Интеллектуальные права на технические решения
Скачать 322.07 Kb.
|
Интеллектуальные права на технические решения Статья О.В.Ревинского – канд. юрид. наук, проф. кафедры патентного права и правовой охраны средств индивидуализации РГАИС (Москва, o_revinski@mail.ru), посвящена механизмам предоставления интеллектуальных прав различным техническим решениям. В частности, разбираются уже отмененные единые технологии, а также права на топологии интегральных микросхем и секреты производства, патентование секретных изобретений. Критикуются попытки непродуманных обоснований возвращения главы 77 ГК РФ. Ключевые слова: техническое решение, предоставление исключительного права, единая технология, топология интегральной микросхемы, секрет производства. Под словосочетанием «техническое решение» в данной статье понимается «решение технической проблемы, возникшей из технического противоречия, и это решение осуществляется техническими средствами и дает технический результат». Постоянно упоминаемые прилагательные «технический, -ая, -ое» означают все, что сделано искусственно, с применением человеческого труда1. С учетом этого очевидно, что спектр возможных (и невозможных) технических решений обширен и простирается от простейших предметов вроде зубочистки до сложнейших комплексов типа ГЛОНАСС. Интеллектуальные права, признаваемые на те или иные технические решения, возникают по разным основаниям в зависимости от вида конкретного решения и института правовой охраны, который применяется в данном случае. ГК РФ устанавливает свои основания возникновения интеллектуальных прав для каждого объекта из перечисленных в п. 1 ст. 1225. Подчеркнем – для каждого! Так, авторское право на любое созданное творческим трудом произведение возникает по факту выражения этого произведения в любой объективной форме, при этом произведение предполагается оригинальным. Право на топологию интегральной микросхемы возникает практически сходным образом, когда интегральная микросхема или ее топология вводится в гражданский оборот, причем оригинальность указана в качестве условия признания права. Патентное право на изобретение, полезную модель или промышленный образец возникает по факту их регистрации уполномоченным государственным органом, проверяющим соответствие любого из указанных объектов установленным условиям их патентоспособности. Исключительное право на секрет производства возникает при введении разработчиком режима конфиденциальности на сведения, отвечающие определенным условиям. А как быть, если таких объектов несколько и они вместе составляют некое единство? До 1 января 2022 г. ГК РФ содержал главу 77 «Право использования результатов интеллектуальной деятельности в составе единой технологии». В первой же статье этой главы (ст. 1542 ГК РФ «Право на технологию») давалось определение понятия «единая технология»: это результат интеллектуальной деятельности, содержащий в том или ином сочетании объекты патентного права (изобретения, полезные модели, промышленные образцы), объекты авторского права (программы для ЭВМ) и иные подлежащие правовой охране результаты интеллектуальной деятельности. При этом важно, что единая технология может служить технологической основой определенной практической деятельности как в гражданской, так и в военной сфере. В ее состав могут входить и неохраняемые результаты интеллектуальной деятельности, к примеру, технические данные. Иными словами, интеллектуальные права на составной объект согласно главе 77 представляют собой сумму исключительных прав на части этого объекта. С самого начала включение в ГК РФ главы 77 вызывало вопросы, начиная с того, что конкретно можно отнести к единой технологии. В частности, высказывалось мнение, что «технология характеризует практический результат процесса НИОКР как целостность (единство), сложный результат, о котором невозможно дать точное представление, изображение и описание. Это понятие применимо и к существующим, реализованным объектам, и к знаниям об этих объектах или о будущих их воплощениях»2. В качестве примеров единой технологии можно было бы, наверно, указать управление космическими аппаратами, проектирование и создание системы «умного» города или применение искусственного интеллекта для аддитивного (в виде трехмерных образцов) конструирования предметов по индивидуальным словесным заказам. Вместе с тем следующая статья главы 77 (ст. 1543 ГК РФ) ограничивала сферу применения правил о праве на технологию только правами на результаты интеллектуальной деятельности, созданные за счет бюджетных средств, но не в форме бюджетного кредита. Иными словами, имелись в виду результаты интеллектуальной деятельности, средства на которые выделены из бюджета целевым образом, а не на возмездной основе. Интересно также отметить, что ст. 1545 ГК РФ предписывала в императивном порядке практическое применение охраняемой единой технологии, то есть ее внедрение. Сразу вслед за принятием четвертой части ГК РФ в печати стали появляться предложения по уточнению норм Главы 77. В эту главу предлагалось внести «корректировки, согласно которым системный характер технологии как сложного объекта (единство, целостность и др.) был выражен в конкретных правовых нормах, а не в названии данной правовой категории. С этой целью в главе 38 ГК РФ было бы целесообразно раскрыть содержание всех результатов НИОКР, четко разграничить различные виды получаемых в процессе НИОКР результатов интеллектуальной деятельности, определиться со статусом технической документации как основного информационного ресурса в сфере НИОКР. Законодательно определить статус технического задания как важнейшей особенности и существенного условия договоров на выполнение НИОКР»3. Как видим, обсуждаемое нововведение было воспринято специалистами весьма критично. В моем представлении (хоть я и не считаю себя специалистом в этой области) скороспелость введения главы 77 в ГК РФ предопределила как ее фактическое неиспользование, так и недавнее исключение из ГК РФ. Да и практика показала, что нормы главы 77 ГК РФ не использовались. По некоторым известным мне данным, разработчики той или иной технологии предпочитали устанавливать на нее режим конфиденциальности. Тем более, что у лица, организовавшего создание единой технологии, существовала возможность выбора конкретного способа правовой охраны (п. 3 ст. 1544 ГК РФ). Понятно, что если в единую технологию в качестве составных частей, созданных соисполнителями, входили запатентованные ими объекты, организатор создания единой технологии оказывался перед серьезным испытанием по заключению множества договоров отчуждения или лицензий на зарегистрированные отдельные результаты интеллектуальной деятельности. Проще было изначально предусмотреть засекречивание всех результатов в качестве ноу-хау, для чего не нужна государственная регистрация. То есть требование собрать воедино все права на результаты интеллектуальной деятельности, входящие в состав единой технологии, оказалось избыточным. Достаточно, чтобы эти составляющие результаты интеллектуальной деятельности получали правовую охрану независимо друг от друга. Возможность собрать все права, скажем, государственному заказчику (который обычно и является организатором создания единой технологии) уже были предусмотрены ст. 1373 ГК РФ. Видимо, вследствие всего этого сохранение главы 77 в ГК РФ было сочтено нецелесообразным, и данная глава была признана утратившей силу4. На избыточность норм главы 77 ГК РФ неявно указывает и то, что Закон № 456-ФЗ ввел новую ст. 1240.1 и уточнил ст. 1373 ГК РФ, конкретизировав случаи принадлежности исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности, созданные при выполнении государственных или муниципальных контрактов. В п. 1 ст. 1240.1 ГК РФ «Результат интеллектуальной деятельности, созданный при выполнении государственного или муниципального контракта», как и в п. 1 уточненной ст. 1373 ГК РФ, указано, что право на получение патента и исключительное право на конкретный результат интеллектуальной деятельности принадлежат исполнителю контракта за исключением случаев, установленных п. 3 и 4 ст. 1240.1 ГК РФ. Указанные пункты четко оговаривают ситуации, когда права на объекты, разработанные при выполнении контракта, должны принадлежать именно Российской Федерации. Тем самым, на мой взгляд, устранена неопределенность, имевшаяся ранее и позволявшая государственному заказчику требовать себе предоставления таких прав в любом случае. П. 2 ст. 1240.1 содержит норму, сходную с нормой отмененной ст. 1543 ГК РФ: в нем упоминаются только результаты интеллектуальной деятельности, которые созданы за счет бюджетных средств. Норма п. 5 ст. 1240.1 перекликается с нормой п. 1 отмененной ст. 1544 ГК РФ, но уточняет прежнее словосочетание «лицо, организовавшее создание единой технологии» как исполнителя соответствующего контракта в случае, когда исключительное право на результат интеллектуальной деятельности принадлежит государству или его субъекту. Норма в п. 7 ст. 1240.1 в какой-то мере аналогична норме п. 4 прежней редакции ст. 1373 ГК РФ: если обладателем исключительного права на результат интеллектуальной деятельности, созданный по государственному или муниципальному контракту, является исполнитель этого контракта, то по требованию заказчика он обязан предоставить простую безвозмездную лицензию лицу, указанному заказчиком, на использование такого результата для государственных или муниципальных нужд. Тем же Законом № 456-ФЗ внесены изменения и в главу 38. Так, в п. 1 ст. 769 ГК РФ первой статьи этой главы, прежние слова «конструкторскую документацию на него или новую технологию» заменены словосочетанием «или новую технологию, а также техническую и (или) конструкторскую документацию на них». Даже из этого краткого обзора новых статей ГК РФ понятно, что нормы отмененной главы 77 не отброшены за ненадобностью, а преобразованы с учетом наработанной практики. С одной стороны, сохранены государственные интересы в случаях, когда это диктуется требованиями обеспечения обороны и безопасности либо реализации международных обязательств России. С другой стороны, устранен излишний контроль государства над бизнесом в остальных случаях – по меньшей мере на это можно надеяться. В связи с вышеизложенным странно было прочитать в недавней публикации5 сетования на исключение главы 77 из ГК РФ. В этой публикации утверждается, что единая технология должна была учитываться в качестве нематериального актива организации. Странное утверждение, ведь в качестве нематериального актива учитываются как раз результаты интеллектуальной деятельности, на которые признаны интеллектуальные права, закрепленные патентами или свидетельствами, а единая технология с самого начала не была включена в перечень ст. 1225 ГК РФ. Странным в этой статье выглядит и мнение о том, что невозможность учета единой технологии в качестве нематериального актива подтверждает слабую связь разрабатываемых технических продуктов и используемых для их производства единых технологий с нормами четвертой части ГК РФ. Интересно знать, каким образом учет единых технологий в качестве нематериального актива усилил бы эту якобы слабую связь? На мой взгляд, в четвертой части ГК РФ подробно расписаны нормы, регулирующие правовую охрану технических решений, становящихся базой для выпуска новых продуктов и технологий. А наличие правовой Удивительно было читать в этой публикации на с. 28 и такой пассаж: «Спорным по содержанию представляются правовые механизмы приобретения прав на результат интеллектуальной деятельности в составе сложного объекта (ст. 1240 ГК РФ) и единую технологию. На эти объекты, в отличие от абсолютного большинства видов интеллектуальных продуктов, не признаются личные неимущественные права их создателей и исключительные права. Можно предположить, что права на результат интеллектуальной деятельности в составе сложного объекта и на единую технологию являются имущественными правами, хотя очень непросто представить, каким образом они сочетаются в этих сложных по составу элементах и структуре объектах правовой охраны наряду с иными правами». Прежде всего вспомним, что говорилось в п. 2 ст. 1544 ГК РФ. Там прописано, что лицо, которому принадлежит право на технологию, «обязано незамедлительно принимать предусмотренные законодательством Российской Федерации меры для признания за ним и получения прав на результаты интеллектуальной деятельности, входящие в состав единой технологии». Далее эти меры детализированы: подавать заявки на выдачу патентов, вводить режим конфиденциальности, заключать договоры отчуждения или лицензионные и проч. Что же тут спорного? На единую технологию действительно не признаются личные неимущественные права, потому что она, повторим (согласно п. 1 ст. 1542 ГК РФ), включает результаты интеллектуальной деятельности, подлежащие самостоятельной правовой охране, включающей личные неимущественные права. А права, о которых сказано в рассмотренном выше п. 2 ст. 1544 ГК РФ, могут быть только исключительными, раз упомянуты патенты и договоры распоряжения правом. Исключительное право, как определено в ст. 1226 ГК РФ, является имущественным. Так что не нужно ничего предполагать или представлять, в ГК РФ написано все, что требуется в данном случае. Упомянув публикацию С.В.Трофимова, нельзя не отметить и иные присутствующие в ней несуразности. Так, на с. 32 есть вот какая фраза: «Представляется, правовые режимы конечных продуктов деятельности разработчиков сложных объектов техники и промышленных технологий по их производству близки к материальным носителям, в которых воплощены объекты авторского права и технические решения, в смысле, подразумеваемом ст. 1227 ГК РФ». Получается, что автор приравнивает правовые режимы на продукты к материальным носителям вопреки не только смыслу ст. 1227 ГК РФ, но и здравому смыслу. Уж не такое ли приравнивание имеется в виду и в предложении на с. 24: «наличие связи интеллектуальных и имущественных прав на охраняемый результат интеллектуальной деятельности, воплощенный в материальном носителе, в большинстве случаев представляется очевидным»? Интеллектуальные права включают (ст. 1226 ГК РФ) исключительное право, которое является имущественным, так что связь здесь прямая. Имущественные права (право собственности и иные вещные права) на материальный носитель отделены от интеллектуальных прав (п. 1 ст. 1227 ГК РФ), так что связь между этими совокупностями прав выражается лишь в том, что они относятся к двум «ипостасям» одного и того же объекта. Странные получаются утверждения у С.В.Трофимова. Совершенно голословно выглядит следующий тезис автора на той же с. 24: «Однако в настоящее время нормы четвертой части ГК РФ не дают однозначного представления о правовых механизмах возникновения исключительных прав на различные виды результатов интеллектуальной деятельности и иные приравненные к ним виды объектов интеллектуальной собственности». В подтверждение этого обсуждается почему-то возможность существования «параллельного» исключительного права на топологии интегральных микросхем и на ноу-хау. Исключительность прав на эти объекты действительно сомнительна, но механизмы возникновения этих прав понятны из ГК РФ. Так, согласно п. 3 ст. 1454 ГК РФ, любой создатель топологии, идентичной другой топологии, приобретает самостоятельное исключительное право на нее. П. 2 ст. 1466 ГК РФ говорит фактически то же самое про того, кто добросовестно и независимо приобрел (придумал!) сведения, составляющие чужой секрет производства. И что же здесь не дает однозначного представления о том, как возникают эти «параллельные» исключительные права? Далее в упомянутой публикации сказано о неравноценности исключительных прав на различные объекты интеллектуальной собственности. Неравноценность вовсе не относится к механизмам возникновения, о которых как раз снова говорится при обсуждении возникновения исключительных прав на служебные объекты. Возникновение исключительных прав на такие объекты действительно «практически полностью зависит от волеизъявления работодателя или заказчика». Справедливо и утверждение, что права авторов секретных объектов могут быть в еще большей степени ослаблены из-за ограничения оборотоспособности. Но и это никак не подтверждает якобы непонятность правовых механизмов возникновения исключительных прав. К примеру, если речь идет о служебном изобретении, созданном работником, нужно правильно понимать словосочетание «в связи с выполнением своих трудовых обязанностей или конкретного задания работодателя». Служебные обязанности или конкретное задание работник может выполнять без всякого изобретательства и быть при этом на хорошем счету у руководства. А вот если при этом им еще что-то изобретено по той же тематике, тогда это и будет служебным изобретением. Согласно п. 3 ст. 1228 ГК РФ исключительное право на творческий результат интеллектуальной деятельности всегда возникает у его автора, хотя, конечно, в случае с объектами патентного права у автора возникает только право на получение патента, то есть право на испрашивание этого исключительного права, которое, в свою очередь, может появиться после соответствующей проверки заявки. Это право на получение патента на служебное изобретение сразу после возникновения у автора-работника переходит к работодателю, если в контракте с работником нет на этот счет никаких оговорок. И если работодатель в течение шести месяцев не предпримет никаких мер в отношении такого служебного объекта, право возвращается к работнику (п. 4 ст. 1370 ГК РФ)7. Что же касается секретных изобретений, то надуманность их патентования очевидна многим исследователям. Патент на секретное изобретение, разумеется, не выполняет своего основного назначения – представлять его обладателю монопольное право на запатентованный объект, поскольку и использование такого секретного результата интеллектуальной деятельности, и распоряжение правом его использования происходит под неусыпным оком первого отдела. То есть фактически право на секретное изобретение и без всякого патента принадлежит государству. Но раз уж в ГК РФ прописана возможность патентования секретного изобретения, возникновение исключительного права на запатентованное секретное изобретение происходит так же, как и на любое несекретное изобретение – в процессе его экспертизы в соответствующем государственном органе. Вернемся к рассуждениям об исключительном праве на топологии интегральной микросхемы. На стр. 25 публикации С.В.Трофимова в левой колонке, в первой и второй строках сказано: «топологии интегральных микросхем (микрочипы)». Топология интегральной микросхемы согласно определению, приведенному в п. 1 ст. 1448 ГК РФ, представляет собой пространственно-геометрическое расположение совокупности элементов интегральной микросхемы и связей между ними. Такое расположение элементов возможно не только в реальной интегральной микросхеме, но и на ее чертежах. Микрочипом именуется сама интегральная микросхема – сложный прибор, реализующий функции, необходимые для работы электронных устройств и систем. Из процитированного получается, что топология приравнивается к интегральной микросхеме, то есть фактически ставится знак равенства между реальным устройством и его чертежом – опять приравнивание разнородных сущностей. В принципе я и сам, вычерчивая какие-то схемы, называл их не «схема такого-то устройства», а просто «устройство». Но в данном случае все же следует разделять микросхемы (микрочипы, от англ. «microchip») и их топологии. Разумеется, пространственно-геометрическое расположение в ГК РФ понимается как присутствующее на материальном носителе, в том числе и в самой интегральной микросхеме. Но все-таки топология – это структура интегральной микросхемы, ее проект, а не сама интегральная микросхема. А ведь далее на той же странице С.В.Трофимов говорит об архитектурных произведениях и резонно разделяет проект на бумаге и выстроенное по нему сооружение. Проект на бумаге можно соотнести с топологией: он показывает конструкцию будущего сооружения. В сооружении, как и в реальной интегральной микросхеме, будут присутствовать все детали проекта, то есть в сооружении тоже реализуется пространственно-геометрическое расположение элементов. Так почему в одном случае автор разделяет бумажный проект и выполненное по нему сооружение, а в другом приравнивает проект – топологию микроэлектронного устройства – к самому устройству? Не хочется думать, что виной тут крохотные размеры интегральной микросхемы по сравнению с огромными размерами сооружения. На с. 26 публикации С.В.Трофимов, продолжая обсуждение того, как возникает исключительное право на топологию интегральной микросхемы, утверждает, что «правовой механизм возникновения исключительного права при регистрации новой топологии интегральной микросхемы недостаточно убедителен». Далее приводится пример, когда реальная микросхема, созданная по оригинальной топологии, может оказаться неработоспособной. На этом основании автор считает, что критерием для возникновения исключительного права на новую электронную схему должны быть ее работоспособность и полезность. Тем более, что, по мнению автора, из ст. 1454 ГК РФ «непонятно, какое из свойств данного объекта [то есть топологии. – Прим. О.В.Ревинского] правовой охраны является более значимым: оригинальность созданной автором электросхемы или ее пространственно-геометрическое исполнение». Прежде всего, отметим, что в ст. 1454 ГК РФ говорится об исключительном праве на оригинальную топологию и нет ни слова о работоспособности и полезности. Оно и неудивительно: зачем регистрировать топологию неработоспособной интегральной микросхемы? А полезность конкретной электросхемы определяется на рынке, а не в регистрирующем органе. Ведь даже при сертификации лекарства, пестицида или ядохимиката устанавливается их безвредность для людей и окружающей среды, а отнюдь не полезность или эффективность (в данном случае работоспособность состоит именно в том, насколько эффективно «работает» конкретное вещество). Относительно того, что вновь созданная оригинальная топология «вопреки результатам предварительных расчетов» (стр. 26) может оказаться неработоспособной, и потому не оригинальность должна быть основой для возникновения исключительного права на такую топологию, а ее работоспособность, следует по аналогии вспомнить такую же ситуацию с изобретениями. Существует немало выданных и не оспоренных «бумажных» патентов на устройства, которые никогда не работали вопреки результатам предварительных расчетов их авторов. К сожалению, патентные эксперты не всегда могут отследить такие случаи неработоспособности, и выдают патенты с учетом лишь новизны и неочевидности. Для интегральной микросхемы проверка работоспособности многократно усложняется вследствие невообразимо большого числа составляющих ее элементов и связей между ними. Поэтому предложение регистрировать топологии интегральной микросхемы с учетом их работоспособности стало бы таким же издевательством над здравым смыслом, как проверка функционирования компьютерной программы. Оригинальность топологии выбрана в качестве критерия, на основе которого возникает исключительное право, «не от хорошей жизни». Здесь придется отступить от обсуждения публикации С.В.Трофимова и кратко пояснить сущность интегральной микросхемы. Интегральные микросхемы представляют собой сверхсложные приборы, реализующие функции различных электронных устройств. Это могут быть процессоры, генераторы сигналов, элементы памяти и т.д. Каждая интегральная микросхема содержит множество полупроводниковых транзисторов, выращенных на основании из кристаллического кремния в сложном многостадийном процессе. При производстве интегральной микросхемы одновременно выращиваются не только транзисторы, но и другие элементы и их соединения. В итоге получается прибор, объем которого занимает обычно доли кубического сантиметра, хотя число составляющих элементов исчисляется четырех-, а то и пяти- и даже шестизначными числами. Понятно, что интегральная микросхема как при разработке, так и при изготовлении представляет собой техническое решение, которое могло бы охраняться патентом в качестве изобретения. Что же этому мешает? Многочисленность ее элементов и связей между ними. Всех их в случае предположительного патентования следовало бы упомянуть в независимом пункте формулы изобретения на интегральную микросхему. Нетрудно понять, что формула такого изобретения занимала бы десятки (если не сотни) страниц и была бы совершенно нечитаемой и непроверяемой. Невозможность экспертной проверки вновь созданной микросхемы на новизну и стала причиной, по которой исключительное право признается не на саму интегральную микросхему, а на ее топологию, то есть на содержательную форму. Мнение С.В.Трофимова о том, чтó же следует считать более значимым: оригинальность микросхемы или ее пространственно-геометрическое исполнение, не имеет под собой никакого основания, поскольку здесь снова сравниваются разнородные сущности. Пространственно-геометрическое исполнение может быть, а может и не быть оригинальным, но права возникают именно на оригинальное пространственно-геометрическое расположение, а не на саму интегральную микросхему, что подробно пояснено выше. На с. 28 публикации С.В.Трофимов ведет речь о секретах производства. Я и сам, вслед за проф. Э.П.Гавриловым, не считаю их реальными объектами исключительного права. Но в данном случае важно не мое мнение, а утверждение автора о том, что формулировки понятий «коммерческая тайна» и «секрет производства» якобы совпадают дословно. При этом даются ссылки на закон от 29 июля 2004 г. № 98-ФЗ «О коммерческой тайне» и на ст. 1465 ГК РФ. Приходится напомнить автору (или указать, если это не было ему известно), что Федеральным законом от 2014 г. № 358 в оба этих документа внесены правки, которые разграничили указанные понятия. Во-первых, теперь под коммерческой тайной понимается не информация, а режим ее конфиденциальности. Во-вторых, к информации, составляющей коммерческую тайну, относятся любые сведения, в том числе о результатах научно-технической деятельности и способах осуществления профессиональной деятельности, а к секретам производства – любые сведения, но только о том, что указано после слов «в том числе» в Законе о коммерческой тайне. И, в-третьих, по Закону о коммерческой тайне для соответствующих сведений обязательно устанавливается режим коммерческой тайны, а для секретов производства наряду с этим режимом может применяться любой иной режим конфиденциальности. Похоже, публикация С.В.Трофимова появилась в результате некритического осмысления отмененной главы 77 ГК РФ. Почему-то автор все время, рассматривая единую технологию, сопоставляет ее со сложным объектом, хотя сам же говорит о том, что с 2014 г. единая технология более не упоминается в ст. 1240 ГК РФ, названной «Использование результата интеллектуальной деятельности в составе сложного объекта». Получается, что С.В.Трофимов, возможно, сам того не желая, догоняет ушедший, причем давно – в 2014 г., поезд отечественного нормотворчества. В его публикации есть пожелание вернуть нормы о единой технологии, но нет конкретных предложений по их совершенствованию и нет хотя бы беглого анализа введенной ст. 1240.1 ГК РФ. Основания, по которым автор считает необходимым вернуть главу 77 в ГК РФ, рассмотрены выше и, на мой взгляд, не могут считаться действительными основаниями. В заключение отмечу, что и в рассмотренной публикации, и иных публикациях нередко употребляется словосочетание «объекты интеллектуальной собственности». Вспомним, что под интеллектуальной собственностью в п. 1 ст. 1225 ГК РФ – первой статьи четвертой части (Раздела VII) – понимаются результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, «которым предоставляется правовая охрана». То есть все эти объекты с признанными на них (согласно ст. 1226 ГК РФ) интеллектуальными правами и являются интеллектуальной собственностью. Поэтому словосочетание «объекты интеллектуальной собственности» очень напоминает словосочетание «масло масляное», и вместо него правильнее употреблять словосочетание «объекты интеллектуальных прав». Список литературы 1. Марков А.М. Патенты Зингера: легенды и факты//Патентный поверенный. 2007. № 2. 2. Ревинский О.В. Право на идею? М.: Юрсервитум, 2022. 3. Ревинский О.В. Что можно считать техническим решением для изобретений и полезных моделей?//Патенты и лицензии. 2007. № 5. 4. Саранцев В.А. Практика использования прав на единые технологии в научно-промышленной организации//ИС.ПС. 2009. № 12. 5. Саранцев В.А. Проблемы регулирования отношений по использованию результатов интеллектуальной деятельности в составе сложного объекта/В сб. статей и научно-технических материалов по экономике и кадровой политике: «Экономика атомной отрасли». Вып. 1. М.: ЦНИИатоминформ. 2010. 6. Трофимов С.В. Режимы интеллектуальных и имущественных прав на технические решения//Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2022. № 6. 1 Ревинский О.В. Что можно считать техническим решением для изобретений и полезных моделей?//Патенты и лицензии. 2007. № 5. С. 25, 23. 2 Саранцев В.А. Проблемы регулирования отношений по использованию результатов интеллектуальной деятельности в составе сложного объекта/В сб. статей и научно-технических материалов по экономике и кадровой политике: «Экономика атомной отрасли». Вып. 1. М.: ЦНИИатоминформ. 2010. С. 149. 3 Саранцев В.А. Практика использования прав на единые технологии в научно-промышленной организации//ИС.ПС. 2009. № 12. С. 29. 4 Федеральный закон от 22 декабря 2020 г. № 456-ФЗ «О внесении изменений в части вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации и признании утратившими силу законодательных актов (отдельных положений законодательных актов) Российской Федерации» (далее – Закон № 456-ФЗ). 5 Трофимов С.В. Режимы интеллектуальных и имущественных прав на технические решения//Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2022. № 6. С. 23. (статья опубликована под рубрикой «Точка зрения»). 6 Марков А.М. Патенты Зингера: легенды и факты//Патентный поверенный. 2007. № 2. С. 41. 7 Подробнее см.: Ревинский О.В. Право на идею? М.: Юрсервитум, 2022. С. 87–91. 8 Федеральный закон от 12 марта 2014 г. № 35-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации». |