Фрейд Зигмунд,Истерия и страх. Hysterie und Angst Зигмунд Фрейд

• Название: Hysterie und Angst Зигмунд Фрейд
• Дата: 30.01.2023
• Размер: 1.59 Mb.
• Имя файла: Фрейд Зигмунд,Истерия и страх.doc
• Тип: Документы; #912745
• страница: 19 из 26

II

Основные черты симптомообразования давно изучены и, надо надеяться, обсуждены неопровержимым образом¹. Симптом — это признак и замена не состоявшегося удовлетворения влечения, результат процесса вытеснения. Вытеснение исходит от Я, которое, возможно, по поручению Сверх-Я, не хочет участвовать в катекси-се влечения, стимулируемом в Оно. Вследствие вытеснения Я достигает того, что представление, которое было носителем нежелательного побуждения, удерживается от осознания. Анализ часто доказывает, что оно сохранялось в качестве бессознательного образования. Пока все было ясно, но вскоре начинаются неразрешенные трудности.

В наших предыдущих описаниях процесса при вытеснении энергично подчеркивался успех удержания от сознания², но в других пунктах допускалось сомнение. Возникает вопрос: какова судьба импульса влечения, активированного в Оно, который нацелен на удовлетворение? Ответ не был прямым, он гласил, что в результате процесса вытеснения ожидаемое удовольствие, получаемое при удовлетворении, превращается в неудовольствие, и в таком случае мы оказались перед проблемой, каким образом неудовольствие может быть результатом удовлетворения влечения. Мы надеемся прояснить положение вещей, указав на то, что процесс возбуждения, намеревавшийся произойти в Оно, вследствие вытеснения вообще не осуществляется, что Я удается его приостановить или отклонить. В таком случае загадка «превращения аффекта» при вытеснении отпадает сама собой³. Но тем самым мы признали за Я, что оно способно оказывать такое значительное влияние на процессы в Оно, и должны понять, в результате чего для него становится возможным такое удивительное проявление власти.

¹ [См., например, «Три очерка по теории сексуальности» (1905Studietwusgabe, т. 5, с. 72-73.)

² [Ср. утверждение в начале работы «Вытеснение» (\9\5d), Studienausgabe, т. 3, с. 108.]

³ [Этот вопрос обсуждается в истории болезни «Доры» (1905е), выше, с. 106.j

237

Я думаю, что это влияние выпадает на долю Я вследствие его тесных отношений с системой восприятия, которые даже составляют его сущность и стали причиной его дифференциации от Оно. Функция этой системы, которую мы назвали В—Сз, связана с феноменом сознания'; она воспринимает не только внешние, но и внутренние возбуждения и посредством ощущений удовольствия и неудовольствия, которые поступают оттуда, пытается управлять всем ходом психического события в духе принципа удовольствия. Мы склонны изображать Я как бессильное перед Оно, но если Я противится осуществлению влечения в Оно, то ему нужно лишь дать сигнал неудовольствия², чтобы достичь своего намерения с помощью чуть ли не всемогущей инстанции принципа удовольствия. Если эту ситуацию на мгновение рассмотреть изолированно, то мы можем проиллюстрировать ее примером из другой сферы. В некотором государстве определенная клика сопротивляется введению некой меры, выполнение которой отвечало бы наклонностям массы. Затем это меньшинство завладевает прессой, обрабатывает с ее помощью суверенное «общественное мнение» и таким образом добивается того, что намеченное решение не выполняется.

В ответ на это появляются дальнейшие вопросы. Откуда берется энергия, которая используется для создания сигнала неудовольствия? Здесь нам путь указывает идея о том, что защита от нежелательного процесса внутри происходит по схеме защиты от внешнего раздражителя и что Я вырабатывает тот же способ зашиты от внутренней угрозы, что и от внешней. При внешней опасности органическое существо предпринимает попытку бегства, оно прежде всего лишает катексиса восприятие опасного; позднее оно обнаруживает в качестве более эффективного средства совершение мышечных действий, благодаря которым восприятие опасности, даже если ее не отвергают, становится невозможным, то есть оно предпринимает попытку удалиться из сферы действия опасности. К такой попытке бегства можно приравнять и вытеснение. Я лишает (предсознатель-ного) катексиса подлежащую вытеснению репрезентацию влечения¹ и использует его для высвобождения неудовольствия (тревоги). Проблема, каким образом при вытеснении возникает тревога, не может быть простой; тем не менее мы вправе придерживаться идеи, что

¹ [Ср. работу «По ту сторону принципа удовольствия» (1920g), Studienausgabe, т. 3, с. 234.]

² [См. «Предварительные примечания издателей», с. 230.J

³ [То есть то, что репрезентирует в психике влечение.]

238

Я является непосредственным местом тревоги, и отказаться от прежнего представления, согласно которому катектическая энергия вытесненного побуждения автоматически превращается в тревогу. Если когда-то раньше я и выразился именно так, то я давал феноменологическое описание,а не метапсихологическое.

Из сказанного проистекает новый вопрос: возможно ли с экономической точки зрения, чтобы простой процесс отвлечения и отвода, такой, как при отступлении предсознательного катексиса Я, мог порождать неудовольствие или тревогу, которая, согласно нашим предположениям, можетбытьлишьследствием повышенного катексиса. Я отвечаю, что эта причинная связь не должна объясняться экономически — при вытеснении тревога не создается заново, а воспроизводится в качестве аффективного состояния по имеющемуся образу воспоминания. Вместе со следующим вопросом о происхождении этой тревоги — как и аффектов вообще — мы покидаем, однако, неопровержимую психологическую почву и вступаем в смежную область физиологии. Аффективные состояния включаются в душевную жизнь в виде осадков давних травматических переживаний и пробуждаются в аналогичных ситуациях, словно символы воспоминания¹. Я думаю, что не был неправ, приравняв их к поздно и индивидуально приобретенным истерическим припадкам и рассматривая их как нормальные прототипы последних². У человека и родственных ему существ акт рождения как первое индивидуальное переживание тревоги, по-видимому, придает выражению аффекта тревоги характерные черты. Однако мы не должны переоценивать эту взаимосвязь и, признавая ее, оставлять без внимания то, что аффективный символ для ситуации опасности является биологической необходимостью и что он был бы создан в любом случае. Я считаю также неправомерным предполагать, что при каждой вспышке тревоги в душевной жизни происходит нечто равносильное воспроизведению ситуации рождения. Совершенно не ясно, сохраняют ли истерические припадки, которые первоначально являются такими травматическими репродукциями, эту особенность в течение долгого времени.

В другом месте я отмечал, что большинство вытеснений, с которыми нам приходится иметь дело в терапевтической практике, являются случаями последующего вытеснения³. Они предполагают ранее

¹ [См. прим. 3, с. 54.]

² [См. «Предварительные примечания издателей», с. 231, атакже ниже, с. 274.]

³ [Это обсуждается в работе «Вытеснение» (1915rf, Studienausgabe, т. 3, с. 109.]

239

произошедшие первичные вытеснения, которые оказывают свое притягательное влияние на новую ситуацию. Об этих задних планах и предварительных ступенях вытеснения пока еще слишком мало известно. Можно легко попасть в опасное положение, переоценивая роль Сверх-Я при вытеснении. В настоящее время нельзя точно сказать, приводитли, скажем, появление Сверх-Я к разграничению первичного вытеснения и последующего. Во всяком случае первые — весьма интенсивные — вспышки тревоги происходят до дифференциации Сверх-Я. Вполне возможно, что количественные моменты, такие, как чрезмерная сила возбуждения и прорыв защиты от раздражителей, являются ближайшими причинами первичных вытеснений.

Упоминание защиты от раздражителей, подобно ключевому слову, возвращает нас к мысли о том, что вытеснения возникают в двух различных ситуациях, а именно — когда нежелательный импульс влечения пробуждается вследствие внешнего восприятия и когда он возникает внутри без такой провокации. К этому различию мы вернемся позднее [с. 294]. Однако защита от раздражителей существует только от внешних раздражителей, но не от внутренних требований влечения.

Пока мы изучаем попытку бегства Я, мы оставляем в стороне симптомообразование. Симптом возникает из импульса влечения, поврежденного вытеснением. Когда Я благодаря восприятию сигнала неудовольствия достигает своего намерения — полностью подавить импульс влечения, мы ничего не знаем о том, как это происходит. Мы учимся только на случаях, которые можно охарактеризовать как не удавшееся — в той или иной степени — вытеснение.

Тогда в общем виде ситуация предстает следующим образом: хотя импульс влечения вопреки вытеснению нашел себе замену, в этой замене он все же оказывается чахлым, смещенным, заторможенным. Он также уже не проявляется и в виде удовлетворения. Если он осуществляется, то никакого ощущения удовольствия не возникает, зато это осуществление приняло характер навязчивости. Но при таком низведении процесса удовлетворения до симптома вытеснение показывает свою власть еще и в другом пункте. Процесс замены по возможности будет держаться в стороне от отвода посредством подвижности; также и там, где это не удается, он должен исчерпаться в изменении собственного тела и не может распространиться на внешний мир; ему запрещено обратиться в действие. Мы понимаем, что при вытеснении Я функционирует, испытывая на себе влияние внешней реальности, и поэтому результат процесса замены отделяет от этой реальности.

240

Я распоряжается доступом к сознанию, равно как и переходом к действию, направленному против внешнего мира; в вытеснении оно проявляет свою власть в двух направлениях. Репрезентации влечения приходится почувствовать одну сторону выражения его силы, самому импульсу влечения —другую. Здесь уместно спросить себя, как это признание могущественности Я согласуется с описанием положения того же самого Я, данным нами в очерке «Я и Оно». В нем мы изобразили зависимость Я от Оно и от Сверх-Я, его бессилие и готовность проявлять страх в отношении того и другого, разоблачили его с большим трудом сохраняемое высокомерие¹. С тех пор это мнение нашло большой отклик в психоаналитической литературе. Многочисленные голоса настойчиво подчеркивают слабость Я перед Оно, рационального перед демоническим в нас, и собираются сделать этот тезис опорным столбом психоаналитического «мировоззрения». Разве понимание принципа действия вытеснения не должно было как раз аналитика удержать от столь крайней

пристрастности?

Я вообще против фабрикации мировоззрений'. Я предоставляю это делать философам, которые, по собственному признанию, считают неосуществимым странствие по жизни без такого бедекера³, дающего сведения обо всем. Примем смиренно презрение к нам, с которым на нас свысока взирают философы с позиции своей более высоких потребностей. Поскольку мы не можем отречься и от своей нарциссической гордости, поищем утешение в мысли, что все эти «путеводители по жизни» быстро устаревают, что именно наша близоруко ограниченная мелочами работа как раз и делает необходимыми их новые издания и что даже самые современные из этих бедекеров представляют собой попытки заменить старый, столь удобный и совершенный катехизис. Мы точно знаем, как мало света доныне сумела пролить наука на загадки этого мира; все громогласные заявления философов ничего не могут в нем изменить, и только терпеливое продолжение работы, подчиняющей все требованию достоверности, постепенно может создать перемену. Когда путник в темноте распевает песни, он этим отрицает свою боязливость, но светлее от этого не делается.

¹ [«Я и Оно» (19236), глава V.)

^г [Ср. более подробное обсуждение Фрейдом этой проблемы в последней лекции «Нового цикла» (1933а), Studienausgabe, т. I, с. 586 и далее.]

³ [Путеводитель, изданный фирмой «Бедекер». — Примечание переводчика].

241

II

Вернемся к проблеме Я¹. Видимость противоречия возникает из-за того, что мы слишком жестко воспринимаем абстракции и из сложного положения вещей выхватываем единственно то одну, то другую сторону. Отделение Я от Оно представляется обоснованным, оно напрашивается нам в силу определенных отношений. Но, с другой стороны, Я идентично Оно, является лишь особо дифференцированной его частью. Если мысленно мы противопоставляем эту часть целому, или между ними действительно произошел разлад, то слабость этого Я для нас становится очевидной. Но если Я связано с Оно и от него неотделимо, то обнаруживается его сила. Отношение Я к Сверх-Я является сходным; во многих ситуациях они для нас слиты; чаще всего мы можем различить их только тогда, когда между ними возникло напряжение, произошел конфликт. В случае вытеснения решающее значение приобретает тот факт, что в отличие от Оно Я представляет собой организацию; организованная часть Оно как раз и есть Я. Было бы совершенно необоснованным представлять себе Я и Оно какдва разных военных лагеря; с помощью вытеснения Я стремится подавить часть Оно, теперь остальное Оно приходит на помощь атакованной части и мерится своей силой с Я. Такое часто бывает, но это, разумеется, не является исходной ситуацией вытеснения; как правило, вытесняемый импульс влечения остается изолированным. Если акт вытеснения показал нам силу Я, то в чем-то он доказывает также его бессилие и неспособность повлиять на отдельный импульс влечения Оно. Ибо процесс, который вследствие вытеснения привел к симптому, утверждает теперь его существование вне организации Я и независимо от нее. И не только он один — также и все его производные пользуются этой же привилегией, можно сказать: экстерриториальностью, и там, где они ассоциативно встречаются с частями организации Я, еще неизвестно, не перетянут ли они их к себе и не распространят-

¹ [А именно к противоречию между его силой и его слабостью по отношению к Оно.]

242

ся ли благодаря этому выигрышу за счет Я. Давно нам знакомое сравнение рассматривает симптом как инородное тело, непрерывно поддерживающее возбуждения и реактивные явления в ткани, в которую он включен'. Хотя представляется, что благодаря симп-томообразованию защитная борьба с нежелательным импульсом влечения завершается; насколько нам известно, такое возможно скорее всего при истерической конверсии, но, как правило, ход событий иной; после первого акта вытеснения следует продолжительный или никогда не заканчивающийся эпилог — борьба с импульсом влечения находит свое продолжение в борьбе с симптомом.

Эта вторичная защитная борьба показывает нам два лика — с противоположным выражением. С одной стороны, в силу самой своей природы Я вынуждено предпринимать нечто такое, что мы должны расценивать как попытку восстановления или примирения. Я — это организация, оно основывается на свободном сообщении и возможности взаимного влияния среди всех его составных частей, егодесексуализированная энергия обнаруживает свое происхождение также в стремлении к соединению и унификации, и это принуждение к синтезу все более усиливается по мере развития Я. Таким образом, становится понятным, почему Я пытается также устранить чуждость и изолированность симптома, используя все возможности так или иначе привязать его к себе и благодаря такой связи включить его в свою организацию. Мы знаем, что уже само такое стремление влияет на акт симптомообразования. Классический тому пример — те истерические симптомы, которые стали для нас понятными как компромисс между потребностью в удовлетворении и в наказании. Исполняя требования Сверх-Я, такие симптомы с самого начала составляют часть Я, но с другой стороны, они означают позиции вытесненного и места их вторжения в организацию Я; они, так сказать, являются пограничными станциями со смешанным катексисом. Построены ли таким образом все первичные истерические симптомы — этот вопрос заслуживает тщательного исследования. В дальнейшем Я ведет себя так, словно руководствуется соображением: симптом уже налицо и не может быть устранен; теперь это означает — свыкнуться с такой ситуацией и извлечь из нее как можно большую выгоду. Происходит приспособление к чуждой Я части внутреннего мира, представленной симптомом, подобно тому как обычно оно осуществляется Я в отношении

¹ [Это сравнение появляется в докладе, посвященном истерическим феноменам (1893А), выше с. 20.]

243

реачьного внешнего мира. Поводов к этому всегда хватает. Наличие симптома может привести к известному ограничению дееспособности, которым можно удовлетворить требование Сверх-Я или отклонить притязание внешнего мира. Таким образом, симптом постепенно наделяется функцией представительства важных интересов, он приобретает значение для самоутверждения, все сильнее срастается с Я, становится все более ему необходимым. Только в совсем редких случаях процесс заживления инородного тела может повторить нечто похожее. Значение этого вторичного приспособления к симптому можно и преувеличить, сказав, что Я вообще обзавелось симптомом только ради того, чтобы воспользоваться его выгодами. В таком случае это столь же верно или столь же ошибочно как и тогда, когда утверждают, что человек, раненый на войне, позволил прострелить себе ногу лишь для того, чтобы жить затем, не работая, на свою пенсию по инвалидности.

Другие формы симптома — при неврозе навязчивости и паранойе — приобретают большую ценность для Я потому, что приносят ему не выгоду, а нарциссическое удовлетворение, которого в противном случае оно лишено. Системные образования больных неврозом навязчивости льстят их самолюбию благодаря иллюзорному представлению, будто они — особенно порядочные и совестливые люди, лучше, чем другие; бредовые образования при паранойе предоставляют проницательности и фантазии этих больных поле деятельности, которое им нелегко заменить. В результате всех этих упомянутых отношений появляется то, что нам известно как (вторичная) выгода от болезни, получаемая при неврозе¹. Она приходит на помощь стремлению Я включить в себя симптом и усиливает фиксацию последнего. Когда мы затем пытаемся оказать аналитическое содействие Я в его борьбе с симптомом, то обнаруживаем, что эти примирительные связи между Я и симптомом действуют на стороне сопротивления и что устранить их непросто. Оба метода, используемые Я против симптома, действительно находятся в противоречии друг к другу.

Другой метод носит менее благоприятный характер, он продолжает направление вытеснения. Тем не менее представляется, что мы не вправе упрекать Я в непоследовательности. Я миролюбиво и хотело бы присоединить к себе симптом, включить его в свой ансамбль. Нарушение исходит от симптома, который как истинная замена и потомок вытесненного побуждения продолжает играть его

¹ [См. важное (добавленное в 1923 году) примечание к описанию случая «Доры», с. 118—119 выше, а также комментарий редактора в конце этой сноски.]

244

„_Ль снова и снова возрождает его претензию на удовлетворение и, £им образом, заставляет Я вновь подавать сигнал неудовольствия

и прибегать к защите.

Вторичная защитная борьба с симптомом многообразна, развертывается на разных аренах и пользуется самыми разными сред-твами. М ы не сможем сказать о ней многого, если не сделаем предметом исследования отдельные случаи симптомообразования. При этому нас будет возможность остановиться на проблеме тревоги, которая как мы давно уже ощущаем, словно подкарауливает на заднем плане Рекомендуется исходить из симптомов, которые создает истерический невроз; к условиям симптомообразования при неврозе навязчивости, паранойе и других неврозах мы пока еще не подго-товлены.

245