однороднее по природе или чем поверхностнее и менее расчленено было их восприятие [56, 440].

Существует физиологический закон редукции функции по мере ее совершенствования. Опыты показали, что если при первом предъ­явлении предмета взгляд испытуемого обегает весь контур предме­та полностью, то уже при втором, третьем предъявлении предмета взгляд задерживается лишь на наиболее значимых пунктах конту­ра, так называемых критических точках. При повторных предъявле­ниях предмета ход процесса резко сокращается по мере выделения критических точек[32, 103]. Практически это означает, что для того, чтобы опознать часто повторяющийся предмет в новой ситуации, че­ловеку было достаточно знать небольшое число критических точек.

Имея в виду все вышеуказанные соображения, трудно согла­ситься с утверждением некоторых философов и психологов о суще­ствовании в развитии человека стадии чистого чувственного позна­ния мира, предшествующей образованию понятий. Фактически та­кая стадия является фикцией. При рассмотрении проблемы возник­новения в сознании человека инвариантных обобщенных образов предметов нельзя не отметить огромной роли таких особенностей человеческой психики, как способность к абстрагированию и па­мять.

Процесс абстракции представляет собой в широком смысле про­цесс мысленного отвлечения от чего-либо. Существуют различные виды абстракции, но для уяснения сущности языка особо важными являются два ее вида — так называемая абстракция отождествле­ния и изолирующая, или аналитическая, абстракция, поскольку обе они участвуют в образовании понятий. Абстракцией отождествления называется процесс отвлечения от не­сходных, различающихся свойств предметов и одновременного вы­деления одинаковых, тождественных их свойств. В процессе абст­ракции отождествления выделяются чувственно воспринимаемые свойства — это абстракция, основанная на непосредственном отож­дествлении предметов и чувственно невоспринимаемые свойства — абстракция, полученная через отношения типа равенства. На осно­ве абстракции отождествления могут выделяться и отношения меж­ду предметами.

Абстракцией изолирующей, или аналитической, называется процесс отвлечения свойства или отношения от пред<27>метов и их иных свойств, с которыми они в действительности нераз­рывно связаны. Этот процесс абстракции приводит прежде всего к образованию так называемых «абстрактных предметов»: «белизна», «фасад», «эластичность», «твердость» и т. п. [17, 24, 25].

На первый взгляд может показаться, что процесс абстрагиро­вания является чисто произвольным волюнтативным актом, зави­сящим от воли каждого человеческого индивида в отдельности. Конечно, в процессе абстракции нельзя отрицать элементов субъ­ективного намерения, однако это явление имеет также некоторые не зависящие от намерения человека причины.

Прежде всего способность к абстрагированию в генетическом плане представляет собой дальнейшее развитие бессознательной способности к синтезу и анализу, выработавшейся у животных и человека в результате борьбы за существование и небходимости приспособления организма к окружающей среде.

Способность к абстрагированию обусловлена также известным несовершенством физиологической организации человека. Из-за ее особенностей человек не в состоянии охватить бесконечное разно­образие свойств того или иного объекта. Так, человеческий глаз и человеческое ухо способны непосредственно воспринимать лишь незначительную часть того богатства мира цвета и звуков, которые имеются в объективном мире. Кроме того, пропускная способность органов восприятия человека весьма ограниченна и характеризует­ся скромной цифрой — 25 двоичных единиц в секунду. Таким обра­зом, уже особенности строения органов чувств человека таковы, что они являются объективной причиной процедуры абстрагирования.

Следует также отметить, что каждый объект действительности обладает бесконечным числом свойств и может вступать в бесконеч­ное число отношений. Но эта бесконечность не является актуаль­ной. Объект никогда не вступает во все возможные для него отно­шения сразу. Для этого было бы необходимо актуально осущест­вить все возможные условия существования этого объекта одно­временно, что, естественно, никогда не выполнимо. Это, между про­чим, противоречит факту развития и изменения объекта. Осущест­вление для объекта сразу актуально всех возможных условий его существования означало бы просто-напросто, что в объекте осуще­ствляются одновременно все его состояния — прошлые, настоящие и будущие, т. е. объект должен был бы существовать, не развиваясь и не изменяясь. Невозможность актуализовать всю бесконечную совокупность свойств объекта означает, что в каждом конкретном случае объект выступает, выявляя только часть своих свойств. Можно было бы сказать, что объекты действительности как бы абст­рагируют сами себя [16, 34—36].

Необходимость абстрагирования обусловлена также действием закона экономии физиологических затрат. «Если бы человек,— замечает И. М. Сеченов,— запоминал каждое из впечатлений в от­дельности, то от предметов наиболее обыденных, каковы, напри<28>мер, человеческие лица, стулья, деревья, дома и пр., составляющих повседневную обстановку нашей жизни, в голове его оставалось бы такое громадное количество следов, что мышление ими, по крайней мере в словесной форме, стало бы невозможным, потому что где же найти десятки или сотни тысяч разных имен для суммы всех ви­денных берез, человеческих лиц, стульев и как совладать мысли с таким громадным материалом? По счастью, дело происходит не так. Все повторяющиеся, близко сходные впечатления регистри­руются в памяти не отдельными экземплярами, а слитно, хотя и с сохранением некоторых особенностей частных впечатлений» [56, 439].

Механизм памяти основывается на способности мозга закреплять и воспроизводить следы некогда им полученных впечатлений. Обра­зование этой способности представляет собой результат биологи­ческого приспособления человеческого организма к окружающей среде. Различение и узнавание предметов, замечает И. М. Сеченов, свойственно животным, обладающим способностью передвижения [56, 465]. Поскольку животное, способное к передвижению, сталки­вается с массой различных предметов, удовлетворяющих его жиз­ненные потребности, то возможность их опознавания приобретает определенную биологическую значимость. Для ориентировки дей­ствия на предмет, следовательно — для удовлетворения потребно­стей, в этих условиях одного лишь восприятия как чувственной дифференциации предмета оказывалось недостаточно. Для этого необходимо, чтобы предмет узнавался в дальнейшем.

Восприятия, в которых человек познает окружающую действи­тельность, обычно не исчезают бесследно. Они закрепляются, со­храняются и воспроизводятся. Узнавание предметов, замечает Сече­нов, носит на себе все существенные характеристики и признаки мышления [56, 466]. В узнавании есть, наконец, даже некоторые элементы рассудочности, поскольку процесс напоминает собой умозаключительные акты [56, 467]. Сеченов придавал также очень боль­шое значение так называемому закону регистрации впечатлений по сходству, согласно действию которого у человека все сходные пред­меты сливаются в памяти в сходные итоги [56, 485].

Ассоциации по сходству имеют огромное значение в создании структуры языков. Сравнение одного предмета с другим является одним из наиболее мощных средств познания окружающего мира. Весь прогресс теоретической половины человеческих знаний о внеш­ней природе, подчеркивает Сеченов, достигнут в сущности сравне­нием предметов и явлений по сходству [56, 378]. При отсутствии такого свойства человеческой психики, как память, возникновение человеческого языка было бы невозможно. Обобщенное знание свойств класса предметов явилось в дальнейшем основой для воз­никновения слова.<29>